Глава 21. Я, Знаменатель

История не знает примеров одновременного существования двух действующих Знаменателей. И у этого всегда есть достаточная причина.

* * *

– Я понимал, что Логика остается сильнейшим элементом. Память была слишком осторожной, а у меня не имелось ресурсов, чтобы выйти на нее. Тогда я связался с Логикой, нашел ее в интернете. Мне не удалось обмануть: та сразу поняла, кто я… и зачем. Но мы общались. Потом начали созваниваться. Ты ведь знаешь это чувство – оно неизбежно появляется, даже если все аргументы против.

– Вы влюбились? Но разве ты не говорил, что мы со Штефаном в такой ситуации оказались чуть ли не единственными?

– Говорил. Я много чего говорил, Вик. Но вам правду было знать необязательно – это как благословение истории услышать. Мол, многие через это проходили, значит, и вам можно.

Я усмехнулась. Но спорить не стала.

Мы ехали в машине по ночной столице, но я не интересовалась направлением. Кажется, он просто решил сделать крюк, прогулки ради, а потом вернуться к дому. Сомнений в том, что за нами следят, не оставалось. Но Дане удалось вывести из игры Рича и Дрю. Он написал на форуме, посвященном Маркосу, о неких неопровержимых уликах, свидетельствующих, что нападение было организовано близнецами. Предоставил описание, и участники сразу опознали их – видели в общине! Считали их близкими друзьями Маркоса, но с тех пор, как с ним случилась беда, те пропали. В общем, заброшенную сплетню подхватили и разнесли во все стороны. Вряд ли последователи смогут остановить Рича и Дрю, даже если отыщут, но все равно тем сейчас крайне невыгодно высовываться. Проблеск в расследовании воодушевил всех, даже полиция озаботилась проверкой. И если они на Кипре, как Даня изначально предполагал, то в ближайшее время вряд ли смогут покинуть страну. Это не было окончательным решением проблемы, просто сдерживающим фактором хотя бы для одной переменной в уравнении. Потом мы к ним обязательно вернемся.

Штефан чувствовал, что Знаменатель всегда рядом со мной, поэтому осторожничал. У него повышенное чувство самосохранения, как у любого Осознания, поэтому на риск он пойдет только в крайнем случае.

Следовательно, ближайшей задачей стал поиск другой Системы. Даня настаивал, что знание их мотивов может прояснить ситуацию. Я же просто желала им смерти.

– Так и что там с Логикой?

– Кара была… тебя не расстроит, если я скажу, что она была прекрасной? – Я покачала головой. Юлить не имело смысла. Я ведь продолжала любить Штефана даже сейчас, хотя и понимала, что чувство к нему совсем не то, которое придает сил. Это скорее изматывающая зависимость. – Так вот, она была умна, как каждая Логика, но еще и тщеславна. И у нее были ресурсы. Кара с двенадцати лет взламывала базы данных и банковские счета, а к нашим восемнадцати смогла сколотить целое состояние. Которое некуда было тратить и сложно легализовать.

Само по себе сравнение вызвало неловкость. Меня хакерство вообще никогда всерьез не интересовало. Уж точно не больше физики. Наверное, все дело в упомянутом тщеславии? Я предпочла считать именно так, а иначе выходило, что я проигрывала первой любви Даньки в какой-то незримой конкуренции между Логиками. Или это ревность встрепенулась? Куда ж без нее.

– В любом случае ей ресурсов хватало на все. И что вы сделали?

– Убили Память, как ты могла догадаться. Кара влезла в базу оргкомитета, который проводил конкурс с поездкой в США. Подменила данные, чтобы выиграл я. С языками до гибели Памяти у меня было не все так гладко.

– А, – я была удивлена. До сих пор последовательность представлялась мне иной. – И что? Вы встретились в США и убили ее?

– Именно. Предыдущий опыт подсказал, что лучше избавиться от противника до того, как он избавится от тебя. Мы с Карой любили друг друга, но к Памяти так же привязаться не успели. Повторю, Кара была тщеславна – ей требовалась способность Памяти, чтобы покорить мир. Вместе со мной.

– Что было дальше? Как умерла Кара?

– Авария. Банальная автомобильная авария.

– Мне… жаль. Значит, Память убил именно ты, раз после смерти Кары стал Знаменателем?

– Я. Все, иди прогуляйся.

Он остановился за три квартала до дома.

