Не зря говорят, что понедельник — день тяжелый. С утра по телевизору выступил какой-то начальник бесов, судя по всему в великих чинах. Уж больно доспехи его сверкали, и гравировки на них выделялись, даже рога на шлеме были инкрустированы какими-то камешками, насколько позволял судить черно-белый экран. Я даже пожалел, что пожадничал и цветной не купил. Впрочем, Элка меня за это каждый день шпыняла. Не нравилось ей смотреть свои дурацкие передачи в черно-белом варианте, цвета ей хотелось, хотя и этот аппарат был очень даже приличный, цейссовский, экран семьдесят два по диагонали. И вот какая интересная картина выяснилась.

Оказывается, эти самые разноцветные шарики, что Элка и студенты собирали, действительно являлись чем-то вроде своего рода икры. Это были зародыши странных созданий, похожих на полупрозрачных медуз. И создания эти имели целью не больше не меньше, как захватить наше измерение, то есть жизненное пространство, в котором обитают люди. А сами бесы — боже упаси! — никакие не агрессоры и явились в наш мир единственно для того, чтобы отразить агрессию медуз, которых они называли астрангрелами, после чего добровольно уйдут в свой мир. Все недоразумения случились оттого, что ихними психологами неправильно было определено отношение людей к появлению бесов в нашем мире. Дескать, мировая война бушевала, агрессор, которым являлась Германия, захватывал различные страны, поэтому появление иных существ было бы воспринято негативно в любом случае. Поэтому они, значит, и появились в нашем мире как захватчики, а заодно ликвидировали центр агрессии и прекратили тем самым боевые действия.

Противники бесов, эти самые астрангрелы, воздействовали на человеческую психику, заставляя людей неадекватно реагировать на те или иные ситуации. Одним из приемов воздействия на людей было многократное усиление «эффекта толпы». Сами знаете, человек в принципе ведет себя нормально, добровольно соблюдая принципы общественного общежития. Но вот стоит собраться группе людей, превратиться в неуправляемую и нерассуждающую толпу, как картина резко меняется и человек становится способен на дикие и безрассудные поступки, которых никогда бы не допустил, если бы не оказался в толпе. Толпа, если можно так выразиться, совершенно новый вариант психологического существования человека, это новый организм, поведение которого выходит за рамки установленной нравственности и морали, и нацелено, прежде всего, на разрушение. Астрангрелы это качество развивали, и в результате человеческое общество должно было само себя похоронить, если бы не вмешательство доблестных боевых бесов. Между прочим главный бес упомянул, что эксперименты такого рода астрангрелы в нашем измерении вели давно, мол, этим вызваны европейские и русские революции, да и образование агрессивной Германии.

В заключение он призвал всех соблюдать спокойствие. Довериться его народу, который имеет опыт борьбы с астрангрелами, а обо всех появлениях медуз и зародышей немедленно сообщать в ближайшие подразделения бесов или в органы территориального управления. Сразу стало ясно, что наши начальнички у бесов на содержании.

Вся эта история мне абсолютно не нравилась, был у нее привкус вранья, только в чем оно заключалось, я никак не мог понять. Для этого надо больше знать о происходящем, но откуда знаниям взяться, если мы из квартиры почти не вылезали.

Но что бы там ни говорили по телевизору, для нас с Элкой это ничего не меняло. Мы были изгоями, вынужденными отсиживаться в глубоком подполье, как бы это ни раздражало. Возможность для отдыха у нас была, однако от этого отдыха нервы расшатывались еще больше.

Через неделю жизни, полной безделья и праздности, я начал с ума сходить.

Нет, зря психологи говорят, что ежели человеку дать все, то он обязательно безделью предаваться станет. Хотел бы я посмотреть на дурака, высказавшего такую умную мысль. Всего в доме хватало, и развлечений достаточно, и еды вдоволь — Мария Никитична мне на блошином рынке передала деньги из найденного ей тайника. Придя домой, я убедился, что старушка была относительно честна — взяла ровно двадцать пять процентов, как бы ей магистрат отстегнул за обнаружение клада. А оставшегося вполне хватало, как пишут в старинных романах, для трат и увеселений.

— Задурил ты голову старухе, — сердито сказала при встрече соседка. — Того и гляди, посадят в камеру тараканов кормить. Что ж ты натворил, Адька, если про тебя каждый день в криминальных новостях говорят? Портрет вывесили… Надо же, парик нацепил, думал, я тебя не узнаю? Да я тебя еще от самого входа приметила. Уж больно новый он у тебя, волос таким не смотрится. Ты его промой хорошенько, расчеши и на солнце как следует просуши. Волос на солнце выгорает немного, тон меняет, тогда и получается самое то. А то ведь смотришься, как новенькая рейхсхерка среди старых банкнот.

