Глава тринадцатая

– Настя, она не похожа на сыщика, – испуганно произнесла пожилая женщина, одетая, несмотря на лето, в теплый жилет.

– Баба Клава, все нормально, – успокоила ее внучка.

– Да ей лет столько, сколько тебе, – пробормотала старушка.

– Ты очки-то надень, – посоветовала Настя.

Приятно, когда тебя принимают за молодую девушку, вот только фраза про вторые глаза слегка омрачила мою радость.

– И где они? – засуетилась хозяйка.

– Висят у тебя на груди на шнурке, – развеселилась Настя.

– Нечего ржать над пожилым человеком, – одернула ее Клавдия, сажая очки на нос, – стукнет тебе столько лет, сколько мне, напомню тогда, как ты хихикала. Хотя тогда уж я ничего не скажу! Ну и что? Она совсем молодая!

Настя похлопала бабулю по плечу.

– Я кто?

– Внучка моя неразумная, – вздохнула старушка, – на приличного человека не выучилась, за ворами гоняешься.

– Я служу в полиции, – остановила бабушку Настя, – проверила Дарью. У нее детективное агентство, там сейчас работает мой педагог Дегтярев. Помнишь, я рассказывала тебе о нем?

– Нет, – ответила Клавдия, – то, что недавно случилось, я забываю, а вот старое время в памяти прямо само оживает.

– Клавдия… – начала я и посмотрела на Настю.

– Викторовна, – живо подсказала та.

– Да ладно, – отмахнулась хозяйка, – зови уж меня бабой Клавой.

– Я молодо выгляжу, потому что не растолстела и напудрилась, – сказала я. – У меня уже внуки есть.

– И ты стекла очков месяц не протирала, – вставила свою реплику Анастасия. – Даша, пойдемте на кухню, там и поговорим.

– Кухня-мухня, – возмутилась баба Клава, – гостей в зале принимают. Шагайте туда.

– Мне ей все рассказывать? – уточнила Клавдия, сев в кресло. – Как тебе?

– Давай я изложу? – предложила Настя. – А ты поправишь, если что не так скажу.

– Лады, – согласилась Клавдия.

Настя сложила руки на коленях и начала рассказ, а я незаметно включила в кармане диктофон и вся превратилась в слух.

Клавдия Викторовна долго проработала нянечкой в областной больнице. А потом устала. Вставать на смену надо было совсем рано, ездить на службу ей приходилось далеко. Да еще автобус на остановку приходил битком набитым: стой всю дорогу, места не уступят. Зарплата маленькая, чаевые родственники медсестрам давали, нянечкам деньги тоже доставались, но совсем маленькие. Клава давно хотела поменять работу, да куда идти? А потом подружка нашептала ей, что в Юрасове, в интернате, ищут уборщицу.

– Беги скорей туда, – настаивала приятельница, – там хорошо.

– Не хочу с идиотами общаться, – закапризничала Клава.

– У них платят больше, – воскликнула подруга, – коллектив отличный. Съезди, посмотри. Никто тебя насильно пахать не заставит.

Клава отправилась в приют на разведку и осталась там. На новом месте были одни плюсы: зарплата выше, кормили вкусно и домой еды можно сколько угодно взять, больных немного, остается время посидеть на скамеечке, отдохнуть. Заведующая, как мать родная, ни за что не ругает, если накосячишь, только вздохнет: «Ну, ты же ненарочно». Пациенты тихие, послушные, если кто начнет капризничать, то его легко успокоить с помощью конфеты или булочки. Юрасово от Касьянова недалеко. На маршрутке десять минут, коли пешком прямиком через лес медленным шагом, то за пять доберешься. Вставать теперь можно было в семь, а не в четыре тридцать, медленно собираться, не торопясь прийти к восьми на службу, там позавтракать, поболтать с персоналом. И все в интернате были добрые, заботливые. Один раз у Клавы сильно заболела голова, местный доктор померила ей давление, уложила в свободной комнате, и провела там санитарка три дня королевой. Все на подносе в кровать приносили, капельницы ставили. Заведующая Наталья Ивановна угощала фруктами. Ну и кто захочет подобную службу потерять? Уж точно не Клава. Панасина старалась как могла, все полы-унитазы-раковины сияли, даже самый придирчивый взгляд не мог заметить соринку.

У Клавы была сестра Раиса, та жила в Москве. Рае не везло в жизни, у нее родилась дочь с синдромом Дауна. Муж, узнав о проблеме, заявил:

– Шлюха! У меня не мог родиться ребенок-урод, я здоровый. Изменила мне? Сама теперь и выкручивайся.

Хлопнул дверью и исчез.

Алиментов Раиса не получала, на хорошую работу устроиться не могла, дочку Галю в детский сад не брали. Клава помогала сестре, а потом предложила ей:

– У меня большая квартира, аж три комнаты. Одна в хоромах тоскую, сын с женой и дочкой в Ларкине живут. Переезжайте с Галюшей в Касьяново. Ты свою двушку сдашь, деньги получать будешь. Станешь хозяйство вести, огород обиходить, курей, козу заведем, а Галюне лучше на воздухе, она может одна во дворе гулять, никто ее не обидит. И яйца свои у нас, и молоко, из интерната суп и котлеты.

На том и порешили. Жили сестры дружно, не скандалили, потом Рая умерла. Клава осталась с Галей на руках. И что делать?

Санитарка стала приводить девушку в интернат, надеялась, что никто не заметит ее присутствия. Но, конечно, все скоро увидели Галюшу. Через пару месяцев Наталья Ивановна вызвала уборщицу к себе в кабинет. Клава вошла и с порога заплакала:

– Не выгоняйте меня, я что-нибудь придумаю.

– И в мыслях не было тебя, самой лучшей работницы, лишиться, – произнесла заведующая, – я уже все сделала.

– Что? – оторопела Клава.

Начальница помахала какой-то бумажкой.

– Галочка сирота, одна она жить не может. Таких людей определяют в интернаты. Вот направление. Иди обустраивай племянницу в пятой палате. Она самая маленькая, поэтому там двоих поселить нельзя. Галюша будет жить в комнате без соседки.

Клава упала на колени и зарыдала. Заведующая перепугалась, кинулась к ней.

– Тебе плохо?

– Я за вас жизнь отдать готова, – рыдала Клава, – спасибо, спасибо, спасибо.

– Ну, ты меня напугала, – выдохнула Наталья, – вставай. Совсем нетрудно Галю к нам взять. Место есть.

Жизнь Клавы потекла своим чередом. Галя чувствовала себя в интернате счастливой: занималась пением, рисовала, смотрела вместе со всеми по вечерам телевизор, много гуляла. Клава регулярно получала премию, у нее появились деньги, Панасина приоделась, модно подстриглась, сделала дома ремонт. Несколько лет прошло в безоблачном счастье, а потом богиня зла вспомнила про Клаву и решила: хватит ей жить припеваючи.