Глава 6

После встречи с «Айя-Мару» Рожественский продолжил движение на северо-восток, невзирая на активизировавшуюся сеть радиостанций противника. Новых контактов не было, а все вновь проявлявшиеся японские передатчики, судя по силе сигнала, работали на изрядном удалении и непосредственно эскадру, скорее всего, не видели. Из этого в штабе сделали вывод, что дозорную линию удалось преодолеть более-менее удачно и что истинный курс нашего флота для противника все еще не известен.

Держали ход в двенадцать узлов. Погода часто менялась. Дождь то прекращался, то начинался снова. А по мере приближения к берегу еще и навалился туман, тянувшийся полосами. Такая слякоть вполне благоприятствовала скрытному проникновению в хорошо охраняемые воды вокруг Сасебо, но в то же время и противнику позволяла незаметно приблизиться для решительной атаки.

Пока каких-либо признаков близкого присутствия японских разведчиков не отмечалось. Дозорных судов более не попадалось, а поднявшаяся было «волна» в японских радио-переговорах стихла, так и не приблизившись. К рассвету из радиорубок всех кораблей докладывали только о регулярных, редких и коротких телеграммах японским кодом. Хотя теперь сигнал уже стал достаточно сильным, а пеленги на обнаруженные станции определялись, в том числе и у нас за спиной.

В начале шестого часа утра с «Блестящего», отправленного на разведку вперед по курсу эскадры, обнаружили силуэт большого парохода слева по борту. Он шел приличным ходом, держа курс поперек нашего. В момент обнаружения до него было всего семь кабельтовых.

С него «Блестящего», похоже, тоже увидели, так как положили лево руля, явно пытаясь проскользнуть за кормой. Поняв это, командир истребителя капитан второго ранга Шамов решился нарушить приказ о радиомолчании и приказал дать телеграмму на эскадру о движении в их сторону подозрительного судна, сразу после чего развернул свой эсминец в атаку.

Но едва довернули в сторону подозрительного силуэта, как тот открыл огонь. Противник имел на вооружении современную скорострельную артиллерию и к бою был готов. Всплески вокруг миноносца вставали часто. Но, к счастью, точность огня оставляла желать лучшего.

Кроме того, бросалось в глаза, что на этот раз не наблюдалось разрывов от удара снарядов о воду, лишь всплески, как от сплошных ядер или практических выстрелов, чего ранее никогда не наблюдалось. Одновременно японец начал увеличивать скорость, еще больше отвернув влево. В ходе короткой перестрелки пушкам эсминца так и не удалось его всерьез зацепить, и скоро он вообще скрылся в тумане. Преследовать не пытались, снова вернувшись на свою позицию в пяти милях впереди эскадры на левом фланге головной завесы из трех эсминцев.

В ходе перестрелки было отмечено начало радиотелеграфирования, вероятно, с этого самого парохода. Его сначала не перебивали, поскольку немного ранее флагман начал вызывать по радио северную десантную группу, и имелся приказ до окончания этих переговоров не использовать свои станции на передачу.

Капитан второго ранга Семенов вскоре ответил короткой кодовой фразой, означавшей, что у него все нормально. Идут по графику. По прикидкам штурманов между нашими десантными силами и броненосными отрядами было не более тридцати миль. После получения ответа от северной группы и отправки квитанции, японский передатчик немедленно забили мощной искрой сразу с нескольких станций. Это полностью нарушило радиосвязь в окрестностях Сасебо, как для нас, так и для японцев.

Одновременно истребители из головной завесы, получив сигнал, начали постепенно подтягиваться к главным силам. Их еще не видели с броненосцев и крейсеров, когда началась частая стрельба прямо по курсу, быстро сместившаяся влево. На флагмане взвился сигнал: «Отражение минной атаки!»

Его тут же отрепетовали на всех броненосцах и крейсерах. К этому уже давно были готовы. Расчеты артиллерии и аварийные партии стояли на своих постах. Десятки пар глаз через линзы биноклей, зрительных труб и прицелов, да и просто так вглядывались в клубящуюся сырую муть вокруг, перечеркнутую диагональными струями дождя.

Хода и курса не меняли, ожидая известий от головных дозоров. Между тем, перестрелка впереди, перетекая по фронту с фланга на фланг, то стихала, то снова разгоралась. Наших эсминцев все еще не было видно, хотя они уже должны были успеть оттянуться к главным силам. Никаких сигналов от них, по забитому помехами радио не принимали, а световые или ракетные разглядеть в таких условиях надежды было мало.

Спустя семь минут после начала стрельбы «Аврора», возглавлявшая колонну «ушаковцев», открыла беглый огонь левым бортом и подала ракетный сигнал, предупреждающий о минной атаке с носовых углов слева. Его пушки быстро вышли на предельную скорострельность, пытаясь задавить видимого только им врага.

Уже давно рассвело, но сильным ветром дым из труб сносило влево, а дождь прибивал его к воде, смешивая с мглой, а теперь еще и с клубами сгоравшего в стволах пороха. Причем эта серо-черная мешанина даже обгоняла наши колонны, вместе с дождем и клочьями тумана значительно ухудшая видимость, особенно в носовых секторах именно левого борта. Вероятно, это и позволило встречному японскому миноносцу сблизиться с «Авророй» на триста метров и выстрелить миной, прежде чем его обнаружили.

Тут же попав под обстрел еще и с шедших следом броненосцев, он отвернул и быстро пропал из вида. А его торпеда прошла всего в десяти-двенадцати метрах за кормой крейсера. Вскоре «ушаковцы» с «Авророй» прекратили стрельбу. А жаркий бой миноносцев, чьи пушки хлопали до того где-то справа от их курса, стих еще раньше.

Однако почти сразу с шедшего замыкающим в правой колонне «Орла» углядели чуть позади правого траверза силуэт другого миноносца на контркурсе. Огня по нему приказали не открывать, надеясь, что с него нас не видят. Он, действительно, не пытался атаковать и быстро пропал в дождевой завесе за кормой.

В этот момент шедший головным справа «Жемчуг» открыл огонь из всех калибров левого борта куда-то вперед, между колоннами главных сил. К нему быстро присоединились пушки «Авроры», и снова взвился ракетный сигнал о минной атаке. Но с обоих броненосных отрядов противника все еще не видели.

С «Жемчуга» передали семафором, что обнаружили большой четырехтрубный миноносец, но против всякой логики сразу после этого стрельба резко прекратилась. Как выяснилось, по показанному опознавательному сигналу опознали наш «Быстрый». К счастью для него, все ограничилось пробитым навылет камбузом, где «погибли» две кастрюли, и разодранным обвесом мостика. Потерь в людях не было.

С «Быстрого», уже показавшегося в поле зрения сигнальщиков с броненосцев и качавшегося на волнах без хода, передали фонарем, что наткнулись на большую шхуну, которой приказали уйти к западу. Но парусник, наоборот, начал сближаться и выстрелил миной в упор. Только слишком малая дистанция спасла эсминец. Выйдя из аппарата, мина поднырнула под его днищем и всплыла уже с противоположного борта.

