Темнело быстро.

Небеса выглядели странно, казалось, что в раскинувшемся над головой пространстве гуляют стремительные тени. Звезды проступали на небе, словно девчачьи веснушки по весне. Я отсиживался на чердаке и слушал, как ветер играет куском оторванного жестяного листа. Лист погромыхивал, и оттого создавалось впечатление, что по крыше кто-то ползет. Согласитесь, неприятное ощущение, особенно если на тебя открыта охота!

Поколебавшись, я вставил в телефон старую «симку».

Конечно же сообщения приходили.

Во-первых, звонил Лукаш. Что он от меня хотел, я так и не понял, а уточнять у него не собирался. Во-вторых, пришло сообщение от «Крайтерорг», что мне необходимо лично явиться в представительство компании, чтобы разрешить некоторые проблемы со связью. Это, конечно, было рассчитано на дурачков, за этим явно проглядывали уши гестапо или милиции. Что они, за дурака меня держат? Конечно же являться в представительство я не собирался, и связь меня не особо интересовала, тем более что некому мне было звонить в этом городишке, обложили меня.

Заслуживало внимание сообщение от Петровича.

«Purga, machnemsj?» — предлагал он открытым текстом.

Надо сказать, что сообщение меня озадачило и в чем-то обрадовало. Озадачило оно меня тем, что сообщение свидетельствовало: Петрович действует не от ментовки, а самостоятельно. Возможно, кто-то над ним был, но явно не ментовское начальство и не гестапо. Само предложение обмена свидетельствовало о том, что Элка находится не в камере Дома заключения, откуда мне ее никогда не достать, а где-то на конспиративной квартире милиции, и квартирка эта хорошо известна Петровичу. Выходит, наш Петрович не только меня доил, но и чем-то другим занимался, не менее противоправным. Ай да капитан! А обрадовало меня сообщение тем, что второй светоруб, который я оставил в тайнике, ментами найден не был, а Элка про него милиции ничего не сказала. Все-таки метод ухоронок моего фатера себя оправдал, руки коротки оказались у наших доблестных милиционеров и мозги бараньи, хрен им в обе руки!

А с другой стороны, мне вдруг в голову пришло, что это вполне могла оказаться милицейская подляна, чтобы заставить меня войти в разгромленную квартиру. Войду я туда, а меня уже ждут не дождутся и наручниками для выразительности позвякивают. От Петровича все можно ожидать.

Звонить я ему, конечно, не стал, время к тому не пришло, а вот желание пойти в наше с Элкой тайное гнездышко сильно убавилось. Некоторое время я внимательно вглядывался в пространство за выбитыми стеклами, но ничего подозрительного не увидел. Интересно, а зачем они стекла били? Элка им, скорее всего, сопротивления не оказывала, в квартиру они ворвались через дверь и без опаски, наверняка знали, что меня дома нет, иначе бы поостереглись двух светорубов, с которыми их пистолетики для меня были совершенно безопасны. Я немного подумал об этом и пришел к выводу, что стекла менты били по своей всегдашней привычке, когда они вламывались куда-нибудь, всегда оставляли после себя горы мусора и побитых для острастки людей.

Можно было, конечно, найти какого-нибудь паренька и попросить его заглянуть в квартиру. Но тут тоже было несколько возможных неприятных вариантов. Можно было наткнуться на переодетого мента или загодя оставленного стукачка, а главное — ну заглянул бы паренек в квартиру, а там милицейская засада. Ему бы такой инструктаж дали, что я бы и не понял ничего. Нет, в квартиру мне предстояло лезть самому, соблюдая все меры предосторожности.

А потом, выручив второй светоруб, я мог связаться с Петровичем, поторговаться с ним и попробовать выручить Элку. Не хотелось мне ее оставлять в чьих-то поганых руках. Честно говоря, за последние дни я к ней привык, даже больше чем привык, поэтому и тревожился, поэтому и гадал, что с ней и как ее вытащить. Мой фатер в этой ситуации конечно же взял бы руки в ноги и подался в бега. Он меня всегда учил: «Адик, запомни, покойник — это человек, не способный к дальнейшим активным действиям. Хочешь что-то сделать, постарайся остаться в живых. В любых кризисных ситуациях, как говаривал вождь мирового пролетариата, это архиважнейшая задача!» Не знаю, кто он такой, этот вождь мирового пролетариата, мне это до лампочки, но в чем-то папаня был прав. В жизни обычно выигрывает тот, кто переживает своего противника.

