Система состоит из шести элементов: Осознание, Память, Логика, Эмпатия, Агрессия, Умиротворение. Система образуется в момент рождения и распадается таким образом, чтобы элемент развивал свое первостепенное свойство в самых благоприятных для этого условиях. Но одноименные элементы разных Систем не равны друг другу – они схожи только в обладании первичным свойством. Все остальные характеристики личности могут сильно разниться.
Я приехала к Штефану уже вечером. У нас было не так-то много времени: родители думали, что я с Даниилом, но тот ведь и сам мог неожиданно объявиться. Ольга тоже сегодня была отодвинута на второй план. Слишком мало времени! Поэтому мне не понравилось, когда любимый взял меня за плечи, но не для того, чтобы перейти к самому приятному.
– Вика, нам надо поговорить. Это очень важно.
Вздохнув, я покорно направилась в зал и уселась в кресло.
– Что опять случилось?
Он был задумчив, и хотелось верить, что не из-за сомнений, стоит ли со мной делиться. Почувствуй я, что Штефан не откровенен, сильно испугалась бы. Ведь я-то готова была всё выложить на блюдечке. Но оказалось, он просто подстраховывался:
– Ты должна пообещать, что не расскажешь об этом Знаменателю.
Теперь я была не удивлена – насторожена:
– Обещаю. Что случилось, Штефан?
Он кивнул, не имея ни малейших оснований сомневаться в моей преданности.
– Я… там… я не всё ему рассказал. – Я замерла, но перебивать не спешила. – Я почувствовал кое-что еще. И это может быть очень важно! Тебе не приходило в голову, что наша Эмпатия уж слишком быстро перестроился?
– Приходило, конечно. Штефан, что ты узнал?
Но он будто продолжал рассуждать сам с собой:
– Конечно, у Маркоса и деньги, и целая община… бывших наркоманов, неудавшихся суицидников и просто уставших от материального мира людишек. Которые вряд ли профессиональные шпионы! А как говорит Знаменатель, наши перемещения отслеживали профи не слабее его самого.
Он снова сбился на задумчивую паузу, поэтому я не выдержала:
– Ты хочешь сказать, что Эмпатия каким-то образом был готов заранее? Но только после гибели Аннет начал действовать… будто именно ее смерть и стала последним доказательством? Но он заранее о чем-то догадывался и даже готовился… Штефан, что ты узнал?!
Мне захотелось подойти и закричать громче. Но, видя его смятение, я старалась не торопить.
– Я почувствовал рядом с ним… примерно так же, как чувствовал всеобщее обожание, направленное на него… Все его последователи для меня были однородной толпой! Но рядом с ним есть или был человек, который… я ощутил его… отдельно от массы других.
По коже пробежал холод. У Штефана встроенный радар на все элементы нашей Системы, но еще что-то он улавливает ощущениями. Как когда-то сразу увидел силу в Данииле.
– Еще одна Система? Или Знаменатель?! Это уже слишком!
– Я, конечно, уверенным быть не могу, но похоже на то. А почему слишком-то, Вика? – кажется, Штефан эту мысль уже успел обмозговать. – Нас уже двое, почему бы не быть и третьей, четвертой, десятой Системе?
Вообще-то, Систем на самом деле могло быть несколько. Ведь далеко не все из них закрываются Знаменателем. Но от таких новостей я все равно заволновалась и оттого стала язвительной:
– Да просто уже не чувствую себя избранной! В кого ни плюнь – или элемент Системы, или сразу Знаменатель.
– Не преувеличивай, – Штефан моим юмором не впечатлился. – И они могли отыскать друг друга, как Даниил когда-то нашел тебя. Я думаю, наша Эмпатия давно предполагал нечто подобное, но только после смерти Памяти начал действовать. Возможно, вообще бы не начал, не заметь там Даниила, которого испугался.
Это была уж слишком богатая пища для необоснованных измышлений, а больше Штефан ничего не знал. Мы долго молчали и не спешили делиться выводами, потому что ничего определенного пока не было. Напоследок я только поинтересовалась:
– А почему мы Даниилу об этом не скажем? Ведь у него гораздо больше резервов, чтобы докопаться до ответов!
Штефан наконец-то улыбнулся.
– Вика, о чем ты говоришь? У нас впервые появился козырь, о котором он не знает! Первая возможность обставить его.
– Обставить?
