19. Фальшивый эскорт

Его Превосходительство генерал-кардинал Лютополк, член Конклава и воплощение косой седмицы на своей части грешной земле, был пьян. Не настолько, чтобы тихо уснуть в кресле за столом с бокалом в руке, но изрядно.

Стоящий навытяжку перед ним Зайцев смотрел на шефа с подобающими дисциплине вниманием и почтением, но где-то в глубине тёмных навыкате глаз пробегали искорки недовольства. Нет, к выпитым трём бутылкам вина командир личной охраны, доверенное лицо и – что уж скрывать – иногда палач противников Лютополка претензий не имел. Просто сейчас он сам себе напоминал гончую собаку, ждущую приказа «фас!».

А приказа не было.

Лютополк поворочался в кресле, пьяно ухмыльнулся и сказал:

– Я вот думаю, примас э-э-э… майор, а не изменник ли ты? Не шпион кого-то ещё из Конклава?

– Никак нет, ваше превосходительство! Честен и предан, – гаркнул Зайцев. Такие разговоры ему были не в новинку: приняв больше обычного, Лютополк начинал искать врагов везде. Особенно, в ближайшем окружении.

– Да? Хм… Ну ладно. Но кто-то нам гадит, Зайцев, вот что я скажу. И на англичанку не спишешь, хрен её знает, что там осталось от британских островов. Местный это кто-то. Рядом!

Пол в тесном кабинете слегка дрожал, иногда подскакивая под ногами. Но это не было ни пьяной иллюзией, ни иным необъяснимым событием – как раз с полом всё было понятно, в отличие от поисков врага.

Глухие стены без малейших признаков окон освещали изредка мигающие лампы, узкий рабочий стол вдоль, заставленный сейчас пустыми бутылками, имел бортики, а когда раздался протяжный гудок, заставив поморщиться Лютополка, всё стало бы ясно даже неопытному наблюдателю. Генерал-кардинал, его верный помощник и ещё полторы сотни людей в разных чинах и званиях находились в поезде.

Точнее сказать, в бронепоезде, которому Лютополк уже давно присвоил номер 2020. Изредка и в благодушном настроении он называл пыхтящее по рельсам, проложенным по периметру осколка, чудовище «Ковидом». Зайцев не вдавался в подробности, почему выбраны именно это число и название старинной эпидемии.

Что-то у шефа с этим связано, год рождения, возможно. Да и не важно.

– Наши агенты регулярно сообщают о местах нахождения генерал-кардиналов. Все на месте, – нейтрально ответил Зайцев. – Перемещений войск не отмечено, иных признаков агрессии нет.

– И за мной они так же следят? – откинулся на спинку кресла Лютополк.

– Так точно, ваше превосходительство. Обычная практика.

Поезд преодолевал небольшой подъём, мощность генераторов упала, поэтому лампы мигнули и начали светить слабее, придавая лицу генерал-кардинала синюшный оттенок.

– А Дамиан? Я вот эту суку подозреваю. Копает… Генералом стать хочет, к Папе подлизывается.

– Боевой епископ Дамиан на заводе. Проект «Игла», сами понимаете. Тоже достоверная информация, несколько дней там, с места не двигается.

– Игла, с-сволочь… Швея-мотористка, – пьяно забормотал Лютополк. – Где сын кожевенника, второй мальчишка, где?! Ты, Зайцев, вообще обленился, говнюк, пора тебя сослать на южную границу!

И это примас-майор проходил неоднократно, такие угрозы. Один раз превосходительство даже приказ подписало о ссылке, но проспалось и порвало. Куда ему без доверенного лица?

– Ищем. Я связываю события на Святой Базе с парнем. Взрыв, попытка проникновения.

– Ты дурак, что ли?! Защитную стену взорвал вонючий деревенский пастух? Чем? Нет, Зайцев, глуп ты как пробка, это явно чьи-то козни, кого-то из наших.

Провалившись на мгновение в сон, Лютополк вдруг очнулся и заорал:

– Все силы на поимку! Все силы! Гони домой «Ковид», гони! И тюрьму охранять… усилить… Давай, иди, устал я.

Зайцев осенил себя косой седмицей, чётко развернулся через плечо и вышел, аккуратно притворив за собой дверь кабинета. В узком коридоре дежурила охрана, в конце вагона виднелись под потолком ноги в сапогах – это дежурный пулемётчик в башенку залез.

