24. Трое на повозке

Дорога вела на восток. Вран уже привык, что каждое утро ослепительный шар солнца поднимался им навстречу и бил в глаза, пока не уходил выше, в зенит. Жара не спадала.

Странно, но посёлков в эту сторону почти не встречалось, а те немногие, что были, попадались давно заброшенными. Зато птиц здесь заметно больше, чем в родном Излучье. И – дорога. Однообразная, длинная, извилистая, то ползущая змеёй на вершины невысоких холмов, но ныряющая к реке или просто в сонные, заросшие травой и кустами овраги. Мосты через реки обветшали, но оставались достаточно целыми, чтобы прошла их повозка. Леса всё реже, степей всё больше.

Кая сказала, что там, дальше, будет совсем злая земля, поэтому водой перед пограничной Полосой надо бы запастись.

– Если не хочешь топить снег, конечно, – непонятно добавила она. – Он невкусный.

Вран удивился.

– Снег? В июле?! Да ты шутишь.

Не мог климат так сильно отличаться почти на одной широте, они же не к полярному кругу приближались. Ни одна Полоса так сильно изменить природу до и после себя не могла.

Кая пожала плечами, ничего не объясняя.

Она всю дорогу была неразговорчива. Казалось, что приближение к цели пути её чем-то тревожило. Странно… Так рваться в своё загадочное Лежнево, взять с него твёрдое обещание, а теперь хмуриться и вздыхать?

Ничего из того, что привиделось в странном сне – или это было предвидение? – на подземном складе так и не происходило. Любые попытки обнять её девушка пресекала, не грубо, но выскальзывая из-под руки Врана. То чтобы поправить одеяло, в которое был завёрнут Санчо, то сделать ещё что-то мелкое, вовсе не нужное именно в этот момент.

Вран в другой момент начал бы злиться, но сейчас хватало поводов для иных эмоций.

Он всё время чувствовал присутствие напарника, хотя состояние Санчо не изменилось: очень редкий пульс, не больше тридцати ударов в минуту, да и то его ещё нащупать надо, слабый, ниточный. Редкое дыхание. Неприятный, какой-то землистый цвет кожи, даже на ярком солнце делающий наёмника похожим на мертвеца. И – конечно же – никакого движения. Просто кукла в форме человека, которую они время от времени переворачивали по вечерам, а Кая даже пыталась делать массаж.

– Пролежни иначе будут, – объясняла она неумелое растирание рук и ног больного. – Давай, помогай!

Никто из них не обсуждал самого поступка Санчо. В конце концов, не мог тот предвидеть, что позволение располагать им по команде инквизитора выльется в настолько страшную ситуацию. Да и сам пострадал первым…

Если бы не гибель Клима, Вран бы вообще плюнул и забыл: вины Санчо не было. По крайней мере, сознательной вины – точно.

Вот и сейчас они с Каей остановились в сумерках возле небольшой рощи, одной из редких уже посреди бескрайних полей. Девушка возилась с наёмником, а Вран обошёл окрестности с автоматом в руках. Эдакий дозор, хотя боец из него по-прежнему так себе. Никого крупнее зайца не встретил, да и тот, наверное, привиделся – мелькнуло что-то серое на опушке и пропало. Может, одна из бесчисленных диких собак, кто их разберёт. Раз не стая, бояться нечего.

Вернулся обратно к повозке, помог перевернуть тело, растереть. Никаких новостей.

Выбрался наружу, привычно потрогал одно из пулевых отверстий в дверях. Дырок хватало, что и говорить. Жаркая была встреча с отрядом покойного примас-майора, утопи его духи, пока Маньяка ловили прострелили везде.

И лошадь одну менять пришлось, завалили.