– Сейчас он думает, что является единственной силой, но это может быть не так. А у нас с тобой наконец-то появилась альтернатива. Или что, ты всю жизнь собираешься существовать в страхе? Думаешь, он просто так оставит нас? Другая Система или другой Знаменатель может быть нашим союзником!
– Или врагом, – предположила я.
– А Даниил уже и без того наш враг, с которым мы ничего не способы сделать! Если можно изменить расстановку сил, то только найдя достойного врага и ему.
В сущности, Штефан был прав. Но я не могла не прикидывать в уме дальнейшие варианты развития событий. Если есть еще один Знаменатель, то он может убрать Даниила с нашего пути… вообще убрать. Но что будет дальше? Даст ли другой Знаменатель нам свободу или оставит в покое? Что важнее для Осознания: искренняя и бесконечная любовь ко мне или все-таки Цель? Даниил дал однозначный ответ на этот вопрос, но я не знала, могу ли ему доверять.
– Штефан, он, скорее всего, почувствовал, что ты от него что-то скрываешь. Вряд ли его можно обмануть.
– Почему? Ведь он так и не узнал, что мы пробирались в его квартиру, – засомневался Штефан, который тоже не мог не задумываться об этом.
– А разве мы можем быть уверены?
– Вика, давай без паранойи! – он рассмеялся и обнял меня. – Неужели ты думаешь, что он бы промолчал, если бы узнал о нашей выходке? Думаешь, никакого наказания бы не последовало?
Даниил постоянно запугивал нас. И, возможно, только страх и служил гарантией, что мы не начнем творить глупости. Он дал понять, что не остановится перед убийством или пытками, в том числе Ольги или других наших близких. Вполне обоснованная стратегия, когда не хочешь тратить силы на дополнительный контроль. Но вписалось ли в эту стратегию знание о нашем ходе против него? Если бы он догадался, что мы были в его квартире, то наказал бы нас, чтобы лишний раз подчеркнуть свою власть. Значит, промолчать Даниил мог только в двух случаях: он или не узнал, или предпочел сделать вид, что не узнал. Например, сам избавил себя от необходимости нас наказывать! Я не стала мучить Штефана своими логическими измышлениями, да и поцелуй его становился всё более настойчивым.
Когда мы прощались, Штефан сказал нечто очень важное:
– Мы победим, Вика. Потому что мы с тобой всегда будем на одной стороне: наблюдать, как они воюют. А потом предадим их всех. Или заключим мир с теми, кто нам подойдет. Но не сделаем и шага друг против друга. В этом и есть основной прокол теории Знаменателя – она мешает получить поддержку от самых близких, обрекает на одиночество. Но мы-то с тобой уже переступили через это, а значит, непобедимы.
Я кивнула, благодарная за то, что после этой фразы мои чувства уравновесились с доводами разума. Но попросила его о том, чего не собиралась требовать:
– Расстанься с Ольгой. Не мучай меня больше дистанцией. Даниил спокойно относится к нашей любви, поэтому скоро отпустит меня.
– Я и сам собирался завтра это сделать, – Штефан улыбался и снова тянул меня к себе. – Уже никакой силы воли не хватает, чтобы продолжать с ней общаться. Но зато какое же наслаждение я получал от твоей ревности…
Мне пришлось раздраженно ударить его в плечо. И… остаться еще на час.
Образцово-тактичный Штефан не особо продумал момент расставания. Надо было ему заранее лекцию на эту тему прочитать. Он просто подошел к Оле перед первой парой и отвесил: «Между нами все кончено. Это не твоя вина, а моя… ну, остальное сама додумаешь». А потом преспокойно пошагал в конец ряда. Я стала свидетелем этого душевного разговора только благодаря любопытству – специально подсела поближе, чтобы наблюдать за их отношениями в течение этого знаменательного дня. Я-то предполагала, что Штефану придется маяться и выбирать подходящий момент, а потом, после пар, позвать ее в сквер или кафе… Но Штефан не маялся. Хоть и несложно было это предсказать, но в голову почему-то не пришло. В тот самый момент мне стало невыносимо жаль Ольгу.
Я наблюдала за ней в течение пары и от этого успокаивалась. Девушка была расстроена, но не до такой степени, как я предполагала. А на перерыве подошла ко мне.