Зрелище дикое, остального тела не видать, ощущение, что человека засосало в потолок вагона, как в запрещённых старых ужасниках. Не дай седмица генерал-кардинал выглянет спросонья: увидит – ошалеет.

Паровоз вновь издал длинный протяжный гудок, басовитый, но почему-то жалобный. Раз подъём, степной кусок дороги кончился, начались холмы. Лес. Не больше часа – леспромхозовская площадка и – почти сразу – Святая База. Всё бы ничего, но Зайцев был недоволен. Лютополк со своей паранойей уже утомил, от себя не отпускает, а кто будет ловить второго мальчишку?

Вот то-то и оно. Никто толком.

В Усть-Ржеве никаких следов, кроме побоища в психушке. Наёмники, которые с Враном, начудили? Опять-таки неизвестно. Хорошо хоть охрана тюрьмы надёжная, там не проскочишь.

Вот интересно даже, а куда этот самый Вран бежит? Сперва-то понятно: испугался, появился напарник, из осколка они как-то вырвались, перебив отряд обидчиков. А вот потом? Выручать брата, как недавно ляпнул шеф? Это бред.

На месте пацана он, Зайцев, попытался бы скрыться как можно дальше. И скорее всего на западе, хоть про пустоши и ходит куча легенд. Ничего там особенно страшного, просто свои сложности. Зато инквизиции там нет.

Примас-майор прошёл тамбур, поднялся на обзорную башню соседнего вагона, потеснив дежурного пулемётчика. Выглянул в узкую щель, наслаждаясь ветром и запахом дыма, тянущимся от паровоза. Внизу мелькали кусты, дальше шли деревья, пока ещё одиночные. Скоро начнётся лес. Против бронепоезда никакой враг не выступит открыто, да вот беда: эшелон только по рельсам идёт. Не сворачивает.

Зайцев придержал фуражку, которую норовило сдуть с головы свистящим из щели потоком воздуха, и задумался. Дамиан… Шеф давно им недоволен, но официально сделать ничего нельзя: любимец Папы, куратор загадочного проекта «Игла», да и чин немаленький. Не рядовой примас-майор, которому в подворотне можно голову проломить – никто потери и не заметит.

Зайцев давно страдал от ощущения, что окружён идиотами. При этом в его звании сообщать эту новость старшим инквизиторам вовсе не стоило.

– Господин примас-майор? Проснулся. Вас вызывает, – просунул снизу голову один из охранников. Поезд тряхнуло, охранник врезался скулой в острый край лестницы, аж слёзы из глаз брызнули. Но промолчал. Крепкий парень, надо взять на заметку.

– Иду, – проворчал Зайцев и начал спускаться. Дамиан… Есть и на боевых епископов управа. Не железные же они.

Доктор Муров в тюрьму ехать и не собирался. Не обращая внимания на стоящего столбом с пустыми глазами тюремщика, он подошёл к Вран, коротко обнял его и отпустил:

– Благословляю. Брата выручить – дело правильное. Вот Дыбов вас проведёт, потом из Базы выпустит, торопитесь. К ночи вас тут быть не должно, вернётся Лютополк, будут большие сложности. Но девушку и бандита своего в тюрьму не берите, очень уж они приметные. Рядом пусть подождут, за углом.

– Спасибо вам, Акинф Исидорович! Если бы не вы – нам вообще бы не пробраться туда. И за Горца, и за форму ваших ребят… Да за всё спасибо! – искренне сказал Вран.

– Пустое, пустое… Идите уже с Богом! Все вокруг перестали в Господа верить, духов им подавай, седмицу, тьфу! А я верую. Истово, хоть и без надежд особых, ибо грешен многократно. Внука моего если вдруг встретите, ему помогите, коли потребуется. Вот в расчёте и будем.

Доктор приоткрыл шкаф и показал Врану, а потом и остальным карандашный набросок, портрет длинноволосого молодого парня.

– Кроме него никого родного и не осталось. А где он – не знаю. Тоже духовные поиски всё, постижение силы… Лучше б у меня медицине учился.

Он с силой захлопнул шкаф.

Вран с трудом заставил себя кивнуть: мол, поможем, конечно же. На портрете у отшельника, того самого, из домика духов, было ещё два целых глаза и возраст лет на пять меньше, но в целом – узнаваем. По молчанию остальных понял, что тоже узнали, но сказать им нечего.