Клима они с Маньяком и Заморочью похоронили там же, в лесу за избушкой, где и случился бой. Везти в Излучье было невозможно, а оставлять память о брате на базе врага Врану было тошно. Поэтому вырыли могилу, пока Дамиан со своими людьми ждали в стороне, прячась от жаркого солнца в тени деревьев, уложили в неё завёрнутого в чью-то из погибших запасную рясу Клима. Кая пропела длинную грустную песню духам, в которой слов было меньше, чем тоскливого воя волков и далёких перекатов грома – уж непонятно как, но получалось у неё подражать звукам здорово.

Вран с Маньяком встали у неровного бугра, кучи земли, которая через год уже просядет, стараясь примять гниющие останки, дали прощальный салют из двух стволов.

Что могли – то и сделали. Большего брату, которого так тяжело искал и так отвратительно легко потерял, Вран сделать не мог.

– Понимаю, что не ко времени, – подошёл к ним Дамиан, сняв фуражку и осенив себя святой седмицей. – Но у меня есть короткий разговор.

Маньяк отошёл в сторону, вытирая испачканные землёй руки. Заморочь, скалясь по привычке – это была даже не улыбка, именно звериная демонстрация клыков – что-то тихо рассказывал ему на ухо, изредка охая – грудь от пинка Зайцева болела нещадно. Кая осталась у могилы, раскладывая на склоне маленького искусственного холмика узор из веток, листьев и стреляных гильз.

Издалека это напоминало нечто вроде раскрытого глаза, окружённого неровными овалами с расходящимися в стороны лучами. Странная картинка, но пусть. Она должна знать, что делает.

– Вы нас спасли, чтобы тоже посадить в тюрьму? – попробовал угадать Вран.

– Нет, юноша. Я вас всех… – Дамиан краем глаза посмотрел на могилу, на лежащего прямо на земле в стороне Санчо, по-прежнему недвижимого и почти мёртвого. – Почти всех спас не для этого. Мне даны огромные полномочия лично Его святостью, я мог бы не только посадить вас в тюрьму, но и вообще расстрелять на месте. Никому, кроме Папы, даже не объясняя своих мотивов. Но делать этого, разумеется, не стану.

Он замолчал. Фуражку на голову так и не надел, ветерок трепал короткую аккуратную стрижку. Дамиан взглянул вверх – то ли в голубое чистое небо, то ли любуясь хищным силуэтом «Его Святости». Якорь был сброшен, двигатели сейчас молчали. Сигарообразная туша медленно поворачивалась вокруг своей оси.

– Я не скрою, – продолжил он. – Вы, лично вы, Вран, мне очень нужны. Я хочу предложить вам… работу, наверное. Службу. Уже сейчас, как я понимаю, вы открыли в себе способности Проводника. Это прекрасно. Это уже высокий статус в нашей иерархии, хоть и не звание инквизитора, но… А, впрочем, в капитан-викарии я могу произвести хоть сейчас. Для начала. Хотите?

– Нет, – ответил Вран. На душе у него было пусто, словно он заглянул в колодец: без дна, без воды, просто сужающееся где-то в бесконечности ничто. Родных на белом свете больше не осталось, надо было привыкнуть к этому и жить дальше. – Не хочу. Я вообще не хочу работать на инквизицию. Вы не все одинаковы, но ваша… организация, так, наверное? отняла у меня дом. Отняла всех родных – отца, брата, сестру. Лучших друзей.

– Я понимаю…

Дамиан замолчал. Уговаривать сейчас, заманивать, давить на парня было глупо.

– Что вы будете делать дальше?

– Кая сказала, что Санчо могут помочь только шаманы. Там, на востоке. К тому же я обещал ей провести её через Полосы в Лежнево. Одно к одному.

– Да… Одно к одному, – эхом откликнулся боевой епископ. Он примерно понимал, что всё это означает. Что этот раунд большой игры явно остался за шаманами, которые достигли своей цели – заполучить парня. На время, но они сделают всё, чтобы навсегда. – Вы всегда выполняете обещания, Вран?

– Да. Если могу.

