Эпилог

Хрен редьки не слаще.

И, хотя последнюю давно уже никто не выращивал, бывший генерал-кардинал, а ныне жалкий патер-лейтенант Лютополк примерно представлял её вкус. Что-то горькое и злое, как вид отсюда, с одной из крыш безумного храма Святой Седмицы на окрестности базы.

Коробки казарм, лишайники трущобных домишек внизу, на скорую руку восстановленный кусок ограды – вон видные обгорелые брёвна и плевок новой, блестящей на солнце колючей проволоки поверх. Торчит флаг над больше не его резиденцией, полощет ветерок синий стяг с серебряной седмицей по центру. Адски хочется выпить, на это глядя…

Но это там, вдали, а вокруг – безумные наплывы и наросты, шипы и ямы изломанной крыши самого храма Седмицы. Глядя на эдакое, даже Лютополк с тоской вспомнил повсеместно закрытые после войны православные церкви. Духи знают, как оно там с Богом, есть он, нет, но золочёные маковки явно приятнее на вид, да и внутри имелись шансы жить не во грехе, а наоборот. Красиво там было.

Ограды у крыши не было. Скат под небольшим углом обрывался пустотой, можно было подойти ближе, сделать шаг, ещё один, и…

Там метров пятнадцать, уж ему всяко хватит.

Лютополк с ужасом одёрнул синюю рясу, застиранную, со следами штопки на рукаве: всё прежнее имущество было казённым, оно и отошло новому члену Конклава, будь оно неладно, его превосходительству Дамиану. А он, один из вернейших слуг Папы, его опора в сложные времена, оказался здесь и нищим. Произносить вымученную проповедь, в которой не мог изменить ни слова, скрипеть зубами, пить горькую со служками и мучительно ждать – то ли цирроза, то ли неведомых изменений к лучшему.

На самом деле ждать было решительно нечего.

Из патер-лейтенантов он не выберется никогда.

Это уже было падение почище прыжка с крыши, это уже была смерть, просто растянутая во времени лет на двадцать. Он довольно молод, есть шансы протянуть такой срок. Если пить поменьше, заняться чем-то, собрать в кулачок всю силу духа, которая оставалась.

Лютополк сплюнул, испачкав крышу длинным росчерком слюны.

– Будьте вы прокляты… – неопределённо сказал он. Упоминать кого-то было слишком опасно, наверняка за ним следили и сейчас. Подслушивали. Подсматривали. Папино милосердие, когда провинившихся ссылают с резким понижением в чине куда подальше, не переходило в глупость – такие люди оставались под присмотром навсегда.

Мало ли что.

Он снова посмотрел вниз, на дорогу. Хоть какое-то развлечение в его жизни, забираться повыше и смотреть, лелея сомнительную возможность оборвать всё и разом. Он потеребил бородавку на похудевшем без привычной обильной еды лице и снова глянул вниз.

Со стороны жилых домов медленно катила подвода. Одна лошадь, возница, но вместо привычного нагромождения припасов или бочки с водой – единственный пассажир. Фигурка в синем, неразличимое отсюда лицо. Не иначе, проверяющий. Такой же убогий, как и сам Лютополк, по долгу службы отправленный осмотреть, опросить, проверить расход свечей, паршивой серой муки грубого помола, запасов вина и состояние храма в целом.

Можно подумать он, патер-лейтенант, спёр крышу или успел пропить сложное сооружение для казни добровольцев, железную шипастую изнутри седмицу.

Но… В любом случае инспектора надо встретить. Всё равно такие визиты заканчивались мрачной молчаливой пьянкой в подвале храма, где теперь и была комнатка местного патера. Даже это он не мог изменить: он обязан жить именно там, не меняя мебели, не внося никаких улучшений.

Радикулит от сырого подвала?

Нужно больше молиться, патер, ваше здоровье в ваших руках. Так уж суждено. Цена за ваши прегрешения перед Его святостью столь велика, что искупление можно и нужно считать излишне мягким. На следующую жалобу никто просто не ответит. А назойливость будет караться десятком плетей за каждый, по числу листов прошения.

И это он уже проходил.

Но проверяющего, конечно, нужно было встретить со всем почтением. От него могли зависеть отзывы о новом месте службы, о прилежании и старательности патер-лейтенанта. Всякое могло зависеть. Есть места службы и хуже: на южной границе под начало дадут десяток коричневых – и вперёд. С героическим усилием превозмогая.

Лютополк плюнул ещё раз на ржавую жесть крыши и пошёл к лестнице вниз. С первого этажа ему уже махал рукой служка, привлекая внимание, но бывший генерал-кардинал и так спешил.

– Ваше…

– Уже не моё. Патер-лейтенант, нам обращения не положены, – сухо сказал Лютополк. Ему мучительно хотелось выпить, хотя ещё утро, даже двенадцати нет. Нарушение было бы невелико, предыдущий настоятель вообще не просыхал, но не стоит. Не надо. – Какими судьбами, уважаемый советник?