Не убивать же доктора горькой правдой.

– Идите уже! Дел полно.

Примас-майор Дыбов давно позабытым строевым шагом шёл впереди, за ним следовали обряженные в форму личной охраны доктора Санчо и Вран – камуфляж, красные кресты на нагрудных карманах и форменных кепках. За головной убор парень был особенно благодарен: светить лысиной, пригодившейся для запутывания следов, откровенно надоело. Скорее бы волосы отросли. У обоих автоматы на плече, а у Врана ещё и драгоценное распоряжение о выдаче Клима в кармане.

Конечно, там мог быть и приказ расстрелять их всех на месте, но это маловероятно. Интересно всё же, кто подписал распоряжение: распечатывать свёрнутую трубкой бумажку имел право только комендант тюрьмы, никак иначе.

Значительно отставая, шли Кая с Заморочью. Вот и весь их отряд, прореженный донельзя сложной дорогой до тюрьмы. Маньяк ещё где-то в лесу прячется, надо будет найти, но это позже, позже. Вот и они остановились, делая вид, что не имеют к фальшивому эскорту Дыбова ни малейшего отношения.

Уже начало темнеть. Летние сумерки коротки, так что для обратной дороги недурно будет приказать Дыбову выдать факелы. Показалось знакомое двухэтажное здание тюрьмы. Охраны, судя по всему, прибавилось, но они прошли через неё, не задерживаясь: власти замначальника хватало, чтобы провести на территорию хоть двоих, хоть пятерых, да пусть даже взвод всадников на верблюдах.

И вывести обратно, точно по списку на вахте.

– Где камера Клима? – тихо уточнил Вран у примас-майора.

– Второй этаж, третий блок, помещение шестнадцать, господин… неведомый господин. Двухместная камера, там шаман ещё сидит.

Вран подумал, что Кае будет приятно, если они смогут выпустить и её брата по вере.

– А его мы сможем забрать?

– Никак нет, господин. Распоряжение на одного заключённого у вас. Невозможно. Моего устного приказа недостаточно.

Охрана внутреннего помещения, давно переставшая удивляться чему-либо, вызвала коменданта. Тот коротко обсудил с Дыбовым поиски террористов, взорвавших стену, падение курса золотого, новости из других княжеств и предстоящий в субботу преферанс у начальника тюрьмы, но всё-таки вернулся к основному делу.

Судя по обычному поведению примас-майора, с хохотком и барственными нотками в голосе, ни одна собака не смогла бы заметить, что он подчиняется приказам. Вёл он себя естественно.

– Передать муровцам? – удивился комендант, распечатав распоряжение. – Оригинально… Для экспериментов каких, что ли, в мозге ковыряться будет добрейший Акинф Исидорович? Но все полномочия подтверждены, да-да, я вижу. Я могу отправить чицу с сообщением… Ну, его превосходительству напрямую крутовато будет, не по чину. А хотя бы Зайцеву?

– Нет, – сказал Дыбов. – Срочное секретное дело.

На том и порешили. Вероятно, комендант всё-таки стуканёт кому-то из начальства, но это будет позже. Да и крайним окажется замначальника тюрьмы, которого совершенно не жалко.

Ещё один пост у лестницы, второй – этажом выше. Серьёзно всё устроено. Вран старался шагать с равнодушным лицом уставшего от всего солдата, которому бы чарку самогона и девку поядрёнее, а в остальном – трава не расти.

Санчо такое выражение лица удавалось гораздо лучше, ну так он и старше.

Вытертый до дыр линолеум, плохо окрашенные стены и решётки, решётки… Они здесь были везде: на окнах, на окошках камер, ими были забраны отверстия вентиляции под потолком. Решётки служили переборками между отдельными блоками тюрьмы, возникая внезапно посреди коридора подобно Полосам между осколками несчастной земли.

Команды, щёлканье замков, дорога дальше.

И запахи, запахи. Вонь. Хлорка, моча, страх. В любой тюрьме именно так и пахнет, куда уж денешься. Запертые против своей воли люди источают ужас перед грядущим, как бы ни храбрились напоказ. Здесь, наверное, только Заморочь бы чувствовал себя в своей среде, да и то – смотря что бы ему грозило. Если очередной срок с постройкой, например, железной дороги или рытьём котлованов, то да, а вот если виселица…

Шестнадцатая камера ничем не отличалась внешне от соседних. Такой же непременный часовой у двери, как и у остальных, зарешеченное окошко, массивный засов – это в дополнение к замку, – который, даже если каким-то чудом откроют изнутри, на свободу не выпустит.