– Отличное качество… Давайте честный обмен: я вас отпускаю, все розыскные листы отзываются, обвинений больше нет. Вы вольны вернуться потом в Излучье, я дам денег, восстановите дом и можете жить там. Или работать вольным Проводником. Диким, они так себя называют. Но взамен я возьму с вас одно обещание, идёт?

– Смотря какое…

– О, несложное в исполнении. Вы обязательно вернётесь обратно, найдёте меня, и мы поговорим обстоятельно. Поверьте, мне есть что предложить. Есть.

Вран помалкивал, краем глаза рассматривая инквизитора. С одной стороны, тот понравился ему прямотой и решительностью, да и отличало его что-то от этих бесконечных тупых «патеров», с другой – это человек из стана врага. Хитрый, ловкий, умный. Но враг ли он лично Врану – духи знают.

Возможно, что нет.

– Хорошо. Я обещаю вам вернуться и поговорить. Но вот когда это будет…

– Не беспокойтесь. Когда получится – тогда и вовремя. Жизни наши, надеюсь, будут достаточно длинны для ожидания. У меня дел сейчас и так невпроворот.

На том и расстались, не то, чтобы друзьями, но и не врагами – определённо.

Маньяк разрывался между двумя друзьями – идти с ними на восток, чтобы спасти Санчо? Или вернуться на базу, дождаться выздоровления Горца, с которым был дружен?

Выбрал второе: и нога ещё болела, и вообще… Почему-то страшно было соваться в окутанные жутковатыми легендами восточные земли. Не сразу выбрал, помог, конечно, погрузить пребывающего в коме командира на повозку, постоял рядом, что-то шепча возле лица Санчо. Потом решительно махнул рукой и сказал, что остаётся. Заморочь просветлел лицом, закивал. Тоже какие-то планы строит на оставшихся наёмников? Да и пусть. Его выбор и его право.

– Я тоже это… Тут останусь, парень, вроде на базе есть знакомые. Не успел толком узнать, а сейчас время будет. Эй, господин инквизитор! А я-то свободен? А то мало ли…

Дамиан нахмурился, бросил взгляд на Врана, но кивнул.

– Всем амнистия. От всех грехов. Но если попадёшься, расписной, как там тебя звать… судить буду строго. За новые, конечно, за новые поступки.

Заморочь обрадовался. Кто его знает, что у него за душой, поэтому такой вердикт более чем устроил вора.

Так и получилось, что ехали они на восток втроём. Если считать Санчо за человека, конечно, в его выздоровлении младший лекарь отряда инквизиторов, наскоро осмотревший пациента, например, вовсе не был уверен.

Когда костёр разгорелся и котелок начал парить, закипая, Кая достала несколько банок тушёнки, довоенных ещё времён, с сомнением осмотрела их, что-то шепча, выкинула одну в кусты, не вскрывая. Потом Вран открыл две оставшиеся, высыпал мясо в кипяток, помешал. Потянуло вкусным – как бы все хищники округи не сбежались.

– Кая… – юноша не знал, что хотел сказать. Просто приятно было называть её по имени. И не было между ними ничего, и, возможно, не будет, но он чувствовал тепло в душе, глядя на неё.

– Что, Вран? Только не о любви, не надо… Давай я лучше признаюсь в одной вещи.

Парень напрягся. Очередное предательство? Или суровая правда, что Санчо не помочь?

Кая смотрела на огонь. Тени плясали вокруг, но высвечивая ярко её точёное лицо, высокие восточные скулы, то погружая почти во мрак, лепя маску не хуже шаманской.

– Я уже была в Лежнево. Я вам тогда соврала. Почти всю жизнь рассказала честно, что родилась у моря, училась у тётки Цовинар – это правда всё. Но потом я дошла до Круга шаманов, год назад. Просила Проводников, подкупала, отдавалась, всяко было. Духам это всё равно. Мне самой… ну, неприятно было идти, да.

