Петрович выбрался из своей старенькой черной «эмки» и наклонился, чтобы закрыть дверь на ключ. При свете звезд мелькнули его погоны со звездочками. Тут я его и достал — шагнул вперед и ткнул рукоятью светоруба, не вынимая лезвия и установив заранее среднюю мощность.

Тряхнуло капитана здорово, он даже глаза закатил. Смотреть на вывернутые белки глаз было жутковато, но я пихнул капитана на сиденье и сам забрался на водительское место. У папашки моего было несколько машин, водить я начал едва ли не в грудном возрасте, поэтому я уверенно вывел «эмку» со двора, проехал до лесопарка, темнеющего неподалеку, погасил фары, включил внутренний свет и стал ждать, когда капитан очнется.

Ждать пришлось довольно долго, шок оказался изрядным.

Наконец ресницы капитана дрогнули, но открывать глаза Петрович не торопился. Профессионал! Решил сначала сообразить что к чему. Но я ему такой возможности не дал, тронул за плечо:

— Поговорим, Петрович?

Злости у него в глазах было на десятерых. Он бы меня голыми руками разорвал, представься ему такая возможность. Лицо его смутно белело при тусклом освещении, но глаза выделялись отчетливо, морщинки вокруг них стали резче, я почти отчетливо ощущал, как капитан шевелит мозгами, пытаясь выбрать линию поведения.

— Я это, Петрович, я.

— Пурга, собственной персоной! — сказал капитан. — Сдаваться пришел?

Он еще шутил, козел красноперый!

— Ага, — сказал я. — Уже и наручники на себя надел. Вы ведь наручники на работе забыли?

Он по мере сил постарался устроиться на сиденье удобнее.

— Чего тебе?

— Где Элка? — спросил я.

Петрович хмыкнул.

— Похоже, Пурга, ты на нее крепко запал.

Я чуть выдвинул лезвие светоруба.

— Петрович, вы со мной не шутите. Я ведь могу вас этой штукой на куски порубить прямо в машине. А потом позвоню в вашу дежурку и скажу, что так и было.

— Глупо, — кряхтя от боли, отозвался капитан. — Глупо и неумно. Чего ты этим добьешься?

— Душу отведу, — признался я.

И понял, что не соврал. Уж больно много он мне неприятностей доставил, а если еще учесть сумму, которую я ему за время нашего сотрудничества отстегнул…

— Понимаете, Петрович, — душевно сказал я, — времени у меня мало. Но вдумайтесь, я на крайние меры не пошел, а мог бы вашу жену из дома вытащить. У вас вроде ведь и спиногрыз есть уже?

Тут капитана проняло. Он заворочался на сиденье, ненавистно уставился на меня и глухо сказал:

— Только тронь, падла! Зубами рвать буду!

— Нервные вы, господин капитан, — отметил я. — А ведь это мне в таком состоянии пребывать надо. Я ваших не тронул, это вы у меня Элку увели и теперь собираетесь ее вроде разменной монеты в нашем торге пустить. А я торговаться не хочу. Короче, где она?

— Ага, как же, — пробормотал капитан. — Я тебе скажу, а ты меня тут же и кончишь.

— Стоило бы, — признался я. — И честно говоря, руки горят. Но ладно уж, живите. Я мараться не стану. Но вы не радуйтесь. Вам долго жить не дадут, когда-нибудь воры обязательно кончат.

— Это почему же? — напрягся Петрович.

— А они, понимаешь, честных ментов уважают. А вы вроде сразу по обе стороны баррикад встать хотите. В раскорячку долго не простоишь — или свои посадят, или чужие кончат. Впрочем, чего я с вами воспитательную беседу веду? Я ответа на вопрос жду.

— Одному тебе ее оттуда не достать, — после некоторой паузы сказал капитан. — Ты же не Илья Муромец, да и глаз у тебя на затылке нет.

— А с вами, значит, вытащу?

— Дурак ты, Пурга, — с явным сожалением в голосе сказал мент. — Если бы ты только понимал, во что ввязываешься. Ты хоть знаешь, кто она, эта твоя Элка?

— Не волнуйтесь, знаю, — успокоил я и неизвестно для чего похвастал: — Сама рассказала.

