Глава двадцать восьмая
Полковник встретил меня упреком.
– Долго тебя искать приходится.
– Думала, вы через час вернетесь, не раньше, – начала оправдываться я.
– Ну и видок, – не утихал Дегтярев, – по дороге ты вступила в битву со стадом разъяренных кошек? Все руки расцарапаны.
– Упала в куст ежевики, – пояснила я.
– Она у нас на участке не растет, – возразил толстяк.
– За воротами у гаража стоит здоровенный куст, – сказала я.
Александр Михайлович прервал меня.
– Его там нет!
Я молча села за стол. А что сказать? Настаивать на своем? Отвести Дегтярева к воротам? Но он, увидев куст, заявит:
– Здесь его никогда не было, посадили ночью, со мной не посоветовались.
– Дашенька! – ахнула Марина, внося в комнату поднос с чашками. – Что с тобой? Кто тебе лапки поранил?
– Упала в ежевику, – вздохнула я, – сверху свалился Аристов, а он крупный мужчина.
Марина водрузила ношу в центр стола.
– Понятия не имею, что за кадр на тебя рухнул, но ему не стоило этого делать. Вы пейте кофеек, а я Дашеньке царапки обработаю.
– Ерунда, – отмахнулась я, – мне уже небольно.
– Шипы острые, – не успокаивалась Марина, – с виду порезы пустяковые, а потом…
– Не преувеличивай, – остановил ее муж, – и у гаража нет ежевики! Откуда она там взялась?
– А и правда, откуда? – задумчиво произнес Сеня. – Ранее там одно большое дерево росло. Может, Нина посадила?
Я попыталась объяснить ситуацию.
– Куст растет не на нашем участке, а за забором. Комендант поселка постоянно что-то улучшает, украшает пейзаж. Стопроцентно по его указанию посадили ежевику.
– Все! Хватит обсуждать фигню, – возмутился полковник. – Марина, исчезни.
– Нет, – возразила супруга, – Саша, ты хочешь, чтобы Дашенька умерла от столбняка? Или от паразитов, которые живут в земле? Подцепила малярию? Холеру? Чуму?
– Малярию разносят комары, – начал Кузя, – а холера и чума…
– Не умничай, – топнула ногой Марина, – и я спрашивала не тебя, а Сашу. Ну? Ты готов похоронить Дашенцию?
Полковник сдвинул брови.
– Вопрос из разряда идиотских.
– Отвечай! – велела жена.
– Похороны Дарьи не входят в мои ближайшие планы, – заявил толстяк.
– Тогда мы пошли наверх, она скоро вернется, – пообещала Марина, схватила меня за руку и потянула к лестнице.
Спорить с Маришей бесполезно, поэтому я молча шла за ней, прекрасно понимая, что быстро меня не отпустят. Если я угодила в лапы нашего успешного блогера, сразу удрать не получится.
За столом в офисе я оказалась минут через сорок.
– Что вид невеселый? – осведомился Кузя.
Я поморщилась.
– Все мои царапины намазали йодом, а он щиплется, вдобавок меня заставили выпить целебный отвар от отравления неимоверно мерзкого вкуса.
Полковник постучал карандашом по столу.
– Тишина. Кузя, докладывай!
– Значит, так, – начал владыка ноутбуков, – человека по имени Руди Рудольфович Свиньев нет. И похоже, не было. В результате поисков я нашел упоминание этой фамилии, имени и отчества.
– Секунду назад мы слышали, что такой личности не существует, – удивился Сеня.
– Ее нет, а упоминание о ней есть, – повторил Кузя, – Руди Рудольфович – литературный персонаж, главный герой детских книг писателя Германа Львовича Траубе. Поскольку сказки про поросенка Свиньева он писал в самом начале пятидесятых, то понятно, почему он взял псевдоним – назвался именем своего героя, на обложке указано: Р. Р. Свиньев. Не так давно закончилась война, имя Герман и фамилия Траубе на обложке могли оттолкнуть потенциальных покупателей. Герман Траубе. Немец? Спасибо, обойдемся без его творчества. Эмилия, упомянутая в открытке, скорей всего, дочь писателя. Траубе умер, Эмилия жива, она не молода, но активна, работает художником-иллюстратором. Сталина Константиновна Маратова, которая упомянута в открытке, проживала в Москве. Она родилась в тысяча девятьсот тридцатом году, окончила школу, поступила в институт. Все. Чем потом она занималась, имела ли семью, жива или скончалась – ответов на эти вопросы я не нашел.