– Открывай, – бросил часовому Дыбов. – Давай, не копошись, у меня ужин скоро!

Вран понял, что сейчас самый сложный момент: если Клим узнает его и что-нибудь заорёт, конец всей истории. Распоряжение и обмороченный Дыбов – это хорошо, но и часовой услышит, и ещё масса ненужных ушей. А сложить выкрик, например, «брат!» с идущей последние дни массовой охотой на некоего второго паренька – это даже здесь смогут. Как дважды два.

Хотя туповатые ребята инквизиторы, туповатые.

Клим ничего не закричал, разглядывая в сумерках пару вошедших бойцов и важного как петух примас-майора. Подмигнул только Врану, выдохнув воздух, таившийся, кажется, ещё с Излучья. Свистнул через дырку в зубах. Часовой остался в коридоре у двери, его процесс выдачи заключённого не касался.

– Могу я… На пару слов? – спросил у примас-майора Шенге. Он как-то всё понял, что паренька-соседа сейчас заберут, поэтому торопился, хлопая полами халата. – Мне бы с вон тем молодым бойцом поговорить.

Дыбов набрал воздуха полную грудь, чтобы привычно рявкнуть, но Вран кивнул и ему осталось только сдуться, промолчав.

Шаман подошёл к Врану вплотную, обдавая несвежим дыханием, запахом пота, нестиранной одежды и чем-то особенным.

Старостью он пахнет, – подумал парень.

– Шенге Каябышев меня зовут. Я – шаман, второй из Круга. Но это всё не важно, не об этом сейчас… Я знаю, кто ты, мне сказали духи. И знаю больше, чем эти важные господа с их оружием, тюрьмами и бронепоездами. Я вижу в тебе будущее, но не знаю, что ты выберешь.

Вран слушал вежливо и внимательно, но пока не мог понять, к чему старик-шаман клонит свою речь.

– Ты, парень, надежда человечества. Я так вот скажу, пафосно, но зато правду. Ты не станешь ни великим воином, ни грозным шаманом, но ты сейчас единственный, кто может увидеть истину и повести за собой людей к ней.

Пока невнятно. Но пара минут в запасе точно была, Вран слушал.

– Все эти люди, что гоняются за тобой, всего лишь перчатки на пальцах невидимых сил. Запомни это. Ты нужен всем, а тебе нужна твоя и только твоя дорога в будущее. Слушай себя, слушай своё сердце.

Опять невнятно. Ещё одна проповедь ни о чём.

– Скажи мне, Шенге, а зачем я всем этим… людям, всем этим, как ты говоришь, невидимым силам?

– Ты в состоянии объединить осколки, Вран. И от того, как и когда ты это сделаешь – если вообще возьмёшься за это, а не уедешь навсегда жить у моря, зависит очень многое. От того, в чью сторону будет смотреть твоё сердце, зависит будущее. Больше я ничего не скажу.

– Время, – тихо сказал Санчо. – Нам ещё с базы выбраться надо успеть, доктор же сказал торопиться.

– Я счастлив, что видел героя пророчества… – вовсе уж непонятно закончил шаман и внезапно поклонился Врану. – Идите.

Когда часовой уже почти захлопнул дверь, шаман вдруг подбежал к ней и выкрикнул:

– Бойся своих желаний! Бойся! Они сбываются.

Раздался звучный щелчок, потом скрежет задвигаемого засова. По коридорам уже сновали охранники, зажигая торчащие из стен факелы. Приближалась ночь.

Дыбов молча спустился с двумя бойцами и растерянно поглядывающим по сторонам Климом на вахту, расписался в получении заключённого, затем провёл их к выходу.

– Вот повозка, мой личный экипаж, вот сопроводительные документы. Но я с вами не поеду, будет странно выглядеть на воротах. Всё.

Вран кивнул, не желая говорить что-либо тюремщику. Благодарить? Не за что: будь он в здравом уме, сидели бы они с Санчо, да и Кая с вором по соседним с братом камерам. Язвить на прощание? Тем более не стоит.