Врана неприятно резануло это «отдавалась», он, конечно, предполагал, что у Каи была жизнь и до их знакомства, длиннее и насыщеннее, чем у него, деревенского мальчишки, но вот так услышать…

– Они приняли меня как родную. Там, на востоке, вообще не так всё. Больше свободы, больше приязни между своими, нет этой злости и грызни за пару золотых, как в землях инквизиции. Все равны. Но и равнодушнее к тебе, если не заинтересованы. Это ты всё увидишь скоро. Я не о том. Меня приняли в Круг. Не Первой Говорящей, и даже не второй – бедняга Шенге был Вторым, духи сказали, что он умер после вашего прихода в тюрьму. Так, одна из полусотни Говорящих. И меня послали сюда, к вам, чтобы я привела тебя на восток. Так вот получилось.

Она пошевелилась, словно отгоняя назойливые тени.

– Ты хороший парень, Вран. Но… У нас ничего не будет. У нас разное будущее.

– Но я же видел…

Она тихо рассмеялась.

– Тебе что-то показали духи? Они это могут. И как я в постели?

Она встала – или ему только показалось, что встала, а на самом деле качнулись тени костра? – и тихонько запела. Сейчас в песне не было слов. Не было шума ветра и треска грозы, только переливы серебряных струй у родника, только обволакивающая всё тихая мелодия.

Вран поднялся и подошёл к ней: да, она действительно стояла, раскинув широко руки и словно обнимая его, эту землю, всю внезапно наступившую ночь. Он, не задумываясь, обнял её, Кая обхватила его руками, крепко, словно вцепившись в спасителя.

Повела в сторону от костра, не прекращая петь, подталкивая к небольшой полянке в полутьме. Подальше от огня, от тела Санчо, от медленно выкипающего супа. Всё это только мешало. Ей одной или им двоим – иди разбери.

– Пойдём…

В спину Врана смотрели крупные звёзды, ему казалось, что он ощущает их свет кожей, хотя видеть никак не мог – перед ним было лицо любимой, разметавшиеся чёрные волосы, чуть прикушенная нижняя губа и закрытые поволокой глаза.

Он двигался навстречу ей, она подхватывала танец, прижимаясь всем телом. Что-то древнее не только смешных человеческих слов, но и мудрости духов захватило их в водоворот, качало невидимыми волнами, шептало в уши.

Вран целовал её тело, спускаясь всё ниже, всё дальше. В лунном свете пятнышком блеснула родинка – та самая, под левой грудью. Определённо, она напоминала букву неведомого языка, на котором юноша хотел бы говорить. Только с ней, всегда только с ней.

Кая выгнулась, шепча и напевая одновременно, словно у неё было сразу несколько языков, словно незримый хор подхватил и разукрасил её слова. Набросал осколки музыки и залил шелестом далёкого моря её голос.

– Я. Тебя. Люблю.

Он ли это говорил, она ли… Вран и сам не смог бы сказать наверняка. В голове всё перемешалось, он не видел сейчас ничего, словно от яркой вспышки – только перед глазами бродили расплывчатые круги, цветные полосы и удаляющиеся чёрные звёзды на густом фиолетовом фоне.

– Не говори… Молчи.

Он пришёл в себя много позже. Костёр почти погас, от котелка тянуло пригоревшим мясом. Вран был одет – вся эта феерия привиделась, все разбросанные по полянке вещи, улыбка, родинка, движения, старые как мир. Вот оно как…

Кая замолчала и улыбнулась.

– Только так? – наконец тихо спросил парень.

– Да, только так. Извини. Но мне тоже было очень хорошо.

Вран пошевелился. Есть вообще не хотелось, тело было словно выжато огромными катками, сплющено, а потом вновь наполнено живительной силой.

– А кто такой Трод, Кая? – вдруг спросил он. Надо было срочно говорить, спрашивать, вытеснять из мыслей то, чего и не было, но… что было так сладко. – Кто его люди? Зачем я им?

– Дух, конечно, – словно удивляясь вопросу, ответила девушка. – Дух из нижнего мира. Но ты не с того начал. Скажи, что такое Полосы?