Второй светоруб мне не слишком был нужен, но и оставлять его в квартире не хотелось. Слишком красивая и мощная вещица, не хотелось ее бросать на произвол судьбы. Кто знает, в какие руки машинка может попасть, лучше уж мне, чем какому-нибудь психу, который со светорубом такого натворит, что потом не один день расхлебывать придется. Себя-то я считал человеком уравновешенным, способным удержаться от необдуманных поступков. Я так подумал и едва не вспыхнул от стыда. Как же, уравновешенный, а кто тогда кинулся сегодня на медузу и едва под ее щупальце не попал?

И тут же мои мысли переключились на бесов и медуз. Ясно было, что между ними идет яростная война, в которой обе стороны себя не жалеют. Но бесы-то хоть разумны, а вот что собой представляют медузы, я толком не знал. В детстве мне пришлось как-то прочитать одну книжонку, там на полюсах марсиане обосновались и готовились захватить Землю. Но тут и ежу было понятно, что бесы эти и медузы не с Марса к нам прилетели, проскользнули в какую-то щелку из другого измерения. А собственно, из чего я сделал такой вывод? Так мне говорили все это время? А где гарантии, что все сказанное правда? Может, на самом деле бесы именно с Марса, а медузы эти с Юпитера или Сатурна. Идет между ними война, а главный приз в ней — наша матушка-Земля.

Положа руку на штаны, бесы мне нравились больше. И на людей они чем-то походили. Ну подумаешь, кости носа и подбородка срослись, ну подумаешь, морды у них лошадиные. Зато они разговаривать могли, характер почти человеческий имели…

Тут я вспомнил, как бесы совсем недавно на Мясницкой толпу людей вырубали, и мне стало стыдно. Впрочем, медузы ничем не лучше были, вон они как с бесами расправлялись сегодня на площади, смотреть страшно было! «А с людьми? — спросил меня внутренний голос. — Ты хоть раз видел, как они расправляются с людьми?» Нет, этого я не видел, я вообще медуз два раза видел, один раз, когда в баре сидел, а второй раз, когда в этот дурацкий поединок с ней ввязался.

Тут я разозлился. Какое дело мне до бесов и медуз? И те, и другие — пришельцы, которых надо гнать к чертовой матери, пока они людей с лица земли не стерли. Наш это мир, а не их! Хотя что бы изменилось? Папашка рассказывал, что до Лихолетья у нас тоже оккупация была, только вестерами. Радостей мало, под Киевом, по рассказам, евреев расстреливали, пленных солдат из восточников голодом морили, а уж бомбили как — иной раз на весь город целого дома не оставалось. Оно и хорошо, что под Сталинградом вестерам по сопатке дали, а тут ее и вторжение бесов началось. Иначе и представить себе трудно, чем бы все закончилось! Фатер мой не раз говорил: «Адька, самый страшный хищник на Земле — человек. Ему никто в подметки не годится. Только он убивает из удовольствия, остальные это делают только по необходимости. Человек азартен — в этом самом азарте он вообще над собой контроль теряет, на кон в игре может поставить жену, семью, даже человеческую жизнь, чтобы отыграться. В таком состоянии с человеком общаться смертельно опасно, зарежет, даже не за две копейки, а за понюх табаку!» Все папашка правильно понимал, одного не сообразил, что за серьезные деньги взорвать могут. А может, и понимал, только увернуться не успел.

Пока я обо всем таком размышлял, на дворе стало совсем темно, люди потихонечку разошлись, и стало на дворе, как на кладбище, — спокойно и тихо. И чем спокойнее и тише становилось во дворе, тем меньше мне хотелось идти в квартиру. Покойный папа не раз мне говорил: «Сынок, делай то, что тебе хочется. Если душа противится — не делай, обязательно влипнешь в неприятность».

Я вглядывался в темные провалы окон и все жалел, что нет у меня бинокля. Бинокль бы мне здорово помог. Но не было у меня бинокля! А так, простым глазом, ничего особенного в квартире не было видно, никаких теней, никаких движений, одним словом, ничего, что свидетельствовало бы о возможной засаде.