— Она? — удивился капитан. — Сама рассказала?

Он помолчал, а затем предложил:

— Знаешь, гаси-ка ты в машине свет, давай прогуляемся по аллее парка и поговорим. Вижу, что самое время для разговора у нас с тобой приспело.

— Надо мне с вами базары вести! — возразил я. — И место для прогулок вы выбрали удобное, шмыгнете в кусты, я вас по всему городу разыскивать буду?

— Ну зачем же по всему городу, — рассудительно сказал Петрович. — Достаточно будет к нам в отдел заглянуть, там и найдешь. Только ты не бойся, у меня резона нет от тебя бегать. Знаешь, я даже обрадовался, когда тебя увидел. Весь вечер голову ломал, как тебя выманить, и видишь — угадал. Крепко ты на девочку запал. Правда, я тебя по утряночке ждал, тут, признаюсь, крепко промахнулся.

Вот тут уже я задумался. Гулять с ним по темному парку у меня желания не было, а с другой стороны, капитан был прав — поговорить нам следовало, вопросов к нему у меня достаточно накопилось. Пока я размышлял да прикидывал, Петрович снова что-то надумал.

— Ладно, — покладисто сказал он. — Хочешь Элку свою? Я разве против? Поехали, заберешь ее.

Я завел машину.

— Петрович, — сказал я. — Вы только одно учтите, пальчик у меня на кнопочке будет лежать. Если что, мало никому не покажется. Порублю на салат.

Капитан погладил голову.

— Понял, не дурак, — мрачно сказал он. — Слушай, Пурга, а того беса в парке ты сам уделал или тебе помогал кто-то?

— Сам, — сказал я. А чего темнить? — В честном поединке.

— Не догадался я про тебя, — вздохнул мой собеседник. — Вернее, догадался, но не сразу.

— И фехтованием я два года занимался, — неизвестно зачем сказал я.

— И это я уже знаю, — кивнул капитан, глядя на дорогу перед собой. — Пурга, мне светорубы нужны. Мне они очень нужны.

— Это понятно, — кивнул я, держа милиционера краем глаза в поле зрения. — Кого представляете, Петрович? На кого работаете?

— На человечество, — глухо сказал капитан.

— Человечество большое, — возразил я. — Меня интересует, кто вам деньги платит?

— А ты не можешь представить, что я это делал не за деньги? — взъерошился капитан.

— Ага, — сказал я. — За машинками вы охотились бескорыстно, из любви к искусству, а жили на зарплату. И еще на то, что я вам платил и такие же, как я.

Краем глаз я видел лицо капитана, которое время от времени высвечивали редкие уличные фонари. По скулам Петровича гуляли желваки, глаза были прикрыты, он опять что-то прикидывал. Волчара! Такому доверять, только пальцы терять.

— Значит, не договоримся? — спросил он.

— Мне эти штуки самому нравятся, — отрезал я. — Вы ведь не говорите, для кого стараетесь. Может, мне эти люди неприятны, а? Может такое быть?

На перекрестке я тормознул.

— Куда дальше?

— На Грушевую балку, — сказал капитан. — Там покажу. — И без паузы добавил: — Ты вестеров любишь?

— Я же не извращенец!

— А о том, что у нас до немецкого вторжения было, знаешь? — спросил он.

Так-так-так, похоже, из интересов Петровича торчали уши товарища Жданова! Про Советскую Россию мне фатер много рассказывал, про репрессии довоенные, про товарища Сталина, который возражений не терпел, про лесоповалы в Сибири, про процессы троцкистов — папашка со многими из них сидел, нормальные люди, только видели все немного иначе, чем большинство. Сам я родился гораздо позднее, когда уже русские за Волгу отошли и там образовался Сибирский Союз Свободных Республик. Вот про него я ничего достоверного не знал, только то, что в газетах писали. Но разве нормальный человек может газетам верить? И все-таки… Ай да Петрович! Вот этого я от него не ожидал.

— Товарищу Жданову я тоже не верю, — сказал я.