– Ну, ты ведь и сама все слышала… – она, конечно, не могла меня не заметить, но не стала убиваться по поводу того, что у неприятной сцены нашелся свидетель. – Вот такие пироги, Вик…
В этот момент я только обрадовалась, что не обладаю даром Эмпатии. Оля очень хорошо держалась и подошла ко мне как к самому близкому тут человеку, но я предпочла не знать, что в действительности сейчас творилось в ее душе. И как это осознание можно было бы примирить с чувством вины. Оставалось только неловко улыбнуться и погладить ее по плечу. При этом я могла наблюдать за реакцией Даниила. Он выглядел спокойным, а если и сочувствовал Ольге, то участия не демонстрировал – вероятно, давно уже был готов к тому, что это произойдет.
Ольга попросила прикрыть ее – сказать преподавателям, что заболела. Вполне возможно, она не появится в институте и завтра. Я, конечно, понимала и готова была пообещать что угодно. Скорее всего, ей надо выплакаться. И уж точно вряд ли хочется видеть сейчас Штефана. Если бы он бросил меня – да еще и вот так хладнокровно, – я бы, наверное, вообще в институте больше появиться не смогла. Странное сочетание эмоций: желание провалиться сквозь землю от стыда перед Ольгой и бесконечная радость от понимания, что Штефан не будет ее больше целовать.
Сев к Даниилу, я сразу перешла к главному:
– Ну что, дорогой, пора и нам разводиться.
– Нет, Вик, не сейчас… – он выглядел задумчивым и не сводил глаз со Штефана.
Я, несмотря на подавленное состояние, едва не расхохоталась.
– Что, будешь меня на привязи держать?
– Я не держу тебя на привязи, – казалось, он отвечал на автомате, а все его внимание было нацелено на что-то другое. Уж точно не на меня. – Я сказал – не сейчас.
– Не соизволит ли ваше величество облагодетельствовать нас посвящением в причину? – я злилась все сильнее. Но скорее не от отказа, а от его отстраненности.
Даниил наконец посмотрел и на меня. Слегка улыбнулся.
– Вик, что вы со своим вечным избранником задумали?
– Н… ничего, – ответила я сдавленно, но сердце застучало громче. И когда я поняла, что мое смятение для Даниила очевидно, совсем затряслась. – Ничего!
Почему он спросил об этом именно сейчас? Он совершенно точно заметил, что я вру. Заподозрил что-то еще в контейнере, но у Штефана ничего выспрашивать не стал – выждал время, чтобы надавить на меня? И, безусловно, поймал, но ведь он не может читать мысли, не может угадать, что конкретно я скрываю!
– Знаешь, Вик, – Даниил снова смотрел в спину Штефана. – А я до последнего надеялся, что ты в этой непонятной революции не участвуешь. Но раз так, то до развода еще далеко – я с тебя глаз не спущу.
О, вот это еще более потрясающее сочетание эмоций: одновременное желание провалиться сквозь землю, радость и панический страх. Чувствуешь себя такой разносторонней.
В следующие дни Даниил, как и обещал, не выпускал меня из поля зрения. Казалось, даже по вечерам встречаясь где-нибудь со Штефаном, я чувствовала на себе его взгляд. Паранойя довела до того, что я сменила всю одежду, достав из гардероба ботинки и свитера, которые не надевала уже год. Мысль о том, что за Даниилом не заржавеет и жучков мне каких-нибудь прицепить, не давала спокойно уснуть. Худшее, что может случиться с человеком, склонным к мании преследования, – преследование.
Конечно, я отругала Штефана за циничное обращение с Олей. Но злиться на него дольше пяти минут не умела, поэтому со временем смирилась с мыслью, что это все равно лучше, чем продолжать пудрить бедной девушке мозги.
В пятницу, через десять минут после начала пары, Даниил задал вопрос, которого я и ждала… последние десять минут:
– Любовник твой случайно не приболел?
Я покачала головой. Вчера, когда мы прощались со Штефаном, он был в полном здравии и очень хорошем настроении. И я сама не представляла, почему тот не явился в институт. Предположила:
– Может, проспал? – на Штефана не похоже, но с любым может случиться.
– А Ольга где?
Этот вопрос меня насторожил. Ольга с понедельника так в институт и не приходила. Сама я ей не звонила, испытывая угрызения совести. И поскольку больше никто из одногруппников про ее разрыв со Штефаном пока не знал, она, наверное, воспользовалась возможностью пережить все в одиночестве. Но если бы ей понадобилась поддержка, позвонила бы…
– А при чем тут Ольга?
После этого вопроса Даниил с настоящим удивлением глянул на меня.
– Так-так-так… становится интереснее, – он тут же поднял руку и громко обратился к преподавателю: – Мария Ивановна! Можно выйти?