Прибывший поправил фуражку, горько вздохнул.

– Увы, тоже нет. Личный приказ Папы. Так что и я теперь не советник Венецкого князя. И не примас-майор, а вот… Как и вы. Хоть имя оставили, спасибо.

Патер-лейтенант Алексей, с чьей подачи и был так кроваво организован рейд инквизиции в Излучье для поимки сына кожевенника, зло оскалился. На его породистом лице это выглядело особенно страшно.

– Крепко нам подгадил этот мальчишка. Кто же знал, что там надо было действовать деликатно, мол, пророчества, то-сё. Я же думал – обычное быдло.

Лютополк слушал его молча. Пока старинный знакомый, по его же протекции и поставленный когда-то советником князя, ничего опасного не сказал, но мог. Стоило бы отойти подальше от внимательных ушей послушников.

Само это слово… Раньше он и сам думал, что «послушник» это производное от «послушания». Ничего подобного. Это от слова «послушать». Сделать выводы, написать и отправить донос, вот их работа.

– Да-да, – неопределённо ответил он приезжему. – А пойдём-ка, милый друг Алексей, винца тяпнем? Что-то в воздухе сегодня, видимо… Сосёт под ложечкой. Без пары стаканов никак.

Нечто странное было в этом неожиданном приезде. Да и сам вид бывшего советника, понурый – ещё бы, пинком с непыльной должности и на два звания вниз, – но загадочный: вон глазами сверкает, навевал некоторые мысли.

Какие-то новости? Но почему он не узнал о них раньше, всё же знакомства остались на всех этажах. Промах промахом и явное негодование Папы – это само по себе, некоторые отвернулись, но для большинства он, Лютополк, оставался величиной. Хоть и в изгнании.

Выскочку Дамиана не любили больше.

Они прошли в каморку в подвале. Попутно настоятель разогнал по делам всех служек, старательно следя, чтобы ни у одного чисто физически не было возможности прослушать их разговор. Сложно пробраться в соседнюю с ним комнатку и прильнуть ухом к трубке, если тебе задали вычистить свинарник. А какой-то аппаратуры в подвале не было, да и быть не могло, не та он цель, чтобы тратить на него дорогущие микрофоны.

– Осторожно, сундук, не отбей ногу! Сейчас свечи зажгу, постой.

На сундуке, в котором хранилось парадное облачение настоятеля для семи главных праздников в году, Лютополк и спал. Сперва думал поставить кровать, но и тесно слишком получалось, да и – как выяснилось – запрещено правилами. Хоть не стоя спать велели, благодетели. С них бы сталось.

Стол, стул – в наличии только один, он отдал его гостю, присев на сундук, – две бутылки паршивого вяземского из кислых яблок, стаканы и одинокая свечка, чьё пламя плясало от каждого движения двух довольно тучных людей. Ну и хлеб с луком на закуску.

– С приездом, Лёша! – с удовольствием чокнувшись стаканом и с ещё большим наслаждение выплеснув в рот сразу половину, зажмурился Лютополк. – Хлеб вон бери. Здесь можно нормально разговаривать, излагай.

Алексей аккуратно отпил пару глотков, скривился, но молча закусил, хрустя луковицей.

– Ваше превосходительство… Я уж как привык, простите. Думаю, звание вернётся, если всё получится, как задумано. Папа очень плох…

– Его последние лет сорок всё хоронят, это не новость. Но Его святость и сейчас крепче многих, – верноподданно откликнулся Лютополк и допил стакан. Жадно, проливая кислые капли на рясу, и не обращая на это внимания.

– Папа очень плох. Это достоверные сведения. И Конклав соберётся для выборов нового главы государства и церкви не позднее, чем через месяц.

Лютополк покрутил в руках пустой стакан и решительно налил его по новой. До краёв.

– И что с того? Я теперь не в Конклаве. Да и без Зайцева я теперь… Сукин сын, конечно, но это был дельный мерзавец.

– Другие генерал-кардиналы настроены вас вернуть. В обмен на… некоторые уступки, и, конечно, отказ от претензий на главный пост. С бойцами тоже помогут.

– А Дамиан?

Алексей поскрипел стулом, устраиваясь удобнее. Пламя свечи дрогнуло от его попыток, заплясало, приведя тени вокруг в движение. Даже ни во что не верящему Лютополку показалось, что из теней внимательно смотрят чьи-то лица. Не вполне человеческие, суровые, с грубыми чертами животных, торчащими зубами.

Он провёл рукой перед глазами, отгоняя морок.

– Об это я и приехал с вами поговорить.

Воронеж, центральные кварталы,

июль-август 2020 года

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0, автор StockSnap