И все-таки проснулся я с явным ощущением опасности.

Элка мирно сопела рядом, судорожно вздыхала во сне, словно продолжала переживать все случившееся накануне. Я нащупал рукоять светоруба, на ощупь сунул босые ноги в туфли, осторожно приоткрыл дверь в коридор. Всего можно было ожидать, даже появления капитана Салахова. Ведь Элка четко ему указала, где мы остановились. И люди гестапо, если капитан с ними связан был, тоже могли попробовать захватить нас врасплох. Хотя конечно же я их больше интересовал. Однако было тихо, машин на улице не слышалось, а настроение у меня вдруг стало резко боевым, хотелось что-то выкинуть. Ну, к примеру, порубить на мусор дом на противоположной стороне улицы. Так, чтобы труха и кирпичные брызги в разные стороны разлетались!

Это и заставило меня взять себя в руки. Никогда в бакланах и чубаровцах не ходил, не свойственно мне было подобное состояние души.

Я открыл дверь веранды, выглянул на улицу и сразу же натолкнулся на пристальный чужой взгляд. Я даже не сразу сообразил, что это на меня смотрит вчерашняя свинья, которая натаскалась по огородам, набила пузо и вернулась спать в хлев. Свинья выжидающе смотрела на меня, воображая, что я сейчас вытащу огромный чан запаренного комбикорма. Убедившись, что руки мои по-прежнему пусты, свинья недовольно хрюкнула, закрыла глаза и положила рыло на планку входа.

Возбуждение медленно отпускало меня.

Возбуждение это легко было объяснить расшатанными нервами, но я уже научился доверять подсознанию. Не подводило оно меня последнее время.

Улица была пустынна, и за штакетником забора, огораживающего сад и огород, никто не прятался. С земли мне ничто не угрожало. А с воздуха? Я вспомнил вчерашнюю цепочку коробов в синем небе, и мне стало страшно. Торопливо я поднял голову. Вот оно!

В пока еще темном небе двигался клин.

Только не из птиц он состоял, а уже из знакомых мне голубовато-розовых медуз. Эти твари тоже медленно двигались на юг, опустив к земле щупальца, отчего казались похожими на полураскрытые парашюты. В стае было семь особей, одна двигалась во главе клина и казалась крупнее других, остальные образовывали два крыла по три медузы в каждом. Едва они миновали село, возбуждение, бурлившее во мне, стало стихать. Каким-то образом медузы действовали на меня, порождая гнев, раздражение и желание выкинуть какой-то отчаянный фортель. О том, что это на меня действуют медузы, я понял, едва показался новый клин. Утихнувшее возбуждение овладело мной с новой силой, приходилось сдерживаться, и давалось мне это с большим трудом.

Медленно я отступил в дом.

— Адька, ты что? — хриплым со сна, но остающимся нежным голосом спросила Элка. — Что там такое?

— Спи, — сказал я, чувствуя, что под крышей дома мне становится легче и возбуждение проходит. — Летают там разные твари…

— Медузы эти? — оживилась она и легко подбежала к окну. — Где? Никогда не видела?

— Назад! — рявкнул я и тут же, извиняясь за свой тон, обнял ее за плечи. — Нельзя, Элка, там такая ерунда, они как-то на психику воздействуют.

Некоторое время мы сидели за столом и молчали.

— Есть хочешь?

— Нет, — она нервно зевнула. — Слушай, откуда эта гадость взялась? У нас они тоже есть, только мало. Я о них только слышала.

— И как у вас с ними справляются?

— «Катюшами». Слышал про такие установки?

О «катюшах» я ничего не слышал.

— Гвардейские установки залпового огня, — пояснила Элка, словно эти слова мне что-то говорили. — У ракет термобарические головки, они сразу выжигают все. Правда, потом часто приходится лесные пожары тушить, они, говорят, в лесах любят появляться. Зато от них и следа не остается.

Это мне понравилось. Значит, они с медузами уже научились бороться. Вот бы еще и с бесами. Интересно, а что у них есть? Я вдруг подумал, что о мире, из которого пришла Элка, знаю только по рассказам отца и статьям в наших газетах.

— Я тут два вещмешка нашла, — деловито сказала Элка. — Запасливый в этом доме человек жил. Так я продукты собрала. Слушай, может, когда они улетят, мы еще в тот магазинчик заглянем?