К тому же голова была занята напутствием шамана, туманным как это всегда и бывает, но несущим глубоко внутри свет какой-то истины. Выбор. Путь. Будущее. К тому же он повторил про боязнь своих желаний, как и одноглазый отшельник раньше. Слово в слово.

Возле подводы они с Климом обнялись, чувствуя нечто непонятное. Братья, это было данностью с рождения, но после всего этого будто заново узнали друг друга. И поняли, насколько важны.

– Я хрен его знает, как ты всё это сделал, но спасибо, Вран! – шепнул Клим. – Думал, сидеть мне там до старости…

– Брат… – ответил Вран и замолчал. Да и что здесь было говорить.

Из густой темноты уже спешили Кая и вор, чтобы сесть на подводу. Где-то неподалёку от Святой Базы протяжно загудел паровоз, бронепоезд приближался. Сам по себе он не был им страшен.

Вещи вообще не страшны, куда хуже – люди.

– Успеете ещё потрепаться, уходить пора, – поторопил наёмник.

До ворот ехали молча, быстро, насколько позволяла впряжённая в повозку пара лошадей, Санчо держал факел, Вран правил. Встреченные патрули проверяли документы, но немедленно оставляли в покое. Замначальника тюрьмы был всё-таки величиной, особенно для запуганных начальством послушников в коричневом.

– А я кота спёр, – простодушно заметил Заморочь. Сунул руку в карман и показал всем одну из статуэток коллекции доктора Мурова, блестящую в свете факелов белую фарфоровую фигурку с алым бантом на шее, в темноте выглядящим как петля.

– Зачем? – засмеялась Кая. Клим тоже улыбнулся на всякий случай, слегка смущённо, не понимая толком, как вести себя с этими спутниками брата. Если с Санчо он был знаком по Излучью, и о смерти Антошки уже знал, то вот девушка и вор…

– Да хрен его знает, – пряча кота, сказал Заморочь. – Чтобы квалификацию не терять. Воины сражаются, доктора лечат, а я вот ворую. Лучше бы деньги, да где их тут взять.

Тёмные громады казарм остались позади, через трущобы ехать не пришлось, поэтому прямая дорога вывела прямиком к воротам. Здесь проверка была посерьёзнее, но и её они прошли. Пропуск, подписанный Дыбовым, форма на Вране и Санчо, да и сама компания – явно не военные, голытьба какая-то… В общем, ворота открыли, матернувшись напоследок на одну из лошадей, норовившую укусить охранника.

Луна освещала путь. Оставалось найти ночью в лесу, подобрать на повозку Маньяка, и бежать. Чем быстрее, тем лучше. В любую сторону, но подальше.

Вран правил машинально, подгоняя лошадей. Что за фраза эта странная… Да нет, не странная, скорее, жутковатая – бойся своих желаний. Человек ведь свободен мечтать о чём угодно, ждать, желать, делать всё для исполнения этого.

А ему лично – как обухом по голове. Нельзя. Бойся. Спросить, что ли, у Каи, это она ученица шаманки, должна знать.

Он обернулся, посмотрел на девушку, на брата, на Заморочь, прикорнувшего в углу и по старой привычке сидельца норовящего урвать кусок сна, пока не тревожат. Вор так и жил – ел впрок, спал, когда мог, двигался ведь тоже по жизни своей извилистой дорогой, не помня родителей – он как-то рассказывал, что осиротел в войну, то ли на каникулах остался в другом осколке, то ли погибли они.

И ведь жил же. И хотел жить дальше.

Нет, не время сейчас для серьёзных разговоров. Надо было срочно убираться, Врану уже мерещились в темноте кустов по обе стороны грунтовки послушники, инквизиторы, жуткие тени не то духов, не то просто стволов деревьев.

Вран причмокнул, подгоняя лошадей. Скоро поворот к избушке, там разберёмся.

– Если я останусь здесь, то расскажу всё о побеге. Под пытками или под лекарствами, так или иначе… – бубнил себе под нос Шенге, ходя кругами по камере.

Часовой несколько раз заглядывал в зарешёченное окошко, но прогулке не препятствовал. Не орёт дед в халате, головой в дверь не бьётся, повеситься на параше не норовит – вот и пусть себе ходит. Всё фитнес и тренировка.

– Если я останусь здесь… