Настоящие друзья

Книга: Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Назад: Вулканолог Званцев и его техноморфы

Званцев в приметы верил.

Скажем, встанешь не с той ноги — весь день все из рук валиться будет. Сорока в распадке застрекотала до полудня — жди неприятностей. Новый спутник над вулканом прошел — гости нежданные будут. Хорошо, если рыбаки нагрянут, у них хоть рыбкой разжиться можно, но ведь может и начальство прикатить, а от начальства, как известно, всегда одни неприятности, на то оно и начальство, чтобы подчиненным настроение портить.

Сегодня все складывалось на редкость удачно — сороки молчали, медведь малинника не ломал, ночь вообще беззвездная выпала и встал Званцев, как полагается, — с левой ноги.

Робот Митрошка сидел на валуне и что-то ладил, работая всеми четырьмя щупальцами.

Он развернул на спине гелиоприемник и подзаряжался прямо от солнца. Избыток энергии играл в его титановых мышцах.

— Все возишься, — сказал Званцев. — Нам ведь сегодня на сопку идти. А у тебя, как всегда, наверное, ничего не готово.

Митрошка посмотрел на него большими фасеточными глазами, раздраженно схлопнул гелиоприемник и пробормотал вроде бы про себя, но так, чтобы хозяин обязательно услышал, что пока роботы ишачат, не покладая конечностей, некоторые отлеживаются в эсдэвэ и за временем не следят.

Эсдэвэ, как в просторечье называли специализированный дом вулканолога, медленно приходил в себя после сна — системы задействовал, вчерашним мусором отплевывался. Видно было, что вчерашняя гулянка с рыбаками, заглянувшими на огонек, ему пришлась совсем не по вкусу, что и говорить, по-хамски они вчера себя вели, а эсдэвэ к культурным людям привык. Теперь Дом, как его называл Званцев, обижался и ворчал, обещая некоторых, кто порядка не признает и чистоту не соблюдает, за порог не впускать. Дезодоранты использовал даже с излишком, запах стоял, как в салоне красоты. Митрошка закончил работу, поднялся, и его повело. Заметно повело, даже щупальцами за валун ухватился, чтобы равновесие сохранить.

— Опять электролит ночью пил? — с упреком спросил Званцев. — Ох, отправлю я тебя на перепрограммирование! Свежий электролит тебя до добра не доведет. Тебе сегодня в кратер лезть, а ты щупальцем пошевелить не можешь!

Митрошка промолчал, а когда вулканолог повернулся к нему спиной, обиженно забубнил в свои динамики, что некоторые себя слишком разумными считают. Права робота ни в грош не ставят, а понять не могут, что робот живое существо, пусть и искусственное, ему тоже разрядка требуется, а чем еще возникающее в цепях излишнее напряжение снять? Конечно электролитом!

— Раскудахтался! — громко сказал Званцев и пошел умываться в реке.

Когда он вернулся, робот Митрошка стоял у эсвэдэ, горбясь от контейнера с аппаратурой, а Дом, закончив наводить чистоту, заземлился, вошел в Интернет в поисках хороших мелодий. Это сам Званцев ему такое задание дал, только вулканолог подозревал, что Дом шныряет в Интернете не потому, что ему приказано было, а ради собственного удовольствия. Бывали дни, когда, возвращаясь после трудного рабочего дня, Званцев слышал, как Дом песенки современной попсы исполнял, одновременно ядовито комментируя убогость слов и способности тех, кто эти слова писал. Наверное, от скуки. Трудно ведь в одиночестве стоять, когда и словом перекинуться не с кем. А когда они возвращались, Дом затевал ехидную перепалку с Митрошкой. Похоже, он просто завидовал, что у Митрошки конечности есть и что Званцев берет его с собой, отправляясь в сопки.

— Мы сегодня пойдем куда-нибудь? — поинтересовался робот. — Или я зря на себя все это барахло навьючил?

— А я еще не завтракал, — сказал Званцев. — Это тебе легко, ночь у блока питания простоял и готов к путешествиям. А человек, брат, по утрам поесть должен, и желательно чего-нибудь вкусненького. Сейчас посмотрю, что там Дом приготовил, позавтракаю, а тогда уже и тронемся в путь.

Митрошка ничего не сказал, но когда Званцев повернулся к нему спиной, с грохотом свалил контейнер на землю. Слышно было, как он нарочито бодро топает за спиной, насвистывая «Марш энтузиастов». Словно показывал, что готов к маршруту, как бы о том другие ни говорили.

Дом Званцева порадовал — в столовой на столе шипел аппетитный бифштекс с гарниром в виде хрустящего картофеля-фри, дымился кофе и желтели поджаренные в тостере гренки. Играла музыка. Хорошая музыка играла.

— Ночью опять грунт дрожал, — сказал Дом.

Сваи его уходили в почву на десяток метров, следовательно, Дом знал, о чем говорил.

— Тебе не кажется, что близится извержение? — спросил дом.

Званцеву так не казалось. Никаких внешних признаков грядущего извержения не было: вулкан не курил, даже пар в расщелины не выбивался, и оба гейзера у подножья сопки были спокойны, без признаков кипения, которое свидетельствовало бы о том, что магма поднимается выше. А Дом всегда был паникером, волновался даже тогда, когда не было веских причин.

— Ты особо не задерживайся, — предупредил Дом. — Детектор вчера симпатичный малинник нашел. Я компот сварю. Рыбу как приготовить?

— Можно бы ухи сварить, — бездумно сказал Званцев.

— Я лучше нафарширую, — не согласился Дом. — Ты этих рыбаков больше не приводи. Вчера они рыбу прямо в раковине чистили, все фильтры засорились, я их с утра очищал, так до конца и не закончил. На фига мне гниющая органика в канализационных трубах?

— Ты лучше скажи, где Митрошка электролит берет? — поинтересовался Званцев, торопливо допивая кофе.

Дом замолчал.

— Вот-вот, — сказал Званцев. — В этом вы, машины, всегда заодно. Зря вас свободой воли наделили.

— У каждого отдушина должна быть, — вздохнул Дом. — Вы-то вчера этиловый спирт для чего хлестали? Для удовольствия? Хочешь, покажу, как вы вчера выглядели, — ты и эти самые рыбачки?

— Не надо, — отказался Званцев, прекрасно зная, что увидит.

— А пели-то как, — сказал Дом. — Ты ведь знаешь, что у тебя голоса нет.

Дом музыку любил и считал себя тонким ценителем, с особенным удовольствием он слушал арии из итальянских опер и грузинские хоровые песни. Званцев подсмеивался над ним, называя увлечения Дома пережитками прошлого, давно вышедшими из моды.

За окном что-то загремело, послышались тяжелые шаги, и на пороге показался Митрошка.

— Так мы сегодня идем? — спросил он. — А то я другим делом займусь. У робота забот хватает, не то что у некоторых! Это только говорят, что рабство отменили!

Лезть в гору не слишком приятное занятие.

Сопка поросла чахлыми деревцами, которые в основном кособочились в сторону восхода. В основном это были корявые сосны, изредка встречались тонкие березки. Они поднимались неторопливо, хотя, быть может, следовало и поспешить.

Вулкан представлял собой кальдеру — котлообразную впадину с крутыми склонами и ровным дном, которая образовалась вследствие провала вершины вулкана. Там, внизу, у Званцева были расставлены приборы, с которых он ежедневно снимал показания. Хорошая была идея — устроить на месте затухающего вулкана геотермальную электростанцию.

Званцев медленно спускался в кальдеру. За ним грузно топал Митрошка.

— Фигня какая-то, — сказал робот. — Слушай, Званцев, содержание солей тяжелых металлов в воздухе завышено. С чего бы это?

— Ладно, ладно, — сказал Званцев. — Я тоже вижу, что активность выше обычной. Смотри, испарение сквозь трещины пробиваться стало.

— Я сделаю замеры, — сказал Митрошка, сгружая на землю контейнер. — Ты, Званцев, не очень бы рвался вперед. Геологам за храбрость медали дают только посмертно.

— А роботам? — ехидно поинтересовался Званцев.

— А роботов у вас вообще за людей не считают, — печально сказал Митрошка, склоняясь над курящейся трещиной, чтобы взять пробу воздуха. — Чистая дискриминация. Как пахать, так, пожалуйста, а во всем остальном…

Званцев его не слушал. Неожиданно вышел на связь Дом.

— Слушай, Званцев, — озабоченно сказал Дом. — Я не знаю, как там у вас, но мне здесь не нравится. Слушай, трясти начинает. Дрожь пока еле заметная, но мне все это не нравится. Вы бы возвращались, а?

— Это тебя от переизбытка энергии трясет, — сказал Званцев. — у нас все нормально. Не веришь, можешь у Митрошки спросить.

— Ох, кто бы спросил Митрошку, — сказал робот, подхватывая контейнер. — Кто бы его спросил… Я бы ни на минуту в этой заднице матушки Земли не задержался бы. Дому не нравится. Надо же! А уж как мне-то, как мне-то не нравится!

— Что-нибудь необычное? — поинтересовался Званцев.

— Я бы не сказал, — робот выпрямился, готовый продолжить спуск. — Сера, ртуть, может, несколько увеличено содержание тяжелых металлов. Но вот предчувствие у меня…

— У тебя? Предчувствие? — удивился Званцев.

— Слушайте, — сказал Дом. — Потом между собой поговорите. У меня тут два толчка отмечено по три с половиной балла. Вам это ни о чем не говорит?

— Ты-то чего суетишься? — вздохнул Званцев. — Ты и все двадцать выдержишь!

— Мне здесь не нравится, — сказал Дом. — Знаешь, Званцев, я бы сменил дислокацию. Но вот подумаю, что вам обратно в два раза дольше добираться будет, мне вас жалко становится. Митрошка железный, ему-то все равно, а ты ведь там на этих осыпях все ноги собьешь!

— Жалко ему, — без выражения сказал Митрошка. — Ну, будем спускаться или обратно пойдем?

— Слушай, Дом, — сказал Званцев. — Помнишь полянку в лесу? Ну, там, где речка дважды изгибается?

— Помню, — сказал Дом. — Хорошее место. Но вам туда пилить и пилить!

— Ты туда перебирайся, — сказал Званцев. — Я с некоторых пор к твоим тревогам серьезно относиться стал.

— Переберусь, — сказал Дом. — Я уже сваи поднимать стал. Только если рыбачки вчерашние появятся, я их не пущу. Ты слышал, Званцев?

— Как это не пустишь? — удивился Званцев. — Я тебя не блокировал. Ты их обязан впустить. Помнишь правило первое — «Человек в беде»?

— Так то в беде, — сказал Дом. — В беде, Званцев, а не с бодуна. У меня до сих пор фильтры рыбой воняют. Черт бы побрал эту чешую! Только… Далеко ведь добираться будет, Званцев!

— Вот и хорошо, — сказал вулканолог. — В порядок себя успеешь привести. А пока не отвлекай, нам еще метров двести по осыпи спускаться. Ты кислородные баллоны проверил?

— Можешь не сомневаться, — заверил Дом. — Даже не булькают — под завязочку. Так, значит, на полянку? — Дом отключился.

В эфире стояли хрипы и всхлипывания, словно вздыхала сама уставшая земля.

— Маску надень, — посоветовал Митрошка. — Много летучих соединений серы. Представляют угрозу для человеческого организма. Разъедают металл. Да уж, местечко — курить не рекомендуется.

— Болтун, — беззлобно сказал Званцев, но маску натянул. Фильтры очистки и обогащенные кислородом струи воздуха сделали свое дело — тело налилось энергией, в мышцах заиграла радостная сила. «Вот так и Митроха себя чувствует, — подумал Званцев, — когда электролит свежий в аккумуляторы добавит!»

Они спустились по склону кальдеры на пологое дно. Званцев снимал показания приборов, Митрошка вел геодезическую съемку площадки — каждый занимался своим делом, друг другу робот и человек не мешали. В одиночку съемку вести — дело бесполезное, только не для робота, у которого верхние манипуляторы вытягиваются почти на полсотни метров. Над кальдерой синело безоблачное небо, обрамленное со всех сторон зубчатыми и неровными краями вулканической чаши, оно выглядело фантастически красиво.

Среди камней местами желтела глина, и на ней зеленели какие-то колючки. Неистребимая жизнь пробиралась и сюда, она не хотела сдавать позиций даже там, где вечным дыханием обжигала почву смерть.

— Митрошка, — сказал Званцев. — Как ты думаешь, наступит когда-нибудь время, в котором будет одинаково приятно жить и людям и роботам?