– Дань, я понимаю, что обязана быть наживкой, но твое хладнокровие напрягает! А если меня просто пристрелят?

– Тогда нам не повезло, – улыбнулся он, но потом наклонился и поцеловал. – Они ведь огласили срок, ты его пока не нарушила. Значит, сначала захотят поговорить. Скорее всего. Правда, Штефану говорить с тобой не о чем, он может и пристрелить. Ну ладно, иди, иди уже!

Я фыркнула, но все же открыла дверцу. Однако по мере того как отдалялась от машины, ежилась все сильнее. А заметив впереди силуэт, вскрикнула. Обычный прохожий, ему и дела до меня не было. Нервы совсем ни к черту. Я оглянулась, но машину уже не увидела. Свернула на аллею. Замерла. Впереди стоял мужчина. На этот раз ничего от обычного прохожего я в нем не разглядела. Он смотрел прямо на меня – ждал. К счастью, без пистолета в руках, даже с доброжелательной улыбкой.

Взяв себя в руки, я подошла. Остановилась напротив. На ответные любезности сил уже не хватило.

– Здравствуй, Вика.

Мужчине можно было дать лет пятьдесят или немного больше. Возрастом Даня и объяснял сильные способности. Хоть Система и не закрылась Знаменателем, но за длинную жизнь они успели поднатореть в том, с чем родились.

– Эмпатия?

– Нет, Умиротворение. Но это неважно, я буду говорить за всех.

– О чем? – мне стало немного легче. Если против меня выставили самый слабый элемент, то вряд ли с намерением убить на месте.

– Пожалуйста, для начала прими наши самые искренние извинения за смерть твоей подруги. Нам жаль.

Он говорил будто о себе, но во множественном числе. От лица всей Системы, но звучало все равно странно.

– Не принимаю. Что-то еще?

– Да. Нам безразлично, кто станет Знаменателем: ты или Штефан Беренд. Но тебе придется принять одно: это непременно случится. И если интересно, он готовится. А ты готова?

Я только скривилась:

– Мне другое любопытно, почему вы решили дать шанс и мне? Боитесь, что Штефан, после того как станет Знаменателем, припомнит вам Ольгу?

– Боимся, – смиренно признал он. – И еще больше боимся, что если бы не дали тебе шанса, действующий Знаменатель вычеркнул бы нас в первую очередь.

«Вычеркнул», это слово использовала и Эмпатия по телефону. Наверное, у них даже сленг одинаково отвратительный. Именно так они «вычеркнули» Маркоса и Ольгу. А если мы откажемся играть по их правилам, будут «вычеркивать» наших родных, друзей, нас самих. Вот именно с этим доброжелательным выражением лица. Я теперь тоже видела не одного человека, а всю Систему в целом.

– Их тут только двое, – Даня появился откуда-то сбоку, волоком таща за шкирку женщину. Она пыталась вырваться и со стороны даже выглядела сильнее Чон Со, но до Знаменателя ей было далеко. Агрессия – это видно по ее рваным, но точным движениям, по взгляду.

– Что ты… – Умиротворение осекся. – Знаменатель, мы не хотим войны. Я это только что объяснял Вике. Более того, мы верим, что вам потом тоже не придется воевать, но она будет нужна, чтобы твоя… справедливость не выходила за рамки!

– Возможно, – Данька тряхнул женщину с такой силой, что она сначала бессильно повисла на его руке, а потом сжалась. Ее нога неестественно кривилась – очевидно, перелом. Я не испытала ни грамма жалости. – Я все никак не пойму, почему вы сами не закрыли Систему? Какова ваша Цель?

Мужчина теперь едва заметно дрожал, но отвечал уверенно, без пауз:

– Цель уже в прошлом. Мы должны были создать новую финансово-кредитную систему, но вышло так, что нас раскидало по всему миру, мы не могли встретиться довольно долго. А когда это случилось… знаешь, я и Эмпатия смогли всех убедить, что оно того не стоит. Мы решили, что…

– А-а, то есть последний мировой кризис на вашем счету? В смысле, он случился из-за того, что вы профукали Цель?

– Да, – тот признал, но взгляда не отвел. – И сейчас считаем, что некоторые Цели не стоят… смерти любимых.

От последнего слова я чуть не расхохоталась вслух. Данька же сдерживаться не стал:

– Вы там шведской семьей, что ли, живете? Все любят друг друга, мир и гармония?