Подлую шхуну тут же обстреляли, но прикончить наверняка не успели, поскольку сами угодили под огонь с других японских кораблей. Пришлось разворачивать пушки на показавшийся слева вражеский истребитель, рядом с которым вскоре появился еще один. В короткой, но яростной перестрелке наш эсминец получил, среди прочих, снаряд в машинное отделение и потерял ход из-за поврежденного паропровода. А оба японца сначала двинулись к востоку, но, наткнувшись там, вероятно, на кого-то еще из наших эсминцев, вышли из боя и ушли большим ходом, предположительно на юго-запад.

Повреждение в машинном отделении уже почти исправили, и «Быстрый», хоть пока и под одной машиной, уже мог самостоятельно передвигаться. Ему приказали встать между броненосных колонн и следовать с эскадрой, пока не закончат ремонт. Между тем почти со всех кораблей сообщали, что видят подозрительные тени по восточным, северным и юго-западным секторам горизонта.

Нас явно обнаружили и вели. Дальше следовало ожидать только нарастания интенсивности атак. Однако это было ожидаемо, и к этому все были готовы. Только сейчас и начиналось настоящее дело. Считалось, что флот в состоянии защитить себя, так что плотность «опеки» только радовала, позволяя надеяться облегчить этим прорыв к Сасебо нашим отрядам, идущим с севера, гораздо слабее защищенным.

Главные силы продолжали движение, держа курс NO 08°, ведущий по счислению, к западной оконечности острова Куро. Своего точного места на эскадре не знали, так как шли в пасмурную погоду переменными курсами в районе со значительными течениями уже вторые сутки, не имея возможности для обсервации. Но скоро уже должен был показаться берег или какой-нибудь из многочисленных японских островов, плотно разбросанных в этих водах.

Постоянно вели промер глубин, а ход снизили до девяти узлов, держа все котлы под парами. Периодически открывали огонь по пытавшимся сблизиться подозрительным теням. Оба неповрежденных истребителя уже вернулись к броненосцам и рыскали в голове строя, стараясь держаться между колоннами, чтобы не перекрывать сектора обстрела, и также активно пользовались своей артиллерией по мере надобности.

Кроме сновавших вокруг японских миноносцев, впереди слева вскоре был обнаружен большой пароход, двигавшийся параллельным курсом. Его периодически закрывало дымом, что не позволяло как следует рассмотреть и опознать. Скоро с него начали стрелять по «Авроре». Наш крейсер ответил и тут же был накрыт с еще одного вооруженного парохода, державшегося, как выяснилось, немного впереди первого. Его удалось разглядеть, только когда он показал себя стрельбой.

Дистанция была около двадцати кабельтовых. Но условия видимости не позволяли надежно наблюдать всплески падений своих залпов даже с вступившей с ними в перестрелку «Авроры», поэтому броненосцы береговой обороны, правившие ей в кильватер и вообще почти не видевшие этих целей, пока молчали.

В то же время огонь японцев оказался достаточно точным. Видимо, они имели возможность корректировать стрельбу, так как постоянные накрытия явно не были случайными. К тому же, видя нашу плохую стрельбу, японские миноносцы, также не обнаруженные сразу сигнальными вахтами и постепенно нагонявшие с кормы по левому борту, бросились в атаку на колонну «ушаковцев». Одновременно оба вспомогательных крейсера начали приближаться, добавив хода и не прекращая частый огонь.

Японская атака не была стремительной, но от этого не становилась менее опасной. Явно чувствовалось четкое управление отрядами, сумевшими воспользоваться погодой. «Аврора» шла, окруженная всплесками и осыпаемая осколками. Носовые плутонги поочередно обстреливали пароходы, а орудия, контролировавшие кормовые секторы, били по миноносцам. Но стрельбу крейсера, и без того неэффективную из-за постоянной смены целей, дополнительно смазывало собственное маневрирование под частым и точным огнем.

Зато все три «ушаковца», шедших следом, по вспышкам выстрелов наконец разглядели цели для своих орудий и получили возможность поражать их в «тепличных» условиях, чем они и воспользовались. Небольшое попутное волнение никак не влияло на обслуживание орудий, а встававшее где-то за дымкой солнце давало уже достаточно света для работы даже с нашими капризными оптическими прицелами.

Хотя низкие силуэты миноносцев были едва различимы в дожде и дыму, после вступления в бой кораблей Иессена им, вероятно, крепко досталось. Наши стреляли из всех калибров, в том числе и из башен тяжелыми фугасами, давшими мощные разрывы среди японского строя. Если и не было прямых попаданий, то от осколков наверняка досталось. Да и нервы атакующим это подпортило изрядно.

Однако сорвать атаку все же не удалось. Хотя в итоге три миноносца и выстрелили свои мины чисто демонстрационно, почти не имея шансов поразить свои цели с 600–800 метров, едва выйдя на траверз предпоследнего в колонне «Сенявина» и стреляя вдогонку, тут же отвернув прочь. Четвертый однотрубный миноносец, бывший головным, упрямо продолжал сближение вместе со вспомогательными крейсерами, игнорируя набиравший силу обстрел.

После японского торпедного залпа «ушаковцы» увеличили ход и отвернули вправо, уходя с предполагаемого пути торпед. В этот момент шестидюймовая граната с «Авроры» наконец угодила в настырного преследователя. С шедшего в кильватер «Авроре» «Ушакова» видели, как она разорвалась перед самым мостиком, выбросив вверх и в стороны дым и обломки. А в следующую секунду его закрыло накрытием стодвадцаток и носовой десятидюймовой башни с «Апраксина». Когда он показался вновь, из-под палубы валил пар, и миноносец явно терял ход, все больше кренясь на правый борт и скатываясь в левую циркуляцию.

Почти одновременно четырехорудийным залпом главного калибра «Ушакова» был накрыт головной японский вспомогательный крейсер. Причем один из фугасов разорвался в кормовой части надстройки, вызвав сильный пожар. Следующий залп, пришедший с «Сенявина», также плотно лег вокруг второго парохода, но были ли в него попадания, разобрать не удалось. После этого вспомогательные крейсера прекратили сближение и резко отвернули влево.

Большие броненосцы и «Донской» не могли оказать никакой помощи Иессену, так как не видели противника слева от себя из-за собственного густого угольного дыма, стелющегося по воде. С них едва различали соседнюю колонну. А справа от них мелькали миноносцы, явно выжидавшие удобного момента для атаки. Обнаруженную на носовых курсовых углах шхуну отогнали с пути огнем «Бородино», после чего она быстро скрылась в направлении Сасебо.

Когда «ушаковцы» отвернули к востоку, «Бородино», «Орел» и «Донской», уходя с их курса, также положили право руля и добавили хода, что вывело их прямо на два японских миноносца, шедших встречным курсом, но тут же довернувших к югу, где угадывались еще какие-то тени за дождевой пеленой. Поскольку миноносцы быстро приближались, сначала «Орел», а затем и все остальные корабли правой колонны открыли по ним беглый огонь.

