Иногда откроешь книгу и не понимаешь: то ли шутит автор, то ли серьезен. Так, в своих «Записках…» известный русский ученый, физиолог Иван Михайлович Сеченов рассказал, как однажды осенью, в молотьбу, попало одному из крестьян в ухо ячменное зерно, да и застряло в ушном проходе. Мучился несчастный, мучился и, в конце концов, отправился на поклон к местному уездному врачу.
«Набора с собою у доктора не было, и по его указанию наш жестянщик согнул ему из печной проволоки щипчики с плоско расплющенными концами. Как ни старался бедный доктор вытащить зерно таким инструментом, сделать этого он не мог и придумал следующее: свернул бумажную ленту в трубку, один конец ее вставил пациенту в ухо, другой – зажег». На этом история с зерном в ухе в «Записках…» обрывается. Но любознательному читателю наверняка хотелось бы узнать, чем могло помочь страдающему крестьянину такое средство. Оказывается, аналог такой трубочки, правда, более современный, можно найти и в наши дни. Производители утверждают, что изготовленные из тканевой, пропитанной воском, а также воском, смешанным с целебными травами, свечи поджигают, воск начинает плавиться, образует в ухе вакуум, очищая ушную раковину от зерна, серной пробки, снимая воспаления, головную боль, избавляя от бессонницы.
Впрочем, есть у такого метода и противники, которые отмечают: свечу надо зажечь, а от искры могут загореться волосы, воск стекает в наружный слуховой проход и застывает там, покрывая плотной коркой барабанную перепонку. Смыть воск невозможно – он отталкивает воду и приходится снова идти к врачу, который, в свою очередь, вынужден использовать для снятия нагара металлические крючки. Какой-то замкнутый круг получается.
Первая половина ХIХ века в США. Нарастало напряжение между аграрным рабовладельческим Югом и промышленным, процветающим Севером. Казалось, еще немного, и Калифорния будет отрезана от Вашингтона, вполне вероятно, что нарушатся и почтовые сообщения. Не дожидаясь того часа, когда уже будет поздно что-то решать, власти задумали проложить особый почтовый маршрут через Скалистые горы, пустыню Мохаве и другие дикие Западные территории. В любое время, при любых условиях почта должна была доставляться как можно быстрее, система доставки – быть отлаженной и работать как часы. До сих пор это казалось невозможным – плохие дороги, почтовые дилижансы, находившиеся в пути по месяцу. Кроме того, многие маршруты охранялись коренным населением – индейцами, которые, мягко говоря, недолюбливали непрошеных гостей. Нужна была компания, которая согласилась бы пойти на риск. И такую компанию нашли.
За считаные месяцы силами «Russell, Majors and Waddel» на расстоянии в более чем три тысячи километров, через каждые шестнадцать-двадцать пять километров были организованы станции, где менялись лошади и курьеры. В тот же период было приобретено более полусотни крепких мустангов – быстроногих полудиких лошадей, которых предстояло объезжать. Осталось найти всадников.
«Требуются худощавые люди, чей возраст не превышает восемнадцати лет, а вес – 65 килограмм, опытные наездники, готовые ежедневно рисковать своей жизнью. Предпочтение отдается сиротам». Деньги будущим сотрудникам фирмы обещали немалые. В то время как чернорабочий получал около доллара в неделю, курьерам сулили двадцать пять долларов за тот же период. Было отобрано более ста выносливых, умеющих хорошо управляться с лошадьми парней. Трансконтинентальная почтовая служба «Пони-экспресс» была открыта в апреле 1860 года.
Канзас, Небраска, Вайоминг, Юта, Солт-Лейк-Сити, невадская пустыня в Сакраменто, где курьер передавал ценный груз на корабль, идущий до Сан-Франциско. Но стоило немного опоздать, корабль уходил в море и курьер вынужден был отправляться в Сан-Франциско сам. Доставлять нужно было не только депеши, письма, периодику, но порой и золотые слитки, золотой песок из Калифорнии.
Снаряжение курьера состояло из двух револьверов, охотничьего ножа, бляхи и седельной сумки. На седельной сумке располагались специальные отделения, куда и запиралось все то, что необходимо было доставить. Ключ оставался в пункте отправки, вторым ключом – находившимся в пункте прибытия сумку открывали.
Двадцать пять долларов за необходимость день и ночь скакать по безлюдным закоулкам, пробираться через пустыню, чувствовать, как вонзаются в спину острые наконечники стрел, выпущенные индейцами. Когда курьер, едва живой взбирался на своего мустанга, умная лошадь приносила его и почту в пункт назначения или возвращала домой. Однажды мустанг привез бездыханное тело четырнадцатилетнего сотрудника «Пони-экспресс». Убив мальчика, индейцы привязали его тело к лошади. За все время безупречной работы «Пони-экспресс» доставила чуть менее тридцать пять тысяч писем. Из ста двадцати погибли семнадцать курьеров. Прибыли своим владельцам фирма не принесла. А в 1861 году и вовсе была закрыта. Люди узнали, что такое телеграф, а вступать в спор с техническим прогрессом было бесполезно. В память о героях почтового фронта остались лишь название и памятник в штате Миссури – бегущий конь и сидящий на седельной сумке с двумя карманами бесстрашный курьер.
Эта история не байка и произошла она в советские годы. Несколько лет подряд, вплоть до перестройки, прямо у выхода с Одесского железнодорожного вокзала висела растяжка, представляющая собой полотно размером с трехэтажный дом (собственно, к торцу такого дома и было прикреплено полотно). На растяжке с поднятой в приветствии правой рукой был изображен Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Слева у него на пиджаке красовались четыре звезды героя. Рисунок повторял одну из фотографий генсека, нередко встречавшуюся на страницах советских газет.
Как-то раз – это было накануне парада 7 ноября – в обком партии был вызван директор художественного комбината. В обязанности этого комбината входило оформление города. Художникам было выдвинуто требование – до начала торжественных мероприятий дорисовать на растяжке еще одну, недавно полученную Брежневым звезду. Ночью на строительной люльке художники поднялись рассмотреть растяжку и, к ужасу своему, обнаружили, что если они дорисуют еще одну звезду, она окажется не на груди Генерального секретаря, а на рукаве его пиджака. Снять полотно, смотать его, отвезти на комбинат, перерисовать – все это требовало времени, а его-то как раз в запасе оставалось совсем немного. После долгих раздумий и многочисленных предложений было решено: «Брежнев по пояс? Рукав левой руки опущен и прижат к телу. Пиджак черный… Дорисуем ка по-быстрому метр плеча. Так и звезда поместится».
История гласит, что с того момента и до тех пор, пока растяжку не сняли, Леонид Ильич «… так и стоял – левое плечо шире правого». Вот только никто этого тогда не заметил.