Я спустился по лестнице, пересек пустынный двор и тронул дверь подъезда. Не иначе мне мой ангел-хранитель ворожил. Я уже готов был шагнуть в подъезд, когда небо над домом высветилось. Невольно я посмотрел наверх и замер от неожиданности — над квадратным периметром двора висела уже знакомая мне медуза с голубоватыми полупрозрачными щупальцами, по которым тягуче и ртутно падали во двор светящиеся капли. И звуки слышались, словно крупные капли дождя разбивались о землю. Оцепенение мое длилось недолго. Я быстро пришел в себя и юркнул в соседний подъезд. Вовремя я это сделал — из моего подъезда с воплями выскочили насколько бесов в боевом облачении со светорубами наготове. Они закружились по двору, пытаясь достать медузу, а я хладнокровно наблюдал за их схваткой и прикидывал, как мне лучше уйти. Несомненно, бесы ждали меня, но появление медузы спутало им все карты. Ну терпеть они медуз не могли! Эта их ненависть давала мне возможность уйти незамеченным, надо только было выбрать подходящий момент. И тут я сообразил, что у меня появилась возможность попасть в квартиру.

Держась стенки, я проскользнул в свой подъезд, стараясь не топать, поднялся по лестнице. Дверь в квартиру была широко распахнута, как ее только бесы с петель не сняли!

В квартире было темно, под ногами что-то противно похрустывало, но я и без света прекрасно обошелся. Встав на ванну, я потянул решетку на себя и почувствовал в руках приятную тяжесть сумки. Извлечь ее из вентиляционного отверстия было минутным делом. Первым делом я достал из сумки деньги и сунул их во внутренний карман сумки. Пухлая пачка денег сразу же придала мне уверенности в будущем. В боковой карман легла тяжелая рукоять светоруба.

Потом я прошел в зал, сунул в сумку пару байковых одеял, которые валялись на диване.

Можно было уходить.

Однако спускаться по лестнице я не стал. Наоборот, я пошел наверх. Зря я, что ли, квартирку себе присматривал? Я еще при первых осмотрах все изучил. Поднявшись на чердак, я прошелся по мягко пружинящему утеплителю до люка, который вел в крайний подъезд, спустился по лестнице и прильнул к грязному мутному стеклу. Бесам из засады пришла помощь — несколько коробов с тяжелым гудением кружили вокруг медузы. Медуза лихорадочно отбивалась щупальцами и испускала оранжевое свечение, которое облачно кружилось вокруг нее. Не знаю, что это было — излучение или газ, но один из коробов совершил неудачный маневр и врезался прямо в это облако. Последствия столкновения оказались для бесов печальными — короб покрылся трещинами и рухнул во двор. Вот теперь началась самая настоящая сумятица. Во дворе мелькали стремительные тени, кто-то зычно и хрипло выкрикивал слова команд, сверкали светорубы, слышались сдавленные стоны раненых и призывы о помощи. Первый раз я слышал, чтобы раненые бесы просили о помощи! Но вся эта суматоха была мне на руку. Вдоль стены я добрался до арки, которая вела со двора на улицу, огляделся и, не заметив ничего подозрительного или опасного для себя, пересек улицу, оказавшись в сквере, где меня выручали деревья и кустарники, которыми в свое время муниципалитет позаботился озеленить город.

Теперь можно было подумать и о ночлеге.

Но прежде следовало решить еще один вопрос. Поколебавшись, я вставил в телефон старую «симку» и набрал номер.

— А-а, Пурга, — словно и не удивившись моему звонку, сказал Петрович. — Сдаваться решил? Так не советую, сам знаешь, что с тобой бесы сделают. Про гестапо я уже и не говорю, для них ты враг номер один, злостный нарушитель государственности. Вывернут, как варежку.

— Элка где? — спросил я.

— Где-где, — Петрович говорил медленно, и я не сомневался, что сейчас он дает отмашку своим спецам, чтобы выяснили, где я и откуда звоню. Дурачок, быстро такие вещи не делаются, это мне специалисты из «Крайтерорг» на пальцах объясняли. Но поспешать, разумеется, стоило.

— У меня она, — признался Петрович. — В надежном месте, конечно. А у тебя, Пурга, губа не дура, цыпочка волнений стоит. Ты ее как — за деньги драл или по любви?

Конечно же я понимал, что он специально со мной так говорил, хотел из равновесия вывести. Чтобы я напылил, наговорил ответно разных обидных слов, а в горячке о времени забыл. Молодец капитан, но ведь и мы не пальцем деланы!

— Это хорошо, — сказал я. — Вы о ней заботиться должны, господин капитан, не дай бог с ее головы волос упадет, вы ведь за это очком своим ответите! Порву, как Тузик кошку!

— Да ну? — удивился Петрович. — Храбрым ты стал, Пурга, до невозможности. Но это даже хорошо, что ты за свой бабец так переживаешь, больше шансов, что мы с тобой полюбовно договоримся. Как? Договоримся?