Умиротворение и не думал обижаться – вряд ли ему это вообще было свойственно:

– Не говори так, словно это плохо. Будто это хуже, чем убивать самых близких.

По лицу Дани пробежала тень. Теперь он говорил без веселья:

– Нет. Хуже ничего нет. Но вы-то смогли договориться. Зачем вмешиваетесь в дела других?

– Дрю убедил нас, что без контроля ты станешь опасен. Мы не хотим войны, не хотим потрясений… Мы хоть и не последовали своей миссии, но чувствуем себя ответственными за историю.

Мне захотелось его ударить – по лицу, наотмашь, чтобы стереть это спокойствие и уверенность. Ответственными за историю! Расскажите это Маркосу, который бросился на вооруженных людей, чтобы защитить своих прихожан! Но Даня меня опередил:

– О, как интересно. Вас замучила совесть… ну конечно! Вы же не настолько идиоты, чтобы не увидеть последствий своего решения! И тогда подумали, что обязаны сделать хоть что-то, чтобы перестать себя винить.

Он двинул рукой, выталкивая женщину вперед, затем перехватил ее и притянул к себе. Умиротворение закричал до того, как Знаменатель свернул Агрессии шею. Потом упал на колени, запрокинул голову и закатил глаза. Теперь я понимала, как это выглядит со стороны: в это мгновение он видел всю жизнь элемента, получал его способность, страдал от потери.

Даня, отбросив тело в сторону, шагнул к Умиротворению. Мне не было жаль ни ту, ни другого, как им не жаль было толкать бедную влюбленную девочку на самоубийство. Мужчина плакал как ребенок. Я не могла не сочувствовать ему, но приоритеты не сдвинула. Однако сказала:

– А вот Умиротворение пока можно оставить. Пусть теперь сами разбираются.

Даня внимательно посмотрел на меня, наклонился к мужчине и прошептал:

– Знаешь, что будет теперь? Вы держались только потому, что Агрессия была жива. Всем скопом ее утихомиривали, защищали от себя самой. А сейчас все станете злее и начнете грызть друг другу глотки. Добро пожаловать в игру, Умиротворение.

Я пошла мимо них по аллее, не оборачиваясь. Люди, возомнившие себя богами, должны брать полную ответственность за свои поступки. И принимать наказание, а не только сложные решения. Наверное, я начала мыслить как Знаменатель. Или просто Даня, сам того не желая, в этот момент окутал меня даром, заражая настроением.

Наверное, так и было. Потому что гораздо позже, уже пытаясь уснуть в его квартире, я вдруг запоздало ощутила ужас. В голове крутилась одна и та же мысль: Даня в стремлении к справедливости может стать опасен. Разве в этом можно было сомневаться? Но он не убил Умиротворение, потому что я вмешалась. Кажется, картина складывалась именно так, как все и говорят, – я могу его сдержать. Возможно, смогу и через пару десятков лет. И Штефан тоже, если именно он станет Знаменателем. Вот только останавливать Даньку мы будем по-разному.

– Я соврал. – От Даниного голоса я вздрогнула. Думала, он спит. Или я со своими терзаниями его все-таки разбудила. – Кара не погибла в аварии. Я убил ее. Сам.

Мне кажется, я это сразу поняла, просто не хотела формулировать осознанной мыслью.

– Почему?

– Потому что хотел стать Знаменателем.

В его тоне я уловила неестественность:

– А почему на самом деле, Дань?

Он молчал несколько минут.

– Потому что хотел освободиться. И почувствовал, что она тоже приходит к этой мысли. Нас осталось всего двое – некому было вовремя убедить, гарантировать соблюдение правил, обещать, что все наладится. И я просто выбрал себя вместо нее.

Я закрыла глаза и ничего не ответила. Любить сложно. Любить настолько неоднозначного персонажа – сложнее некуда.

Утром на номер Штефана я скинула сообщение: «Мы оба заинтересованы в том, чтобы невинные не пострадали. Как пострадала Ольга. Ты еще помнишь об Ольге, Штефан? На крыше. В семь».

Я предполагала, что Штефан согласится встретиться один на один, но Даня покачал головой:

– Хорошо, я не буду вмешиваться, если он явится без группы поддержки. Но не рассчитывай на это. Он помнит Ольгу, не сомневайся, просто дело уже давно в другом. Он ведь и им отомстить не сможет, если не получит силу Знаменателя. Сейчас все его задачи сошлись в одной точке – тебе. Поэтому ты возьмешь пистолет.

