Глава пятая
— Добей, — сказал бес.
Откинулся на спину, глядя в небо.
— Дурак ты, человек, — сказал вдруг он. — Ничего не понимаешь. Добей! Больно же!
— А регенерация? — спросил я.
Бес скрипнул зубами. От боли или от злости, а может, и от того и другого одновременно.
— Это же светоруб, — шипя, выдавил бес. — Ну, скорее! Не мучай!
Я столкнулся с ним ранним утром в парке, когда заканчивал очередную тренировку.
Серый сумрак еще лежал на парке, только на востоке, за рекой, вдоль которой расстелился город, медленно светлело. Я уже совсем освоился с доспехами, научился пользоваться светорубом, поэтому вспоминающиеся фехтовальные приемы исполнялись легко. Не зря говорят, что трудно забыть то, чем ты когда-то овладел в достаточной степени. Попрыгал я, размялся, атакуя деревья и срезая с них заранее намеченные ветки, остановился и кнопкой на рукояти светоруба освободился от доспехов. И тут злой рок притащил на аллею боевого беса. Пока я был в доспехах, он на меня не реагировал, — видимо, за одного из своих принимал. Мне бы, дураку, оглядеться, а я уже привык к безлюдности парка, поэтому сбросил доспехи и остался в тренировочном костюме и кедах. Тело сразу охватила утренняя прохлада.
— Стоять! — каркнул у меня за спиной бес. — Не двигаться!
Я повернулся.
Боевой бес осторожными мелкими шажками приближался ко мне, выставив перед собой светоруб, работающий на малом режиме. Лезвие отливало оранжевым светом.
— Кто? — сказал бес. — Откуда?
Я осторожно огляделся. Конечно, можно было рискнуть, нырнув в боковую аллею и попытаться сбежать от неожиданного противника. Но я уже не раз видел, как стремительно бесы перемещаются, и не был уверен, что сумею сделать нечто подобное.
— Меч! — потребовал бес, протягивая ко мне свободную лапу.
Как же! Сейчас! Без светоруба у меня вообще не было шансов, а с ним возможность уцелеть — пусть и дохленькая — оставалась.
— Меч! — повторил боевой бес, и я увидел, как гневно сверкнули его глаза в прорезь забрала.
Будет тебе меч! Я нажал на кнопку, и доспехи с лязгом сомкнулись вокруг меня, а светоруб выбросил в сторону врага голубовато сверкающее лезвие.
Трудно сказать, удивился этому бес или нет, но секунду спустя наши мечи с треском столкнулись, высекая друг из друга снопы искр. В воздухе остро и свежо запахло озоном.
Несколько выпадов и терций, и я уже представлял себе возможную силу противника. Особо умелым бойцом я бы его не назвал, но и недооценивать беса не стоило. Он попер на меня, осыпая хлесткими ударами, которые, несомненно, достигли бы цели, если бы не мои давние уроки фехтования. Довольно легко мне удавалось парировать эти настырный, но безыскусный натиск, одновременно я соображал, что делать дальше. Уйти мне бес конечно же не позволит. Для него само нахождение чужака в доспехах его братства казалось кощунственным. И сбежать я не мог. Оставалось одно — драться с бесом всерьез, кто-то из нас должен был остаться здесь, на влажной от утренней росы траве парка. Естественно, не хотелось, чтобы это был я.
Еще в самом начале, изучая доспехи, я обратил внимание на уязвимые места. Таких я обнаружил три — одно в районе солнечного сплетения, где жесткий цельный доспех смыкался с гибкой кольчугой, два других располагались под мышками, но они были относительно уязвимыми — чтобы поразить противника в эти места, надо было обязательно заставить его поднять лапу. Но вполне вероятно, бес тоже знал об уязвимости своих доспехов, поэтому вскидывать лапы вверх или открывать солнечное сплетение не спешил. Некоторое время мы с ним занимались тем, что обменивались ударами, бдительно отражая атаки. Два раза он чуть меня не достал, атакуя непривычно и неожиданно — в атаке удлинял лезвие светоруба, что в совокупности с выпадами беса оказалось весьма и весьма опасным. К тому же бес использовал свою большую физическую силу, когда я отражал атаку светоруба, его бронированный кулак устремлялся к моему корпусу, и дважды бесу удавалось опрокинуть меня на землю. Я уклонялся от последнего удара лишь благодаря яростному желанию выжить, которое заставляло меня проявлять чудеса ловкости. К этому времени я уже окончательно понял, что это серьезно, очень серьезно, и из парка уйдет только один из нас.