– Да кто их знает. Препятствия какие-то, мутные, со своими причудами внутри. Мне достаточно, что я могу через них пройти. Провести людей. Повозку вот нашу – без проблем. Наверное, и целый караван могу, не думаю, что это сложно.

– Какой ты примитивный всё-таки… А ведь это самое важное, Вран. Полосы – это открытые в наш, средний, мир врата. Тебе же это должны были говорить… Крепости, если хочешь, духов, где им легче всего пребывать. Там всё перемешано, есть гости из нижнего, есть – реже – из верхнего миров. Духи природы набираются там сил. Эти жили здесь и раньше, но, кроме шаманов, их никто не видел. А шаманов до войны считали деревенскими мошенниками, чем-то вроде целителей в телевизоре. Мне тётка Цовинар много рассказывала, как оно было. Медицина, наука, космос… В это люди верили массово, а тут какие-то духи. Чушь и суеверия. Так было, пока не включили в судный день щиты Орсона по всей земле.

– Всё-таки дело в них?

– Конечно. Саму идею тому австралийскому мальчику нашептали духи аборигенов. Ну, ты видел же в книжках – кенгуру, бумеранги, проколотые костями носы и маски из глины. Смешные… И страшные. Духам невыгодна гибель человечества, на ком они тогда станут кормиться? Вот и подсуетились. А люди… Они в своих богов-то уже не верили, куда там опускаться до первобытной чепухи. Зато щиты Орсона – на их взгляд серьёзная затея. Ха… Конструкция, чертёж, электропитание, государственная тайна и военное применение. Тех-но-ло-ги-я.

Она снова засмеялась, тихо-тихо и очень грустно.

– Мы боялись радиации, а выпустили на волю куда худшее зло. Ты просто не умеешь говорить с ними, что и хорошо. Редко слышишь. А я вот умею. И плачу за это страшную цену. А Трод – мятежный дух, пошедший против течения. Сложно объяснять, ты вряд ли… В общем, его носителем стали его сторонники. Ты же видел, как он выглядывает из ладоней?

– А я ему…

– Зачем? Он верит, что сможет править миром, отнять пищу у других духов, через тебя и обычных Проводников стать царём земли. Глупец. Но, как и глупцы-люди, обладающие властью, очень опасный.

Вран поежился. На смену дневному пеклу пришла промозглая ночная прохлада.

– Обычных Проводников? А я какой-то особенный?

– Ты – хороший. Просто ещё очень и очень юный. Всё узнаешь в своё время, совершишь свои ошибки, сделаешь свой выбор на всех перекрёстках. Я не стану сейчас ничего больше говорить. Пошли проверим Санчо и – спать.

Вран встал, подхватил с земли автомат. Тот был холодным и неприятно липким на ощупь.

Кая с сомнением посмотрела на спутника:

– Зачем тебе это холодное железо? Твоя сила в другом.

– Пока я узнаю, в чём она – со всеми вашими тайнами – я сдохну без оружия. Пусть будет.

Утром Вран уже и не знал, что это было ночью между ними с Каей. Сон? Вряд ли. Какие-то шаманские штучки? Как она говорила: духи показали… Мучительно хотелось раздеть девушку, просто убедиться, есть у неё эта странная родинка, где он запомнил, видев уже дважды, или нет.

Но это было, конечно, глупо. Жестоко, по-детски и совершенно неуместно.

– Скоро будет заброшенная мельница на реке, – как ни в чём ни бывало сказала Кая. – Поглядывай по левую сторону от дороги. Надо будет свернуть к ней.

– Воды набрать? – догадался Вран. – Так это в любом месте можно.

– Не только. Увидишь сам.

Полоса нависала над ними с середины прошлого дня, становясь всё ближе, всё массивнее. Хотя Вран и вырос недалеко от подобной, именно здесь ему стало не по себе. Привычное серо-белёсое мерцание было прочерчено где-то в глубине вертикальными тёмными столбами, словно сперва появилась некая гигантская колоннада, а потом уже её окутал туман Полосы.