Парик пылился на подоконнике.

А мы с Элкой сидели и на тахте и играли в подкидного дурака. Счет был достойный — я проигрывал с минимальным разрывом, тоскливо размышляя при этом, что делать дальше. Идти в народные мстители было глупо, я к такой жизни не привык, да и гауляйтерство наше на Родину с большой буквы не тянет, чтобы драться за него, не жалея живота своего. В Европах мне тоже нечего делать было, да, честно говоря, и побаивался я забугорья. Там деловым людям палец в рот не клади — отхватят вместе с рукой. Поэтому продать там светоруб проблематично, всегда найдется тот, кто захочет и светоруб поиметь, и не платить за него ни пфеннига. Пристукнут меня там в какой-нибудь заштатной гостинице и похороны поручат муниципальщикам, как это всегда бывает с безродными. За деньгами мне соваться сейчас не стоило, на счета мои наверняка уже наложили арест, а без денег ты в нашем безжалостном мире обыкновенная букашка, червячок, которого может склевать каждый более сильный. Но и в нашем захолустье сидеть тоже не стоило. Рано или поздно, но привыкнешь к грозящей опасности, перестаешь ходить вперед спиной, а когда окончательно теряешь осторожность, тогда-то все неприятное и случается. Уезжать нам надо было из полного опасностей города, хотя бы куда-нибудь в село. Впрочем, и этот вариант не обнадеживал. Где легче спрятаться листу? В лесу. А человеку? А человеку легче затеряться среди людей. А в деревне каждый человек, особенно приезжий, на виду. Звякнут в фельдполицию, и ты уже на крючке. С нынешними возможностями да при хорошей связи легко выяснить, кто именно на твоей территории появился. По сути дела, и этот незамысловатый вариант ничего доброго не сулил. Было отчего загрустить.

— Надоело! — я бросил карты и подошел к окну.

За окном была привычная, обыденная жизнь, даже представить трудно было, что волею случая я оказался в стороне от основного потока.

— Может, пора? — спросила Элка, обнимая меня за плечи. — Честно говоря, мне ваш городок тоже надоел.

Вот оказались мы в тяжелом положении, и вся ее стервозность куда-то подевалась. Милая девочка стояла у меня за спиной, ничем она не напоминала суперменшу из Европейского бюро. Кривить душой не буду, такой она мне нравилась больше.

— Куда уходить, котенок? — с горечью сказал я. — Обложили, суки, куда ни кинь, везде флажки. Ну положим, за пределы города мы выберемся, а дальше?

— Так что, мы так и будем твою постель до дыр протирать? — хмыкнула она. — У меня уже и таблетки кончаются.

— Какие таблетки? — обалдел я. Ну сами знаете, о каких таблетках я подумал. И ошибся.

— Те самые, — насмешливо сказала Элка. — Чтобы детей не было. Или ты думаешь, что самое время завести ребеночка?

— Значит, придется отказаться от этого занятия, — не слишком уверенно сказал я.

— Ты это серьезно? — она хихикнула и погладила меня по спине.

Никак я к ней привыкнуть не мог. Иногда мне казалось, что она и в самом деле меня любит, а иногда — наоборот, ни в грош меня не ставит и терпит потому, что мы случайно в одной лодке оказались и грести, разумеется, придется мне. Знать бы только, куда грести. Я бы сил не пожалел, мозоли кровавые набил бы, лишь бы выплыть.

А вместо этого приходилось предпринимать рискованные походы в магазины. Риск, что рано или поздно меня кто-нибудь узнает, рос с каждым днем, но и Элку отправлять в магазин у меня духу не хватало. Ее миленькая рожица запоминалась больше, поэтому шансов на то, что ее в магазине узнают, было больше, чем у меня. А ездить приходилось на другой конец города. Расчет был самый несложный: если меня там засекут, то искать станут в первую очередь в прилегающих микрорайонах. Никто ведь и не подумает, что я за харчами мотаюсь на другой конец города. А это в свою очередь давало определенную отсрочку.