Когда та кивнула, он зачем-то ухватил меня за запястье и потащил за собой. Вокруг раздались смешки, но только Никита озвучил всеобщее мнение, в том числе и Марии Ивановны:
– Держите себя в руках, молодожены! Не превращайте вуз в бордель, а то нам завидно!
Даниил отпустил мою руку только в безлюдном коридоре, потом достал сотовый и попытался дозвониться – безуспешно. Телефоны и Штефана, и Ольги были отключены. Даниил пристально посмотрел мне в глаза:
– Рассказывай, Вика, теперь все рассказывай, пока вы чего-нибудь не натворили себе во вред.
Я пыталась отвернуться, но он довольно грубо ухватил меня за подбородок.
– Мне нечего тебе рассказывать! – я понимала, что он чувствует вранье, но и слить полученную от Штефана информацию права не имела. Даниилу придется меня пытать, что тоже будет бесполезно, потому что моя преданность любимому казалась безграничной.
– Тогда где они? Ты уверена, что ваш план не приведет к трагедии? – он прищурился.
– Они? – переспросила я глупо. – Штефан и Ольга?
Даниил моргнул, тут же отпустил меня и отступил на шаг. В выражении его лица появилось веселое удивление:
– Ого! Так ты и правда не в курсе? Что же это за план такой, в который они тебя не посвятили?
Я совершенно не понимала, о чем он говорит, поэтому просто пожала плечами.
– Вик, для начала расскажи, что знаешь ты. А потом я расскажу, что понял сам. И тогда мы вместе, возможно, кого-нибудь сегодня спасем. Вика, что ты скрываешь?
– Я… Мы пробрались в твою квартиру, когда ты уезжал в Новосибирск! – выпалила, чтобы хоть в чем-то признаться, но тут же добавила: – Я и Штефан, но идея была моя! Мы хотели найти хоть какую-то информацию о тебе. Что-то нашли, но ничего особенно значимого! Посмотри мне в глаза – увидишь, я не вру!
Но он почему-то рассеянно глядел в сторону, думая о своем:
– И это все? – судя по его реакции, Даниил не был удивлен: или уже знал об этом раньше, или сейчас, в текущей ситуации, не посчитал важным. – Но о том, что происходит, ты и сама представления не имеешь… Когда ты в последний раз говорила с Ольгой?
– Да при чем тут Ольга?! – я повысила голос, чувствуя нарастающее раздражение. Это свойство моего мышления – я всегда начинаю злиться, если чего-то не понимаю.
Но он, повернувшись ко мне, тихо рассмеялся:
– Логика, Логика, а не пора ли включить мозги, Логика? – Я нахмурилась, а Даниил продолжил: – Даже ты не могла этого не заметить! Ольга была очень сильно влюблена в Штефана, прощала все его выходки и прощала бы дальше. И ты правда считаешь, что после того, как он ее бросил, она вот так спокойно бы это восприняла? Ольга-то? Наша трепетная и романтичная Ольга в лучшем случае разрыдалась бы и вылетела за дверь!
Мне тогда в самом деле показалось, что она неожиданно спокойна. Но я объяснила это выдержкой…
– Даниил, но ведь она только первую пару высидела, а потом ушла домой и с тех пор в институте не появлялась.
– Вот-вот! – теперь он искал в моих глазах полное понимание или хотя бы поддержку собственной неуместной радости. – Что можно сделать за четыре дня? Какое задание Штефана выполнить? Слетать на Кипр или другую точку мира, нет?
– Кипр…
Я не могла поверить ни своим ушам, ни доводам безупречного разума. Пропади сам Штефан так надолго, Даниил бы тут же заподозрил неладное. А вот отсутствие Ольги, тем более после разрыва…
– Ладно, едем к нему, – он спокойно зашагал по коридору, не дожидаясь, пока я разморожусь окончательно. – Убедимся, что его нет дома.
Я с трудом передвигала ватные ноги, потому что не собиралась отставать. Итак, что мы имеем? Знаменатель сразу заметил в реакции Ольги неестественность, но не придал этому большого значения, потому что та никогда не была посвящена в наши тайны. Дальше. Штефан собирался использовать против Даниила другую Систему или другого Знаменателя, который обитает где-то рядом с нашей Эмпатией. Но мы с ним не обсуждали никаких активных действий! Конечно, в последние дни Даниил от меня почти не отходил, присматриваясь или присматривая, но только вчера вечером мы были со Штефаном наедине! Неужели он думал, что я способна выдать его план? Неужели его доверие ко мне совсем не такое же, как мое к нему?