Мельница, от которой остались, честно говоря, одни воспоминания, показалась слева, когда он уже подумал, что Кая ошиблась и ничего здесь нет. Выстроенная чуть ниже по течению искусственного порога, водопадика высотой чуть больше метра, она уже лишилась и колёс с лопастями, когда-то бодро стучавших по воде, и крыши, да и большей части стен. Так, гнилой зуб на реке, который ещё года три-четыре – и вовсе развалится на части, слившись с дикой природой. Развалины поросли кустами, невысокими деревьями, иной раз торчащими из грубой кирпичной кладки.

– Ага, отлично! – соскакивая с повозки, сказала Кая. – Давай туда поворачивай. Пусть лошади попасутся, у нас есть небольшое дело.

Чуть в стороне от развалин торчало невысокое кирпичное сооружение: железная дверь в куске стены, накрытая сверху ржавыми листами. Эдакая башенка чуть выше пары метров, напомнившая Врану выход из вентшахты подземного склада. Она тоже заросла со всех сторон, но подойти можно. Даже дверь, которую Вран рванул на себя по просьбе Каи, открылась. Хотя и не с первой попытки, мешали корни на пороге.

– Фонарь там в вещах есть? – спохватилась девушка. Вран заглянул в пахнущую сыростью темноту, куда уходили стёртые ступеньки, задумался и кивнул.

– Да. У Санчо в рюкзаке.

Он принёс фонарь, бросив тревожный взгляд на напарника. Как мёртвый. Совсем как мёртвый, надо же было так влипнуть.

Посветил вниз. Ступеньки, повинуясь причуде давно покойных строителей – а всему этому было лет сто, не меньше – уходили влево, не видно, что там.

– Не бойся. Там никто не живёт. И мин нет. Это… просто склад перед проездом в наши земли. Наш шаманский склад, такое бывает.

Это действительно было место хранения вещей. Причём набор их был настолько странным, что Вран слегка растерялся: тюки с упакованной, увязанной в пластиковые мешки – он открыл первый попавшийся – зимней одеждой, полушубками, валенками, шапками и рукавицами. Чуть дальше у стены лежали непонятные штуковины. Тоже пластик, но что это за чертовщина, понять было невозможно. Типа очень длинных и очень узких лодок, загибающихся вверх с одной стороны.

Да нет, какие там к духам лодки! В середину и ребёнок не поместится.

Дальше стойка с оружием – каждый автомат в своём непромокаемом чехле, с отстёгнутым магазином, но угадать несложно. Ящики с патронами. Потом – для контраста, что ли, – кованый треножник типа того, чем пользовался внук Мурова, храни духи его внутреннюю суть, куда бы она ни улетела. За ним свёрнутые цепи, стеллаж с разной чепухой, типа ёлочных игрушек, блестящих ленточек и целой коробки светоотражателей, какие раньше вешали на колёса велосипедов.

– Нам надо будет взять полозья, – уверенно сказала Кая. – Там без них совсем туго. Они хитро устроены, колёса сами въезжают и потом стопорятся вот этими зажимами. Была телега – стали сани. Оденься потеплее. Не смотри, что на дворе лето. Это оно здесь так, там нет.

Вран чувствовал какой-то розыгрыш или шутку, но девушка и сама выбрала подходящий мешок, вытряхнула шубку, шапку и обувь. Стала одеваться.

Для шутки всё это было сложновато и неуместно. Парень проверил несколько мешков, выбрал подходящий полушубок, завязывая просмотренные как было – двойным узлом. Сырость к одежде не пробралась, всё было прохладным из-за подвала, но совершенно сухим. Сбросил сапоги, обувшись в разношенные удобные валенки. В Излучье такие дед Степан валял из козьей шерсти, но у него они выходили кривыми. А здесь мастер делал. Шапка. Другая. Из-за бритой головы все были велики, но подобрал хорошую.

– Рукавицы не забудь. Готов? Понесли полозья, один не справишься.