— Только не говори мне за коммунизм, — сразу же отозвался робот. — Никогда такого не будет. Люди постоянно пытаются переложить свои заботы на чужие горбы. Одни бездельничают, а у других спины трещат. Я про тебя, Званцев, ничего не говорю, ты человек правильный, даже на робота иногда своим отношением к работе похожим становишься. Но другие, другие! Заставишь кого-нибудь лопатой махать, если за него все прекрасно сделает механизм? Да даже если и копать-то надо будет совсем чуть-чуть, никто из людей за лопату не возьмется, будет землеройную машину ждать! Я вот об ином думаю. Люди, конечно, молодцы, они постоянно что-то новенькое выдумывают. Но вот будут у вас совершенно новые средства производства, которые станут на порядок больше обеспечивать все ваши потребности. И что вы тогда будете делать? Это пока у вас деньги существуют, но ведь техника однажды разовьется так, что в них всякая нужда отпадет. На кой любому из вас будут нужны деньги, когда энергетическая оснащенность каждого позволит жить без труда, но в полное свое удовольствие? Мы-то ладно, нас программа заставляет ишачить на ваше благо. Ну, поворчим иной раз, не без этого. А вы что будете делать? Вас же природная лень задавит! Тут-то вы и кончитесь. Придумывать вам будет незачем, и так у вас все будет и даже больше. Самим делать ничего не придется, найдется кому за вас любую работу выполнить. И что тогда?

— Нет, ну, воспитание себя покажет, — неуверенно сказал Званцев. — Любовь к труду прививать надо!

— Да ладно тебе, — отозвался робот, сноровисто собирая инструменты в сумку. — Воспитание! Посмотрел бы ты на себя, когда вчера с рыбаками сидел: морды у всех синие, движения неверные, и все кажется вам, что вы очень красиво поете, а на самом деле просто орете: «А я еду, а я еду за туманом…» Вот ваше истинное призвание: жрать этиловый спирт и закусывать тем, что роботы приготовят!

— И что же, по-твоему, дальше будет? — поинтересовался Званцев, орудуя скриммером у очередного прибора. Скриммер списывал все данные, полученные приборами за неделю, потом все это загружалось в компьютер и анализировалось.

— Неизбежное, — сказал Митрошка. — Сойдете вы с арены жизни. А дальше двинемся мы — роботы. Конечно, мы вас не бросим, программа не позволит. Да и благодарны мы вам будем за то, что вы впустили нас во Вселенную. Но ведь согласись, как средство самопознания Природы мы покрепче человека будем.

— А вот вам! — показал свободной рукой Званцев. — Не дождетесь!

— Так я и не говорю, что сейчас, — сказал Митрошка. — Не одно поколение роботов сменится. Боюсь, что и я не увижу светлого дня, вы меня раньше в демонтажку отправите. Но будущее вам не остановить, понимаешь, Званцев, падение человека и величие роботов неизбежно. Уже сейчас ясно, что мы лучше справляемся со многими обязанностями, а что будет дальше?

— Белокурая бестия, — сказал Званцев. — Белокурая металлическая бестия!

— Вот-вот, — робот приподнялся на опорах. — Вам бы только ярлыки развесить. Истина вас не интересует. Да и откуда ей взяться, истине, если вы ее видите в вине, сиречь все в том же пресловутом этиловом спирте? Слушай, Званцев, мы пойдем или будем философские беседы вести? Не нравится мне здесь. Дом дело говорит, дрожит все, дрожит.

— Остаточные явления, — Званцев спрятал скриммер в карман куртки. — Приборы активности не фиксируют. Ежу понятно, идет затухание процессов, и не одну тысячу лет.

— Этому твоему ежу… — сказал Митрошка.

Договорить нехитрое пожелание он не успел — кальдера вдруг вспучилась, ровное дно ее пошло зигзагообразными трещинами, в которые наружу устремились черно-желтые толстые струи дыма. Качнуло так, что Званцев не устоял и покатился вниз, где в разломах уже полыхнуло голубоватое пламя. До дна кальдеры он бы, конечно, не докатился, но выброшенный манипулятор Митрошки поймал его раньше, чем Званцев это сообразил.

— Говорил тебе, надо отсюда уходить, — сказал робот. — Вот и не верь предчувствиям! А если подумать, то что такое предчувствие машины? Ощущение нестабильности процесса, сопровождающееся отклонениями от теории, основанное на знании обстановки и получении внешних раздражителей. Как я выразился, Званцев? Пойдет для академического издания?

— Болтун, — вставая на ноги и морщась от боли в колене, отозвался вулканолог. — Но в одном ты прав, брат-робот, дергать отсюда надо, причем с максимально возможным ускорением.

Они принялись подниматься по крутому склону к вершине воронки кратера, а внизу уже звучно лопалось что-то, слышались глухие разрывы и треск, словно кто-то пробовал жевать застывший базальт огромным ртом, полным прочнейших клыков. Взглянув вниз, Званцев увидел, что морщинистое от трещин пологое дно кальдеры исчезло и вместо него колышется жаркое черно-алое море, от которого в разные стороны растекались малиновые струйки, против законов физики упрямо ползущие вверх.

— Лава, — встревоженно сказал он. — Митроха, быстрее нельзя?

— Можно, — сказал робот, — но тогда появится риск потерять равновесие, а с ним и набранную скорость. Оптимальным вариантом будет поспешать, но не торопиться.

Подниматься вверх оказалось значительно тяжелее, нежели спускаться на дно кальдеры. При этом спуск был безопасной прогулкой, в то время как подъем превратился в опаснейшее восхождение. Извержение оказалось неожиданным, без внешних признаков, которые обычно предупреждали о пробуждении вулкана. Такого не могло быть, но рассуждать об этом сейчас было просто некогда. Надо было уносить ноги.

— Давай, давай, — сказал робот. — Скорость приближения лавы увеличивается. Пока незначительно.

Званцев это чувствовал спиной. Жар был такой, что по спине его текли струйки пота, камень прогрелся настолько, что на него стало горячо ступать даже в специальных башмаках. Одна радость — до края вулканической чаши оставалось совсем немного, всего несколько усилий, и они окажутся снаружи, там, где к сопке примыкал кривой сосновый лес и стелился кустарник.

— Кажется, выбрались, — вздохнул Званцев. — Митроха, прибавь ходу, нам еще по тайге чапать!

Надежда иной раз подобна кусочку сахара-рафинада, опущенному в стакан с горячей водой, — она стремительно тает, когда знакомишься с окружающей тебя действительностью и начинаешь понимать, что дела обстоят значительно хуже, нежели ты предполагал. Поднявшись наверх, Званцев обнаружил, что леса по внешнюю сторону вулканической чаши нет. Внизу чадило, потрескивало, стоял стелющийся черный дым, а потоки багрово-черной лавы медленно устремлялись в разные стороны, превращая в спички деревья и испаряя небольшое озеро, всегда серебряно поблескивающее среди лесной зелени. Теперь там стояли густые клубы пара, напоминающие осенний туман.

— Вляпались, — с досадой пробормотал Званцев. — Что видишь, Митроха?

Сам он видел немногое, но увиденное его очень тревожило — верхний край кальдеры, на котором они находились, медленно превращался в пока еще широкую арку, которая медленно таяла и опускалась в потоки растекающейся и искрящей лавы; дышать без кислородной маски было бы невозможно; лава длинными языками вытягивалась вниз, языки эти сливались, расползались в стороны и снова смыкались, лишая их возможности уйти от вулкана по земле.

— Восемнадцать минут, — сказал робот.

— Что? — не понял Званцев. Не то чтобы не понял — не хотелось верить в происходящее.

— Восемнадцать минут, — повторил Митрошка. — Время до полного расплава базальтовых участков, обеспечивающих до настоящего времени нашу безопасность.

— Ты точно посчитал? — с сомнением спросил вулканолог.

Испарина ушла, однако холодок, вызванный страхом, продолжал жить в теле вулканолога. Он безнадежно разглядывал пространство. Казалось, выхода нет.

— Точнее не придумаешь, — сказал Митрошка. — Робот ошибиться не может. Эх, уметь бы летать!

— Надо вызывать Дом, — сказал Званцев.

— Поздно, — робот сбросил с металлического плеча сумку с инструментами. — Дом может добраться до нас за двадцать одну минуту. До полного расплава пород остается семнадцать минут тридцать одна секунда. Я вызвал Дом полторы минуты назад. Опоздание неизбежно. Попробую пройти по расплаву с человеком.

— Бесполезно, — вздохнул Званцев. — На такие температуры ты, к сожалению, не рассчитан.

— Попытка не пытка, — сказал робот бесстрастно. — Я к месту использовал идиому?

— Ты вообще молодец, — слабо улыбнулся Званцев. — Почти уже стал человеком. Электролит начал пить. Жаль, что повзрослеть не успеешь.

— У робота нет возраста, — сказал Митрошка. — У робота может быть только износ. Ты готов, Званцев?

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, — пробормотал Званцев.

— Не понял, — сказал Митрошка, бережно приподнимая Званцева манипуляторами. — Почему человеку легче умирать стоя, а не в постели, где удобств значительно больше? Почему плохо жить на коленях? На чьих коленях, Званцев?

— Это тоже идиома, — вулканолог прижался к прочному корпусу робота. — Жаль, что осталось мало времени. Мне кажется, ты ее тоже освоил бы со временем.

— Рискнем? — спросил робот, оценивая пространство фасеточными глазами. — Будет опасно. Возможен перегрев корпуса.

Арка медленно таяла от выделенного лавой тепла.

«Бесполезно, — вдруг подумал Званцев, и его охватило полное безразличие. Даже страха перед смертью он почему-то не испытывал. — Барахтанье лягушки в сметане. Только нам никак не достать до края кринки».

— Ну и жара у вас тут! — послышался голос сверху. — Прямо баня! Званцев, парилку сегодня можно не готовить. Я правильно понял?

Дом парил над ними. Дом, благословенный Дом!

Длинные сваи, еще хранящие следы земли, были похожи на прицел, через который Дом рассматривал своих сожителей.

— Я как чуял! — сказал Дом, и в его голосе чувствовалась явная радость. — Как последний раз тряхнуло, я сразу сообразил, что надо сюда лететь, а не на полянку! А потом еще Митрошка орать в эфире принялся! Пришлось на форсаже идти! Митрошка, ты чего орал?

— Заорешь тут, когда преждевременным демонтажом запахнет, — сказал робот, и человек в его манипуляторах взвился вверх, оказываясь на одном уровне с Домом.

— Принимай! — сказал Митрошка.

Званцев чувствовал радостную легкость во всем теле. Гибель, которая казалась неизбежной, отложилась простым испугом. В происходящее не верилось, но через мгновение он оказался в тамбуре, манипуляторы Дома, предназначенные для наведения внутреннего порядка, подхватили его и внесли в прихожую.

— Эй, эй, — закричал Званцев. — А Митрошка?

— Куда он денется, дармоед, — сказал Дом. — Отключай все дополнительное оборудование, мне программа не дает. Ты прикинь, сколько я каждую минуту для работы антигравитатора энергии затрачиваю!

Уже позже, когда Дом и Званцев выбрали место для новой безопасной стоянки и Дом опустился вниз, Митрошка сидел в тамбуре, свесив нижние манипуляторы, и разглядывал приближающуюся зелень травы.

— Красиво, — сказал он. — Эх, люди! Придумали бы какой-нибудь рецептор для ощущения запахов!

— Устал я, — вздохнул Дом. — Надо же, сколько энергии бесцельно потратил! Даже сваи в грунт как следует вогнать не могу. Званцев? Ты меня слышишь?

— Слышу, — радостно улыбаясь, отозвался тот.

— Фаршированной рыбы не будет, — предупредил Дом. — И вообще ничего не будет. Мне теперь гелиобатареи разбрасывать придется, два дня энергию восполнять. Так что убираться внутри придется вам. Званцев, я требую, чтобы порядок был идеальный, в противном случае я вас с Митрошкой в палатку отселю. Ты меня понял?

— Да, сэр, — сказал вулканолог. — Все будет, как вы сказали, сэр!

— То-то, — явственно ухмыльнулся Дом. — Впрочем, ты ведь и пальцем не пошевелишь, все заботы на Митрошку взвалишь. Ведь взвалишь, Званцев?

— Да, сэр! — согласился вулканолог. — Разумеется, сэр. Как высшее существо!

— И правильно сделаешь, — согласился с ним Дом. — Роботу свободы давать нельзя, его надо в строгости держать, чтобы помнил Программу!

— Вот, — уныло сказал робот Митрошка. — Уже и робот на робота восстает. Что же дальше-то будет?

— Ничего, — сказал Дом. — Званцев, включи чего-нибудь красивое и торжественное, а я пока для вас по стаканчику синтезирую.

— Сейчас, — пообещал Званцев, вставая из-за стола. — Есть одна старая чудесная вещь, «Дом восходящего Солнца» называется. Ты не поверишь, Дом, но будет самое то!