— А ты куда собралась?

Она удивилась.

— Ну не будем же мы здесь до старости сидеть?

Сидеть в пустой деревне смысла не было. Но и с маршрутом я еще не определился. Элка-то, небось, уже вообразила себе, как мы добираемся до границ Сибирского Союза, ее там встречают как героиню, а дальше все, как в романах, — счастливый брак, поздравления друзей и все такое. Или наоборот — сдаст она меня там в местные органы. Там справочки наведут, выяснят, чем я раньше занимался, поблагодарят и с сожалением, да, да, с огромным сожалением отправят в трудовой лагерь перевоспитываться. Мне ни тот, ни другой вариант не нравился. Дали же ей указание меня ликвидировать? Следовательно, не такие они там добренькие, и вообще, интересы государства превыше всего. Пока я еще ничего не решил, планы наметил самые простые — добраться до Сталинграда, а там видно будет. Там можно было повернуть в сторону Москвы, говорят, заброшенная столица представляла собой грандиозное зрелище, поэтому мне все хотелось увидеть своими глазами. А там уже легче добраться до Прибалтики. Если получится туда добраться, считай, я уже в Европе. Я совсем не представлял, чем там буду заниматься, но у меня были знакомые, которые сейчас жили в Берлине, поэтому я полагал, что подходящее занятие на Западе все-таки найду. Сибирский Союз у меня доверия не вызывал, общественные системы меняются долго, а папашкиным рассказам я доверял, все знали, что в брехунах и балаболах он никогда не ходил.

К обеду медузы над деревней появляться перестали.

Возможно, это было временным явлением, но сидеть в деревне и ждать с моря погоды казалось глупым занятием. Мы затарились в магазине. Сели, выбирая по карте дальнейший маршрут, и двинулись дальше.

Погода была изумительная, трава зеленела, словно после дождя, и казалось, что нет впереди никакой опасности, это мы с Элкой на пикник собрались. Сейчас вот доберемся во-он до той рощи, постелем одеяло, разведем костер, пожарим на прутьях хлеб и колбасу, и все будет хорошо, так хорошо, как мы сами захотим.

Роща была маленькой, состоящей из нескольких деревьев, и показалась мне немного странной — словно ветром с ветвей всю листву сорвали.

Прежде чем мы до нее добрались, пришлось спуститься вслед за дорогой в балочку. На дне ее, встав передними колесами в ручей, замер большой военный грузовик, кузов которого был крыт тентом. В кабине никого не было, в кузове, впрочем, тоже. Я попробовал рукой капот, но не понял — солнцем его нагрело или двигатель недавно работал. У грузовика были номера гауляйтерства.

Судя по всему, машину бросили в спешке. Водитель даже ключи из замка зажигания не вытащил. Странным мне показалось, что мы не слышали звука мотора. И непонятно, как машина по дороге прошла, а в деревню не заезжала. Когда мы поднялись из балочки, странная роща оказалась неподалеку. Теперь было видно, что это не деревья, а странные конусные столбы, вкопанные в землю суженным концом вниз. Какой-то дурак покрасил их в розовый цвет. В розовый цвет…

— Элка, назад! — приказал я, еще не сообразив, что меня напугало.

Достать светоруб и облачиться в доспехи оказалось делом мгновения. Я сбросил с плеча вещевой мешок и только тогда сообразил, что именно заставило меня насторожиться. Не столбы это были, а свитые в жгуты медузы. И не в землю они своим нижним концом упирались, земля такой черной не бывает. Груда мертвых людей в черной униформе лежала на траве, а свернувшиеся в жгуты медузы жадно насыщались ими. Мною овладело бешенство, я вывел лезвие на максимальную мощность и трехметровую длину и ринулся на медуз. Уже потом я сообразил, что инстинктивно принял единственно верное решение: медузы насыщались и не сразу отреагировали на мое появление. Поднимись они в воздух… Но это я уже потом сообразил, а тогда я просто врубился в эту страшную рощу, разя светорубом направо и налево. Двух медуз я перерубил надвое, остальных крошил не целясь. Последняя медуза осознала опасность и начала разворачиваться, беспорядочно выбрасывая в стороны щупальца, но принять боевую форму я ей не дал. Врубился в нее, как голодная свинья в капусту на грядке. Клочья плоти летели в разные стороны, в мою сторону метнулось щупальце, но я успел его обрубить еще до того, как оно стало представлять опасность. Медуза успела развернуться наполовину, она истекала красной кровью, превращаясь под моими ударами в кучу бесформенных обрубков.