Вытащили наверх диковинную пластиковую конструкцию с металлическими зажимами крючками внутрь. Примерились к повозке: по длине нормально. Чуток вперед будут выступать изгибами, но это не страшно. Прикрепили сзади, где предполагался багаж, кое-как, но тут и ехать не особо долго.

Вран дернул вожжи, отрывая лошадей от сочной травы, фыркнул и вывернул повозку обратно на дорогу.

Полоса лежала прямо перед ними. Проводник чмокнул и погнал лошадей вперёд, не рысью, конечно, но и не сонным шагом. Духи ведают, что там за Полосой, но откладывать встречу не стоило.

Туманный кисель облепил их со всех сторон, уже привычно – таких Полос от базы досюда они пересекли пять. Недели две в пути как-никак.

Но дальше начались отличия. Нет, обычное для Полос ощущение, что едешь под неизмеримо высокими сводами некой арки осталось, как и уходящие в стороны дорожки, тропинки и проёмы, видимые только Проводнику – Кая сидел рядом, явно не видя ничего, кроме тумана. Шуршала под колёсами обычная на вид земля, но брось что-нибудь рукотворное – впитает на раз. А вот нашлёпок на стенах, светящихся багровым, не было видно ни одной.

Как ехать-то, маршрут не размечен…

– Правь по белым спиралям вверху. Ты должен увидеть, – будто подслушав мысли, сказала Кая. – Это инквизиторы дураки, самый простой способ выбрали, человеческой кровью размечать тропу. Мы так не делаем. Дым, наговоры, но уж никак не кровить в доме голодных духов, потом и не знаешь, что от них ждать!

– А почему не все шаманы – Проводники? – спросил Вран.

– Это вообще не связано… Мы не знаем. Вы сами по себе, мы сами. К тому же я женщина.

Вот и поговорили. В зимней одежде было жутко неудобно править лошадьми, жарко, да и к тому же мешал полушубок, всё время сковывая движения.

Вран вдруг вспомнил об одном невыполненном обещании, натянул вожжи. Лошади послушно остановились под очередной дымной спиралью, размечающей путь. Проводник неловко слез на землю, потоптался, уминая сползшие было валенки, сунул руку в карман и достал эмблему. Ту самую, войск РХБЗ.

– Спасибо за помощь, – сказал он тихо.

Из-за привычного хора голосов, шёпота, стука капель и завывания ветра, преследующих его в каждой Полосе, он и сам себя еле услышал. Наклонился и положил на землю. Маленький кусок металла вздрогнул, будто попавшая на горячую сковородку капля воды, подпрыгнул, уходя в жадную землю боком. Дёрнулся и скрылся из вида окончательно.

– Будь здоров, – хмыкнул на прощание дух неизвестного солдата и замолчал. Наверное, навсегда. Здесь, со своими, найдётся о чем поговорить и без людей.

Кая слепо оглядывалась, пытаясь понять, что делает Вран. Его-то она видела, а вот ни земли под колёсами, ни эмблемы, ни крутящихся над головой спиралей не различала.

Туман, туман. Везде туман.

– Поехали, – вернувшись к поводьям, сказал её спутник. Поправил шапку – всё-таки наползает на глаза, зар-раза! – и тронул с места.

Через полчаса езды впереди посветлело, верный признак скорого выхода из Полосы. Потом лошади нервно зафыркали, отворачиваясь, и повозка выехала на занесённую снегом по ступицы дорогу.

Яркое солнце, тепла от которого, впрочем, не было ни грамма, подсвечивало весёлый танец снежинок, слепящие глаза ледяные поля возле дороги с обеих сторон, царство кажущегося вечным зимнего праздника.

Холодно было как в аду.

– Добро пожаловать домой, Вран, – поднимая воротник, сказала Кая. Торжественно, глубоким голосом, но весь пафос момента сбивал одна мысль Проводника.

Сейчас бы повернуть обратно и ускакать. Не нравился ему такой дом.