У беса было свистящее дыхание, в своем стремлении добиться победы он тратил сил больше, чем я, и уставать начал раньше. И тут я прибег к приему, жертвой которого едва не оказался сам: обозначив удар, я перехватил светоруб в другую руку, пальцем перчатки увеличив длину лезвия. Острие голубоватого пламени вонзилось в солнечное сплетение беса. Бес странно хакнул, словно примеривался разрубить меня напополам, вскинул лапу с мечом, на мгновение застыл и с хриплым стоном опустился на землю. Нижние лапы беса подломились.
И вот теперь он просил, и даже не просил, а требовал добить его, а я пятился, не находя в себе сил для завершающего удара. Страх возмездия овладел мной. Несомненно, за смерть беса я должен был ответить по полной программе.
— Будь воином! — прохрипел бес.
Пальцы его перчатки заскребли рукоять светоруба. Последним усилием бес избавился от доспехов.
Наверное, я был первым человеком на Земле, который увидел беса, лишенного доспехов. Я ожидал увидеть жутковатого монстра, но ничего подобного — передо мной на измятой влажной от росы траве лежало существо, весьма похожее на человека. Телосложение у беса было человеческое, у него была копна аккуратно постриженных светлых волос и пронзительные немигающие глаза с красноватым оттенком. Непохожим на человеческое было лишь лицо — кости носа и подбородка срослись, выдвигаясь вперед, широкие ноздри раздувались, рот был маленьким, все это заставляло лицо беса походить на лошадиную морду, не лишенную, впрочем, определенного обаяния и красоты.
— Добей! — жадно и зло потребовал бес.
— Нет, — я опять попятился от него, убирая лезвие светоруба.
— Ч-человек! — с отвращением сказал бес. — Садист. Животное. Магер! Абарт!
Когтистая рука поползла к светорубу, вспыхнуло лезвие. В последнем усилии бес направил светоруб в мою сторону, я машинально отбил удар и опустил лезвие своего светоруба на беззащитное тело. Убить машинально, поддавшись инстинкту, оказалось значительно легче, чем сделать это в соответствии с настойчивой просьбой беса. Некоторое время я растерянно смотрел на дернувшееся и замершее в мертвой неподвижности тело, потом попятился, с ужасом осознавая, что я натворил. Обратного пути у меня больше не осталось! Отныне я перешел в разряд смертельного врага любого беса. Первым побуждением было убежать с места схватки. В отчаянии я огляделся по сторонам и с облегчением убедился, что парк по-прежнему безлюден. Смотреть на труп беса мне не хотелось. Надо было сделать еще одно дело — я наклонился и поднял с земли его светоруб, погасил и убрал лезвие. Все это время мне казалось, что лежащая неподвижно фигура, которую я видел боковым зрением, сейчас шевельнется и жесткая рука схватит меня за горло. Но бес и в самом деле был мертв.
Схватив чужой светоруб, я бросился бежать, и лишь очутившись за равнодушными темными елями, осознал, что бегу по парку с неубранным лезвием своего. Остановившись, я погасил и второе лезвие, сунул светорубы в штанины трико и медленно пошел на выход из парка. Слава Богу, никто мне не встретился по дороге. Пусто было и рядом с домом. Стараясь не топать громко, я поднялся на свой этаж, проскользнул в квартиру и прижался спиной к двери, чувствуя, как по щекам, шее и груди текут извилистые холодные струйки пота.
Спрятав светорубы в тайнике, я прошел в ванную комнату, тонкой струйкой включил холодную воду, сбросил кеды, стянул с себя влажное трико и принялся смывать с себя пот. Только сейчас я почувствовал, как яростно бьется мое сердце, руки дрожали, а в ногах проявилась такая слабость, что хотелось сесть на пол. И еще хотелось завыть от отчаяния. Игры в солдатиков всегда заканчиваются кровью. В парке остался лежать мертвый бес, но это не спасало меня. Теперь я понимал, что меня будут искать все, кто заинтересован в равновесии. Рано или поздно меня найдут. Ну зачем, зачем я полез в эту совершенно ненужную мне игру? Почему я не отдал светоруб капитану, когда он завел со мной недавний разговор? И вообще — какого черта?