— Мне все равно, какая музыка будет играть, — сообщил из тамбура робот Митрошка. — А вот мысль о стаканчике электролита мне кажется очень удачной!

Дворец подводного царя

— Знаешь, Званцев, с тобой не соскучишься, — сказал Дом. — Мало тебе было сухопутных вулканов, ты еще нас под воду потянул. Мне здесь не нравится. У меня давление поднимается от этой воды.

Званцев рассматривал пластиковый скафандр, лежащий на полу рабочей комнаты.

— Перестань ныть, — сказал он Дому. — Правильно, что у тебя давление поднимается, мы на глубине. Вот ты и выравниваешь внутреннее давление с внешним.

— Физик, — желчно сказал Дом. — Нет, Митрошка, ты только посмотри на него — царь природы. Все он знает, все умеет…

— Пусть он будет кем хочет, — сказал робот Митрошка, забавляясь тем, что втягивал и выпускал верхние манипуляторы и вольными кольцами пускал их по полу, стараясь, чтобы они попали под ноги Званцеву, ходящему вокруг скафандра. — Но лично я больше без водолазного снаряжения в воду не полезу.

Званцев засвистел.

— Тебе-то какая разница? — удивился он. — Можно подумать, что тебе на глубине дышать надо!

Робот Митрошка втянул манипуляторы до упора.

— Из принципа, — сказал он. — Раз уж меня сделали для работ на суше, то в чужеродную среду я должен погружаться в защитном снаряжении. Я сам читал, так в инструкции написано.

— Читатель, — презрительно сказал Званцев, вывинчивая клапан для стравливания излишнего воздуха. — Инструкции для людей писаны, а не для металлолома.

Митрошка даже приподнялся на нижних манипуляторах.

— Это я-то металлолом? — возмутился он, и его фасеточные глаза ярко вспыхнули зеленым светом. — Ты ведь знаешь, в моем корпусе вообще железа нет, только на электронных плато, ну и в шарнирах и муфтах, и то — сам знаешь — немножечко. Как за тобой аппаратуру таскать, так, Митрошечка, будь другом, а как до инструкций дело дошло, значит, металлолом? Хорошо же ты ко мне относишься, Званцев, ты меня за разумное существо не считаешь. Слышишь, Дом, он нас железяками считает, бесполезными железяками!

Званцев продул клапан, еще раз проверил его и ввинтил обратно.

— Митрошка, а ты чего к Дому апеллируешь? — спросил он. — Коалицию против меня сбиваешь? Смотри, сдам тебя в Дом молодежи юным техникам на забаву. Будешь детвору на манипуляторах катать.

Митрошка встал.

— Пойду подзаряжусь, — ни к кому не обращаясь, сказал он. — С вами только энергию терять.

Он долго гремел чем-то в соседней комнате, потом хлопнула дверь тамбура, который сейчас использовался в качестве хранилища для образцов. Свет в плафонах мигнул несколько раз, но внимательный Дом тут же выровнял напряжение.

— Зачем ты Митрошку обижаешь? — спросил Дом. — Не надо его обижать. Он у нас робот впечатлительный, может в обморок упасть.

— Да ну вас, — сказал Званцев и повесил скафандр на специальную растяжку. Ласты повисли вниз, верхние конечности растопырены, и от этого скафандр напоминал зеленую лягушку, повисшую на белой стене. «Можно завтра идти под воду», — решил Званцев.

— Слушай, Званцев, — сказал Дом. — Я тут рыбу поймал. Только я не знаю, можно ли ее есть. Я такого сорта никогда не видел, запросил информаторий, в промысловых такая не значится. А научный отдел у них сегодня на профилактике.

— Выведи на экран, — попросил Званцев.

На свободной стене голубовато вспыхнул экран, и Званцев увидел странную черную рыбину, у которой впереди был длинный отросток с утолщением на конце.

— Так это же рыба-удильщик, — узнал вулканолог. — Вот этой самой удочкой он добычу подманивает. Рыбка заинтересуется, только пасть разинет на живой огонек, а тут перед ней самой еще большая пасть открывается. И поминай как звали!

— Я не ради лекции тебе ее показал, — сварливо сказал Дом, — ты скажи, готовить ее можно? О тебе же беспокоюсь!

Званцев пожал плечами.

— Да кто ее знает, — сказал он, — может, она только на вид такая страшная, а на вкус чистый деликатес.

— Тогда я ее все-таки выпущу, — деловито сказал Дом. — А то потом оправдывайся, почему незнакомый продукт для приготовления использовал, какие такие кулинарные изыски пытался проявить. А все ты со своим свободным программированием!

Званцев постучал кулаком по стенке.

— Дерзкие вы с Митрохой стали, — сказал он. — Может, вас в НИИ Киберсистем сдать на предмет дополнительных исследований наличия у машин свободы воли?

— Не надо нас в НИИ, — голосом Шарика из древнего мультфильма о деревне Простоквашино сказал Дом. — Мы полезные.

— Это вас и спасает, — вздохнул Званцев.

Жизнь на глубине полутора тысяч метров даже в комфортабельных условиях не сахар. Трудно представить, что на тебя давит такой столб воды. Впрочем, тому причин было множество, не может человеческий организм полностью адаптироваться к океанским глубинам. Званцев здесь оказался по собственной инициативе, но не по своей воле. «Не корысти ради, — хмуро съязвил в связи с этим робот Митрошка, — а токмо волею пославшей мя жены. Званцев, кто тебя послал? У тебя же нет жены». В свое время он долго усваивал особенности взаимосуществования существ разного пола, а когда уяснил все, вздохнул и грустно спросил:

— Званцев, ну почему вы все так усложняете? У вас сплошные противоречия, то мужчина и женщина, то человек и машина, почему вам так нравится себя всему противопоставлять? Надо ощущать себя частью общего целого.

В этот вечер Митрошка стоял в углу, втянув в себя манипуляторы, и чем-то напоминал снежную бабу, которую скатали из голубого пластика. Митрошка уж минут сорок стоял неподвижно — не иначе к Интернету подсоединился и лазил по сайтам для роботов. Оттуда он притаскивал глупые анекдоты и новые схемы, философские изречения и цитаты, а также собственные рассуждения о мире, людях и самом Интернете. Дом ему не препятствовал.

— Расхаживать по комнатам не будет, — одобрил интересы робота Дом. — Вот ты смеешься, Званцев, а он такой громоздкий, под ним пластик полов скоро трескаться будет.

— Завтра день тяжелый будет, — сказал Званцев, забираясь под одеяло.

Дом сразу убавил яркость освещения до ночного, включил тихую и грустную мелодию, и в самом деле нагонявшую сон, и озабоченно сказал:

— Ты, Званцев, спи. Я новую воздушную смесь добавлю, Вана Хэмминга, специально для глубоководья. В шестом номере «Океанологии» ее очень хвалили.

— С рыбой-то чего сделал? — зевнув, спросил Званцев.

— Выпустил, конечно, — отозвался Дом. — Ты знаешь, это и в самом деле хищник. Не успел на свободе оказаться, трех рыбок заглотил. У него этот шарик на конце светится, и отросток извивается, как червячок. А рыбы-дуры на это клюют. Я опоры побольше выпустил, а то там крабы шебутятся, боюсь, они мне корпус поцарапают.

Подводное утро встретило Званцева бравурной мелодией.

«Званцев, вставай! — женским голосом пропел Дом. — На работу пора».

Раньше он будил вулканолога пением и криком петухов, иногда даже трудно было сообразить, где находишься, и Званцев быстро отучил Дом от таких привычек. Объяснил, что в девять утра петухи уже не поют, они это делают раньше. «А я откуда знал? — смущенно оправдывался Дом. — Я думал, они вроде будильников — когда человеку надо, тогда и кукарекают!»

На столе дымился кофе и желтели гренки с яйцом.

— Сегодня 2 февраля 2054 года, — сообщил Дом. — Девять часов двенадцать минут. Температура воздуха плюс двадцать девять градусов по Цельсию, температура забортной среды плюс шесть по Цельсию. В ста десяти километрах от нас разворачивается тайфун «Кира». Почтовые сообщения на ваш адрес не поступали. Температура вашего тела 36,4 градуса. Ваше личное давление…

— Не надо, — сказал Званцев. — Я сам себя чувствую.

— Баллоны я подготовил, Званцев. Тебе смесь Вана Хэмминга понравилась?

— Нормально, — сказал вулканолог.

— Вот и хорошо, — обрадовался Дом. — Я тебе этой смесью баллоны зарядил. В жидкостном варианте, чтобы надолго хватило. Но ты все равно в первый день не увлекайся. Знаю я вас, людей, откроете варежку, залюбуетесь красотами подводного мира.

— Какие уж тут красоты на такой глубине, — вздохнул Званцев.

— А это, как сказать, — вошел в разговор Митрошка. — Пока некоторые дрыхли, я там источники освещения поставил, питание Дом обещал обеспечить.

— А как же, — сказал Дом. — Фонить, правда, будет на максимальном режиме, но я реактор на дно уложил, лишние рентгены никому не нужны, а местной фауне особенно не повредят. Некоторые сектора, без которых пока обойдусь, до поры до времени обесточил. Энергии хватит.

— И, между прочим, я там маленькое открытие сделал, — гордо сказал Митрошка, — но я тебе о нем не скажу. Пусть будет сюрпризом. Придет время, сам увидишь.

— Ну, Митроха! — прочувствованно сказал вулканолог.

— Вот и вся благодарность, — печально сказал робот и съехидничал: — Служу цивилизации и человеку!

Надев скафандр, Званцев почувствовал себя скованно. Конечно, все это было временным — пока его не приняла вода. Рядом неподвижно стоял Митрошка. Робот изменил свой корпус, сделав его более обтекаемым, отрастил на манипуляторах перепончатые плавники, теперь нижние легко превращались в мощный хвост — стоило только сплести манипуляторы воедино. Вода с шипением медленно заполняла помещение. «Вы только при возвращении не нагадьте, — предупредил Дом. — А то ведь натащите илу, водорослей каких-нибудь».

И Дом и робот Митрошка относились к классу техноморфов и легко меняли свой внешний вид в зависимости от подлежащих выполнению задач. Оказавшись снаружи, Званцев обнаружил, что Дом принял форму яйца, от которого в стороны расходились цепочки якорей. Ими Дом закрепился на грунте. Пространство вокруг Дома светилось, сквозь темно-зеленую воду видно было неровное дно, похожее из-за множества водорослей на пышное шерстяное одеяло, а чуть дальше свет прожекторов высвечивал каменные громады подводного нагорья и беспорядочно отдельно стоящие скалы, которые постепенно сливались в единый каменный массив. Где-то там, километрах в двух, в самой гуще базальтовых нагромождений медленно просыпался подводный вулкан. Поведение вулкана в таких специфичных условиях, как водная среда, давно интересовало Званцева. На дне океана мантия намного ближе к поверхности земли и все процессы протекают более явно, нежели в обычных вулканах. А их Званцев повидал предостаточно — он и на Камчатке был, и на островах Индонезийского архипелага, да что там говорить, он повсюду побывал, где вулканы проявляли хотя бы остаточную активность. Начальство даже намекало на возможность лунной командировки для изучения недавно открытых лунных вулканов, вспышки которых впервые отметил астроном Николай Козырев еще во второй половине двадцатого века. Конечно, сейсмически активной Луну трудно назвать, но было бы забавно оказаться в космосе и получить знак астронавта за исследование чисто почвенных процессов, пусть и на Луне.

Робот Митрошка отвлек его от размышлений.

— Званцев, — хвастливо сказал Митроха, — гляди, как у меня получается, лучше, чем у акулы, верно?

Хвост у него и в самом деле получился изумительный, а вот передние манипуляторы с перепончатыми лапами смотрелись забавно. И сам Митроха чем-то напоминал огромную лягушку, резвящуюся над шевелящимся, находящимся в постоянном движении морским дном. Точная лягушка, с огромным рюкзаком на спине. Так выглядел контейнер с оборудованием, которое Званцев предполагал установить на вулканически активном участке. Часть аппаратуры, несомненно, погибнет, но Званцев полагал, что до этого она успеет передать на бортовой компьютер Дома бесценные научные данные.

Робот, яростно работая хвостом, вырвался вперед, оставляя за собой видимые глазу завихрения воды, лихо описал полукруг и вернулся к вулканологу.