– Тридцатый год, – хмыкнул полковник, – сомневаюсь, что Сталина еще на этом свете.
– Сведений о ее смерти нет, – отразил атаку Кузя, – Маратова до сих пор числится среди живых. Но! Она нигде не упомянута как сотрудница.
– Тоже мне удивление, – усмехнулся Сеня, – получает денежки в конвертике!
– М-да, – крякнул полковник, – вспомни, когда она должна была пойти на службу. До эры серых зарплат впереди было еще не одно десятилетие. В советское время всех оформляли официально.
– Дальше еще интереснее, – пообещал Кузя, – Маратова прописана в доме по Ломоносовскому проспекту.
– Хороший район, – похвалил полковник, – магистраль застроена огромными домами, в них тьма квартир.
– У Сталины большие апартаменты в здании, где в основном жили преподаватели и сотрудники МГУ, – объяснял далее Кузя, – до этого она была прописана на Тверской.
– Девушка из непростой семьи? – предположил Дегтярев.
– Верно, – согласился Кузя, – отец – крупный партийный функционер, мать умерла через год после появления на свет дочери. Сталина… Всем понятно, в честь кого ее так назвали?
– Имя возникло во время правления Иосифа Сталина, – блеснула я эрудицией.
– Девушка поступила в МГУ, получила квартиру в пяти шагах от станции метро «Университет». По тем временам это был очень престижный район, – зачастил Кузя, – небось папаша, большая шишка, сделал ей последний подарок.
– Почему последний? – спросила я.
– Через год после того как дочь въехала в многокомнатные хоромы, Константин Маратов погиб, – уточнил Кузя, – самолет, в котором он летел, разбился. А о Сталине ноль сведений. Мобильный телефон, кредитка, активность в интернете, пенсия, социальная карта москвича – всего этого у нее нет. Где работала – неизвестно. Замуж не выходила, но родила дочь Татьяну Маратову. Младенец появился на свет дома, малышку зарегистрировали. Отца у Тани нет, никто из мужчин дочь на себя не записал.
– А ты утверждал, что о Сталине ничего не известно, – не упустил случая сделать замечание полковник. – Она, без сомнений, умерла.
– Возможно, – не стал спорить Кузя, – есть лишь маленькая странность. Квартира находится на Ломоносовском, регулярно оплачивается, а проспект и сегодня входит в число элитных мест для жилья. Нет никакого долга. Деньги вносятся минимальные, похоже, там никто не живет. Телефон отключен, радиоточка тоже. Электричество, газ, вода не расходуются. Жилье на консервации. Но какие-то деньги все же платить надо, и они перечисляются без задержки. Прописана там одна Сталина Константиновна Маратова. У нее никого из близких нет, о ее дочери также ничего не известно. Что вы думаете?
– Старуха живет в другом месте, – предположил Сеня, – но оплачивает хоромы.
– Логичнее было бы их сдавать, – протянула я, – хорошая прибавка к пенсии. Или вообще продать?
Кузя почесал в затылке.
– Я подумал…
– Сталина – это Ксения Федоровна, – перебил его Сеня, – в пятидесятых годах с ней случилось нечто неприятное. Маратова предпочла исчезнуть, она приобрела паспорт Бузурукинской и жила вполне успешно в других апартаментах, но платила за квартиру на Ломоносовском.
– Зачем? – осведомился Дегтярев. – Если существуешь под чужим именем, то апартаменты на Ломоносовском ты не получишь. Вернее, их нельзя приобрести законным путем.
– Ксения вносила деньги, потому что знала: квартира к ней вернется, – предположила я. – Она собиралась ее снова заполучить. Но как?
Сеня открыл бутылку с водой.
– Кто ж тебе ответит?
– Ключи, которые хранила Бузурукинская… – начала я, но Дегтярев не дал мне договорить.
– Если наши предположения верны, то они могут открыть дверь квартиры на Ломоносовском. Внутри, возможно, найдутся документы, альбомы с фотографиями. Завтра сам туда поеду!
– Отправимся вместе, – сказала я, ожидая, что толстяк возразит: «Только тебя там не хватало».
Но Александр Михайлович отреагировал иначе:
– Конечно. Ты же нашла ключи!