— Дурак, — грустно сказал Петрович. — Засрали тебе мозги, живешь чужим багажом. Да ладно, что с тебя взять, время пройдет, сам все поймешь. Мы сейчас ничьи, понял? В Европе на нашу территорию рот раз-зевают, Бесы резвятся, теперь еще вот медузы появились. Вот и думай, на чьей стороне выступать. Бесы останутся — захватчики, от них ничего хорошего ждать не приходится, медузы верх возьмут — так они нам вообще чужие, люди их никогда не поймут и не примут. С запада волна прикатится, будем снова жить как при Гитлере. Ты этого не видел, а я так скажу — ничего хорошего от вестеров ждать не приходится. Вот и думай, какому Богу молиться.

— Но не Жданова же с цветами встречать, — возразил я. — От Сибирского Союза тоже ничего доброго ждать не приходится. Намерзлись они там, как придут, начнут потихоньку сюда переселяться, а мы на их место. По мне, они все на одну гребенку. Лично я за Свободные территории!

— Свободные от кого? — тихо спросил Петрович. — От людей? Ты же знаешь, что на Мясницкой творилось! А такое, ты уж мне верь, не только у нас происходит.

Он тяжело вздохнул, махнул рукой и сказал:

— Тормози вон у того дома. Приехали, господин Дон-Кихот!

Дом был обычный, одноэтажный и на два хозяина, но с одними воротами.

— Пойдем? — спросил Петрович.

Злости или напряженности я в его голосе не слышал, но идти в дом мне категорически не хотелось.

— Звони, — сказал я. — У вас ведь обязательно связь существует с теми, кто в доме. Пусть они Элку к машине выведут.

— Нет, — сказал Петрович. — Ты не Дон-Кихот, ты — Санчо Панса.

— Это почему же? — удивился я.

— Предусмотрительный очень, — объяснил мой невольный попутчик. — Не боишься, что в карман полезу?

Я сжал рукоять и коснулся кнопки. Бронированные доспехи сомкнулись вокруг моего тела. Превращение мелкого торгаша Пурги в боевого беса произвело на капитана впечатление. На мгновение он застыл, весь напрягся, лицо его заострилось, но тут же Петрович взял себя в руки и расслабился.

— Лихо, — сказал он. — Впечатляет. Выходит, ты бесов в натуре видел. Ну, без доспехов?

— Видел, — кивнул рогатой головой я.

Голос из-под забрала звучал глухо.

— И какие они? — жадно поинтересовался капитан. — На кого похожи?

— На нас с тобой, — прямо ответил я. — Только морды лошадиные!

— Ты доспехи-то сними, — посоветовал Петрович. — Ну сам прикинь, выведут мои люди твою девку, заглянут в машину, а там я с бесом сижу. Они же ее тут же кончат. А как же! Носительница государственных секретов. И меня в предатели запишут!

Жаль, что мне тогда было не до анализа его слов! От доспехов я освободился, но руку на кнопке продолжал держать.

— Звони!

Капитан полез в карман пиджака. Я, конечно, напрягся чуть, кто знает, какие фокусы может выкинуть человек, которого заставляют поступать помимо его воли! Но капитан достал телефон и принялся неторопливо набирать номер. Лицо у него было спокойным, я бы сказал — смирившимся. Понял человек, что вчистую проигрывает, вот и принял устраивающее его самого решение.

Петрович приложил телефон к уху, дождался ответа.

— Это Кум, — сказал он. — Я на улице, в машине. Девочку приведи!

Видимо, ему возразили, капитан раздраженно дернул щекой.

— Валет, — сказал он. — Это ведь совсем не твое дело. Твое дело выполнять, что тебе говорят. Разбуди! Нет, к машине провожать не надо, доведешь ее до ворот, покажешь машину, и все.

Услышав, что собеседника Петровича зовут Валетом, я немного насторожился. Знал я одного с такой кличкой, бывший доктор исторических наук и писатель из Харькова стал первоклассным каталой. Про него даже шутили, что Альбертик может Господа Бога до «котлов» опустить. Если учесть, что «котлами» на блатном жаргоне называют часы, шутка и в самом деле звучала неплохо. Такие люди дураками не бывают, поэтому я уже не сомневался, что капитан известным только ему способом проинформировал Валета, что приехал не один и не по своей воле. Эти соображения с некоторой ноткой соболезнования я и высказал Петровичу.