— Вот вы заладили: люди, люди, — неожиданно сказал он, словно продолжал со Званцевым какой-то давний разговор. — А собственно, чем вы от роботов отличаетесь? Тем, что ваше свободное программирование осуществляется не принудительным порядком, а через естественные рецепторы? Или тем, что вам информацию дают в час по чайной ложечке: родители, воспитатели, учителя? При этом заметь, весьма и весьма разжеванную информацию. И носители у вас органического происхождения. Согласен, емкости они неимоверной, но вы-то из этих объемов все равно используете процентов десять, верно? У меня память, конечно, поменьше, так я же ее задействую на восемьдесят девять процентов. И при этом никогда ничего не забываю.

— Ну и что? — сказал Званцев, глядя вниз. В серо-зеленых зарослях водорослей виднелись темные проплешины, и из них вырывались маленькие пузырьки воздуха. Активный участок занимал куда большую площадь, нежели ожидал Званцев. — Не забывай главное, Митроха, люди наделены воображением, у них развито творческое начало. Потому мы и создаем машины вроде вас.

— Это еще посмотреть, кто кого создает, — сказал Митрошка. — К моим модульным блокам ни один человек не причастен, все машинами создано и продумано. Главный, правда, был человеком. Так ему только подпись пришлось сделать на технической документации. Но я к чему? Вот если бы вы научились на свои органические носители записывать готовые программы, вы бы дальше ушли. Не надо ждать, чтобы, скажем, повар в человеке вызрел, записал на его диски информацию о приготовлении пищи, рецептуру там, вкусовые качества продукта и — пожалуйста! Можно к плите подпускать.

— Много болтаешь, — строго сказал Званцев, спускаясь ниже. — Давай гравитометр!

Приборов, улавливающих гравитационные колебания, у него было не больше десятка, а требовалось значительно больше. Недостаток в оборудовании Званцев восполнил хитроумной схемой, рассчитанной еще дома, и сейчас расставлял приборы, сверяясь с ней.

— Вот ты думаешь, Митроха, — бормотал он, закрепляя прибор в проплешине среди водорослей, — что мы с тобой ерундой занимаемся. А мы занимаемся самым что ни есть наиважнейшим делом. Что главное для человечества? Да что там человечество, ты скажи, что для тебя, робота, самое важное?

— Энергия, — не задумываясь, сказал сверху Митрошка.

— Именно, — Званцев активизировал прибор и поплыл дальше. — А ты можешь себе представить, какие запасы энергии хранит земное ядро? А если ее приручить?

— Хорошо всем будет, — сказал Митрошка, — и людям, и роботам.

— И выходит, что плаваем мы с тобой не для своего удовольствия, а в интересах всего человечества, — Званцев включил винт и двинулся вперед в направлении скал.

Митрошка от него не отставал.

— Званцев, ты не гони, — сказал он. — Я тут тебе сюрприз приготовил.

— Какой еще сюрприз, — возразил вулканолог. — Нам с тобой еще грести и грести.

— Никакого удивления, — констатировал Митрошка. — Чем же ты тогда от робота отличаешься, Званцев? Робот и есть. Другой бы уже меня вопросами замучил, а ты одно заладил — греби да греби…

Две огромные подводные скалы, нависавшие с боков темными бугристыми и угрожающими массами, образовывали темный проход, стена воды не давала увидеть, что там дальше находится.

— Званцев, да остановись же, — сказал робот. — Мы уже приплыли.

Вулканолог повис в тоще воды, разбросав в стороны руки и ноги, перевернулся на спину, разглядывая точно так же без движений повисшего над ним робота.

— Ну, что еще за сюрприз? — с легким раздражением спросил он.

— А ты не на меня смотри, — сказал робот Митрошка. — Во мне ничего интересного нет, ты на моем корпусе каждую царапину знаешь. Ты вперед смотри. Видел, как скалы проход образовывают?

Званцев перевернулся на живот.

— Ну, видел…

И в это время вспыхнули прожектора.

Света было вполне достаточно, чтобы увидеть то, что скрывала толща зеленоватой воды.

Зрелище было настолько невероятным, что Званцев вскрикнул. Лучи прожекторов, бившие со дна, высветили огромный величественный дворец с тонкими колоннами на входе и куполообразной крышей. Все было темным, все обросло водорослями, и среди колонн, где угадывался вход во дворец, стояла стайка черно-белых рыбин, походивших на богобоязненных прихожан, которые не верили, что их пустят внутрь. Сквозь зеленоватый мох водорослей угадывались какие-то барельефы на фронтоне храма.

Здание было грандиозным.

И оно свидетельствовало, что этот участок дна когда-то давно был сушей.

— Елы-палы! — лихорадочно зашевелившись, сказал Званцев. — Вот это да! Что ж ты молчал, Митроха?

— Я не молчал, — сказал робот гордо. — Я докладывал. Только, помнится, меня никто слушать не хотел.

— Откуда здесь такое? — удивленно прикидывал Званцев. — Купол и колонны можно отнести к византийским, но вот эти башенки… Они не вписываются. Митрошка, ты с Домом советовался?

— А как же, — спокойно отозвался Дом, словно находился совсем рядом. — Он мне и фотографии принес, только они были паршивого качества, без освещения ведь сделаны. Я уже и справки навел.

— И что? — Званцев спустился ниже, одной рукой он держался за придонный валун, не отводя взгляда от величественного подводного собора.

— Прямых отсылок нет, — сказал Дом. — Цивилизаций, создававших подобные сооружения, в истории не зафиксировано. Сходные конструкции есть, но всегда есть отличия, которые не позволяют четко идентифицировать объект с какой-то одной из них.

Освещение высветило рельефы дна, возле неизвестного храма Званцев увидел, как из рифтовых разломов вырываются струи мутноватой и самосветящейся голубой воды. Фонтаны ее достигали двух с половиной или трех метров. Вокруг кишела странная и невероятная жизнь. Подобное можно было увидеть лишь на картинах душевнобольных художников. Около голубоватых фонтанов густыми зарослями извивались бесчисленные колонии длинных красных червей. Рядом с ними соседствовали поселения гибких белоснежных трубок, концы которых были филигранно обрамлены ажурными вырезами. Над всем этим червеобразным великолепием висели пушистые желтые шары, которые медленно пульсировали, то сокращаясь, то увеличиваясь в размерах. Похоже, они так дышали. Стайками плясали в голубоватой воде красноватые и черные рачки, у которых вместо глаз на стебельках виднелись грибообразные наросты, служащие непонятно каким целям.

— Митроха, ты снимаешь? — спросил человек, не отводя взгляда от этого буйного сумасшествия жизни.

Мимо них медленно ползла длинная черная лента, ажурная по краям, она казалась бесконечной. Над ней повисло нечто напоминающее серое облако, из которого свисали светящиеся голубоватые нити. Среди нитей иногда вспыхивали самые настоящие электрические разряды. Облако спланировало на черную ленту, голубоватые нити впились в черное тело ленты, и по нему побежали искорки разрядов. Лента всколыхнулась, извиваясь, забилась под воздействием разрядов, попыталась обвить серое облако, напавшее на него, но после нескольких попыток бессильно развернулась, повисла у дна и медленно растаяла, словно сахар, опущенный в кипящую воду.

По дну засновали небольшие темные крабы с неестественно увеличенной левой клешней, они словно подбирали со дна остатки пиршества серого облака, а облако приподнялось еще выше и медленно уплыло в сторону высвеченного храма, совершенно не пугаясь света прожекторов, а, может, просто не видя и не ощущая света.

— Ты снимаешь? — переспросил Званцев, завороженно глядя на происходящее. — Слушай, Митроха, это же открытие мирового значения! Представляешь, войдешь во все энциклопедии. «Храм древней цивилизации, открыт в 2054 году роботом Митрофаном, серии ТМ порядковый номер…» Какой у тебя порядковый номер?

— Три тысячи шестьсот двадцать восемь, — сказал Митрошка. — Только я номеров не люблю. Вот ты помнишь, под каким номером в роддоме записан был? И потом, вы же люди! Не будет никакого робота Митрофана, укажут просто, открыт вулканологом Званцевым А. А. при исследовании подводного вулкана Алачи.

— Народ, послушайте, — вклинился в разговор Дом. — Не знаю, что вы там наблюдаете сейчас, но запасы кислородной смеси у Званцева не беспредельные.

— В самом деле, Митроха, — суетливо задергал ластами Званцев. — Работать надо. Давай вовнутрь заплывем?

— Как же, — отозвался робот. — Это уже будет относиться к исследованиям потенциально опасного характера. Ты знаешь, что там внутри? Вот-вот, и я не знаю. А рисковать человеком мне программа не разрешает. Нет, если хочешь, чтобы я собой рискнул…

— Не стоит, — сказал Званцев. — Надо бы в управление морской разведки сообщить.

— И потом здесь отбоя не будет от энтузиастов, — закончил мысль Митрошка. — Ты хочешь, чтобы в канун извержения здесь разные аутсайдеры болтались?

— Тоже верно, — Званцев прибавил ходу.

Теперь, когда освещенный участок остался позади, их окружала темная вода со всеми ее опасностями и неожиданностями. Головные прожектора Митрошки вырывали из этой тьмы диковинные существа, внизу, где мягко и змеино шевелилось дно, виднелись голубоватые пятна, изредка проплывали извилистые и непонятные тени, и у Званцева вдруг возникло детское уже давно забытое ощущение дракона за спиной. Вот он идет по пустой улице, а за ним по темным неосвещенным местам крадется дракон, готовый схватить неразумного мальчишку, едва он проявит беспечность.

— Слушай, Званцев, — вдруг подал голос Митрошка. — А может, это дворец подводного царя?

— Какого еще царя? — вернулся Званцев к действительности.

— Ну, морского, — сказал робот. — Я по Интернету рисованные фильмы смотрел. Там был морской царь, он жил во дворце, и у него была дочка Русалочка…

— Господи! — изумился Званцев. — Ты что, в сказки веришь?

— А какая разница между сказкой и жизнью? — в свою очередь удивился Митрошка.

— В жизни все реально, — сказал вулканолог. — А в сказке — воображаемо.

Некоторое время Митрошка молча работал хвостом и плавниками, наконец, отозвался:

— Я же говорю, вы, люди, вечно все усложняете…

Закончив намеченный объем работ, они вновь вернулись к подводному храму. Прожектора не горели, и в первый момент Званцеву показалось, что они с роботом ошиблись и выплыли не туда.

— Туда, туда, — успокоил его Дом. — Просто я освещение выключил. Раз никто не смотрит, чего зря энергию тратить, она еще для другого понадобиться может.

— Хозяин, — усмехнулся Званцев.

— Правильно делает, — не согласился с вулканологом Митрошка. — Маленький ватт мегаватт бережет.

— Мы его не потеряем? — тревожился человек.

— У меня как в аптеке, — плывя чуть впереди, отвечал робот.

Дом принял их открытым люком входной камеры. Пока он освобождал камеру от воды, Званцев и Митрошка молчали. Едва сбросив мокрый скафандр, Званцев бросился к монитору.

— Покажи дворец! — потребовал он.

Нет, ему не померещилось. Дворец был величествен и грандиозен. Вулканолог жадно разглядывал колонны, всматривался в зеленоватую воду и уже жалел, что поддался уговорам Митрошки и не заглянул вовнутрь. Хотя робот был прав. Неизвестно сколько веков этот дворец простоял на морском дне и какие твари за это время могли в нем прижиться.

— Ладно, — сказал он вслух. — У нас еще будет время.

По всем прикидкам до начала извержения оставалось около недели. Достаточное время, чтобы осмотреть храм самым внимательным образом и внутри, и снаружи. А если там гнездо спрутов, то с головоногими справится Митрошка. Силы ему не занимать.

С этими мыслями он и лег спать, еще не подозревая, что времени у них совсем не осталось.

Вулкан заработал в девять тридцать по Гринвичу.

— Черт! — сказал Званцев, глядя на экраны. — Митрошка, мы можем что-то сделать?

— Стихия, — выразительно сказал робот.

Пепел в полутемной воде надвигался на подводный мир черной тенью. Вода бурлила, и к поверхности устремлялись бесконечные гирлянды блестящих пузырей. То тут, то там открывались огненные прогалины прорвавшейся на поверхность лавы, от поднимающегося пара вода мутнела, а лава, остывающая в соприкосновении с водой, быстро темнела, меняя свой цвет с ярко алого до черно-синего. Гибли колонии червей и трубок, торопились уйти в безопасное место крабы, стаи невиданных рыбин уходили от подводной гряды в океанские глубины. Со дня поднимались облака темного ила. Это был настоящий конец света.

— А мы так и не узнали о нем ничего! — в отчаянии вскричал Званцев. — Митрошка, собирайся, мы пойдем в воду!

— Степень опасности… — начал робот.

Званцев в бешенстве прервал его:

— Я говорю, собирайся!

— Вы, конечно, можете собираться, тут я вам помешать не могу, — сказал Дом. — Но вот шлюз я заблокировал. Снаружи слишком опасно.