Но все равно мне наше положение не нравилось. Слишком шатким оно было. Конечно, мы с Элкой могли обратиться к священникам, благо в городе было сразу две православные церкви и один костел. Священники бесов в силу естественных причин ненавидели, от милиции и государства они сами отделились, но вот беда — гестапо среди них бредень раскинуло, некоторые священники на них не на совесть, а в силу страха работали. Попробуй откажись! И риск нарваться именно на такого священника был неоправданно высок. Эх, был бы дома дядя Гоша! У него среди священников связи были крепкие, он сам, если рассказам верить, одно время в семинарии обучался, только не окончил в силу того, что заповеди нарушал. Но друзья у него остались. Некоторые на самые высокие церковные посты пробились, могли бы помочь. Особенно католики, у которых переписка с Ватиканом велась, а почта никакому досмотру не подлежала, согласно заключенным когда-то договоренностям. Но ведь не придешь в костел, не скажешь прямо: здравствуйте, это я, истребитель бесов?

Конечно, риск был велик, но и соблазн тоже. Поэтому, как я эту мысль от себя ни гнал, все равно то и дело к ней возвращался. Церковь и в самом деле давала шанс на спасение.

Я продолжал размышлять, Элка смотрела телевизор, а между программами трижды перекрасила волосы, пытаясь найти ту краску, которая бы ее внешность изменила до неузнаваемости. Как же, изменишь ее! В любой расцветке Элка была по-прежнему угадываема.

В свои рисковые походы я вновь стал таскать светоруб. А что делать? По крайней мере, с ним, если на ментов или гестапо нарвешься, оставался шанс уйти, а без него мне выходила полная хана. Ну, не Вайсмюллер я, с дикими криками Тарзана по деревьям не уйду, а на земле меня в один момент повяжут. Светоруб давал какую-то уверенность, хотя бы своей тяжестью на поясе. И под пиджаком его не было видно.

А как оно обычно бывает? Как говаривал какой-то писатель, если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в последнем акте оно обязательно выстрелит. Так и у меня получилось. Только наши славные бойцы невидимого фронта здесь были ни при чем, и бесы на меня не наткнулись. Хреново Петрович работал, если в городе завелись отморозки, способные отнять у жалкого беглеца сумку с продуктами. Вернее, они ее не отняли, они только попытались это сделать. Слава Богу, что вечер уже был, а еще больше я радовался, что от магазина не слишком далеко отошел. Выплыли два фасонистых паренька, уперли в бок финарь и без лишних разговоров предложили поделиться всем, что имею. Сунуть в сумку руку было минутным делом, и тут уже блатные романтики ошизели, когда перед ними вместо зачуханного интеллигента вдруг возник боевой бес в полном облачении и со светорубом. От изумления они даже не сразу смогли двинуться с места, ноги не слушались. В общем, неизвестно кто и кого ограбил, только денег у них было мало, а ножики ихние вместе с «парабеллумом» мне вообще были без нужды. Плохо было одно: не смог я их на месте положить, рука не поднялась. Я бы вообще такого себе не позволил, только при мне была крупная сумма, терять ее было жалко — не на хлеб же с водой нам с Элкой переходить! Вот и пришлось засветиться. А это означало, что теперь их сбивчивый и живой рассказа о мужике, который в беса обратился, поползет по городу и обязательно дойдет до нужных ушей.

Они и дошли.

А еще через три дня со мной случилась невероятная история, вспоминая которую я понимал, что был на волосок от гибели, а главное — хорошо осознавал, каким он был тоненьким, этот волосок.

Виновата в этом была появившаяся в городе медуза.

Она повисла над городом — эфемерная, расплывчатая, похожая на диковинный полупрозрачный цветок. Бесы конечно же засуетились. На площадь примчалось сразу несколько коробов, началась такая кутерьма, что добром она кончиться никак не могла. Пока одни бесы пытались достать медузу, несколько рогатых блюстителей порядка, которые были чем-то вроде патрулей, принялись проверять магазин, в котором я находился. Медленно я отошел в глубину зала, но это мне вряд ли помогло, а если и помогло, то, скорее всего, лишь на время. Рано или поздно мне бы пришлось предстать перед бесами, и было у меня предчувствие, что добром такая встреча не закончится. Не знаю, как они на опознание работают, но я уже не сомневался, что меня-то они не пропустят. И твердая уверенность в том подтолкнула меня к рискованному и весьма опрометчивому шагу. Я проскользнул в служебный туалет и достал светоруб. Уже в доспехах я выбрался в зал и сразу же столкнулся с бесом, который внимательно вгляделся в меня. Ага, как же, можно подумать, что через доспехи можно что-то увидеть!

— Все нормально, — прорычал я, копируя интонацию бесов, и направился к выходу.

