22. «Его Святость»

Вран вернул пулемёт на место.

Пусть уж так стоит, раз Санчо поставил, пусть… Была в этом некая вселенская справедливость, хотя сам напарник сейчас валялся полуживым бревном у стены избушки, его Кая оттащила в сторону от погибших. Заморочь так и пыхтел напротив, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Получалось с трудом. Кая пыталась сделать хоть что-то, её красивое лицо покрылось испариной, неестественно крупные капли стекали по лбу, будто шаманку облили водой, и теперь вся влага собиралась вместе и стекала.

Медленно, мешая смотреть.

Странно, но атаки так и не было. Вран видел, как послушники доставили какого-то барина в белой рясе – большая шишка в инквизиции, определённо так. Видел пленение Маньяка. Жизнь так и кончится здесь, в избе, рядом с мёртвым братом.

Ждать больше нечего, помощи не будет. Он попытался достучаться мысленно хотя бы до духа неизвестного солдата, сжал в кармане эмблему, чтобы спросить, попросить… Но и это было напрасно. Тишина. И только неровное дыхание трёх оставшихся сравнительно живыми людей.

Небо, окрашенное рассветом в красно-жёлтые тона, медленно поднимающиеся с востока, чтобы победить темноту, лежало над лесом как одеяло. Куда ни глянь вверх, насколько позволяло узкое окно избушки – небо. Только вот в нём появился неясный шум, никак не свойственный ранним пташкам, гул издалека, да и чицы удивлённо смотрели на север за верхушки деревьев. Привычные много к чему, в этом приближающемся нечто они явно слышали некий вызов: что за?…

– Что за хрень? – громко поинтересовался генерал-кардинал. – Гроза?!

Капитан-викарий пожал плечами. Наверное, высокое начальство не одобряет такие жесты, желая знать всё и сейчас, а лучше – вчера, но и сказать ему было нечего.

– Не могу знать, ваше превосходительство! Шумит…

На полянке перед домом все замерли.

Даже дюжие послушники, уверенно надевшие уже петлю на шею Маньяку – только затяни туже, да рывком подними над грешной землёй и всё, – приостановили свою скорбную работу. Лютополк в другой момент ругался бы до икоты, а то и велел вздёрнуть самих исполнителей за задержку, но ему было не до того.

Из-за близко расположенных деревьев, рассмотреть источник приближающегося с неба шума было невозможно. Что-то неподалёку, вот и весь сказ.

– Пошлите людей к бронепоезду! – велел Лютополк. – Он на насыпи, оттуда, с крыши, должно быть видно…

Пара послушников из числа тащивших бочонки, устало отступила подальше от разозлённого генерал-кардинала: набегались уже, есть ведь и свежие силы. От облитых самогоном на совесть стен избушки шёл одуряющий запах, пьянящий всех вокруг. На тихую лесную пастораль всё это никак не походило, но дальнейшее и вовсе внесло ноту сюрреализма.

Гул, до того сливающийся воедино, стал ближе, стал более различим. Теперь в нём чётко слышалось мерное механическое постукивание, двойное, наподобие гигантских швейных машинок. Казалось, две швеи решили поспорить, кто лучше залатает небо, и ни одна из них не могла победить.

Кая, полностью обессилев, села возле Врана, скорее, даже упала. Прижалась к рукаву Врана мокрым лицом. Юноша обнял её, прислушиваясь к непонятному стуку. Что бы это ни было, оно отвлекло инквизиторов и от казни Маньяка, и от поджога избушки.

– Я люблю тебя, – шепнул он Кае. Та вздрогнула и помотала головой, так и не отрывая лица от его руки. Не согласна? Жаль нет времени исправить это.

Бронепоезд издал длинный приветственный гудок. Видно эшелон отсюда не было, но звук был мощным, словно раздавался всего в десятке метров.

Небесные швеи трудились вовсю. Только одна стучала, не останавливаясь, а в работе второй наметились изменения. Паузы. Что бы там ни творилось, было это слаженной работой неких механизмов, бесспорно.

Через пару секунд наконец показался и источник шума, грохота и гула. Жаль, но летающих швейных машинок сегодня не завезли – это была огромная серебристая сигара, не меньше сотни метров в длину, с огромной эмблемой святой седмицы возле казавшихся недоразвитыми, слишком маленькими для подобной махины хвостовых рулей, и идущей вдоль всей длины синей надписью «Его Святость».

Дирижабль разворачивался, будто для того, чтобы его смогли как следует рассмотреть и из леса, и наблюдатели бронепоезда. На самом деле, он выходил на дистанцию удара, но вслух об этом не извещал.

– Косая седмица! – ахнул капитан-викарий. – Мужики, вы его тоже видите или мне пора бросать пить?

Судя по колючему взгляду генерал-кардинала, зря он это брякнул. Но и до взысканий сейчас дело не дошло. Возможно, после.

– Экая хреновина… Не знал, что у нас есть авиация.

Лютополк поднялся, рассматривая «Его Святость». Ему срочно нужна была подобная техника в хозяйстве. Надо не надо, а должен быть, как лишнее доказательство высочайшего статуса в системе инквизиции.

– Чицу туда, быстро! Дайте-ка я пару слов набросаю. Кто это такой умный, что летает над моими землями?! И это… Чего ждёте? Вешайте пленного. Да суньте уже кто-нибудь факел в избушку, встретим коллег сигнальным костром.

Послушники засмеялись, приходя в движение. Всё-таки грамотный приказ, отданный вовремя – великая сила, против него никакие дирижабли не играют.

Маньяк замычал, требуя то ли развязать ему рот, то ли просто призывая на головы своих палачей всяческие кары. Один из инквизиторов в чёрном потрепал его по щеке и взялся за грубую верёвку, из которой и соорудили нехитрый подъёмный блок, с давних времён уравнивающий человеческие поступки, действительные и мнимые, с суровой реакцией окружающих.

На огромной гондоле, выгнутой сверху повторяя обводы воздушной машины, и плоской снизу, чтобы можно было сесть прямо на землю, заплясал огонёк. Маленькие искры наподобие точечной сварки: кто бы это мог так развлекаться, даже непонятно.

Впрочем, тайна мгновенно раскрылась.

Один из палачей Маньяка всхлипнул и сложился вдвое как перочинный нож, даже не успев схватиться за верёвку. У второго образовалась непредусмотренная природой дыра во лбу, аккуратная, как прилепленный кусок чего-то ярко-красного. Он упал на спину, остатками головы в лужицу из собственных мозгов.

Маньяк, с накинутой на шею верёвкой, молился об одном: устоять на связанных ногах. Не упасть, казнив самого себе. Развязаться и убежать возможностей не было, но хотя бы выжить.

Вы-жить… Страшное слово, будто воет кто-то.

Дирижабль застыл немного в стороне от поляны. Из люка внизу гондолы полетела бухта каната с массивным якорем на конце, разворачиваясь по дороге, ломая ветви деревьев. Упала на землю. Второй люк, второй якорь.

Судя по всему, «Его Святость» явно не случайно пролетала мимо, прибыла куда надо и весьма вовремя. Бронепоезд вновь прогудел, но на дирижабле не обращали на него особого внимания. Кто бы ни был командиром этой громадины, его интересовала прежде всего площадка возле избушки.

Лютополк заорал, чтобы поджигали домик, но послушники дружно замялись. Если среди высоких чинов есть какие-то разногласия, – а дирижабль никак не мог принадлежать посторонним, – пусть сами и выясняют, у кого яйца крепче. Судьба мгновенно отлетевших к духам палачей Маньяка никого не прельщала.

– Уроды! Предатели! – закричал в бешенстве Лютополк. – Факел мне!

Почему-то факела под рукой не оказалось. Даже пару зажжённых спешно тушили о землю, стараясь не навлечь на себя гнев грозной серебристой сигары.

Тогда его превосходительство вырвал из рук ближайшего инквизитора автомат, неумело передёрнул затвор и выстрелил куда-то в сторону избушки. Просто со зла или пытаясь поджечь облитый спиртом дом пулями – сложно сказать.

Разумеется, он не попал даже в стену: пули прошли мимо, теряясь где-то в лесу, сшибая листья и на излёте впиваясь в стволы ни в чём не повинных деревьев.

Со стрелковой подготовкой у генерал-кардинала даже в юности дела обстояли никак.

– Зайцев! Зайцев, выходи! – вдруг вспомнив о своём помощнике по вопросам силовых решений, правой руке и стальном кулаке, заорал Лютополк. – Выходи, на нас напали!

Оценивал он сейчас ситуацию или полностью впал в некую параллельную реальность – вопрос более философский, чем практический. Капитан-викарий очень вежливо забрал у начальника автомат, пока тот не перестрелял самих инквизиторов.

Тем временем канаты, на которых в лесную чащу улетели якоря, сыграли ещё одну роль: маленькие, словно муравьи, из-за расстояния, фигурки в неприметном серо-зелёном камуфляже одна за другой соскальзывали вниз, пользуясь нехитрым приспособлением, чтобы не обжечь о трос руки. Две, три, восемь. Если посчитать, то десятка три наверняка набиралось.

Всё же дирижабль, при всех своих размерах, не мог перевезти и десантировать роту солдат. Два массивных двигателя давно перевели в холостой режим, они негромко рокотали по краям гондолы, напоминая теперь звуком не швейные машинки, а два запертых в пространствах кожухов сердитых шмеля.

В сторону бронепоезда выдвинулись на пусковых стеллажах ракеты, хищно сверкая острыми головками. Сам эшелон хранил благородное молчание: и молчаливая угроза сослужила службу, да и логика в голове начальника бронепоезда ничем не отличалась от таковой же у инквизиторов на поляне: паны дерутся, а у холопов чубы трещат.

Ну их, мягко говоря, на хрен.

Лютополк тем временем потерял голову полностью. В переносном, разумеется, смысле, но и этого хватило. Отняв у одного из послушников зажигалку, он с трудом, но разжёг её, поднял над головой как некий герой древности, несущий факел. Переваливаясь на опухших толстых ногах, он так и пошёл к избушке. Вран видел его приближение, но заставить себя выстрелить не смог. Растрёпанный, в испачканной-таки чем-то белой рясе, с огоньком в руке генерал-кардинал был и смешон, и страшен.

Но до домика он не дошёл: вверху, на гондоле, вновь вспыхнул огонёк, но не в прежнем месте, а в амбразуре пулемётного гнезда. Крупнокалиберные пули ровной, будто отмеренной по линейке, полосой шлёпнулись поперёк дороги его превосходительства, более чем понятно намекая, что идёт он куда-то не туда. Мягко скажем. Шлепки пуль вырыли в земле цепь небольших ямок, небольших, но вполне достаточных, чтобы похоронить в них мечты, одну за одной.

Лютополк взвыл от досады, бросил зажигалку, развернулся и пошёл к носилкам. Хотелось попасть в уютный кабинет бронепоезда, налить себе бокал вина и выпить его залпом. А потом повторять и повторять дозу, пока блаженная волна не смоет сознание из этого жестокого мира.

Хотя бы на время.

Он взгромоздился на носилки, громко приказав отнести себя в поезд, но и этого ему не дали сделать. Из леса цепочкой, охватывая поляну в полукольцо, выдвинулись те самые ребята с дирижабля – судя по камуфляжу, именно они. При оружии и с самыми серьёзными намерениями. Сопротивляться их визиту, учитывая висящий в небе серебристый аргумент, никто не решился.

Впереди шагал рослый офицер, увидев которого Лютополк заскрипел зубами. Слишком уж знакомое лицо, надо было гораздо раньше приказать Зайцеву избавиться от…

– Ваше превосходительство? – деланно удивился боевой епископ Дамиан, махнув рукой помощнику: тот понятливо кивнул и побежал развязывать Маньяка. – А что это вы делаете в лесах, вдали от сытных обедов и довоенных вин?

Лютополк выругался вполголоса, но ответил сравнительно вежливо:

– Это моя земля. Мой лес и моя база рядом. А вот ты… Что за хамство? И откуда это у тебя, епископ, летающий пузырь?

Дамиан с удовольствием посмотрел на освобождённого наёмника. Маньяк растирал покрасневшие запястья, оглядывался по сторонам, переживая, без всякого преувеличения, второе рождение. В то, что наёмника не повесили, для боевого епископа не было, разумеется, ничего особенно приятного, но как очередная шпилька в толстую задницу генерал-кардинала – просто отличное зрелище.

Крепко он всех достал, крепко.

– Земля, база и всё, что вы там торопливо перечислили, принадлежит Второй инквизиции, а, следовательно, Папе. Вы там в Конклаве, как говорят мои бойцы, края потеряли и рамсы попутали. Вот я и летаю, знаете ли, восстанавливаю справедливость.

Дамиан немного бахвалился: полёт был первым боевым вылетом, до этого «Его Святость» поднимали только дважды для испытаний и тренировок. И Проводника пока на борту не было, проверить идею с пролётом через Полосу не успели. Но зачем это всё знать сломленному генерал-кардиналу?

Верно, совершенно ни к чему.

А вот его превосходительству мучительно не хватало примас-майора Зайцева – кстати, где он, когда так нужен шефу?! Сам Лютополк давным-давно и послушниками-то напрямую не командовал, перекинув эту головную боль на подчинённых офицеров. И теперь, слушая явные издевательства Дамиана, не мог сообразить, что с ним, собственно говоря, делать.

– Почему не по форме? – грозно, как ему казалось, а на само деле довольно жалко рявкнул Лютополк. – Позорите звание боевого епископа! Где ряса? Где фуражка?

Дамиан откровенно ухмыльнулся.

– Можете подать на меня жалобу в Тайный совет Конклава. Или в управление по делам чести инквизиторов, а также в хозяйственную коллегию при генерал-кардинале Варфоломее. Наплодили чёрт знает кого, и думают, что это и есть власть… Хотя я отвечу на ваши вопросы, Лютополк. По порядку.

Его превосходительство онемел.

По имени, без указания званий и регалий, к нему имел право обращаться только Папа. А тут этот молодой негодяй, выскочка, позор высшего сословия!..

Дамиан приподнял клапан кармана на камуфляжной куртке, достал оттуда листок бумаги.

– В руки давать не буду, сожрёте ещё на нервной почве. Итак… Назначается куратором проектов «Игла»… – он ткнул пальцем вверх, имея в виду «Его Святость», – это вон та летающая дура, которая контролирует окрестности. И не только, пару недель и машин у нас будет три. А также проекта «Стиратель»: это пацан, его брат, и вообще, всё, что касается данного вопроса. Подпись Его Святости. Достаточно для начала?

Лютополк был унижен. Лютополк был раздавлен и прибит невидимыми гвоздями к столько же неощутимой окружающими позорной доске. Подпись Папы он разглядел, да и в откровенном вранье Дамиан замечен не был никогда. Всё так и есть, как он сказал.

– Второй вопрос, по поводу формы. Согласно позавчерашнему приказу Его Святости, в инквизиции начата реформа обмундирования, званий и много чего ещё. Я как раз готовлю по его указаниям подробную документацию, но мой спецназ и я лично уже имеем право не носить рясы. Не особенно они и удобные, между нами говоря, только если чрево безразмерное.

Лютополк машинально попробовал втянуть живот, но из попытки ничего не вышло.

– Ну и… Как там любили говорить до войны: абрикос на торте? Не важно, впрочем. Вот ещё один документ с той же подписью.

Он небрежно сунул в карман первую бумажку, извлекая следующую.

– С нуля часов сегодняшнего числа полномочия по управлению Святой Базой 23, прилегающими областями и…

Дамиан поднял взгляд на его превосходительство и сладко улыбнулся.

–…звание генерал-кардинала с правом участия в Конклаве и прочими правами и обязанностями высшего командного состава инквизиции переходят ко мне, Дамиану Мунтяну. Не люблю свою фамилию, она какая-то вызывающая в этих краях, странная, но уж какую родители оставили.

Лютополк пошатнулся. Нет. Нет, нет и нет!

– А я? – пискнул он.

– А вы разжалованы, скотина эдакая. Пьянь в рясе. И поступаете в моё распоряжение. Тюрьмы не будет, не переживайте, просто я найду вам работу по способностям. Будете пищу отведывать на кухне у послушников или двор мести… Да шучу, шучу. Офицерское звание у вас останется. Я, правда, пока не решил какое.

Маньяк во время этого разговора подошёл к избушке и окликнул Санчо. Понятное дело, что отозваться пришлось Врану. Подрывник зашёл внутрь, шагая всё ещё нетвёрдо из-за перетянутых до этого верёвками ног. Побыл внутри несколько минут и выбрался наружу вместе с Враном, неся тело примас-майор. Раскачали и швырнули с крыльца как падаль, подальше от ступенек.

Потом приблизились к беседующим инквизиторам. Вран внезапно оробел, понимая, что перепуганный господин в белой рясе в этой паре явно не главный. А вот Маньяку всё было… по колено, он подошёл вплотную к Дамиану и тихо поинтересовался:

– Вы теперь за старшего, да?

Боевой епископ… да что там, его превосходительство генерал-кардинал Второй инквизиции Дамиан кивнул.

– Спасибо, что спасли нас. А сейчас… Можно я этому упырю рыло сверну?

Дамиан расхохотался. Так нелепо и в то же время справедливо прозвучал вопрос, что он сквозь смех откликнулся:

– Только не до смерти!

Маньяк ударил всего один раз, не рискуя навлечь гнев серьёзного – не чета этим придуркам в рясах – мужика в камуфляже вдумчивым избиением Лютополка. Но удар этот был страшен: жирное тело бывшего превосходительство подбросило в воздух, зубы громко клацнули, явно теряя наиболее нестойких в своих рядах. Униженный, а теперь ещё и избитый инквизитор кубарем полетел на траву, измазывая грязью и зеленью некогда нарядную рясу. С трудом встал на четвереньки, помотал головой, с трудом понимая, что вообще происходит, выплюнул осколок зуба. Потом ещё один. Не удержался и рухнул брюхом на траву, ткнувшись разбитым лицом вниз.

– Заслуженный финал, я так считаю, – негромко сказал Дамиан. Бывшие подчинённые Лютополка помалкивали, в душе полностью согласившись с вердиктом. Спецназ самого генерал-кардинала тоже хранил молчание. Не дело смеяться над улетевшим с пьедестала в грязь противником, не мужской это поступок.

Но Вран уже не смотрел на это, не слушал и не слышал. Он вернулся в избушку и снова присел у тела брата. Всё вокруг пропахло кровью, самогоном снаружи, грязью и болью. Что-то закончилось навсегда, что-то ещё только начиналось, но Клим навсегда останется в прошлом. Его бы похоронить теперь по-человечески, а дальше… Дальше как повезёт.

Он понимал, что спасший их инквизитор на настоящем новом дирижабле – офигеть, конечно, один в один «Гинденбург» со старых фотографий, только куда больше – тоже строил на него, Врана, свои планы.

Не по дружбе же он всё это провернул.

Да и не было никакой дружбы на свете, больше не было. Как и Клима, как Тохи, как Милки… Всё осталось в детстве, которое теперь уже окончательно завершилось. И все новые – он поднял голову и посмотрел на редко-редко, но всё же дышащего Санчо, потом на Каю, друзья – они же не настоящие. Они наполовину.

Потому что им что-то надо от Врана.

Потому как ему что-то от них нужно.

Потому… Да такова жизнь. И не стоит красить её в один цвет, она всегда сложнее, чем сочетание белого с чёрным. Просто надо учиться жить дальше в новом мире. С наполовину друзьями, наполовину врагами. Как повезёт.

– Вран, он тебя зовёт поговорить, – сунулся в избушку Маньяк. – Этот… Демьян. Жёсткий мужичок, но вроде бы дельный.

– Пойду, раз зовёт. Куда ж я денусь.

Лютополк тем временем очухался, отполз в сторону с полянки, подманил одну из чиц. Бессловесные твари, натренированные прилетать именно к нему и ни к кому больше, не понимали изменений в человеческой субординации. Спустились сразу две, одну пришлось шугануть, чтобы не мешала, выпрашивая корм и царапая ему плечо под рясой.

Бывший генерал-кардинал выпросил кусок бумаги и карандаш у одного из подчинённых Дамиана: обращаться к откровенным врагам было больно для остатков самолюбия, но куда денешься. Нацарапал записку Папе с воплем отчаяния, униженными обещаниями, клятвами в любви и верности до гроба. Подвесил в сетку чицы и отпустил посыльного дракончика.

Теперь оставалось только ждать.

Ждать и верить, что в сказанном омерзительным Дамианом была искра какой-то лжи, непонимания и надежды, которую в глазах Папы удастся раздуть в пожар, который спалит и новоявленного генерал-кардинала, и все его затеи.

А «Его Святость» достанется ему, только ему, его превосходительству Лютополку!

Тем временем Папа гулял с собаками. Ранее утро – прекрасное время для общения с настоящими друзьями. Пусть он не мог как прежде вскочить и побежать навстречу чёрной мускулистой молнии, столкнуться с ней в воздухе, повалить и побороться, шутливо дурачась, не обращая внимания на оловянные глаза охраны, десятки которых наблюдали за ним и окрестностями повсюду.

Не мог. Но даже и на прогулочной коляске, неторопливо пофыркивающей моторчиком, выпускающей тонкую струйку выхлопных газов, перемещаться по дорожке, сворачивать, объезжая статуи парка и смотреть на собак было счастьем.

Небо над поместьем Папы, ещё на рассвете чистое, безбрежно голубое, начало покрываться пирожками облаков. Они напоминали о дирижаблях, о проекте «Игла». И о перемене погоды, конечно, от которой уже начинали ныть старые суставы.

Прожить столько лет – не шутка.

Дональд опять потерялся где-то в кустах парка, громким лаем пугая невидимую отсюда дичь. Может, как месяц назад, притащит кролика, положит у парализованных ног на землю, гордо тряся головой: добытчик. Но скорее никого не поймает и вернётся удручённым, так бывало чаще.

Зато Анга умничка, бежит рядом с неспешно едущей коляской, забегая иногда вперёд, рявкает на замаскировавшихся в кустах охранников. Вот метнулась вперёд, подпрыгнула, то ли в шутку, то ли всерьёз ловя посыльную чицу. Та увернулась от щёлкнувших в считанных сантиметров зубов собаки, крутнула затейливый пируэт и села на подлокотник – Папа терпеть не мог их посадок на плечо.

Почтовая и напрямую? Интересно. Кто-то из Конклава. Или Дамиан…

Интересный он парень – его святость так называл всех, что ему сорок лет, разве возраст? – этот боевой епископ. Точнее, с полночи уже полноценный генерал-кардинал. Остальные члены Конклава взовьются, но у него, Папы, хватит пока сил удержать их в узде. А Дамиан ему нравился. Чем-то очень похож был на него самого в молодости, когда после Петербурга он…

Ладно, не стоит предаваться пустым воспоминаниям. И тот шеф уже давно покойник, и дочки его, и даже внук Платоша сгорбился и поседел, хотя жив, конечно, его, Папы, заботами и довольно богат.

Его святость нетвёрдой рукой развернул письмо от Лютополка, бегло прочитал, скомкал и бросил бумажный шарик Анге, пусть поиграет.

Чица поднялась в воздух, начала кружить над ним, дрессированная, сильная, ожидая ответа. Но что-либо отвечать отработанному материалу он давно отучился. Из вежливости глупо, а иных причин никогда и не было.

– Подманите её и убейте, – не обращаясь к кому-то конкретно, сказал Папа. – Она больше не понадобится.

Проверять исполнение приказа необходимости он не видел, вон, уже кусты справа зашевелились, выпуская наружу нужного для обращения с чицами человека. Папа длинно свистнул, чуток по-хулигански, как когда-то в юности, подзывая из кустов Дональда, развернул коляску и медленно поехал к дворцу. Предстояла масса работы в условиях крайне ограниченного времени.

Как всегда. Всё было как всегда. И только смерть маячила теперь слишком уж близко.