Даня не ошибся. Ветер бил ледяными порывами. Еще сильнее, чем в прошлый раз, когда мы стояли на этой крыше. Словно холод собрался со всей столицы и сконцентрировался в одном месте.

– Ты убил одного из нас, Знаменатель! Это ли не доказательство, что в тебе нет милосердия? Справедливость без милосердия – бойня. Через пятнадцать лет мир содрогнется оттого, что породил тебя.

Говорил только один. Остальные стояли рядом, чем-то неуловимым похожие друг на друга. Двое мужчин и две женщины. У всех в руках автоматы. Штефан находился чуть поодаль, но выражение его лица было таким же – хмурым, задумчивым.

Даня произносил слова размеренно, без тени напряжения:

– Я убил одного, но Логику среди вас не вижу. Кто из семейки пришил Логику? При живом Умиротворении после смерти Агрессии приоритеты колышутся, как мятник, не так ли, Осознание?

Мужчина покачал головой. Он выглядел измученным, уставшим:

– Это неважно. Ты и сам знал, что так получится. Убив одного, ты разрушил весь союз.

– И что, хочешь сказать, что теперь вам терять нечего? Лучше уж сражаться со мной, чем друг с другом?

– Именно.

– Тогда не будем тянуть. – Я не разделяла веселья Даньки, но его уверенность в себе была непоколебимой. – Если вы сегодня убьете меня, то этим двоим не нужно будет бороться за главный приз.

Я поймала взгляд Штефана. Мне не хватало способности Эмпатии, чтобы прочитать его эмоции, но можно было догадаться: он не простил этим людям смерть Ольги, и если их сегодня не убьет Данька, он сам готов стать Знаменателем, чтобы их… «вычеркнуть». Раньше ему удавалось цепляться за другие задачи, но теперь потухший взгляд говорил только о решимости довести до точки и наконец-то спокойно уснуть.

Мы оба, синхронизированные общим Чон Со, упали на бетонную поверхность сразу после первого щелчка. Действие началось и закрутилось вихрем. Теперь это были не столичные ветра, это Знаменатель в режиме атаки. Я оглохла от шума и потрясения. Не поднимая головы, отползала дальше. Крик раздался совсем рядом, и будто в замедленной съемке Данька выбил оружие из руки женщины, которая целилась в меня. Когда они приходили сюда, знали, что против Знаменателя у них шансов нет, и решили пожертвовать собой, чтобы убить меня или Штефана. Наверное, в самом деле, верили в свою миссию или похоронили надежду, потеряв друг друга. А может, просто, как выразился Даня, их замучила совесть от бездействия.

Омерзительный хруст, крики, выстрелы и снова стоп-кадр в вихре: Даня неестественно поворачивается в воздухе – в него попадает очередная пуля. Но и сейчас преимущество на его стороне. Я поднялась на ноги и побежала в сторону лестницы. Если Дане не будет нужды защищать меня, то его и без того высокие шансы только возрастут.

Но споткнулась, как будто подсекли на излете, и еще не успев упасть на руки, ощутила жгучую резь в ноге. Перевернулась и увидела Штефана. Он подбегал, чтобы на этот раз не промахнуться. Я отодвинула боль на задворки сознания – сейчас ей не место. Тоже подняла пистолет. И одновременно вторую руку – открытой ладонью вперед.

– Штефан! Мы можем этого не делать! Мы, черт возьми, еще пятнадцать лет можем этого не делать!

Мои слова его остановили. Я с трудом поднялась, перенося вес на здоровую ногу. Надо просто говорить. Вся несправедливость, что произошла с ним, будет отомщена. Или уже, раз автоматные очереди среди общего шума больше не раздаются. Знаменатель возвращает долг тем, кто убил Ольгу. Взгляд Штефана до сих пор затуманен, но это пройдет. Когда-нибудь.

Решившись, я откинула пистолет – пусть знает, что это не игры.

– Я люблю тебя, Штефан. Даже теперь, – сказала тихо и искренне.

Он покачнулся, но снова посмотрел прямо на меня:

– Я тоже люблю тебя, Вика. Просто это все… невозможно вынести.

И сразу после признания снова поднял пистолет, целясь. Я вскрикнула – не от страха, от неверия, от безумия происходящего.