Тем не менее японцы все же вышли на дистанцию торпедного выстрела и только дав залп ушли под берег. В момент их разворота с «Жемчуга» обнаружили на северных румбах еще одно небольшое парусное судно, явно шедшее на сближение. По нему тут же открыли огонь.

Дистанция не превышала дальность прямого выстрела, так что пристрелки не требовалось. Но парусник упорно пер прямо на крейсер, продолжая демонстрировать агрессивные намерения, пока не получил, одно за другим, сразу два попадания в корму, после чего взорвался с жутким грохотом.

До бросившегося было наперерез «Быстрого» долетели деревянные обломки и части его рангоута, хотя расстояние в момент взрыва превышало три кабельтовых. Выскочившие из мглы с востока почти одновременно с этим «Безупречный» и «Блестящий» вовремя показали свой позывной, что уберегло их от обстрела.

В 06:57 слева по носу обнаружили какую-то размытую тень и пенный бурун. Решив, что это атакующий на большом ходу японский крейсер, по нему тут же начала стрелять «Аврора», а потом и «Сенявин». Но быстро разглядели, что это прибой на скалах, и огонь прекратили. Исходя из штурманских прокладок и внешнего вида, это мог быть южный мыс островка Катате, лежащего немного к югу от Отате.

Туман почти сразу раздвинуло ветром, и скоро из мглы показался уже весь островок, а за ним угадывался другой, более крупный, вероятно, тот самый Отате, до которого от броненосцев было около четырех миль.

Обнаруженный берег позволял более свободно маневрировать, но точной привязки к месту пока не было. Огибая Отате и Катате с востока, вскоре разглядели справа характерный контур острова Митико и маяк на его вершине, а дальше за ним и южную оконечность Какиноуры. Теперь можно было уверенно прокладывать курс к точке рандеву с десантным конвоем.

Учтя опыт предыдущих боев, при организации охраны вод у Сасебо японцы держали миноносцы, отправленные в активный поиск, группами по два-три корабля. Первыми удалось обнаружить противника истребителям капитана второго ранга Хиросе, шедшим на правом фланге развернутой поисковой цепи.

Сначала с флагманского «Сирануи» услышали пулеметную стрельбу прямо по курсу, дополняемую нечастыми хлопками малокалиберных орудий. Шедшие в редеющем тумане и дожде истребители увеличили ход до четырнадцати узлов и двинулись на звуки перестрелки. Очень скоро они вышли на русский истребитель, оказавшийся к ним правым бортом и медленно уходящий вправо. Он стрелял по скрытой дождем цели на противоположный борт, куда-то за корму, и японских кораблей с него явно не видели.

Хиросе приказал резко ворочать влево и открыть огонь, надеясь, что второй корабль отряда последует за ним без сигналов. Но «Муракумо», державшийся менее чем в кабельтове за «Сирануи», видимо все еще не видел противника, поэтому не ожидал резкого маневра головного корабля, отчего пропустил момент начала поворота и едва не уперся в корму своего флагмана. Чтобы избежать столкновения, ему пришлось положить руль влево, что вывело истребитель из боя в самом его начале.

«Муракумо» смог присоединиться к обстрелу русского истребителя, когда «Сирануи» уже почти проскочил у того за кормой. К этому времени противник опомнился, и «Муракумо» досталось все, что было предназначено обоим японцам. Большой неприятностью оказалась имевшаяся на русском корабле малокалиберная автоматическая пушка.

В течение всего двух минут, что продолжался этот бой, на японце оказались разбиты кормовой минный аппарат и носовое 76-миллиметровое орудие. В рубке погибли командир миноносца капитан лейтенант Симаноучи и два матроса. Штурвал вышел из строя, и управлять кораблем временно пришлось с кормового поста. Большие потери были в расчетах обоих орудий под мостиком.

Уйдя от русского к югу, Хиросе неожиданно угодил под обстрел с левого борта. Там был обнаружен еще один большой четырехтрубный миноносец. Японцы вступили с ним в перестрелку, а вскоре к ним присоединились еще и миноносцы №№ 39 и 40 из 5-го отряда, атаковавшие русского с противоположного борта.

Ведя яростный огонь из всех орудий, русский истребитель начал отходить к востоку. Его сначала преследовали, но затем Хиросе приказал продолжить поиск крупных кораблей и отвернул к юго-западу. За кормой еще какое-то время продолжалась перестрелка, но после того, как лишившиеся поддержки японские миноносцы ушли к востоку, под берег, она стихла.

На звуки стрельбы со всех сторон стягивались японские корабли. Это привело к многочисленным контактам, иногда заканчивавшимся безрезультатной стрельбой. Кроме истребителей, японцы натыкались еще на три броненосца береговой обороны и «Аврору», но больших броненосцев пока не нашли, поэтому решительных атак не предпринимали, продолжая поиск и отправив один из миноносцев с донесением, поскольку радио только трещало помехами.

Собрав к шести часам утра вместе все корабли своего отряда и получив рапорты от их командиров, капитан-лейтенант Сираиси, начальник 21-го отряда миноносцев, предположил, что сам Рожественский где-то здесь и пока удачно скрывается за менее ценными кораблями. Он решил провести разведку боем и попытаться приблизиться к русской колонне с ее левого борта, где видимость была заметно хуже.

Сообщить о своем решении по радио он все так же не мог из-за помех, а берега, сигнальных постов и других участников поиска не видел. Однако он рассчитывал, что на звуки боя они непременно подойдут, и повезет, если не ему, так хотя бы им. При выдвижении к исходной точке для броска встретились с судами из состава ближних дозоров охранного района Сасебо. Теперь атаку прикрывали удачно появившиеся с запада два вспомогательных крейсера, также укрывшиеся в дыму русских кораблей.

Поначалу казалось, что японцам, заняв выгодную позицию, наконец удастся добиться результата. Скорострелки вооруженных пароходов уверенно накрывали свои цели, в то время как ответные залпы ложились мимо. Но неточный огонь головного русского крейсера, опознанного как «Аврора», быстро сменился прицельными залпами шедших следом за ним малых броненосцев.

Это вынудило миноносцы №№ 47, 17 и 19, получившие повреждения, выпустить по одной мине с предельной дальности и сразу отойти. Продолживший сближение флагманский № 48 вскоре был подбит и потерял ход. Не имея возможности уйти из-под огня, он получил еще несколько попаданий и скоро затонул. Стрелял ли он торпедами, неизвестно. А все три торпеды других миноносцев снова прошли мимо.

Спустя примерно полчаса после начала пальбы державшиеся вместе миноносцы №№ 25, 26 и 67 из 5-го отряда наткнулись наконец на русские главные силы. Повернув на звуки залпов тяжелых пушек, они вышли прямо в лоб броненосной колонны, начав обходить ее с востока. Сначала был обнаружен крейсер второго ранга, шедший почти встречным курсом, а через минуту южнее его показался высокобортный силуэт большого двухтрубного башенного корабля, опознанного как броненосец «Орел».