Элка еще спала.
Осторожно я скользнул в тепло постели, стараясь не разбудить ее. Сегодняшним утром ее присутствие в постели было просто необходимым для меня. И именно таким — чтобы она крепко спала и видела хорошие сны, чтобы потом, если возникнет такая необходимость, могла подтвердить, что я никуда не отлучался ночью, а безмятежно дрых, уткнувшись носом в ее грудь. Только бы она не играла и не делала вид, что спит!
Некоторое время я лежал на спине, согреваясь и постепенно проникаясь мыслью о неизбежности случившегося. Все равно я не в силах был что-то изменить. То, что меня никто не видел, играло на меня, как и то, что, вернувшись, я застал Элку спящей. Но теперь мне следовало вести себя осторожнее. Правильнее всего было бы отделаться от светорубов. Например, утопить их в реке или выбросить в канализацию. Петровичу я их сдать уже не мог, а продавать светорубы незнакомым лицам после того, как я прикончил беса, было бы верхом глупости. Но мне не хотелось расставаться с этим великолепным оружием.
То ли тепло постели меня согревало, то ли я постепенно успокаивался, но озноб постепенно прошел, все произошедшее стало казаться чем-то нереальным, словно я увидел жутковатый сон. Ну не было этого, не было! Не вставал я сегодня утром с постели, не выбегал в парк! И вместе с тем приятно было думать, что от моей руки пало могущественное существо, которого боялись все окружающие, которое считалось властелином и повелителем. Наверное, в старые времена такое сильное чувство испытывали лишь охотники на тигров или медведей.
Как ни крути, а я совершил преступление. И преступление тяжкое. Автоматически я становился злоумышленником, на которого устроят облаву все могущественные силы — начиная от бесов и кончая тайными службами не только гауляйтерства, но, возможно, и других стран, которые зависят от бесов и, следовательно, не откажут им в определенной услуге или просто захотят выслужиться. Это меня продолжало пугать. Следовало быть более осторожным, более внимательным, а главное — не дать возможность кому-то подумать обо мне плохо и заподозрить, что я как-то причастен к смерти беса.
Мысли путались, но уснуть я не мог. Наверное, из-за излишнего возбуждения. Интересно, нашелся бы такой толстокожий мужик, который спокойно бы уснул, случись с ним то, что произошло со мною?
Осторожно я встал и пошел на кухню, нашел в шкафу аптечку и некоторое время с сомнением рассматривал найденную упаковку «сонарола», потом все-таки решил, что хорошая выпивка подействует лучше любого снотворного. Вообще-то я не понимал мужиков, которые начинают глушить водку, еще не проснувшись окончательно. Но сегодня у меня был особый случай. Сегодня мне сам бог велел выпить граммов сто. Горькая холодная водка обожгла рот и горло, медленно обжигая пищевод, провалилась вниз. Я пососал подсохший и скукоженный ломтик лимона, случайно завалявшийся в холодильнике.
И тут в большой комнате что-то звонко щелкнуло, словно железной линейкой по стене ударили. Я вошел в комнату, огляделся, но ничего похожего и вообще такого, что могло послужить причиной такого щелчка, не нашел. Может, в плите перекрытия арматурина навернулась? Но сквозь бетон я видеть не мог.
То ли водка сделал свое дело, то ли организму надоело находиться в постоянном напряжении, но я вдруг успокоился. Даже на собственную судьбу мне стало наплевать. Я забрался в постель, прижался к теплой и мягкой спине Элки, нащупал мягкую расслабленную грудь и почти сразу погрузился в сон. Проснулся я оттого, что Элка чем-то гремела на кухне.
— Спи, — сказала она, появляясь в дверях. — Мне в институт ехать надо, сказали, что за неявку отчислять будут. А на фига я тогда четыре года потратила?
Она была в спортивном костюмчике и красной куртке, которые мы накануне купили в универмаге, а на голове у нее был кокетливый красный беретик, который делал Элку похожей на Красную Шапочку из мультфильма.
— Ты там с бесами не заигрывай, — сонным голосом отозвался я.