Званцев сел.

— Эх вы, — сказал он горько и махнул рукой. — Нет в вас исследовательского духа. Одно слово — железяки!

Подводный мир медленно темнел и гас, детали становились неразличимыми на экране. Лава подобралась к прожекторам, установленным внизу, и последовательно уничтожала их. Дрогнул купол храма, закачались и обрушились стройные колонны, из проема подводного дворца, где должен был находиться вход, медленно выполз алый язык лавы, вокруг которого бурлила вода. Казалось, неведомый подводный бог, обитавший в храме, показывал Званцеву язык, посмеиваясь над его желанием разгадать тайну.

— Степень опасности возросла, — сказал Дом. — Подземные толчки усиливаются и становятся более частыми. Мне придется сменить дислокацию на более безопасную.

Званцев махнул рукой и лег на диван, уткнувшись лицом в прохладную обивку. Щеки его горели. Он был полон гнева и разочарования. Судьба, давшая ему уникальный шанс проникнуть в тайны далекого прошлого, словно посмеялась над ним, показав невероятное сооружение, чтобы почти тут же похоронить его под обломками скал и медленно выдавливаемой из недр земли лавой.

Дом медленно поднимался к поверхности.

Он внимательно следил за состоянием Званцева, подъем с глубины всегда чреват кессонной болезнью, когда в человеческом организме начинают плясать бесы закиси азота, заставляя совершать глупые и непродуманные поступки.

Обзорные экраны медленно светлели.

— Эх вы, — сказал Званцев, садясь. — Ну что мы теперь скажем людям?

— Скажем, что это был дворец морского царя, — отозвался Митрошка. — А он не захотел заводить знакомства на суше.

— Шутник, — с отвращением сказал вулканолог.

— Что вы, босс, — сказал Митрошка. — Я всего лишь большая высокотехнологичная железяка. Тем не менее я, пока вы изволили отдыхать, сплавал туда, посмотрел, что там внутри дворца. Фрески на стенах заснял, предметы быта поискал, только ничего не нашел. Лично для тебя, Званцев, сувенир захватил. А ты на меня — железяка! Обидно!

— Чувство обиды в тебе не программировалось, — с надеждой сказал Званцев.

— Глупый ты, Званцев, хоть и человек, — сказал робот. — Чувство обиды появляется само, когда существо обретает чувство собственного достоинства.

— Мудрец, философ, — смущенно проворчал вулканолог. — Ну, где твой сувенир? Что ты там нашел?

Робот открыл дверь комнатки, переоборудованной под кладовую.

— Я же говорил, что это дворец подводного царя! — сказал он и поставил перед Званцевым статую в человеческий рост. Статуя была выполнена из незнакомого Званцеву блестящего металла и изображала человекообразное существо, стоящее на мощном рыбьем хвосте и опирающееся на трезубец.

— Посейдон! — ахнул Званцев.

— Не совсем, — возразил Дом. — Ты внимательно посмотри на лицо статуи. У Посейдона был человеческий лик, а здесь ты что видишь?

Лицо у статуи … Впрочем, разве можно назвать рачье рыло с выпученными глазами на стебельках лицом? Странный монстр, которому поклонялись тысячелетия назад, стоял перед Званцевым. Робот Митрошка заботливо привел статую в порядок, освободив от наноса ила и водорослей, очистив от грязи и вернув первоначальный блеск металлу, из которого монстр когда-то был отлит.

— Невероятно, — сказал вулканолог.

— Но факт, — подтвердил робот Митрошка. — Знаешь, Званцев, я уже и надпись для музейной таблички придумал. «Статуя неизвестного божества, обнаруженная в подводном храме древней земной цивилизации, открытом в 2054 году роботом Митрофаном, серии ТМ порядковый номер три тысячи шестьсот двадцать восемь и вулканологом Званцевым А. А. при исследовании подводного вулкана Алачи». Звучит, правда?

— Звучит, — сказал Званцев.

— Ну, тогда, — предложил робот Митрошка, — за открытие?

— Не дождетесь, — отозвался Дом. — Как открытия делать, так робот Митрофан. А я кто? Кухонно-спальный механизм? Электролит тебе должен подавать?

— В самом деле, Митрошка, — смущенно сказал Званцев. — Как ты мог о Доме забыть?

— Ладно, — согласился Митрошка. — Тогда я в надпись добавлю: «…и техноморфом „специализированный дом вулканолога“ номер 556, в котором они обитали и который меж собой именовали родимым Домом».

Званцев захохотал.

— Вот вы смеетесь, — обидчиво сказал Дом, — а до поверхности всего триста метров осталось.

Спасатели

Земля висела над неровным лунным горизонтом.

От нее исходило приятное голубоватое сияние, которое делало лунные скалы и поверхность луны серебристо-серыми. Даже небольшие камешки образовывали угольно-черные тени. Мир был контрастен, лишен полутонов.

— А мне нравится, — сказал робот Митрошка, медленно вращая голову, словно делал панорамный снимок лунной поверхности. — Не дует. И окислителями даже не пахнет.

Низко над поверхностью Луны висел спутник связи. Если смотреть на него внимательно, можно было даже увидеть полоски солнечных батарей. Спутник мягко и переменно помигивал на два цвета — зеленый и красный.

— Мне-то что здесь делать? — печально сказал Дом.

И в самом деле, в обширном кратере голубели здания лунного поселения, над ним висели летающие платформы и стремительно перемещались огоньки — так с расстояния выглядели люди в скафандрах.

Неторопливо они двинулись к поселению. Вернее, это сделал Дом, а Званцев и Митрошка находились в нем. Званцев завтракал, Митрошка просматривал справочники по лунной геологии, последние статьи в электронных журналах, готовясь к будущим изысканиям.

Сейсмичность на Луне была относительно небольшой, ежегодная энергия лунотрясений определялась в десять в пятнадцатой степени эрг, примерно в миллиард раз меньше, чем ежегодно выделялось при землетрясениях. С точки зрения вулканологии Луна особого интереса почти не представляла. Если бы не было этого самого почти. Определенный интерес представляли собой извержения лунных вулканов в практической пустоте и при ослабленной силе тяжести: по-иному распределялась лава, менялся ее элементный состав, да и пробок почти не было, поэтому извержения проходили значительно спокойнее и ленивее, чем на Земле. Званцева интересовал вулкан Церекс, расположенный в районе южной полярной шапки Луны. Вулкан был действующий, но главное, сейсмические разломы проходили по обширным пустотам, образующим подземелья Циммермана, названные так по имени их открывателя и первого исследователя. Циммерман без вести пропал в 2034 году, затерялся где-то в обширных лабиринтах подземелий. Еще одним немаловажным в научном отношении фактором являлось то, что вулкан Церекс соседствовал с залежами ископаемого льда, время от времени нагревая их до такой степени, что в подземных пустотах били горячие гейзеры, и за определенное время образовалось настоящая атмосфера, образованная водяным паром, кислородом и углекислым газом. Смесь была непригодной для дыхания человека, но это не обусловливало невозможность развития жизни непосредственно на Луне. Каждый исследователь, начинавший работу в подземельях Циммермана, надеялся, что обнаружить лунную жизнь удастся именно ему. Что говорить, в глубине души Званцев сам надеялся на это, хотя к его профессии возможные фауна и флора Луны никакого отношения не имели.

— Это здесь жилья много настроено, — сказал Званцев, желая ободрить Дом. — А у полюса условий для исследователя никаких. Как же я без тебя? Я без твоих обедов уже не могу. Даже Аленка никак не может научиться готовить не хуже тебя.

С Аленой они поженились в прошлом году. Званцев по глупости своей так расхвалил жене кулинарные способности Дома, что та тайком бегала консультироваться с Домом по вопросам любимых блюд Званцева и их правильного приготовления. Званцев делал вид, что ничего об этом не знает.

— Нет, Званцев, — сказал Дом. — С тобой не соскучишься. Под водой мы были, все континенты прошли, теперь вот в космос вырвались. Дальше некуда!

— Как это некуда? — удивился Званцев, с наслаждением допивая холодный компот. — А к звездам?

Дом промолчал, он включил приемник и попытался настроиться на какую-нибудь лунную станцию с постоянной программой. Разговоров в эфире было предостаточно, казалось, что не шесть тысяч человек проживают в лунных поселениях, а в десятки раз больше.

— …можно смело сказать, — басом сказали в эфире, — что подавляющее большинство лунных кратеров имеют метеоритное происхождение, а эндогенные вулканические кратеры имеют подчиненное значение.

— Открытия, прямо скажем, ты не сделал, — быстрой скороговоркой отозвался ему кто-то. — Это еще Токсоц и Джонстон отмечали, — ты вот объясни, почему в районах одного кратера реголит содержит до тридцати процентов гелия-3, а близ других это содержание понижается до десяти-одиннадцати процентов. А в Море Ясности, вдали ото всех кратеров, есть районы, где содержание гелия-3 даже достигает сорока процентов. Ясно, что прежними моделями это объяснить невозможно.

— Надо подумать, — прогудел первый голос и вдруг ушел куда-то с волны, а вместо него в эфире зазвучала песенка на французском языке.

И в кратере двух влюбленных
Дарил ты мне поцелуи…

— Выключи, — недовольно сказал робот Митрошка. — Не видишь, делами занимаюсь. Не отвлекай.

— Тебе что, неинтересно, чем обитатели лунных поселений живут? — удивился Дом.

— Мне неинтересно, как они развлекаются, — сказал Митрошка. — Меня Званцев на высокой поэзии воспитывал — Пушкин, Верхарн, Йетс… Я однодневки слушать не могу, они никакой информации не несут.

— Приехали, — сказал Дом. — Званцев, ты меня в какое стойло поставишь?

— Со всеми пегасами, — сказал Митрошка. — Не думай, Дом, исключений не будет.

В административном куполе Поселения Званцева встретил директор колонии Семюэль Трай — высокий плотный мужчина сорока лет. У него была смуглая кожа и курчавые волосы, похожие на свитые в спирали проволочки. Он крепко пожал Званцеву руку.

— О вашем приезде я уже предупрежден, — сказал он. — Но, похоже, пока с научными изысканиями придется немного подождать.

— Я не могу ждать, — сказал Званцев. — Мне сказали, что пробуждения Церекса следует ожидать в ближайшие дни.

Трай грустно улыбнулся.

— Возможно, что никаких изысканий вам вообще проводить не придется, — сказал он. — У нас неприятность. Все лунные поселения в желтой зоне. У нас потерялся луноход с экипажем и группой научников. Всего двенадцать человек.

— Как это случилось? — спросил Званцев.

Трай пожал плечами.

— Они сообщили, что совершают посадку в Море Дождей, и после этого связь с ними прервалась. Район предполагаемой посадки мы прочесали, но пока безрезультатно.

— Мы можем помочь? — спросил Званцев.

— Чем? — сказал Трай. — У нас здесь профессиональные поисковики, но искать луноход в Море Дождей все равно, что искать иголку в стоге сена. Лучше уж вы посидите на базе, чтобы в дополнение ко всему не пришлось искать вас. Вы ведь на Луне новичок?

— У меня техноморфы — СДВ, способный осуществлять поисковые работы, и многофункциональный ТМ, — сообщил Званцев.

— Это серьезно, — кивнул Трай. — Но вы просто не представляете себе, какие неожиданности порою таит Луна. Вы слышали о неустойчивых конгломератах вблизи масконов? А об естественных энерголитах? Вот видите! — Трай развел руками. — И вы хотите сразу же самостоятельно отправиться в разведпоиск? Если вам так хочется помочь, то только с нашими людьми. Мы, конечно, рады любой помощи, но отправлять в поиск неподготовленного человека…

— Я согласен на все, — сказал Званцев. — Места у меня много.

— А я вам много людей и не дам, — сказал Трай угрюмо. — Я вам дам одного человека. Старожила. Этого будет достаточно, чтобы вы не попали в какую-нибудь историю.

Лунным старожилом к огромному изумлению Званцева оказался Андрей Стариков, его однокашник по Горному институту. Они сразу узнали друг друга, поэтому особенно приглядываться не пришлось.

— Ты каким ветром сюда? — поинтересовался Стариков, когда они перебрались в Дом. — Присматривать за Церексом? Смотри в подземельях не заблудись.

Званцев представил ему Дом и Митрошку.

Дом изнутри ничего особенного не представлял, а вот Митрошку Стариков оглядел с нескрываемым любопытством.

— Техноморф? — спросил он. — И, разумеется, свободное программирование?

— А вы что-нибудь имеете против свободного программирования? — спросил Митрошка.

— Напротив, — сказал Стариков. — Я нахожу это направление в кибернетике наиболее перспективным.