С него немедленно открыли огонь, тут же поддержанный с крейсера и появившегося еще южнее второго большого броненосца. Русский и японский отряды быстро сближались, однако курс ни те, ни другие не меняли. Вскоре позади броненосцев показался еще и старый казематный двухтрубный крейсер, также стрелявший из всех орудий.

В этот момент к трем японским миноносцам присоединились остальные два корабля из 5-го отряда миноносцев, только что оторвавшиеся от русского истребителя. Они приближались к головному крейсеру с его носовых углов левого борта. Но в этот момент их нагнал все тот же истребитель, и «тридцать девятый» вместе с «сороковым», оказавшись между молотом и наковальней, отвернули к востоку, пройдя за кормой быстро уходившей на юг и плотно закидываемой снарядами троицы. С больших русских кораблей их, вероятно, даже не видели, так как обстрелять не пытались.

Пересекая курс обнаруженных кораблей, миноносцы 5-го отряда сохраняли визуальный контакт с ними, несмотря на множественные близкие разрывы. С них видели, как за первым отрядом из трехтрубного крейсера второго ранга, вероятно «Жемчуга», парой больших броненосцев, устаревшего казематного крейсера, шедших в строе пеленга вправо курсом на северо-восток, показались силуэты еще четырех крупных кораблей, быстро опознанных как малые броненосцы и крейсер «Аврора».

Причем «Жемчуг» и «Аврора» стреляли левым бортом по кому-то, не видимому с миноносцев, а немного севернее большим ходом приближался русский истребитель, также открывший частый огонь. Точный обстрел не позволил миноносцам приблизиться на дальность прицельного выстрела.

Постоянно получая осколочные повреждения и теряя людей в экипажах, японцы не рискнули сокращать дистанцию, снова дав залп издали. Шедший в хвосте колонны № 26 имел только неподвижные носовые аппараты и торпедами вообще не стрелял, а «двадцать пятый» выпустил две мины с восьмисот метров по оказавшемуся ближе всех «Орлу». Точно так же действовал и «шестьдесят седьмой», после чего миноносцы начали склоняться влево.

Плотный строй эскадры противника и удобный угол атаки позволяли надеяться, что торпеды все же найдут себе цель если не в первой линии броненосцев, то хотя бы во второй. Но увидеть результаты стрельбы не довелось, так как, выйдя из атаки, противника на время потеряли в дыму и мгле. Но со всех трех кораблей 5-го отряда, все так же державшихся вместе, спустя какое-то время слышали в той стороне сильный взрыв. Вероятно, на этот раз удалось кого-то подорвать.

Начав снова приближаться к колонне Рожественского, почти постоянно в кого-то стрелявшей, с миноносцев видели два русских истребителя, проскочивших перед носом к своим броненосцам и что-то сигнализировавших фонарями. Огня по ним не открывали, считая себя не обнаруженными и рассчитывая незаметно снова подобраться на дистанцию минного выстрела, чтобы использовать и штевневые аппараты.

Через минуту справа показались «тридцать девятый» и «сороковой». Они сообщили, что израсходовали все свои торпеды в перестрелке с русскими миноносцами и уходят для зарядки минных аппаратов. В этот момент, совершенно неожиданно, слева открылась вся русская эскадра, немедленно начавшая бить правым бортом по японским миноносцам. Под градом снарядов они быстро отошли, оставаясь все же в виду броненосцев, а миноносец № 25 был послан к Какиноуре с сообщением о месте и курсе противника и составе его сил.

В этот момент «двадцать шестой», видимо, получил повреждение в машине, так как начал быстро сбавлять ход. С него что-то пытались передать фонарем, но разобрать сообщение из-за плотного обстрела не удалось. Оставшийся в одиночестве справа от русской эскадры «шестьдесят седьмой» все время закрывало всплесками, из-за чего с него мало что видели вокруг, а «двадцать пятый» уже скрылся из вида. Подойти ближе к поврежденному и отстававшему кораблю командир «шестьдесят седьмого» лейтенант Йосида не решился, опасаясь снова потерять противника.

Более миноносец № 26 старшего лейтенанта Танаки никто не видел. В базу он не вернулся, так же как и все три шхуны диверсионного отряда. А мачты русских броненосцев, показавшиеся над висевшей над водой дымкой, скоро уже можно было разглядеть сквозь пелену дождя с сигнального поста на маяке острова Митико, почти сразу после получения сообщения о них с приблизившегося «двадцать пятого».

К этому времени все уцелевшие японские миноносцы уже набирали большой ход и спешили в Сасебский залив, где их ждала плавбаза «Карасаки-Мару», стоявшая на якоре за мысом Кого у входа в бухту Таварата. Нужно было успеть перезарядить опустевшие минные аппараты до того, как русские ввяжутся в бой с фортами.

С миноносцев видели столбы дыма и пыли на позициях новых батарей на Осиме. Это казалось странным и подозрительным, ведь их еще некому было обстреливать. Видели и хорошо разбирали также казавшуюся неправдоподобной сигнализацию прожектором с командно-наблюдательного поста на горе Шимадака и взлетавшие сигнальные ракеты с острова Тера, предупреждавшие о том, что русские уже высадились на северный берег Осимы и что где-то здесь ходят их миноносцы. Это было вообще невероятно! Ведь русских кораблей у входа в залив еще никак не должно было быть.

В штабах крепости и военно-морского района Сасебо тоже не могли понять, что творится на Осиме с раннего утра. Радио не работало, телефонная и телеграфная связь с островом тоже. Посланный для выяснения обстановки катер не вернулся. С острова Тера сообщили, сигнализируя прожектором, что потеряли связь со всеми постами, только что вооруженными противовысадочной и обеими новыми скорострельными батареями на северном берегу Осимы. А с горы Шимодаке – также морзянкой прожектором – докладывали о ружейной стрельбе в расположении батарей и о нескольких сильных взрывах. Это слышали и с фортов у бухты Омодака, а также на мысе Кого. Был виден и дым над новыми укреплениями Осимы.

Появление на острове русских для всех на миноносцах казалось просто невероятным, так как они сами только что видели их броненосцы. Из обмена информацией с берегом уже знали, что помимо еще только приближающихся к Какиноуре с юго-запада главных сил известно также о движении другого, меньшего отряда, с боем форсировавшего пролив Хирадо и имевшего задачу, видимо, отвлечь внимание от южного направления. Эти «отвлекающие» силы сейчас подходили к острову Куро с запада. От обоих русских отрядов до северной оконечности Осимы было еще достаточно далеко, так что они никак не могли там никого высадить. Никого больше до сих пор не обнаружили, так что на миноносцах надеялись, что это какое-то недоразумение со связью или еще с чем-то у армейского командования и все быстро выяснится.

Но когда уже вошли в залив, узнали, что с острова Тера недавно сообщили о появлении русских миноносцев севернее Осимы и в проливе Терасима. Причем эти миноносцы пришли с севера и теперь спускались по проливу вниз, атакуя японские дозорные суда и катера, тянувшие по два-три лихтера, на которых перебрасывались подкрепления для гарнизона Осимы, что не оставляло никаких сомнений в их принадлежности. Как они туда попали, было неясно.

