Глава двадцать девятая
На следующий день около полудня мы с Дегтяревым стояли на лестничной площадке и смотрели на запертую дверь.
– Всего одна квартира на этаже, – удивилась я.
– Лифт доходит до седьмого этажа, – сказал полковник, – дальше шли пешком. Полагаю, сейчас мы находимся в технической зоне. Квартира Сталины, скорей всего, переделанное чердачное помещение, которое ее отец смог перевести в жилой фонд. Непростое, однако, дело.
– Зачем столько сложностей? – удивилась я. – Проще за взятку или дружескую услугу получить квартиру.
– Так очередь есть, – напомнил полковник, гремя ключами, – разгневанный гражданин, чье жилье неправомерно отдали бы Сталине, написал бы «телегу» в Моссовет, неприятностей не оберешься. А здесь гениальный выход. Мужик при высоких чинах, со всех сторон заслуженный, строчит просьбу: «Так, мол, и так, дочери нужна квартира, разрешите перевести техническое помещение в жилой фонд». В виде исключения партийному функционеру не отказали. Ни у кого ничего не отняли, все очередники довольны, Сталина получает чердак. Опля! Сезам, откройся!
Дегтярев дернул дверь, та распахнулась. Я ожидала, что на лестнице запахнет или пылью, или плесенью, или чем-то неприятным, но воздух оказался нормальным.
– Там темно, – поежилась я, заглядывая в прихожую.
Дегтярев вошел внутрь, послышались щелчки, потом полковник вышел.
– Света нет? – предположила я.
Александр Михайлович открыл железную дверцу, на которой виднелась нарисованная белой краской полустертая молния.
– Ух ты! Такие пробки я сто лет не видел!
Я заглянула ему через плечо.
– О-о-о! Когда мы с бабушкой жили на улице Кирова, у нас такие же были.
Полковник нажал на кнопку, и в прихожей вспыхнул свет.
– Ура! – подпрыгнула я и кинулась к двери.
– Стоять! – скомандовал Дегтярев. – Идешь за мной, ничего не трогаешь.
Мы вошли в квартиру, и минут через пять, обойдя просторную кухню, которая соединялась со столовой, миновав спальню, попали в гардеробную. Я пришла в восторг.
– Ну и ну! Апартаменты выглядят по-современному. Одежда сохранилась, обувь, сумки. Слушай, неужели в то время народ уже совмещал кухню со столовой? Оборудовал гардеробные?
– Простые люди надеялись въехать из коммуналки хоть в однушку, маленькая, да собственная, – вздохнул приятель, – если повезло заполучить двухкомнатную, устраивали детскую. Но Сталина жила одна, а квадратных метров тут, похоже, почти двести.
– Шуба из белки, – протянула я, – мечта всех моих подруг. Ну, что? Давай осматривать шкафы, искать документы, фотографии.
– В столовой и спальне нет ни гардеробов, ни секретеров, ни комодов, – напомнил полковник, – вероятно, у нее был кабинет.
– Зачем молодой девушке, которая не работала, кабинет? – усмехнулась я.
Дегтярев направился по коридору к закрытой двери.
– Сейчас узнаем, как она использовала помещение.
Александр Михайлович распахнул дверь, переступил через порог и констатировал:
– Детская!
Я поспешила за ним.
Перед глазами открылось большое помещение, метров тридцать, не меньше. На полу лежал ковер, под потолком висела дорогая хрустальная люстра. Одну стену целиком занимали шкафы и открытые полки, на которых сидели плюшевые игрушки, куклы, стояли книжки.
Полковник открыл один шкаф, осмотрел вешалки с платьицами и сделал вывод:
– Здесь жила маленькая девочка.
– Судя по нарядам, ей было года два, – продолжила я.
Александр Михайлович чихнул.
– Пыли много. У Маратовой была дочка Татьяна.
– Что там, за дверцей в углу? – поинтересовалась я.
– Похоже, шкаф, – буркнул полковник, – открой да посмотри.
Я подошла к створке и повернула круглую ручку. Перед глазами открылась ниша. Скорей всего, она когда-то и впрямь служила гардеробом. Вверху я увидела палку, на ней болтались пустые вешалки.
– Что нашла? – спросил Дегтярев.
– Ничего, – разочарованно ответила я, – пусто.