Но за его спиной уже стоял Знаменатель. Мне достаточно было посмотреть в его глаза, чтобы решить дело. Удар. Один точный удар в шею ребром ладони – быстрый, будто молния сверкнула. Штефан, падая на бетон, успел надавить на курок, или это просто пальцы сжались в предсмертной судороге. Но теперь Штефан уже не целился, он потерял Цель.

Я не вздрогнула от свиста, стало не до того. Проваливаться в жизнь и смерть Штефана оказалось мучительнее, чем переживать все, что происходило раньше.

Очнулась в машине. Моя голова покоилась на коленях Дани. На меня был устремлен взгляд: ждущий, сочувствующий, тревожный.

– Я в порядке, – соврала без зазрения совести. Эмпатию не обманешь, но любимым людям надо иногда сказать «я в порядке», даже если неправда.

Он слабо улыбнулся, кивнул. Прядь волос упала на лицо и измазала лоб кровью.

– Вик, к медикам нельзя. Ты ранена в ногу, но с этим я справлюсь. А ты?

А я перевела заторможенный взгляд с его лица на плечо, куда точно попала пуля. Но он тоже справится. Это хорошо, что Даня успел вытащить меня оттуда, пока не набежали свидетели. Хотя Москву нам покинуть теперь все равно придется.

– Штефан не обманывал. И я теперь знаю, почему он так жаждал от тебя избавиться. Когда-нибудь, а может, и много раз я должна буду остановить вихрь. Я видела его сегодня. Ты – справедливость, но когда настанет день… Дань, третьей мировой войны не будет – я не позволю тебе. Остановлю. Справедливости можно достичь и другими методами, мы вместе их придумаем.

– Остановишь. Если кто и способен меня сдержать, то только ты.

– Остался лишь Маркос? Ведь Штефана убила не я. Если Маркос умрет сам, я не стану Знаменателем.

– Рад, что твоя логика не пострадала.

– Потом придется отыскать Рича и Дрю. Чтобы убить их и, конечно, забрать разработку препарата.

– Твоя усилившаяся целеустремленность меня пугает. Что ж, попытаюсь любить тебя и такую.

– Сделай уж одолжение, попытайся! Черт меня дери, как же больно…

Знаменателем становится не тот, кто выжил случайно. Он должен доказать, что достоин Цели. А я ни одного человека не убила, выжила именно случайно. Все мои заслуги заключались только в этой бесконечной любви к Знаменателю – сейчас, ощущая в себе Осознание, я все четко понимала. Любви, которая видит недостатки, которая найдет аргументы.

* * *

– От него даже сейчас идет свет.

Я не преувеличивала. Лицо Маркоса – бледное и сильно похудевшее – вызывало щемящее чувство внутри. Не только у меня, а у сотен или тысяч его прихожан. Которым он дал дом, новую жизнь, переосмысление… И в этой картине все было неправильным. Такие люди должны улыбаться. И жить, потому что в них и есть сама жизнь. Но мир, в котором такой человек лежит, обмотанный трубками и проводами, завернутый в белую простынь, как в саван, по определению несправедлив.

– Вик, у нас немного времени. И это все равно не жизнь.

Я не поворачивалась к Даньке, который стоял за спиной.

– А если он когда-нибудь очнется?

– Шансы на это нулевые.

– Ты, главное чудо истории, не веришь в чудеса? – я грустно усмехнулась. – А может, в мире есть и хорошее? Столько людей молятся за него. Может, это будет тот редкий случай, когда коллективное сознание совершит чудо?

– Наивно. Но Знаменателем он все равно не станет, если только не очнется совсем другим человеком. А если умрет сам, ты навсегда упустишь шанс.

– Знаю.

Я еще раз посмотрела на красивое лицо, прислушалась к тихому пиканью аппарата, задержала взгляд на почти белой руке с торчавшим из вены катетером. Повернулась.

– Но знаю и то, что смогу сдержать тебя, даже не став Знаменателем. Потому что сейчас ты увидишь, что я тоже – справедливость. Что можно быть справедливостью, не прибегая к крайним мерам. Что иногда важнее остаться человеком, чем стать сверхчеловеком. Даже если я не доживу до твоей Цели, ты вряд ли забудешь этот день.

Даня кивнул и протянул мне руку. Мы шли по коридору клиники, заглушая звуком шагов мерное тиканье системы жизнеобеспечения Маркоса Хадзиса. Единственного, кто был на самом деле достоин.

Конец