Позже, уже в ходе расследования обстоятельств падения крепости Сасебо, установили, что это внезапное вторжение с тыла полностью дезорганизовало дозорную службу на ближайших подступах к Сасебскому заливу. А почти половина гарнизона бухты Омодака либо погибла на уничтоженных прямо под носом у крепостных пушек катерах и лихтерах, либо оказалась разбросана по побережью в самых неподходящих местах, порой с переломанными руками и ногами, где спасавшиеся катера и прочая плавучая мелочь не всегда удачно выбросились на отмели.

Сигнальных постов на восточном берегу пролива Тера не было, а проводная и радиосвязь со службой наблюдения на Какиноуре и Осиме оказалась потеряна, так что о ситуации в прибрежных водах к югу от Сасебо в самой крепости и в штабе военно-морского района толком ничего известно не было. Во многом именно этим объяснялась неготовность японской береговой обороны к появлению русских истребителей и крейсеров у бухты Омодака с юга, прямо из пролива Терасима, и их стремительному рывку к мысу Кого.

Никто не ожидал, что слабо бронированные, зато быстроходные, крейсера полезут прямо под пушки, а потом и вообще бросятся сразу в Сасебский залив, не дожидаясь подхода тяжелых кораблей и выслав вперед только хрупкие миноносцы, совершенно бесполезные в борьбе с фортами. Это выглядело явным самоубийством, и японцам в итоге почти удалось их прикончить. Но такая отчаянная вылазка не позволила своевременно заблокировать вход в залив, окончательно расстроив все планы обороны.

После того, как русская десантная группа разделилась севернее острова Икитсуки, Хладовский повел свой отряд на юго-восток, к северной оконечности Хирадо. Почти сразу на миноноске № 64 лопнул штуртрос, и ее пришлось брать на буксир двум большим минным катерам, приданным отряду для усиления.

Как только миновали остров Икитсуки, волнение почти совсем стихло, так как остров дополнительно закрывал от ветра и зыби. Это позволило достаточно быстро справиться с повреждением, и когда приблизились к входу в пролив, «шестьдесят четвертая» уже могла самостоятельно управляться.

Миноноски и катера к этому времени замаскировали, подняв парусиновые щиты, зрительно увеличивавшие высоту борта и имитировавшие надстройки. Попутно за этими декорациями укрыли десантников. В таком виде двинулись к входному фарватеру. Западнее уже началась стрельба, поднятая миноносцами и транспортами в проливе Хирадо, так что появление небольшой толпы перепуганных мелких каботажников с этой стороны должно было выглядеть вполне естественно. Держались одной компактной группой, стараясь не терять друг друга из вида.

С берега несколько раз мигнули навигационные знаки, что позволило точнее встать на фарватер, приткнувшись в хвост колонне буксиров с баржами. Самое узкое место прошли без происшествий, хотя нервы у всех были натянуты до предела. Однако на южном выходе из канала обнаружили сигнализацию с берега, совершенно непохожую на ту, что видели в этом месте в прошлый раз. Повинуясь ей, вереница впереди идущих судов начала резко забирать влево и вскоре легла на курс, ведущий в залив Сазаура.

Решив не выделяться, Хладовский повернул следом. Но в сам залив вошла только часть судов, остальные продолжили следовать прямо. Идя за ними, русский отряд скоро оставил акваторию Сазаура слева по борту и дошел до острова Макура, лежащего к югу от мыса Осаки. Западнее него виднелись огни бакенов, обозначавших стоянку, куда колонна и втянулась.

Здесь суда начали вставать на якорь, размещаясь также среди скал и мелких островков вокруг. На самом острове, вероятно на какой-то мачте, горели фонари, так же как и на разбросанных по заливу скалах, торчавших над занимаемыми сейчас стоянками, а все остальные огни вокруг были погашены. Здесь набралось довольно много небольших паровых судов и барж, буксируемых ими. Мичман разместил свой отряд отдельной группой южнее рейда.

Вскоре обнаружили свет прожектора на юге. Примерно в двух с половиной милях. Но он быстро погас, осветив какое-то небольшое судно, вероятно, выходившее из залива. На всякий случай, на источник этого света взяли пеленг, предположив, что это брандвахта у мыса Ёрифуне. Ночь была дождливая и темная, но уже начинало светать. Пора было выдвигаться к месту высадки. Всю маскировку побросали за борт, а десанту приказали лечь на палубе и не шуметь. Вперед ушли катера, а миноноски двинулись следом.

Вначале осторожно спускались на юг-юго-восток, держась рядом с берегом, но, не доходя мыса Кабутозаки, легли на чистый зюйд. Справа несколько раз видели небольшие дозорные японские суда, курсировавшие мористее, но все обошлось. С этой стороны нас, по-видимому, не ждали. Небо за холмами слева по борту начинало сереть, но низкие силуэты миноносок и катеров еще полностью скрывались в тени. Вскоре удалось разглядеть пролив, ведущий в Сасебский залив, и два паровых судна под его южным берегом. Причем они были совсем небольшими двухмачтовыми с низкими силуэтами и наклоненной к корме трубой. За ними угадывались контуры еще одного судна, гораздо большего. Вероятно, брандвахты, чей прожектор видели недавно.

Усилившийся дождь не дал разглядеть ничего больше. Берег тоже пропал из вида. Вскоре впереди слева открылись притушенные якорные огни еще одного парохода средних размеров, вероятно, сторожившего пароходную стоянку у бухты Омодака. Как только эти огни оказались на левом траверзе, повернули на запад и сразу увидели слабые отсветы слева по носу, похоже, уже на берегу Осимы.

Сам остров в предрассветной мути за дождем и туманом еще не был виден. Но прежде чем успели взять курс на эти огни, они погасли. По примерному пеленгу продолжали движение в ту сторону и вскоре снова увидели едва различимые отсветы на показавшемся берегу. По мере приближения их удалось разглядеть лучше. Это были факелы, чуть освещавшие небольшую деревянную пристань, над которой двумя изогнутыми гусиными шеями возвышались то ли краны, то ли шлюпбалки. У пристани были пришвартованы два довольно крупных угловатых фуне или лихтера. На них копошились люди. Грузили или разгружали, было непонятно. На берегу стояло несколько одноосных повозок с высокими мощными колесами, как у китайских арб.

К половине седьмого утра пристань оказалась уже совсем рядом. Казалось, что слышны даже разговоры работавших там людей. Крадущиеся малым ходом катера и миноноски, похоже, все еще не заметили с берега, так как ни окриков, ни запросов каким-то другим способом не делали. Охраны, как на берегу, так и со стороны моря, видно не было.

Хладовский приказал дать полный ход, и отряд рывком достиг берега. Катера, не швартуясь, повернули к западу от пристани, а миноноски двинулись прямо к ней. Две из них приткнулись носами к причалу, а остальные швартовались уже либо к ним, либо к фуне.

Тут выяснилось, что сновавшие на пристани, судах и берегу люди были солдатами, чья форма почти полностью скрывалась большими парусиновыми фартуками и нарукавниками, в которых они работали. Оружие было только у двух офицеров, командовавших разгрузкой.

Увидев наших матросов, японцы бросились к своим винтовкам, сложенным в пирамиды у сторожки на берегу, но были прижаты к земле пулеметными очередями с катеров. Хотя и не очень точными, из-за качки, но достаточно убедительными. К пулеметам добавилась ружейная и пистолетная стрельба с палуб миноносок, окончательно деморализовавшая японцев, совершенно не оказывавших сопротивления после того, как пули срезали самых отчаянных и резвых, в том числе и обоих офицеров. Благодаря всему этому, когда обмотанные крест-накрест пулеметными лентами поверх черных бушлатов и обвешанные оружием морские пехотинцы и штрафники сошли на берег, самой большой проблемой было поймать перепуганных лошадей, чтобы не лишиться повозок. Воспользовавшись этой возней, часть японцев, так и не добравшись до своего оружия, сбежала в лес, спускавшийся по склону к самой пристани. Им вслед пальнули несколько раз и занялись организацией обороны, на всякий случай.

Быстро осмотрев окрестности, собрали трофейные винтовки и амуницию, сложив все в повозки. Туда же с миноносок, тут же отваливших от берега, перетащили и свое снаряжение. А оставшихся японских солдат заперли в сторожке. Искать сбежавших не стали, максимально быстро двинувшись на колесах по булыжной дороге. Она вела в нужном нам направлении.

Тут все оценили назначение столь большого диаметра у колес захваченных телег. Благодаря размеру, превышавшему рост человека, они не скакали на камнях. Лошади резво тянули свои возы по уходившей вверх по склону каменке, которая, после нескольких поворотов вывела прямо во внутренний двор батареи, располагавшейся на северном склоне горы Томидаке, еще не до конца вымощенный этими же валунами, сваленными кучами в нескольких местах.

Здесь уже встретили вооруженный отпор, хотя и неорганизованный, вследствие внезапности своего появления. Всюду под деревьями были видны сложенные строительные материалы, доски, бревна, из-за которых то тут, то там выскакивали люди, одетые по-разному. Кто в военной форме, кто в рабочей одежде, даже в тех же парусиновых фартуках почти на голое тело. Некоторые с винтовками, но большей частью с ломами, лопатами и прочим дубьем. Навались они все разом, было бы туго, а так их просто смяли.

С ходу сломив сопротивление и преследуя побежавших уцелевших японцев, ворвались на позиции еще одной батареи, располагавшейся совсем рядом, чуть западнее. Там тоже явно еще шло строительство. Стремительная атака быстро перешла в рукопашную. Вся схватка заняла не более десяти минут, после чего уцелевшие японцы скрылись в зарослях, охватывавших позиции с трех сторон, а штрафники принялись осматривать захваченные укрепления.

Обнаруженную телефонную и радиостанцию с самым настоящим коммутатором немедленно уничтожили трофейными снарядами, сложенными внутри помещения и подорванными пироксилиновым патроном. Точно так же вывели из строя все двенадцать армстронговских шестидюймовок с необычайно большими щитами, стоявших на обеих батареях, а обширные основательные погреба приготовили к взрыву, но поджигать запалы зарядов пока не стали.

Судя по количеству уложенных там снарядов, этот подрыв накрыл бы всех десантников, так что его отложили на крайний случай. К этому времени уже совсем рассвело. Поскольку дело оказалось сделано, можно было отправляться в обратный путь. В 07:20 на державшиеся под самым берегом миноноски и катера флажным семафором передали, что обе батареи теперь безопасны и можно швартоваться обратно для приемки десанта. На всякий случай продублировали сигнал ракетами. Но тут по миноноскам начала стрелять батарея, расположенная ниже по склону, хорошо замаскированная и потому не обнаруженная никем ранее. Там стояли, вероятно, старые двенадцатисантиметровые нескорострельные пушки Круппа. Хотя, похоже, не все из них еще были боеспособны, она представляла реальную опасность для наших малых кораблей, оказавшихся слишком близко, что вынудило их броситься в рассыпную.

Поскольку вновь обнаруженные орудийные дворики хорошо просматривались сверху, ружейным огнем прислугу исправных орудий быстро загнали в укрытия, не давая ей больше оттуда высунуться. От этой стрельбы загорелся порох из разорвавшихся картузов у двух пушек, вызвавший вскоре детонацию приготовленных для боя снарядов в самих двориках.

Под прикрытием этой канонады несколько добровольцев спустились кустами по склону и закидали бомбочками остальные дворики, приведя все пушки в негодность. После этого подожгли штабеля досок и строящиеся деревянные здания в расположении всех уже захваченных укреплений, чтобы дать сигнал своим броненосцам.

Но прежде чем за разводами дождя удалось разглядеть свою эскадру, последовала первая японская атака, отбитая довольно легко. Собрать крупные силы японцы, похоже, еще не успели и пытались восстановить положение тем, что оказалось под рукой. Но первая неудача их не остановила. Настроены они были решительно, так что атаки следовали одна за другой. Винтовочные выстрелы на северном берегу Осимы не смолкали. С юга и запада сквозь них довольно скоро стала отчетливо доноситься канонада. Флот рвался к Сасебо.

Десантники видели, как довольно скоро из пролива Тера большим ходом вышли эсминцы, а следом и бронепалубные крейсера, встречаемые поспешными и не точными залпами тяжелых батарей с японских фортов на мысе Кого и у бухты Омодака. Затем пришел «Донской» угодивший уже под сосредоточенный и хорошо организованный обстрел и вынужденно скрывшийся обратно в пролив, волоча за собой жирный шлейф дыма.

Потом со стороны Какиноуры показались и броненосцы, ушедшие сначала в дождь на северо-запад. Затем они появились снова, явно продвигаясь в направлении Сасебо следом за тральным караваном, несмотря на огонь с берега. И снова пришел еще дымящийся «Донской», упорно бившийся с фортами до их полного подавления. А со стороны Сасебского залива взлетали в небо сигнальные ракеты. Но понять, чьи это сигналы и что они означают, десантники не могли.

Отбитые у врага позиции позволяли хорошо наблюдать за ходом штурма крепости. Но помощь от флота, теперь почти все время бывшего рядом, пришла не скоро. Штрафники и морпехи на Осиме до полудня отбивали бесконечные атаки японцев, пытавшихся вернуть себе потерянные укрепления, не получая помощи с моря.

Минные катера, воспользовавшись внезапностью и рассветной мглой, сразу после высадки атаковали японскую брандвахту между Осимой и Какиноурой, после чего подорванный торпедой пароход спешно выбросился на отмель, где и лег на грунт с большим креном на правый борт.

После внезапного обстрела миноносок к берегу подходить они тоже опасались, занявшись ближней блокадой острова. Позже, действуя совместно, миноноски и катера перехватили и потопили несколько паровых катеров, шедших к Осиме из бухты Омодака с переполненными вооруженными людьми лихтерами, разогнав по окрестностям еще более десятка таких же и других мелких судов. А потом вынужденно разделились.

Пара миноносок с катерами под командованием Хладовского согласно плану операции спустились вниз по проливу Тера, атакуя все встреченные японские суда. Прикончить кого-либо еще не удалось, но путь для эсминцев и крейсеров ими был расчищен. А мичман Черкашин на трех оставшихся миноносках развернулся и обогнул Осиму с севера, двинувшись затем на запад-северо-запад. Патрулируя в этом районе, он вел разведку и обеспечивал поиск и объединение главных сил эскадры с десантной группой, а потом охрану тральной партии и снова разведку, и опять охрану, но уже каравана транспортов.

Капитан второго ранга Семенов с транспортами, прорывателями, номерными миноносцами и тремя миноносками к утру благополучно форсировал пролив Хирадо, оказавшийся на удивление слабо прикрытым. Кроме небольших дозорных судов, там больше никого не встретили. Мин также не обнаружили. Но за полчаса до полуночи, сразу после разделения отряда, когда он еще только двинулся на юг, держась поблизости от западных берегов островов Икитсуки и Хирадо, этого еще никто не знал.

Прорыв начался с того, что у самого входа в пролив, чуть южнее острова Икитсуки, было обстреляно несколько небольших паровых и парусных судов, появившихся из дождя слева от каравана транспортов. После первых же выстрелов на острове, довольно высоко от уреза воды, вероятно на горе Конпирояма, открылся прожектор, но, едва скользнув по воде, его луч поднялся вертикально, сразу после чего где-то за ним взлетели три сигнальные ракеты. Ракетный сигнал немедленно был повторен с другого сигнального поста, гораздо южнее. Вероятно, уже с острова Хирадо.

Луч прожектора, поднятый в небо, был виден позади колонны еще довольно долго. К этому времени Леш закончил обход помещений, где размещалась пехота на флагманском «Калхасе». Будучи довольно тучным, однако всегда энергичным и подвижным, он после этого едва смог подняться на мостик, совершенно позеленев лицом. По словам его ординарца, все время бывшего рядом, за этот обход полковник устал как за недельный переход по раскисшим от дождя маньчжурским дорогам.

С трудом сдерживая спазмы желудка, он потребовал немедленно принять меры по улучшению условий для «пассажиров». Это было более чем уместно. В общем нервном напряге начавшегося прорыва про них как-то совсем забыли. В итоге спустя менее четверти часа после короткого обмена светограмм, переданных ратьером, с лязгом и грохотом стальные крышки трюмов начали открываться, а пехоте, до того удерживаемой в низах из соображений светомаскировки, разрешили подняться наверх.

Вырвавшись из кислой вони переполненных утроб транспортов, впитавших в себя запах пота сотен тел и расплесканного по всем углам так и не переваренного вчерашнего ужина, многие сразу принялись ладить самокрутки, и над палубами поплыл забористый дымок махорки.

При этом с державших дозорные позиции на флангах конвоя миноносок пароходы, подсвеченные огоньками бесчисленных цигарок, казались облепленными тысячами светлячков. Пехота, толпившаяся на палубах перегруженных людьми судов, довольно быстро отдышалась и, видя луч японского прожектора, начала беспокоиться.

Солдаты судачили между собой, что это сигнал тревоги, значит, вскоре следует ждать появления японцев. «А ежели потопют, как давеча в Такесики, так с палубы спасаться сподручнее, чем из железного нутра». Уроженцы Тамбовских и Рязанских губерний, до того никогда не видевшие моря и теперь испытывающие благоговейный трепет, потихоньку начали избавляться от подсумков с патронами и прочей амуниции, чтоб в случае чего легче плыть было.

Брошенное ими снаряжение, кое-как подсунутое под один из трапов, попалось на глаза снова решившему обойти пароход командующему экспедиционной бригадой Лешу. Тот оказался буквально взбешен столь вопиющим фактом разложения дисциплины и потребовал немедленно навести порядок, дав на это час времени, развернулся и ушел в свою каюту.

Сразу забегали унтера, выясняя, чей хабар попался на глаза начальству и почему. Быстро найденных «авторов» этого безобразия, после короткого, но доходчивого разъяснения, мигом свели в «золотую роту», поставив на самую грязную работу, сопровождавшуюся лещами и пинками от других, считавших, что из-за них теперь всех снова в низа позагоняют.

С палубы действительно скоро пришлось уйти. С большим трудом офицерам, командовавшим десантными частями, удалось отправить своих людей в уже проветренные и очищенные трюмы, над которыми для вентиляции оставили открытыми люки, и заставить заняться уходом за оружием, чтобы отвлечь от лишних мыслей.

Морской переход продолжался еще недолго, так что толком укачать почти никого не успело. Теперь же, закрывшись островами, океанские пароходы перестали даже чуть кивать носами, подминая массивными корпусами созданные ветром неровности водной поверхности. Качка прекратилась совсем, так что воинство приходило в себя.

Но было совершенно ясно, что при начале любой перестрелки с дозорными судами они все обязательно полезут наверх и удержать их будет нечем. Исходя из этого, расчетам палубных орудий транспортов запретили открывать огонь без крайней необходимости или команды с мостика, а солдатикам разрешали появляться наверху только под присмотром унтеров и без оружия, чтобы, не дай бог, не привиделось чего да палить не начали.

Поскольку наше появление здесь уже не было секретом, решили прямо сейчас спустить на воду все миноноски-тральщики. После обнаружения каравана считалось вполне вероятным оперативное минирование пролива японцами впереди по курсу. Подобное планировалось в Симоносеки, как стало известно уже потом из опроса пленных. Кроме того, в случае боя и возможной паники на палубах позже это будет сделать затруднительно. В течение часа все восемь миноносок спустили и завели на них тралы. Далее пароходы продвигались уже строго за ними по узкой протраленной полосе всего пятиузловым ходом.

После первой стычки все ждали японской атаки, но ее так и не последовало. Спокойно миновали остров Камеджика, никого не наблюдая вокруг. Только у следующего островка, называвшегося Шимоджика, миноносцы, шедшие сразу за тральщиками, наконец-то обнаружили противника. Небольшие пароходы, окрашенные в серый дымчатый цвет, от чего они совершенно терялись на фоне рассветного тумана, явно несли дозорную службу. Но, видимо, японцы заметили нас раньше, так как противника пришлось догонять.

Причем после начала погони с пароходов активно сигнализировали ракетами и прожекторами, но вообще не стреляли. Один из них в итоге был потоплен артиллерией миноносцев, а остальные укрылись в бухте Шиджуки на северной оконечности острова Хирадо, либо сумели скрыться в тумане. Как ни странно, на протяжении всей погони радио молчало.

Шлюпки с экипажем потопленного судна успели раствориться где-то в темноте. Их не стали искать, чтобы не терять время. Обнаруженные чуть позже другие убегавшие пароходы тоже не преследовали, ограничившись несколькими выстрелами вдогонку. Ждали появления более опасного противника, поэтому старались, по возможности, выдерживать позиции в ордере, находясь в готовности к отражению нападения. Но японских миноносцев или вспомогательных крейсеров так и не встретили. Так что нашим прорывателям и вооруженным транспортам при прорыве через пролив даже пострелять не довелось.

Сразу после пяти часов утра получили телеграмму от Рожественского, уточнявшего время и место встречи основного десантного отряда с эскадрой. К этому моменту конвой уже почти миновал пролив Хирадо, начав огибать одноименный остров с юга. Видимость заметно улучшилась. Стал виден берег слева по борту, но противника все так же не было.

Благополучно обойдя две небольшие скалы, расположенные южнее Хирадо, в половине шестого подошли к западной оконечности острова Куро, где была намечена встреча с эскадрой. На востоке, едва различимый из-за дождя, виднелся небольшой пароход, удалявшийся в сторону залива Сазаура. Больше никого не видели. С острова не сигналили и не стреляли. Он казался совершенно необитаемым.

Близкий берег держали на прицеле всех орудий, начав спускаться к юго-юго-востоку, откуда показались наши броненосцы. Тем временем вокруг самого острова обошел флагман миноносной группы № 209. Ни одного судна с него так и не увидели, хотя было точно известно, что на северном берегу имеется небольшая бухта, часто используемая в качестве стоянки местными рыбаками, а теперь японской брандвахтой.

Закончив осмотр, миноносец быстро вернулся к пароходам. За время его отсутствия встретились с отрядом миноносок Черкашина, посланным от Рожественского для выяснения принадлежности судов, обнаруженных с броненосцев в районе предполагаемой встречи отрядов. От него узнали об успешной высадке на Осиме, от которой в значительной степени зависел успех всего предприятия.

Вскоре подошла и эскадра. После объединения с главными силами обменялись сведениями о противнике и начали форсирование опасных в минном отношении вод. С востока, со стороны Сасебо, уже доносились раскаты артиллерийской стрельбы, но кроме уже осмотренного острова Куро, берег все еще нигде не просматривался.

В голове колонны теперь шли три пары миноносок с тралами в строе клина. Следом резервная пара, также с тралом. Далее пароходы-прорыватели, охраняемые отрядом Черкашина, потом цусимские миноносцы и только за ними оба отряда броненосцев в одной колонне.

Возглавляли главные силы корабли Иессена, с «Ушаковым» во главе. В кильватер броненосцам береговой обороны шли оба больших броненосца. Транспорты с десантом оставили у Куро под охраной трех миноносок, чтобы не рисковать ими в простреливаемых и, вероятно, минированных водах, пока не удастся их максимально обезопасить. Выделить дополнительное охранение возможности не имелось. Надеялись на дальнобойность главного калибра.

Вскоре после восьми часов утра с верхних марсов прямо по курсу едва разглядели условный ракетный сигнал от передового отряда легких сил. Уже на излете, цветные ракеты зависли лишь чуть выше плотной туманной дымки, скрывавшей берег. При этом с мостиков их не видели вообще. Егорьев срочно запрашивал помощь.

Это было уже не по плану. Ему ответили, дав понять, что запрос принят, и немедленно выслали вперед все номерные миноносцы. Учитывая прилив и их малую осадку, мины им были не опасны. Больше помочь было нечем.

До входного канала в Сасебский залив, по докладам от штурманов, оставалось не более восьми-девяти миль. Видимость во всех направлениях, кроме северного, улучшилась, и кабельтовых в пятидесяти на носовых углах правого борта вскоре даже открылся северо-западный берег Осимы. Район бухты Омодака и дальше к северу окутывала серая мгла, сквозь которую иногда сверкали вспышки выстрелов. Но «Донского», который должен был маневрировать в том районе для поддержки десанта и передового отряда легких сил, на назначенной ему позиции не наблюдали, что снова расходилось с тем, как должно было быть.

Для прояснения обстановки к Осиме послали миноноски Черкашина с приказом для любого из командиров крейсеров в случае сохранения боеспособности обеспечить прикрытие работы трального каравана и корректировку огня главных сил.

К половине девятого одна из миноносок вернулась с известием, переданным ратьером с захваченных батарей, что наши бронепалубники и эсминцы благополучно ушли в залив и там, судя по всему, ведут бой. Сильно горящий «Донской», получивший множество попаданий, укрылся в проливе Тера. Две оставшиеся миноноски отряда ушли к нему для уточнения.

Как в проход входил отряд Виноградского, с миноносок видели своими глазами. Били по номерным миноносцам несильно, и потерь среди них не было, так что усиление к Егорьеву японцы тоже пропустили. Умышленно или нет? Кто ж знает? С той стороны теперь постоянно взлетали ракеты, с трудом протыкавшие вязкую вату утренней прибрежной сырости сразу в нескольких местах и разных направлениях. Но разобрать в многочисленных фейерверках хоть какой-то сигнал уже не удавалось. Перекаты канонады также доносились до броненосной колонны. Палили часто, но снова было не ясно, слышны залпы с батарей у входа, или это из самого залива?

Тральный караван главных сил к этому времени уже около десяти минут обстреливался всеми батареями с мыса Кого. Хотя попаданий японцы пока не добились, всплески от тяжелых и средних фугасов, встававшие в его порядках, сильно давили на нервы всем, особенно на головных кораблях.

Наши броненосцы отвечали из носовых башен, способных простреливать секторы левее курса, но это пока никак не влияло на интенсивность огня противника. Из-за невыгодного курсового угла и паршивой видимости фактически никакого результата такая контрбатарейная стрельба не давала.

Все никак не могли пристреляться. Никто не видел, где конкретно находятся японские пушки, так как вспышки их дульного пламени скрадывались остатками туманных разводов, еще не растаявших на востоке, а места падения наших снарядов были вообще не различимы, в то время как медленно наступавший флот на очистившейся от дымки воде просматривался как на ладони. Русские и японцы оказались в разных условиях.

Но, по мере приближения, японский берег и проход между мысами Кого и Ёрифуне становился виден все лучше. Там часто появились кляксы шрапнелей, волнами пятнавшие небо с большим разбросом поочередно то над фортами Омодака, то над укреплениями мыса Кого и вспухали дымные шапки ответных залпов.

Судя по направлению выбросов порохового дыма, с части батарей явно стреляли куда-то к югу. По шрапнели и этим признакам, не дожидаясь доклада уже возвращавшихся миноносок, стало ясно, что на старичка «Донского» еще можно рассчитывать. А вскоре из северного устья пролива Тера показался и он сам, часто паля из всех стволов.

Грозные броненосцы, между тем, чувствовали себя беспомощными, видя быстро прогрессирующее избиение своих авангардных легких сил. Хотя до сих пор буксируемые миноносками громоздкие снасти из тросов и поплавков еще не зацепили ни одной мины, идти без тральщиков и свободно маневрировать считалось слишком опасным. На трофейных картах этот район значился «закрытым для плавания». Что это означало, никто не знал.

Снова все планы рухнули, как только дошло до дела. Одновременного удара по фортам с юга и запада явно не получилось, и фактически «Донской» бился с японскими батареями сейчас один. Правда теперь у них появились более приоритетные цели, и далеко не все снаряды доставались ему, чем он и спешил воспользоваться. А пушкари на нем были матерые и свое дело знали туго. Японцы это быстро оценили.