Может, мне мой маневр и удался бы, но тут снаружи грохнуло, и асфальт словно осыпали сухим горохом. На улице яростно завопили. Бесы выскочили со мной вместе.

Медуза была совсем низко, один короб лежал на боку, над вторым курился дымок ядовитого желто-зеленого цвета. Медуза во все стороны хлестала своими щупальцами, два беса в боевых одеяниях неподвижно лежали на газоне перед памятником Тарасу Шевченко, а остальные пытались прорубиться сквозь серебристую кисею, которой медуза отгородилась от нападения. Получалось у них это плохо, вскоре еще один бес потерял светоруб и покатился по площади, попав под хлесткий удар щупальца. Нет, я не скажу что мне бесов жалко стало, но я вдруг ощутил какую-то сопричастность к драке, которую они вели. Неуязвимость медузы раздражала. Сам от себя того не ожидая, я вдруг покатился по площади, ныряя под кисею, и одновременно выбросил лезвие светоруба на максимум. Скорее всего, медуза не ожидала нападения с этой стороны и не предполагала, что противник может пойти на такой рискованный шаг, поэтому голубое светящееся лезвие метнулось вверх, отсекая одно из щупальцев, и вонзилось в полупрозрачный бок. В полупрозрачном теле медузы что-то полыхнуло, она задрожала, кренясь в сторону деревьев за памятником, налетела на ветви, и тут опять грохнуло так, что меня снова покатило по площади. Я даже на несколько секунд потерял сознание, а когда пришел в себя, бесы, не обращая на меня внимания, торопливо собирали в длинные круглые контейнеры уже знакомые мне шарики. Похоже, они не видели ничего героического в моем поступке. Была возможность поразить врага, вот я ею и воспользовался, все правильно, так и должно было быть в их понимании. А вот шарики эти странные с точки зрения бесов представляли особую опасность, их следовало немедленно собрать, даже раньше, чем оказать помощь пострадавшим товарищам. Но именно это и дало мне возможность уползти незамеченным, освободиться в тесном дворике магазина от доспехов и уйти с площади. И слава Богу, мы в герои не рвемся, нам бы шкуру целой сберечь! Понять не мог, что заставило меня броситься в драку с медузой, я ведь о ней ничего толком не знал, даже не догадывался, что она может выкинуть. Откровенно говоря, задним числом я прекрасно осознавал, что шансов уцелеть у меня было немного, скорее всего, таких шансов вообще не было. К запоздалому ужасу примешивалось чувство удовлетворения и довольства собой.

Но от этой эйфории я избавился, едва только подошел к дому, где мы с Элкой отсиживались. Во дворе судачил любознательный народ, разглядывая выбитые окна в квартире на третьем этаже. Но я-то сразу сообразил, какая это квартира, и сердце у меня заныло от нехороших предчувствий.

— Что случилось, бабань? — поинтересовался я у старушки, сидящей на скамеечке.

— Бандитов поймали, — сказала бабулька.

— Много?

— Сколько надо, столько и поймали, — сурово сказала старушка.

— Гестапо приезжало или кто другой? — не отставал я.

— Да рази гестапо бандитов лавит? — удивилась бабка. — Они все больше за хорошими людьми охотятся, которые против властей выступают. И правильно, что выступают! Нешто это власть? Все втридорога, ты глянь, сколько масло да мясо в магазинах стоит!

— А макароны? А рис? — поддакнул я.

— Была бы помоложе, сама бы бомбы бросать пошла, — вздохнула бабка и подобревшим голосом, поскольку признала меня за своего, добавила: — Нет, милок, тут не гестапо, тут милиция приезжала. Длинный такой все командовал. Сколько задержали, не знаю, я видела, как девку выводили. Этот длинный сам ее в машину и усадил. Самая, говорит, что ни на есть опасная бестия. А я, милок, гляжу, и сомнение меня взяло. Не похожа она была на бандитку, чистый ангел.

Предчувствия меня не обманули.

Менты добрались до Элки. Почему-то мне казалось, что этим самым длинным, который здесь командовал, был Петрович.

Вот и кончилось наше спокойное житье. Пока я на площади геройствовал, бесов своей тушкой защищал, Элку забрали в кутузку, а я остался бездомным со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями. Самое паршивое заключалось в том, что и болтаться во дворе дома было опасно, и уйти я не мог — судьба второго светоруба, лежащего в тайнике, меня очень волновала. Да и деньги тоже лежали в тайнике, а без них проживание на нелегальном положении было проблематичным.