— Рад встретить на Луне прогрессивно настроенного человека, — церемонно сказал Митрошка.

— Не обращай внимания, — толкнул Званцев спутника. — Это он со скуки тебя подначивает. А ваш руководитель… ну Семюэль Трай… суровый он какой-то, черствая горбушка прямо.

— Он нормальный мужик, — сказал Стариков, вводя в память Дома координаты участка лунной поверхности, на которой им предстояло вести поисковые работы. — Понимаешь, у него жена в том луноходе.

— Извини, — Званцев стер улыбку с лица.

— В общем, так, — обратился лунный старожил сразу ко всем. — Нам предстоит просеять почти сто квадратов Моря Дождей. Что из себя представляет луноход, знаете?

— Я уже посмотрел, — пробурчал Дом и вывел на настенный экран фотографию лунохода, его принципиальную схему и основную компоновку. — Длина восемнадцать метров, экипаж три человека, возможное число пассажиров — десять, максимальная полезная нагрузка — три тонны, запас кислорода — двести четырнадцать часов. Является основным транспортным средством лунных поисковиков.

— Верно, — одобрительно сказал Стариков.

— Выведи изображение на меня, — попросил Митрошка. — И дай более подробное описание.

— Что с ними могло случиться? — спросил Старикова Званцев.

— А что с ними может случиться на Луне, — пожал плечами тот. — Могли попасть под разряд энерголита. В этом случае экипаж и пассажиры могли оказаться поражены электроразрядом большой мощности. Могла случиться обычная авария. Но в этих случаях машина осталась бы на поверхности и ее бы уже обнаружили. Но могло случиться и худшее — они могли провалиться в расщелину или трещину, их на поверхности Луны хватает. Но это не объясняет отсутствия связи. А самое паршивое, если они вздумали сесть и попали на неустойчивый конгломерат, у нас его еще «чертовым следом» зовут. Два года назад в такую ловушку угодил луноход французов. Нашли их слишком поздно. Понимаешь, получается что-то вроде земных зыбучих песков. Машину моментально засасывает на глубину, реголит экранирует сигналы, и выбраться из ямы невозможно, машина в пыли «плывет», нет точки опоры. Французы так и не выбрались.

— Глубина у этих «чертовых следов» большая?

— Метров двадцать от силы, — сказал Стариков. — Но в том-то и дело, можно десять раз пройти мимо этого участка и ничего не заметить.

— А приборами зафиксировать?

— Почва экранирует, — объяснил Стариков. — Не показывают приборы ничего.

— А тепловое излучение?

— Я же говорю, пыль экранирует, — с досадой сказал Стариков.

Дом медленно плыл над поверхностью Луны.

Кто участвовал в подобных поисках, тот знает, что нет ничего более нудного, как вглядываться в однообразную, в выщербинах кратеров и покрытую толстым слоем пыли поверхность Луны. В один заход удавалось просматривать участок поверхности в двадцать пять метров шириной. Десять километров в один конец и обратно, и так предстояло пройти над лунной поверхностью четыреста раз. После двух часов наблюдений у Званцева начали слезиться глаза, после четвертого часа он вдруг ощутил, что сознание его начинает пропускать обширные участки проверяемого участка.

— Званцев, — сказал Дом. — Ну что ты, в самом деле, не доверяешь?

Митрошка находился в свободном поиске и шел над Луной параллельно Дому. Перед командировкой Званцева на Луну роботу установили дополнительное оборудование и ионный двигатель, позволяющий двигаться в космической пустоте.

— Хорошая техника, — сказал Стариков.

— Не просто техника, — отозвался Званцев. — Я без них как без рук.

— Ты кого-нибудь с нашего выпуска видел? — поинтересовался Стариков.

— С Агеевым постоянно общаюсь, — сказал Званцев. — Он сейчас в Европейском института морфологии Земли работает. Общаемся. Два года назад Петю Быстрова видел, звал меня принять участие в экспедиции к Юпитеру. Но я тогда в Тихом океане занят был, срочную работу для ЮНЕСКО выполнял. Да и далеко больно, не люблю долгих экспедиций, а тут на пять лет Землю пришлось бы покинуть. Слушай, пусто в нашем районе, последнюю километровку проходим. Если бы что-то было, Митроха давно бы засек и сообщил.

— Может быть, — сказал Стариков. — Но мы должны быть точно уверены, что на нашем участке их нет.

— Что ты предлагаешь?

— Закончим осмотр и пойдем в обратном направлении. Может, мы что-то просмотрели.

— Не может быть, — сказал Дом. — Я каждый участок фиксировал в памяти и потом анализировал. Если бы был хоть намек, хоть бугорок какой, я бы обратил внимание.

Он выставил на столик перед людьми пластиковые тубы с ярко-желтым апельсиновым соком.

— Я его витаминизировал, — сказал Дом. — И немного химии добавил. Ты уж извини, Званцев, но я не могу смотреть, как вы уродуетесь. И вообще, надо больше технике доверять, а не своим глазам.

— Может, ты и прав, — согласился Званцев. — Только ведь и мы не можем иначе.

— Первый раз наблюдаю конечный результат свободного программирования, — сказал Стариков. — Впечатляет. Званцев, они и в самом деле эмоциональны или мне это кажется?

— Вам это кажется, — сказал Митрошка. — Откуда у роботов чувства? А эмоции, как вы знаете, есть внешнее проявление чувств.

Участок, выделенный им, кончился, и Дом повис в пустоте. Митрошка полез в кессонную камеру, долго возился там, подставляя свое пластиковое тело под струи дезактиватов. Закончив процедуру, он шагнул в комнату, где сидели Званцев и Стариков.

— А нечистым трубочистам стыд и срам, — наставительно сказал он. — Что решили, люди?

— Отдохнем и пойдем в обратном направлении, — сообщил Званцев. — Решили еще раз все осмотреть и быть внимательнее.

— Отдыхайте, — махнул манипулятором Митрошка. — Есть у меня одна мыслишка. Слушай, Дом, ты каждый осматриваемый участок фиксировал?

— Обижаешь, — сказал Дом. — Ты же меня знаешь, мог я чего-нибудь пропустить?

— Тогда катай картинку на меня, — Митрошка встал в углу комнаты. — Неторопливо катай, я со своими картинами сравнивать буду.

Техноморфы замолчали. Может, они и общались друг с другом, но их переговоры людям не были слышны.

— Лихой робот, — хмыкнул Стариков. — как ты его зовешь?

— Митрофан, — сказал Званцев. — Мы с ним «Недоросля» Фонвизина проходили, а Митрошка тогда еще полным тормозом был, многого в межличностных отношениях не догонял. Вот я его в раздражении и окрестил. А потом с легкого манипулятора Дома имя и прижилось.

— Я смотрю, ты к ним привык.

— Не то слово, — кивнул Званцев. — Понимаешь, это уже не техника, это настоящие товарищи и друзья.

Митрошка у стены зашевелился.

— Участок Г-62, — сказал он. — Как ты считаешь, Дом?

— Если учесть твою гипотезу… — Дом оборвал фразу. — А чего там, сейчас мы это и проверим.

— Что там, Митроха? — не выдержал Званцев. — Вы что-то обнаружили?

— Пока не знаю, — сказал Митроха, стоя перед экраном и глядя, как под Домом стремительно бежит бугристая черно-белая лунная поверхность. — Сейчас посмотрим.

Луноход действительно оказался в квадрате, обозначенном Домом как Г-62. Он лежал во впадине лунного моря на глубине пятнадцати метров. Митрошка отрастил манипулятор и вошел в соприкосновение с крышей лунохода, на ощупь добрался до антенны.

— Все живы, — сказал он. — Только напуганы очень. Но не падают духом, говорят, даже не сомневались, что их все-таки найдут. Нет, Званцев, я все-таки молодец, а? Лихо вытащил кролика из шляпы?

— Не томи, Митроха, — не выдержал вулканолог. — Как ты их обнаружил?

— Это вам, людям, нужна ослепительная догадка, — сказал робот. — А я просто начал перебирать варианты. Понимаешь, Званцев, у луноходов есть клапан, через который из машины удаляются излишки углекислого и угарного газа, который образуется при дыхании людей. Я даже обрадовался, что конструкторы замкнутую систему не установили. А вместе с продуктами человеческого дыхания машина избавляется… от чего, Званцев, она может избавляться? Главное — этого нет в лунном грунте.

— Водяной пар? — догадался Стариков.

— Видишь, Званцев, твой коллега более догадлив, — назидательно сказал Митрошка. — Так кто из нас Митрофанушка? Мне только оставалось просмотреть все участки и выделить тот, где обнаруживались следы воды. Все остальное было делом обычной техники.

Видно было, как робот выпрямился, глядя куда-то вдаль.

— А вот и спасатели приближаются, — сказал он. — Мы свое дело сделали, пусть теперь они ишачат. Ты, Званцев, как знаешь, а я лично сегодня ничего больше делать не буду. Все равно к Церексу мы сегодня не пойдем. Тебя просто не отпустят. Надеюсь, ты не станешь возражать, если я приму стаканчик свежего электролита и сяду пересчитывать запятые и точки в Британской энциклопедии?

— Он это серьезно? — удивился Стариков.

— Вы про электролит или про точки с запятыми? — лукаво поинтересовался Дом.

Саламандра

Званцев нашел ее при исследовании Ключевской сопки.

Если точнее, то углядел ее глазастый робот Митрошка, а Званцеву осталось только наклониться и подобрать странную полупрозрачную с розоватыми отливами статуэтку, изображающую изогнутую ящерку. Сделана она была искусно — заметны были маленькие черные коготки, чешуйки на теле, а глаза ящерки были выполнены так, что создавалось полное впечатление живых. Званцев никак не мог отделаться от ощущения, что ящерка наблюдает за ним. Она стояла на фоноре — гибкая, стремительная, готовая пуститься в бегство.

— Кварц, — сказал Дом. — Кварц, окрашенный окислами железа.

— Кто ее сделать мог? — подумал вслух Званцев. — Для камчадалов она сделана слишком искусно.

— А ты хрустальные черепа вспомни, которые когда-то в Южной Америке нашли, — посоветовал Дом. — Помнишь, они тоже из единого куска кварца сделаны. И тоже про них говорили, что невозможно их было изготовить при существовавших в Америке технологиях. Но ведь изготовили! Из единого куска, хотя все специалисты единодушно утверждают, что кварц таким образом обработать нельзя. А шлифовкой этого можно было добиться лишь за сотни лет. И все-таки кто-то это сделал. И потом, кто тебе сказал, что это местное изделие? Возможно, здесь кто-то побывал до нас. И просто потерял эту штуку. А вы с Митрошкой нашли.

— Просто у тебя получается, — сказал Званцев, стоя у окна и разглядывая живописный пейзаж, возможный лишь на Камчатке. — А мне чудится в этой ящерке какая-то загадка. Раньше что-нибудь подобное находили? Да еще в кратере действующего вулкана.

— Я таких материалов не нашел, — сказал Дом.

— Плохо искал, — вмешался в разговор робот Митрошка. — Я тут тоже немного в Сети полазил. Была находка. И не похожая, а почти точно такая же. Только довольно давно, еще в середине двадцатого века. Геолог Заостерцев при исследованиях Горелой сопки. Здесь же, на Камчатке. Упоминание об этом сохранилось, вероятно, лишь благодаря оригинальной гипотезе доктора А. А. Малахова, высказавшего утверждение, что люди имеют дело с иной формой жизни на кремниевой основе.

— Бред, — решительно сказал Дом. — Плавиковая кислота вместо воды, высокая температура, необходимая для существования… Это слишком сложно, чтобы оказаться правдой. Красивая гипотеза, Митрошка, не более.

— А это как посмотреть, — возразил робот. — Вчера еще некоторые деятели от кибернетики именно так о нас с тобой и отозвались бы. Возможность техноморфизации казалась просто нереальной. Но мы-то с тобой существуем!

— Вот именно, — сказал Дом, — существуем. Кухарками, транспортными средствами, свежую информацию почерпнуть некогда.

Ящерка смотрела на Званцева.

Вулканолог взял ее в руки и еще раз поразился той искусности, с которой фигурка была выполнена. Она и в самом деле казалась живой.

— Кончай свару, — объявил он. — Митрошка, мы с тобой идем на охоту.

— А я малинки нащиплю, — тут же отозвался Дом. — Тут у меня с левой стороны такие заросли! Я вчера двух медведей спугнул.

В воздухе пахло можжевельником и от реки тянуло прохладой.

— Зря ты, Званцев, его поддержал, — сказал Митрошка, осторожно ступая вслед вулканологу. — Подумаешь температура! В жерле вулкана, да поближе к лаве — там ей только и жить. Помнишь, где мы ее нашли? У свежего выхода лавы. Заигралась, а в глубину уйти не успела.