— А что? — кокетливо стрельнула она глазками. — Нормальные мальчики, только морды свои почему-то никому не показывают. Ну, я пошла. Не пей с утра, Адька, врачи не рекомендуют.
Она ушла, а я сел, свесив ноги с постели. Надо же, заметила, что уровень в бутылке понизился. Или я стакан не помыл? Впрочем, какой же стакан, я ведь из горла пил! Надо же, какая наблюдательная девушка! Интересно, на кого же она все-таки работает? На гестапо или на ментов?
Я подошел к окну и посмотрел вниз.
Стало уже совсем светло и происходящее на улице виделось хорошо. Эл-ка выскочила на улицу, поправила свой беретик и почти бегом устремилась на автобусную остановку. Некоторое время я смотрел ей вслед со смешанными чувствами, потом увидел на подоконнике стеклянную банку, в которую я накануне положил странный красный шарик, принесенный Элкой из своего путешествия за город. К моему удивлению, банка оказалась пустой, более того, когда я взял банку в руки, в ее боковине обнаружилось идеально ровное отверстие, без каких-либо лучевых трещинок вокруг. Словно стекло проплавил какой-то очень горячий предмет. Машинально я посмотрел на пол, но ничего на нем не обнаружил. Шарик исчез бесследно. Впрочем, какое мне было дело до него? Исчез и исчез, делов-то!
На улице послышался нарастающий грохот, и по улице промчался короб бесов, а за ним еще один. Чуть позже, светясь «мигалками», в том же направлении проехала милицейская машина, а еще через некоторое время — черный затонированный «хорьх» без номеров. Гестапо! И гадать не стоило, куда они все направились, похоже, какой-то случайный прохожий или собаковладелец, выгуливающий своего любимца, обнаружил убитого мной беса.
Теперь оставалось только ждать, таиться и надеяться, что я родился в сорочке и, как говорят американцы, с золотой ложкой во рту.
С этой мыслью я вернулся в постель, еще хранящую женское тепло, с этой мыслью и уснул.
Проснулся уже после полудня. Сон, который мне приснился, пугал. Я даже потряс головой, чтобы поскорее забыть его. Обычно ведь как бывает: видишь все, пока снится, а откроешь глаза, забываешь, что видел. А тут все было по-другому, сон никуда не уходил и виделся с такими реалистическими деталями, что в него верилось. И тут я все вспомнил. Не сон это был, совсем не сон. Бес был, и схватка на светорубах была, и просьба беса добить его тоже была, и мертвый он на земле лежал. Я, конечно, мог притворяться, что все мне приснилось, но глупо было прятаться от самого себя.
Я заглянул под холодильник и еще раз убедился, что ничего не придумал: рядом с движком холодильника два светоруба лежали. Два, а не один!
В комнате запел мобильник.
Звучала мелодия, которую я совсем не хотел услышать, она меня пугала, но не включить трубку я не мог. Звонил Петрович из уголовного розыска. Надо было поговорить с ним и валять в разговоре дурочку, прикидываться, что изо всех сил ищу самого себя, но, к сожалению, никак не могу найти.
— Спишь, свободный художник? — осведомился капитан.
— Ну вроде того, — признался я. — Типа того, как бы, Петрович. Ты не думай, я твою просьбу помню, всех знакомых на уши поставил, но нет пока ничего…
— Плохо ищешь, — буркнул Петрович. — Парк на Ермана знаешь?
— Так я же рядом живу, — сказал я, холодея.
Именно в этом парке мы с бесом померились силами. С чего это капитан о парке речь завел? Только усилием воли я продолжал вести беседу непринужденно и даже немного игриво.
— Сработала там та машинка, — сказал капитан. — Теперь не одну, а две искать надо. Слушай, Пурга, ты мне не нравишься. Неужели и в самом деле никто ничего не знает?
— Зуб даю, Петрович! — побожился я. — А ты откуда знаешь?
— О чем? — подозрительно спросил капитан.
— Ну, о парке этом, обо всем прочем…
— А я дежурный сегодня, — недовольным голосом объяснил капитан. — Сам выезжал. Боюсь, что запрягут меня по этому делу работать. А ты ни хрена не делаешь!
Ага, сейчас! Приду и сдамся, сам себя в наручники закую!