Некоторое время я еще беспорядочно махал светорубом, пока не сообразил, что живых противников у меня уже не осталось. Наверное, с точки зрения боевых бесов я сейчас совершил подвиг, но я даже не подумал об этом. Трава вокруг была залита кровью. Из черных лохмотьев выглядывали бело-голубые кости, плоть мертвецов растекалась густой клейкой массой, а на груде человеческих трупов бились и судорожно подергивались куски порубленных мною медуз.

Оглядываясь по сторонам, я подхватил брошенный мешок и отступил к грузовику.

Увидев меня, Элка ахнула и бросилась навстречу.

— Ты цел?

И на лице ее я увидел такую тревогу, что все сомнения прочь отбросил — не игра это, любит она меня, психовала, нервничала, когда я, дурак, на жирующих чудищ поперся со светорубом наперевес. А я в тот момент ни о чем не думал. Пусть это гестаповцы были и приехали сюда не с мирными целями, но люди, люди! Разве можно человеку просто пожелать такой страшный конец?

Я избавился от доспехов.

Элка убедилась, что я цел и невредим, легко взбежала на пригорок, долго смотрела на устроенное медузами и мною побоище, потом вернулась с выражением изумления на лице, низким голосом сказала:

— Ну ты даешь!

И вот что странно: в доспехах боевого беса на меня все эти вредные эманации медуз не действовали. А вот на гестаповцев они подействовали — те сами выбрались из машины, в которой ехали на какую-то карательную акцию, и добровольно стали обедом медуз. А машину оставили памятником себе. Им она была ни к чему, а нам с Элкой могла еще пригодиться. Для вящей безопасности следовало и Элку обрядить в доспехи и можно дальше двинуться на машине, если она, конечно, заведется. Заманчивым мне показалось использовать брошенную машину. Заманчивым и опасным. Но ведь кто не рискует, тот не спит с королевами! Вообще-то поговорка эта вроде звучала немного иначе, но в таком варианте она мне нравилась больше.

— Нет, Адька. — сказала подруга. — Ты все-таки дурак! А обо мне подумал? А если бы ты с ними не справился? Стать вот такой жирной кашей, как эти? Бр-р-р! — она выразительно поежилась.

— Поднимись они в воздух, — сказал я, заглядывая в пустую кабину грузовика, — и все… От такой стаи в одиночку не отобьешься. Нам повезло, что они отобедать решили.

— Нет, — она засмеялась. — Ты псих! Дон-Кихот, одним словом!

— А ты моя Санчо Панса, — хмыкнул я, забираясь на водительское сиденье.

Повернул ключ зажигания и с удовлетворением убедился — мотор работает, бензина еще более чем достаточно, а выскочить на бугор на первой скорости я с трудом, но смогу. Я же говорил, что водительский опыт у меня неплохой, с двенадцати лет тайком машины фатера водил, а в четырнадцать он даже сам мне позволял сесть за руль, чтобы отвезти его пьяненького из клуба домой.

Убедившись, что мы можем ехать, я распахнул дверь со стороны пассажира.

— Забирайся!

Едва Элка уселась, я сунул ей в руки второй светоруб и сказал:

— Если что, нажмешь вот эту кнопку. Поняла?

Она мелко и часто закивала, удивленными глазами глядя на меня.

Рыча и подвывая, грузовик выполз на косогор. Я не отказал себе в удовольствии проехать по порубленным мною медузам. Впрочем, гестаповцев я тоже ненавидел, но медуз все-таки больше. Если гестаповцы все-таки были людьми, пусть и крайне плохими, то медузы были порождением чужого мира и ничего кроме омерзения не вызывали. Это была нечисть, которой не место на нашей земле. Нечисть, с которой невозможно договориться, которую нельзя перевоспитать, убедить, да что там говорить, с ними нельзя договариваться, скорее, и невозможно, слишком разные мы с ними.

— Карту посмотри, — сказал я, не отрывая взгляда от дороги и неба впереди машины. — Куда дорога ведет?