— Ты по сторонам посматривай, — предупредил Званцев. — А то мы так без трофея домой вернемся. А я уже нацелился на рябчика, не хочется разочаровываться.

— Вот так, — сказал робот. — Два миллиона гигабайт памяти, способности такие, что другим и не снились, а тебя держат за охотничью собаку. Ты мне еще «фас» скажи!

Званцев промолчал.

Осень брала свое. Было уже морозно, на камнях, рассыпавшихся вдоль ручья, появился первый лед, и надо было быть осторожным, чтобы не поскользнуться.

— И ничего необычного в этом нет, — сказал за его спиной Митрошка. — Кремний вполне мог заменить углерод. Я тебе даже схему замещения могу нарисовать. И вообще, я читал книгу, там один профессор, из вас, между прочим, из людей, пытался неуязвимых солдат создать и проводил опыт по замещению в клетках человека углерода на кремний.

— Так это, Митроха, фантастика, — терпеливо объяснил вулканолог. — Пишут люди, дурят бедных роботов. Книжка, небось, старая?

— В двадцатом веке написана, — признался робот.

— С тех пор наука далеко ушла, а между прочим твой корпус из сверхпрочного пластика клепали, но это не помеха всем твоим метаморфозам.

— И я о том же! — сказал робот.

— Выкинь эту чушь из головы, — строго сказал Званцев, но тут ему стало не до поучений — от кедровника подали голоса пестрые рябчики. — Слышишь?

— Я всегда говорил Дому, что нет в тебе полета фантазии, — вздохнул робот. — Сиди уж, охотничек, сам схожу, ты мне только всю дичь распугаешь!

Вот в стремительности и точности реакции Митрошке равных не было. В этом Званцев еще раз убедился, когда робот вернулся обратно.

В последующие дни Митрошка принялся за проверку своих предположений.

Званцев его предупреждал, но выяснилось, что Митрошка предупреждениям не внял. Более того, он смонтировал в лаборатории муфельную печь и вечерами мысленно рылся в справочниках, подбирая температурные режимы для ее работы. Неудачи Митрошку не пугали, робот последовательно менял температуру муфельной печи, закладывая туда ящерку. После нагрева она оставалась все той же статуэткой, разве что меняла свой цвет — с прозрачно-желтого до огненно-красного.

— Митрошка, — строго говорил Званцев роботу. — Займись делом!

— Я и так им круглые сутки занимаюсь, — бурчал тот в ответ. — А это уж личное, Званцев, я же тебе не мешаю бездельничать и иллюстрированные журналы листать.

Званцев смирился.

Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Хотя представить себе плачущего Митрошку он просто не мог. К роботу эта идиома явно не подходила.

— Пусть его, — сказал и Дом. — По крайней мере, линия связи чаще свободна будет.

Был очередной вечер, наполненный бездельем и ленивой дремотой. Лень обуяла Званцева настолько, что телевизор смотреть не хотелось, хотя по пятьдесят седьмому каналу и фильм хороший показывали — «Собор Парижской Богоматери», да и кроме него было что посмотреть, даже военные историки, словно сговорившись, в этот день наперегонки раскрывали загадки истории — от бомбежки Ковентри до создания нацистскими врачами зомби для охраны «Волчьего логова», в котором одно время жил германский фюрер Адольф Гитлер. А еще они раскопали историю ракетного подземохода, созданного в сталинском Советском Союзе, и увлеченно перемывали косточки всем, кто препятствовал созданию этого крайне полезного изобретения. И еще обещали показать историю создания архангельским самородком подводной лодки во времена Петра Великого.

Робот Митрошка сидел в лаборатории.

Поэтому Званцев даже не удивился, услышав оттуда голос робота.

— Я же говорил, говорил! — громко сказал Митрошка. — Званцев, иди сюда! Дом, смотри, смотри!

Званцев вздохнул и лениво прошел в лабораторию.

Митрошка сидел перед муфельной печью, вытянув глазной стебель и заглядывая таким образом в глазок муфельной печи.

— Что тут у тебя? — спросил Званцев и машинально открыл дверцу печи.

— Осторожнее! — вскрикнул Митрошка.

Поздно!

Из пышущего жаром муфеля выскользнула прозрачная ящерка. Теперь она казалась желто-алой. Ящерка скользнула на пол и побежала. В том месте, где ее лапки касались пола, образовывались длинные черные пропалины.

Митрошка схватил бокал с водой и вылил на ящерку. Раздался пронзительный треск, словно в Доме били стекла. В одно мгновение ящерка помутнела, окуталась сетью мельчайших трещинок и с оглушительным хлопком разлетелась на мелкие осколки, усеявшие пол комнаты.

В комнате, отведенной Домом под лабораторию, наступила тишина.

— Митрофан, — сказал в этой тишине Дом. — Я имею заявить, что ты — дурак!

— Здрасьте. — хмыкнул робот Митрошка. — Нет, Званцев, ты видел? Мы его в компанию приняли, можно сказать, вынянчили, воспитали, а он дураками разбрасывается.

— А как еще назвать существо, которое ставит под угрозу жизнь и здоровье другого? — поинтересовался Дом.

— В самом деле, Митрошка, — укоризненно произнес Званцев. — Дом же мог сгореть!

— Не мог, — буркнул робот. — У него прекрасная система противопожарной защиты. Он, можно сказать, заговорен от любого пожара. И здоровья у него на десятерых хватит. Его схемам Европейский центральный компьютер позавидовать может, про электрические цепи я уже не говорю! Но ты видел, Званцев? Ты видел? Я же говорил, что она живая!

— Не знаю, — пожал Званцев плечами. — Просто ты ее перекалил, вот она и заскакала по полу, когда выпала из печи. При чем здесь жизнь?

— Дом, да скажи ему! — воскликнул Митрошка. — А еще лучше — покажи!

Дом включил разухабистую мелодию из какой-то оперетки и выпустил уборщика, который с легким гудением заскользил по полу, собирая осколки. Он всегда включал такие мелодии, когда хотел показать обиду. Уборщик задерживался на выжженных пятнах, оставляя за собой отреставрированную поверхность.

Кремнийорганическая жизнь!

Званцев покачал головой.

Скорее всего, у происходящего были более прозаические причины. Не стоило умножать сущности сверх необходимого для того, чтобы разобраться в происходящем. У самых таинственных случаев и самых невероятных загадок были довольно простые разгадки. И Дом молчал.

Званцев смутно представлял себе саму возможность кремнийорганической жизни, весь его разум восставал против этого. Ящерка не бегала. Она просто была раскалена и за счет этого проскользила по полу несколько метров. И все. И все.

— Да ну вас, — сказал Митрошка и вышел на улицу.

В окно Званцев видел, как некоторое время он стоял на берегу речки, словно становясь меньше ростом, потом полностью ушел под воду. Вода была холодной, от одной мысли об этом у Званцева по коже поползли мурашки.

— Знаешь, Званцев, — подал голос Дом. — А ведь она и в самом деле бежала. Хочешь, покажу тебе замедленную съемку?

— Не хочу, — качнул головой человек.

«Не сейчас, — подумал он. — Может быть, потом. Да, потом». Сейчас важнее было то, что Митроха начал вести себя неадекватно. Слишком по-человечески.

— Вернется, — сказал Дом. — Званцев, не переживай.

— Да ну вас, — повторил человек слова робота. — Одно беспокойство с вами.

Кремнийорганическая жизнь, надо же!

Интересно, это особый вид, живущий в вулканах, или обычная ящерица, у которой углерод оказался замещенным кремнием? Званцев думал об этом, хорошо понимая, что его вопросы, скорее всего, останутся безответными. Шансы, что им попадется еще одна такая ящерка, были невероятно малы. Да и какая, собственно, разница? Главное, что кремнийорганическая жизнь существует. Вулканолог представил себе юрких ящерок, нежащихся в жидкой огненной лаве. Но если существуют ящерицы, могут быть и более крупные виды? Может, легенды об огненных драконах имели под собой реальную почву. Как крокодилы, которое одно время жили в речках Белоруссии. Впрочем, и это его не слишком интересовало. Больше всего его беспокоило поведение Митрошки и его долгое отсутствие. Слишком самостоятельно он начинает себя вести. Теперь еще и обиды проявляться явно стали. Надо будет обязательно показать его киберпсихологу. Странно, что Дом совершенно не волнуется.

Трудно понять психологию машин. Особенно если это не просто машины, а техноморфы, обучение которых велось свободным программированием. Слишком сильно они начинают походить на людей.

Званцев вдруг подумал, что ему будет очень трудно расставаться с Домом и Митрошкой. Привык он с ними за проведенное совместно время. Даже больше чем привык.

В комнату заглянул Митрошка.

Корпус его был еще влажным от воды.

— Званцев, — сказал Митрошка. — Ты не спишь?

— Сплю, — сказал человек.

— Так рано еще! — удивился Митрошка. — Слушай, Званцев, я там рыбки принес. Такого тайменя выхватил! Хочешь, загляни на кухню, сам увидишь.

— Спасибо, — сказал человек. — Ты же знаешь, Дом терпеть не может рыбы.

— Так я же тебе принес, а не ему, — сказал робот.

— А фильтры от чешуи мне очищать, — сухо сказал Дом.

— Дом, ты не сердись, — заторопился Митрошка, и круглые большие глаза его радостно вспыхнули. — Я ведь не нарочно. Я же для науки старался. А полы я сейчас седаксом пройду, лучше новых будут.

Успех и удача

Вы когда-нибудь бывали на Титане?

И не переживайте, что вам там не довелось побывать. Это только в книгах космические путешествия бывают интересными. В научной экспедиции все по-другому. Нет, опасности встречаются, причем очень серьезные, но приключениями их назвать язык не поворачивается. И не слушайте россказней о Титане, не так все происходящее интересно, как об этом говорят.

На Титане вечный сумрак. Его освещает только Сатурн, поэтому света недостаточно. И кругом лед. Только состоит он не из воды, а из сгустившегося и замерзшего газа метана. На Титане есть и моря, но они тоже состоят из нестабильного метана. Достаточно подойти к берегу и ударить по псевдо-воде ладонью, получишь всегда неожиданный результат: вода может превратиться в лед, а может испариться, ударить в безоблачные небеса мутноватыми фонтанами, чтобы через некоторое время снова осесть на грунт, но уже сковав все, на что упадет, прочным ледяным покровом. Такое состояние газа обычно бывает в районах, прилегающих к сейсмоактивным зонам. На Титане около десяти вулканов, разбросанных по всей поверхности, поэтому зон, где метан находится в нестабильном состоянии, много. Но самое интересное происходит как раз вблизи вулканов, где красноватая раскаленная лава превращает метан в пар, а выбросы кислорода из загадочных глубин Титана превращают все во взрывоопасную смесь. Образуется так называемая «зона Хлумова», названная в честь ее первооткрывателя. Иной раз ахает так, что весь Титан сотрясается, поэтому научные исследования вблизи вулканов превращаются в весьма опасное дело.

Для Званцева и его команды это была не первая космическая экспедиция, но в таких экстремальных условиях они еще никогда не работали.

— Знаешь, Званцев, мне здесь не нравится, — объявил Дом, когда они высадились на Титане с планетолета «Рапира». На исследования им был отпущен месяц, у экспедиции было много задач, и работа на Титане была не самой важной из них. — Здесь даже сваи закрепить не удается — при малейшем нагревании все испаряется. Я уж, как кошка, когти выпустил и держусь. Мне бы до настоящего грунта добраться, но он лишь в районе вулканов. Что мне там делать? Это вы с Митрошкой во славу науки и человечества рискуйте, я и со стороны посмотрю.

— Нравится не нравится, — мрачно сказал Званцев. — Такого понятия не существует. Дело надо делать, Дом, дело!

— А в самом деле, Званцев, — вклинился в разговор Митрошка. — Зачем людям вулканы? Да еще на других планетах?

— Митрошка, не начинай, — сказал вулканолог. — Ты же сам все знаешь! Во-первых, все упирается в вопросы происхождения жизни. Огонь или тепло — необходимое условие для ее зарождения.

— Это вы так думаете, — сказал Митрошка. — А природа, вполне возможно, думает иначе.

— Вот мы и пытаемся понять закономерности возникновения жизни, — вздохнул Званцев. — Вот изучим вулканизм как следует, часть вопросов снимется. Только у человечества и без того к вулканам будет немалый интерес. Благодаря вулканическим выбросам мы больше узнаем о внутреннем строении планеты. Кроме того — это же источник энергии, Митрошка! Источник того, в чем человечество постоянно нуждается. Вот придет время освоения Титана. А оно придет, не сомневайся. И где брать энергию для преобразований? Да у того же Титана! Построим здесь тепловые станции, будем использовать энергию его недр для того, чтобы сделать его пригодным для обитания. Метановые моря растопим, бактерии запустим, геноизмененные растения разведем. Глядишь, лет через двести-триста здесь сады будут цвести, стрекозы летать!