Или все может быть еще проще, но страшнее. Штефан сам попал в неприятности.
– Даниил, – позвала я. Он остановился и подождал, пока я догоню. Мой голос сильно дрожал. – А что, если Эмпатия нашел его? Разве Маркос не хочет нас убить? Со Штефана начать было проще… ведь со мной почти всегда был ты!
– Ну, если Эмпатия прикончит Осознание, ты узнаешь об этом первой! – без стеснения издевался он. Но поскольку я снова остановилась, растеряв остаток сил, добавил серьезнее: – Я бы тоже так решил, если бы не участие Ольги. Поэтому почти уверен, что Штефан сам нашел Эмпатию через нее. Но вряд ли эта встреча закончится хорошо, тут ты права.
В квартире Штефана никого не было. Даниил вскрыл замок, распахнул дверь и махнул мне приглашающим жестом.
– Зачем мы тут, Дань? Что мы будем делать дальше?
Он кинул куртку на тумбочку в прихожей, а сам прямо в обуви завалился на диван. Подложил руки под голову, но говорил теперь спокойно, задумчиво:
– Так, Штефан мог решить уничтожить Эмпатию, но вряд ли пошел бы на это без меня, и уж точно без тебя. Значит, нет. Но возможно, он ищет временного союзника против общего врага. Зачем он может захотеть объединяться с Эмпатией? Вряд ли против тебя – Штефану было бы проще объединиться с тобой против Эмпатии. Значит, против меня… И вот тут огромный вопрос: на что он рассчитывает? Маркос явится в Москву со всей своей сектой, и они будут стрелять в меня из водяных пистолетиков? Что еще у них может быть такого, чтобы поставить против меня?
Я с ужасом понимала, насколько он близок к описанию истинного положения дел. Штефан действительно мог заключить перемирие с Эмпатией, используя для этого Ольгу, перемещение которой ни одна из сторон не отслеживала. Но не ради Эмпатии, а ради той силы, которую потом можно будет направить против Даниила… Я молчала, но тревога разъедала душу. И Даниил в рассуждениях с самим собой подтверждал мои мысли:
– Какой же он идиот… Осознание явно нуждается в Логике, чтобы не оставаться таким недалеким. Что вы будете делать, после того как убьете меня? Я гарант вашего шаткого перемирия. Если Эмпатия со своими водяными пистолетиками справится, то Штефан ведь и станет следующей жертвой.
– Тогда зачем ты держал нас в страхе? – с напором спросила я. – Ведь эта ненависть к тебе возникла не на пустом месте!
– Потому что страх – лучший способ контроля, Вик. Никакая дружба или преданность не сдержала бы Осознание так, как страх. Он стремится к Цели, но именно из-за этого стремления у него повышенное чувство самосохранения. Поэтому только страхом Осознание и можно остановить.
– Но ведь ты же Эмпатия! Был ею! Неужели не нашел более подходящих рычагов воздействия?
Он продолжал рассматривать потолок:
– Нашел бы, если б захотел. Но я всегда стараюсь дать людям свободу выбора. И каждый волен действовать исходя из имеющихся условий… Вот ты сейчас тут, со мной, пока Штефан с Ольгой организуют нам и себе неприятности.
Меня этот вопрос мучил слишком сильно, чтобы не задать его тому, кто наблюдал за ситуацией со стороны:
– То есть ты уверен, что он на самом деле ее не бросал? А может быть, даже изложил полный курс теории Знаменателя? Почему он так поступает… со мной?
Даниил подумал, прежде чем ответить:
– Вик, тебе сложно принять, но она ему нравится. И спал он с ней не через силу, уж поверь. Но любит он только тебя. Правда, отличается тем, что как Осознание всегда готов к тому, что тебя когда-нибудь не станет.
Звучало ужасно! Неужели он всерьез считает, что Штефан уже сейчас планирует мое убийство когда-нибудь в будущем? Это слишком, чтобы вот так сразу понять и проанализировать. Поэтому я настроилась на решительные действия:
– Так и что мы будем делать? Давай найдем их! Ведь ты можешь их найти?
– Могу, – Даниил лениво потянулся. – Но зачем? Как только они поймут, что их никто не собирается искать, сами свяжутся с нами. Раз ловушка для меня, то пусть они и бегают, мне-то зачем напрягаться?