— Молодец, — неопределенно сказал он. — Быстро въезжаешь. Но ты не волнуйся, я же себе не враг, я еще сегодня домой вернуться хочу, ждут меня там.

На последних словах голос его едва дрогнул, и я понял, что капитан не врет. Он и в самом деле не хотел рисковать. Вот только товарищи его, что обитали в доме, поймут ли они Петровича или станут действовать на свой страх и риск? Этого я пока не знал.

Когда заскрипела калитка и в освещенном ее проеме показалась легкая фигурка Элки, у меня даже сердце зашлось. Я с радостью заметил, что она в спортивном костюме и кедах. Молодец девочка, по-походному оделась! Она постояла немного, привыкая к темноте на улице и внимательно выслушивая невидимого собеседника, дающего ей последние указания, потом посмотрела на машину и, кивнув головой, двинулась по направлению к «эмке». Заглянув в боковое стекло на дверце, она увидела меня, и на лице ее появилось выражение растерянности и радости. Меня она здесь и в это время увидеть не ожидала. Потом она заглянула чуть дальше, увидела капитана и, похоже, растерялась.

— Ну? — скрипучим неприятным голосом сказал капитан. — Лезь в машину. Не видишь, принц на белом коне приехал выручать.

Элка сдавленно ахнула и полезла в машину.

Едва она села, я тронул «эмку». Чем-то не нравилась мне вся эта ситуация. Какой-то фальшью от нее несло. Но думать и просчитывать ситуацию времени не хватало. Спешить следовало, спешить!

Добравшись до парка, я остановил машину и выбрался наружу. Было прохладно.

— Вылезай, — сказал я Элке. — Товарищу капитану некогда, его семья ждет.

— До свиданья, Пурга, — вежливо сказал Петрович. И немного нажал: — До скорого свиданья!

Это он меня попугал немного, чтобы жизнь сахаром не казалось. Только я на его слова внимания не обратил. Не до того мне было — едва темнота окутала нас, Элка повисла у меня на шее, покрыла лицо жаркими короткими поцелуями.

— Не бросил, — восторженно сказала она. — Адик! Все как в кино было! Я прямо обалдела. Как ты сумел? Слушай, ты прямо рыцарь!

Дался им этот самый рыцарь на белом коне!

— Пошли, — сказал я, с некоторым сожалением выдираясь из ее рук. — Нам еще на ночлег устроиться надо!

Слава Богу, замок оказался на месте. Пока я отпирал его, Элка поминутно ойкала, озиралась по сторонам, словом вела себя как обычная женщина, которую ночью приволокли на кладбище. Но ее к обычным женщинам было трудно отнести, у нее выучка Европейского бюро имелась, поэтому я понимал, что она переигрывает. Только понять не мог — для чего?

При свете фонарика она растерянно оглядела склеп, засохшие цветы в длинных высоких вазах, некоторое время вглядывалась в написанный маслом портрет купца, потом нерешительно повернулась ко мне.

— Слушай, мы что, ночевать здесь будем?

— А ты знаешь более спокойное место? — поинтересовался я.

— Нет, но все-таки… Блин, Адик, я никогда еще не спала рядом с покойниками. Я их боюсь!

Я посветил фонариком, и свет выхватил из тьмы белое пятно ее лица.

— А чего нас бояться? — нарочито прогнусил я.

Элка ойкнула и бросилась в мои объятия. Нет, она явно переигрывала, только я не мог понять — зачем? Вопрос этот точно заноза мучил меня. Вроде и не больно, а покоя не дает.

Неторопливо я постелил на столе захваченные из квартиры одеяла, снял куртку, свернул ее и положил в качестве подушки. Вытянулся на столе.

— Иди сюда, — сказал я.

Элка осторожно присела рядом. Обстановка ее явно угнетала. Меня тоже, но я старался не показывать виду. Главное — вести себя естественно, мол, подумаешь, на кладбище я никогда не спал. Однако мне было не по себе, казалось, что купец Демиренчан смотрит на меня со стены. Не портрет, а именно сам купец, которому не нравится неожиданное соседство.