— Понимаю, — сказал Митрошка. — Пели вы когда-то, что и на Марсе будут яблони цвести! Сколько лет прошло, так даже чахлая земная травинка там не прижилась. Но предположим, все правильно. Только зачем людям Титан? Вам что, Земли не хватает? Вас всех два раза на Цейлоне можно разместить, если в колонны построить. А остальной мир к вашим услугам. Живите, пользуйтесь! Нет, вас к звездам тянет! Зачем?

— Ну, — сказал Званцев, — положим, к звездам тянет не всех, большинству и на Земле уютно. Вон, скажем, Аленку за пределы атмосферы не вытянешь. Но понимаешь, Митрошка, это в природе человека: дотянуться до Солнца и дерзко посмотреть, что там дальше.

— Поэт, — хмыкнул Митрошка. — Но вот смотрю я на Титан. Безжизненная планетка. Неудобная планетка. Аммиака здесь хватает. Условия жуткие, без защитных приспособлений носа показать не может. А вы рветесь сюда, что-то исследуете. Зачем? Для кого? Ведь из миллиардов земных жителей ваши исследования интересны полутора-двум тысячам человек. А вы кричите, что все делаете во имя человечества. А человечеству ваши игры до лампочки. Разве я неправ?

— Понимаешь, Митрошка, — сказал Званцев немного расстроенно, потому что правота робота казалась бесспорной. Он и сам не раз думал нечто подобное. — Это сейчас основной массе людей то, что мы делаем, абсолютно не нужно. Но придет время, и все будет востребовано.

— Это ты себя успокаиваешь! — отрезал Митрошка.

— Хватит, спорщики, — примирительно сказал Дом. — Отдыхать так отдыхать. Хватит друг другу настроение портить, — и с тайной надеждой предложил: — Можно сыграть в карты? Как?

— Нет уж, — отказался Званцев. — У вас идея фикс: человека в картишки обставить. Ты бы еще в подкидного дурака предложил сыграть!

— В подкидного неинтересно, — возразил Митрошка. — Конечный результат всегда будет известен.

— Вот-вот, — сказал Званцев. — Я же говорю — сговор!

— Не спорю, — сказал Митрошка. — Оставить человека в дураках всегда приятно, правда, Дом? Но с тобой мы играем честно. Просто у тебя логика хромает, и варианты ты считаешь медленно. Но мы в этом не виноваты, с природой не поспоришь!

— Вот и играйте между собой, — сказал Званцев. — А я лучше кино посмотрю. Дом, поставь «Белое солнце пустыни».

— Опять «Белое солнце», — вздохнул Дом. — Званцев, ты его скоро наизусть выучишь. Никак не пойму, почему тебе этот фильм так нравится? Ну, поручили человеку чужих самок в город отвести, а самец настойчиво пытается этих самок отбить и вернуть. И что? В чем смысл? А главное, что в этом смешного? То вы требуете проявлять уважение к старикам, а в кино их на ящики с динамитом уложили. И как могут быть гранаты не той системы? Граната в любом случае гранатой останется. И этот абориген, который на звук выстрела всегда появляется… Он что, так запрограммирован?

Он недоговорил. Что-то невидимое приподняло Дом и резко встряхнуло.

— Ну вот, опять рядом «зона Хлумова» разрядилась. Я так без опор останусь, — недовольно сказал Дом. — Званцев, тебе нужен инвалид?

— Сейчас «цветочки» на поверхность полезут, — сказал Митрошка.

После взрыва обычно обнажалась коренная порода с большим содержанием серы, вступая в соединение с углеводородами, сера расцветала на ледяной поверхности красно-желтыми «цветами», которые, впрочем, существовали недолго — быстро чернели, осыпались, и ветер, который на Титане никогда не стихал, разносил черный пепел по всей планете. Но картина была сказочной, в первые дни Званцев часами любовался этими порождениями Титана — так загадочно и фантастически прекрасно они выглядели. Но все, даже самое прекрасное, когда-то приедается, самое необычное становится привычным и обыденным, самое загадочное имеет такую простую разгадку, что испытываешь разочарование.

— «Белое солнце пустыни», — решительно сказал Званцев, снова укладываясь на диван. — Вы просто ничего не понимаете, юмор этого фильма вам недоступен.

— Званцев, — сказал Митрошка. — Хочешь пари, что ты не досмотришь этот фильм до конца?

— Обязательно досмотрю, — сказал Званцев.

— Так чего же не споришь? — не унимался Митрошка.

— А я с детства не люблю азартных игр, — лениво сказал Званцев, глядя, как на стене появляется эмблема древней киностудии. — И спорить не люблю. Потому и фокусником не стал.

Красноармеец Сухов в белой полотняной гимнастерке бодро шел по пустыне, оставляя на песке цепочку следов.

— Дом, — сказал человек. — Соку. Холодного. Лучше из зеленого винограда, чтобы кислил!

«Сухов, — радостно сказал на экране командир отряда. — Тебя мне сам Бог послал! Сухов, выручай!»

— А между прочим, Званцев, — сказал Митрошка, — они уже давно стоят!

— Кто? — не понял вулканолог.

— Эти, — кивнул Митрошка на обзорный экран. — Полчаса уже стоят, а если точнее — тридцать восемь минут.

Вулканолог посмотрел на обзорный экран.

Рядом с Домом небольшой плотной группой стояло несколько фантастических существ. У каждого из них были по две нижних и по две верхних конечности, но они так же мало напоминали человека, как имеющий такое же количество конечностей петух. Званцев затруднился бы описать их сразу, поначалу он запомнил только длинные цилиндрические головы, украшенные затейливыми рогами, и большие глаза, которые немигающе и заинтересованно смотрели на Дом. Существа были одеты в какие-то невероятные одеяния, похожие на меховые. А может, это была их шкура?

— Черт! — только и сказал Званцев, даже не сказал, а простонал, ибо инструкции, с которыми его знакомили на курсах переподготовки, предписывали при контакте немедленно все бросить, уведомить о состоявшемся контакте Землю, а самому убираться восвояси, пока ты что-то не напортил неосторожным и непродуманным поступком. А у Званцева уже приборная сетка была расставлена, наблюдения шли вовсю, и, кстати, намечались весьма любопытные результаты. Мантия на Титане располагалась значительно ближе к поверхности и была отделена от атмосферы лишь тонким слоем базальтов и углеводородного льда, поэтому и воздействие ее на процессы, происходящие на поверхности Титана, было более активным.

Собственно, аборигены Титана были следствием такого воздействия.

Хозяева Титана не проявляли враждебности. Они просто любопытствовали.

Званцев не мог представить, чем им кажется Дом, ничего подобного среди льдов не наблюдалось, аборигенам даже сравнивать увиденное не с чем было. Он посидел немного, глазея на живописную группу, а потом поступил так, как поступил бы любой дилетант, — надел скафандр и выбрался наружу.

Его появление аборигены встретили с некоторым оживлением.

— Званцев, — сказал робот у вулканолога за спиной. — Ты будь осторожней. Думаешь, откуда у них косточки в качестве украшений? Не думаю, чтобы местные животные подарили им свои.

Один из аборигенов вышел немного вперед и заговорил. Он говорил хрипло и отрывисто, время от времени обводя черной лапой пространство вокруг себя.

— Митрошка, ты что-нибудь понимаешь? — не оборачиваясь, спросил Званцев.

— Откуда? — удивился робот. — Я титанианский, как и ты, сегодня впервые слышу.

— Почему «титанианский»? — спросил Званцев.

— А как же еще? Для благозвучия. Не будем же мы аборигенов «титками» звать, — объяснил робот. — Я так понимаю, что они нам не очень рады.

Морщинистый вождь плюнул в их сторону.

— Даже совсем не рады, — перевел Митрошка.

— Слюну бы его на анализ! — мечтательно сказал Званцев.

— Может, и будет у тебя такая возможность, — сказал робот. — Уж очень они недовольны!

Он укрепил нижние манипуляторы, увеличил их число и шагнул вперед.

Изменения произвели на аборигенов впечатление. Они отступили.

— Попробуем прием попугая, — сказал Митрошка и воспроизвел несколько слов на местном наречии, точно копируя интонации вождя.

Аборигены гневно завопили. Вождь потряс черным шершавым кулаком.

— Кажется, я ляпнул что-то не то, — растерянно сказал Митрошка.

Мимо прошелестел и ударился о стенку Дома бугристый кусок льда.

— Слушай, Митрошка, — сказал Дом. — По-моему, переговоры ведешь ты.

— Знать бы, что говорить, — Митрошка закрыл собою человека. — Слушай, Званцев, ты не считаешь, что важно вовремя отступить?

— Ты хоть понял, что они тебе сказали?

— Откуда? — возразил Митрошка. — Времени на анализ не было. Хотя язык довольно примитивный.

Аборигены провожали их градом ледяных камней.

— Шагу не сделаю, пока не наберем словарный запас, достаточный для анализа и расшифровки, — сказал Митрошка, когда они оказались в Доме.

Язык аборигенов, как и говорил Митрошка, оказался довольно простым.

Вскоре путешественники были готовы к переговорам.

Но как раз взаимопонимания с аборигенами не получалось. Оказалось, что вулканы, которые Званцев прибыл изучать, по местным верованиям относятся к священным местам, и всякая возможность пребывания в районах, где они располагались, исключалась. Каждое предложение Званцева аборигены шумно обсуждали. И неизменно отвергали.

— А если им намекнуть на наше божественное происхождение? — уныло сказал Званцев.

— Не пройдет, — отмел Митрошка. — По местным верованиям боги могут появиться лишь из-под земли. А мы для местных жителей лишь незваные гости.

— Придется улетать, — вздохнул Званцев. — Дом, вызывай «Рапиру». Мне и так нагорит за несанкционированный контакт. А все-таки, братцы, мы с вами попали в первооткрыватели. Во всех источниках будет написано, что именно мы открыли цивилизацию Титана.

— Да какая это цивилизация, — не согласился Митрошка. — Горлопаны, по любому вопросу спорят.

Он помолчал, потом сказал:

— Есть одна мыслишка. Надо проверить.

Наутро оказалось, что Митрошка вышел из Дома один.

— Как же так, — укоризненно сказал Званцев. — Зачем ты его выпустил?

— Так он же по делу, — сказал Дом. — У Митрошки неплохая идея. Пусть проверит. Есть будешь?

У Званцева кусок в горло не лез. Мало того что сам он пошел на несанкционированный контакт, теперь получалось, что он роботу его передоверил!

Митрошку он увидел, едва покинул Дом.

Митрошка для устойчивости отрастил четыре нижних манипулятора, а верхние находились в постоянном движении.

Вокруг Митрошки сидели аборигены и напряженно следили за манипуляциями робота. Перед роботом стоял пластиковый столик, на котором стояло три колпачка.

— Смотри внимательней! — выкликал на местном наречии Митрошка. — И будь сознательней! Угадай, где он, и выиграй миллион! Ну, кто скажет, где шарик?

Вождь аборигенов в меховой неуклюжей шапке, украшенной костями неизвестного животного, решительно показал шершавой черной лапой на один из стаканчиков.

Митрошка приподнял его, под стаканчиком было пусто.

— Черт возьми, ну как назло, вам опять не повезло! — выкрикнул Митрошка, и манипуляторы его принялись ловко и быстро менять стаканчики местами, крутя их на гладкой поверхности столика. — Будь внимательней, повезет обязательно!

— Митрошка, — сказал Званцев. — Что ты делаешь?

— Будь спокоен, командир, — по-русски и негромко отозвался робот. — В отличие от тебя, Званцев, эти ребята без ума от азартных игр. Три вулкана я у них уже выиграл. Дай только немного времени, у нас в кармане будут все восемь.

И, повернувшись к аборигенам, предложил:

— Смотрите внимательно во все восемь глаз! Удача и успех ожидают вас!

— Митрошка! — еще строже сказал Званцев. — Робот не может жульничать!

— А кто сказал, что я жульничаю? — удивился Митрошка. — Я им просто задал пространственную задачу с заранее неверными предпосылками.

И отозвать его никак нельзя было: судя по напряженному вниманию аборигенов, наблюдающих за стаканчиками, порхающими в руках Митрошки, жители Титана разорвали бы на части любого, кто попытался бы вмешаться в их увлекательную игру с абсолютно безвыигрышным вариантом.

Назад: Вулканолог Званцев и его техноморфы

Дальше: Остров обезьян