Но вслух я лишь пробормотал:
— Ну что я сделаю? Никто ничего не знает!
— Копай, Пурга, — сказал капитан. — Хорошо копай! Понял?
Нашел стукача! Не там роешь, капитан, совсем не там!
— Слушай, Петрович, — попытался сменить тему я. — Тут, говорят, бесы студентов запрягли какие-то шарики собирать. Не знаешь, что это за хрень?
— Она часом этих шариков домой не привезла? — я даже на расстоянии почувствовал, как мент напрягся.
— Да на кой они ей сдались? — успокоил я. — Мне просто интересно, что это за фигня.
— Это не фигня, — сказал капитан. — Это погибель наша. Я тебе, Пурга, одно скажу: если твоя б…шка что-то подобное в дом принесла, ты не вздумай эту гадость на улицу выбросить. В баночку положи и соляной кислотой залей, лучше концентрированной. А если кислоты у тебя под рукой нет, уксусную эссенцию используй. Ты понял меня?
— Понял, — вздохнул я. — Чего же не понять. Только мне поливать нечего, она мне просто рассказала, вот я и поинтересовался. А что это, Петрович?
— Дрянь, — с отвращением объяснил мой собеседник. — Пакость, по сравнению с которой бесы ангелами кажутся.
Сами понимаете, после этого разговора у меня всякий сон пропал.
Подошел я к подоконнику. Банка стояла на прежнем месте, и дырка в ней отчетливо видна была. Круглая дырка диаметром с грецкий орех. Мысленно я попытался проследить траекторию полета шарика, если эту дырку проделал он. Взгляд уперся в платяной шкаф. Я подошел к нему и принялся внимательно изучать его поверхность. Удача мне сопутствовала, почти сразу я обнаружил место, куда красный шарик вонзился. Самого шарика не было видно, но дырка оказалась на месте, а под ней на полу виднелась горка трухи — все, что осталось от фактуры доски, что пошла на изготовление дверцы.
— Вот гадость! — пробормотал я и присел на корточки.
Нет, ребята, хотите или нет, но я поклясться могу, что услышал странный шорох под шпоном, скрывающим доску. Словно мышка норку расширить пыталась. Почему-то происходящее меня не пугало, несмотря на слова капитана. Было интересно и немного не по себе, точно я опять бродил с пацанами по военным складам в поисках нужного помещения.
Я пошел на кухню, открыл дверь кладовки и нашел молоток.
Взяв его, я вернулся к платяному шкафу и осторожно постучал молотком по тому месту, где, по моим предположениям, находился шарик. Я надеялся, что шарик выпадет, но просчитался — из отверстия посыпалась труха и только. Раздосадованный неудачей, я стукнул молотком чуть посильнее. Дальнейшее превзошло все мои ожидания. Дверца окуталась желтоватой дымкой трухи и рассыпалась, обратившись в кучу опилок на полу. Среди опилок краснел странный шарик. Он стал больше по размерам, и разделение его на дольки стало отчетливее, а сам шарик окутался сеткой тоненьких жилок, напоминающих паутинки. Жилки, или, скорее, жгутики, беспорядочно шевелились. Вид у этой пакости был непривлекательный, особенно после того, как я наслушался рассказов Петровича. Поэтому взять шарик голыми руками я не решился, а пошел в кладовку, взял пассатижи и аккуратно ими зажал шарик. Ощущение было странным — словно по пассатижам пробегал слабый электрический ток. Памятуя наставления оперуполномоченного, я положил шарик в целую стеклянную банку и залил уксусной эссенцией. Жгутики почернели и опали, а вслед за ними почернел и сам шарик.
Надо же какую гадость Элка притащила в дом! Некоторое время я огорченно разглядывал шкаф с отсутствующей дверцей. Не было печали! Придется покупать новый шкаф. Я слишком привык к порядку в собственном доме, поэтому отсутствующая дверца портила мне настроение. Веником я замел в совок груду опилок и смыл их в унитаз. Потом взял банку с останками странного создания, накрыл ее резиновой крышкой, спустился вниз и выбросил банку в мусорный контейнер.
Вернувшись, я вспомнил о своем утреннем поединке, и настроение мое опять упало. От одного осознания факта, что я стал государственным преступником, не хотелось заглядывать в завтрашний день.
Ничего хорошего мне в нем не светило.