— Рассказывай, — сказал я, чувствуя, как ее теплая щека касается моего плеча.

Ничего интересного она мне не рассказала. Почти ничего.

Где-то около двух в квартиру ворвался Петрович с двумя мордоворотами. Дверь Элка не открывала, ее просто снесли с петель. Для пущего эффекта бросили шумовую гранату. Чтобы зеваки на грохот собрались. Посадили Элку в машину, но еще отъехать не успели, как во дворе появился короб и бесы со светорубами наизготовку бросились в ту же квартиру. Петрович объясняться с бесами не стал, а просто приказал уезжать. Что там во дворе происходило, Элка не видела. Ее привезли на какую-то квартиру. Предварительно завязав глаза, обыскали довольно бесцеремонно, отобрали сумочку и посадили в зале «Хорошо, что телевизор работал, скучать не пришлось, — доверительно сказала подруга. — Но глаза у них, Адька! Я думала, что они меня прямо при капитане на полу разложат. Уж не знаю, что он им сказал, только они меня не трогали, даже немецким эрзац-кофе напоили. Пойло несусветное!»

Потом она улеглась на мою руку и задремала.

Ко мне сон не шел, я все пытался проанализировать произошедшее за день, но ничего не получалось. То ли я что-то упускал, то ли деталей не хватало, только головоломка не складывалась. Смущало то, что капитан слишком легко выпустил Элку из своих лап. С одной стороны, что ему еще оставалось делать? Я же ясно ему намекнул о своих возможностях. А с другой стороны, он приехал за ней перед бесами. Бесы могли получить информацию от гестапо, сами они разведкой среди людей не располагали. Но гестапо не торопилось на место происшествия. Следовательно, им заложили меня, а они не горели желанием попасть под удары светорубов. Тогда выходило, что Петрович получил информацию об Элке из собственных источников. И точно знал, что меня в квартире не будет. То, что он приехал перед бесами, было простой случайностью. Иначе он не рискнул бы нагрянуть в квартиру втроем. Из этого вытекало, что заложить меня мог только кто-то из жильцов дома. Вполне вероятен был такой вариант: капитану доложили о подозрительной квартирке, жильцы которой ни с кем не знакомятся, квартиру покидают лишь при необходимости и вообще ведут себя странно. Капитан все сложил вместе. Послал какого-то своего стукачка, а может, и лично проверил сигнал, засек меня, и дальше все было делом техники. А почему Элка вышла из дома и покорно пошла к машине? Могла ведь попытаться сбежать? Или испугалась? Скорее всего, она испугалась. И это понятно: ну куда бы она делась на пустой улице, если ее охраняли мордовороты, которым догнать ее раз плюнуть? И мне она обрадовалась искренне. Вот только на кладбище она немного переиграла, не слишком естественно себя вела. Вернее, слишком естественно для женщины, но не для специально обученного агента. А может, я все это напридумывал? Ах, Эллочка, Эллочка, кто ты? На кого ты работаешь?

В склепе пахло землей и чем-то еще, чему не было названия. Фонарик я погасил, поэтому ощущение было такое, что темнота вокруг стола шевелится, кто-то медленно проступает из темноты, готовый схватить меня за голову, и от этого было не по себе. Лишь усилием воли я заставлял себя дремать. Некому было нападать на нас здесь. Дверь я закрыл изнутри на засов, а покойники — существа бесплотные и смирные.

Я уже погружался в темноту, когда почувствовал, что кто-то тянет куртку у меня из-под головы. Я резко сел.

— Ты чего? — сонно спросила Элка и пожаловалась: — Весь затылок отлежала!

— А ты ко мне на грудь ложись, — посоветовал я. — Она мягкая.

— Твоими ребрами гвозди можно забивать, — все тем же сонным голосом сказала подруга. — Слушай, Адька, мы же не будем здесь долго жить? Я уже покойником провоняла, словно в гробу лежала.

— Не будем, — успокоил ее я.

И это было чистой правдой. В конце концов, не вурдалаки же мы, не упыри, долго нам на кладбище не продержаться. И приткнуться больше негде было. А это значило, что из города нам надо все-таки уходить.