— Жизнь покажет, — сказал я. — Вы, Петрович, своих технарей не напрягайте. Я вам потом еще позвоню, как время будет. Лады?

— Умный ты слишком, — злобно ухмыльнулся в трубку Петрович. — Только куда ты денешься, Пурга, лучше сам ко мне приходи, тогда и потолковать можно будет без лишних свидетелей. Нам ведь есть о чем поговорить, как ты считаешь?

— Пока, — сказал я и отключился.

Это ты, Петрович, правильно заметил, нам с тобой есть о чем поговорить. У нас с тобой не одна тема для разговоров. И откладывать этот разговор я не собирался. До восьми он на работе побудет, надо ему перед начальственным взором засветиться, чтобы все знали, как горит он на работе, здоровья своего не бережет. А потом он обязательно домой пойдет. А куда ему деваться, он человек семейный, его жена не поймет, если он домой приходить не станет. В свое время любопытно мне было, где мой дояр поживает, ведь никогда не знаешь, какая информация тебе в жизни пригодится, а какая пустышкой пройдет. Вот и прогулялся я за Петровичем, квартирку его вычислил, на жену посмотрел, ничего, справная у него жинка, не для капитана милиции. Тут у меня мысль одна мелькнула. А и в самом деле, чего проще — жену капитана забрать, вот и обменяемся — баба на бабу. Но эту мысль я тут же отбросил. Какой-нибудь уркаган на этой идее сразу бы застолбился, но мне противно в наши разборки посторонних людей втягивать. В конце концов, она же не виновата, что за этого красноперого козла замуж вышла!

На подземку я не решился, как, впрочем, и такси поостерегся брать, хотя от прежнего вида у меня давно ничего не осталось — парик мне какую-то старомодную интеллигентность придавал, да и одет я был соответствующе — курточка легкая, фуфаечка серая под горло, такие же летние брюки и легкие туфли фабрики братьев Кращенко, бывшей имени Петлюры, бывшей имени Смолича. И легкая бородка мою физиономию здорово меняла, из зеркала на меня абрек какой-то южный смотрел. Но ведь не зря говорят — береженого Бог бережет.

Времени у меня оставалось в обрез, только вещички на новом месте оставить, благо располагалось оно рядышком с домом моего любимого капитана.

Оглядевшись по сторонам, я направился на кладбище.

А чего вы хотели? Самое надежное место, там обычно в последнюю очередь начинают искать. Кто поверит, что вы в полном здравии и уме добровольно отправитесь на кладбище? А между тем там немало прекрасных уголков, где можно отсидеться. У нас довольно большая армянская колония до Лихолетья проживала. Когда немец напал, многие армяне подались на историческую родину, подальше от оккупантов, а могилы их предков остались. И какие могилы… Осталась куча склепов, обставленных мебелью, в некоторых даже винные погребки были, чтоб, значит, не тащить на кладбище лишнее. Пришел, присел и выпил. Вроде тебе покойник налил, чтобы выпил ты за его благополучное пребывание в загробном мире. С началом Лихолетья разная шушера погребки почистила, но для меня это не было главным, лишь бы переночевать без опаски. А на кладбище такая возможность имелась.

Кладбище было старым, густо поросло акациями и сиренью. В сумерках кресты выглядели загадочно и даже таинственно. Склеп купца первой гильдии Демиренчана был обширен, и в нем гуляло полузадушенное гранитными стенами эхо. Скамейки и стол были на месте, гроб самого Демиренчана был опущен на два метра ниже пола, поэтому в склепе даже запаха тлена не чувствовалась. Пылью пахло и землей.

Я осмотрелся и остался доволен. Главное, склеп изнутри закрывался на задвижку. На кой черт это родственникам понадобилось, не знаю, но меня лично существование засова вполне устраивало.

С разгромленной и покинутой квартиры я не забыл навесной замок, что лежал на столике в прихожей, поэтому, покинув место успокоения купеческого праха, аккуратно запер дверь на замок. Не для того, конечно, чтобы покойник не сбежал, а исключительно из опасения, что место за время моего отсутствия может кто-то занять.

К тому времени сумерки уже легли на улицы. Следовало спешить, чтобы не опоздать на любовное свидание с капитаном Петровичем. Целоваться мы с ним наверняка не станем, а вот поговорить и обсудить насущные проблемы, было просто необходимо. И в первую очередь меня интересовали два вопроса: кто же заставил капитана пойти на мирные переговоры со мной и — самое главное — где Элка?

Ответить на эти вопросы мог только капитан.