— В Карповку, — сказала Элка, пошелестев бумагой. — Поселок городского типа. Слушай, Адька, а ведь это уже Ростовская область!

— Чему ты радуешься? — сквозь зубы сказал я. — Если они и дальше будут стаями летать, то мы с тобой до Сталинграда никогда не доберемся. А ведь еще и бесы могут встретиться…

— Я с тобой ничего не боюсь, — гордо сказала Элка.

Ну что ты с нее возьмешь, со шпиона в юбке? Она до сих пор пребывала в романтическом состоянии, ей до сих пор казалось, что она герой какого-то фантастического романа, написанного Уэллсом или Жюлем Верном, она, может, и понимала, как все это серьезно, только не хотела верить в безвыходность ситуации. А может, она просто меня подбодрить хотела.

Нет, все-таки лучше ехать, чем хорошо ходить! Все нам благоприятствовало, короба и медузы в небе не появлялись, встречных машин и неожиданных постов на дороге не оказалось. Поэтому шестьдесят километров мы проскочили за два часа, а пешком бы пришлось отмахивать сутки и до полного изнеможения.

В дороге Элка рассказывала мне о своем счастливом детстве, о каких-то пионерских лагерях, в которые на лето родители сдавали детей, про картошку, испеченную в костре, даже напевала какие-то песенки, но я слушал ее невнимательно, хотя и интересно было — рассказывала она о жизни мне совершенно незнакомой. Но надо было следить не только за дорогой, но и за происходящим вокруг. Из-за поворота мог неожиданно вылететь клин медуз, а вон из-за той рощи — боевой короб бесов. Короче, крутил я головой едва не на триста шестьдесят градусов.

— Адька, ты — гений! — восторженно сказала Элка, когда мы остановились вблизи окраины села. — Где ты машину научился водить?

— Разные были времена, — неопределенно ответил я.

Со стороны поселок казался довольно большим, оставалась надежда, что в нем можно было раздобыть горючее для машины. В баках еще плескалось достаточно бензина, но ведь и запас карман не трет? Только не нравилась мне тишина. Похоже, что и здесь уже не было людей. Господи, да что же такое происходит? Откуда эта чума на наши головы?

Поселок был рядом, он манил коробками серых двухэтажных домов, утопающих в зелени деревьев. А вот не хотелось мне туда идти, и все.

— Ну что ты? — нетерпеливо дернула меня Элка за руку. — Пошли!

Но я медлил.

И правильно сделал.

Из поселка вдруг донесся вой. Именно вой, так мы ЭТО услышали. Потом уже я сообразил, что страшные крики многочисленных напуганных людей сливаются в такой вой. Крик отчаяния и ужаса, вот что мы услышали, но не поняли этого.

— Сирена воет, — сказала Элка.

Не похоже это было на рев сирены. Совсем не похоже.

Мы выждали еще около часа. Я лежал на траве рядом с грузовиком, Элка сидела рядом и ныла, жаловалась на натертые ноги, а потом вдруг замолчала и с открытым ртом уставилась на поселок.

Я проследил ее взгляд.

В воздух над поселком поднимались боевые короба бесов. Их было несколько десятков, они выстраивались в походную колонну, покачиваясь в потоках воздуха, соблюдая дистанцию и высоту. Колонна неторопливо поплыла в южном направлении. Опять они почему-то летели на юг! Сердце у меня сжималось от нехороших предчувствий. Я уже давно понял, что от бесов и медуз добра ждать не приходится. Воплощенное зло — вот что они были.

Колонна коробов растаяла в белых облаках у горизонта.

— А теперь пошли, — сказал я, поднимаясь и подхватывая с земли мешок с харчами.

Машину я предусмотрительно решил оставить в лесополосе. На всякий случай.

Если бы я знал, что нам предстоит увидеть, я бы этот проклятый поселок Карповку объехал стороной и на таком расстоянии, чтобы дома не видны были! Я бы на десять километров к ней не подъехал! Впрочем, несмотря на весь ужас открывшейся нам картины, польза в этом была — увиденное нами кое-что открывало во взаимоотношениях бесов и медуз. И заодно мы поняли, чему служили те самые шарики, которые Элка и другие студенты собирали в Пригородном районе.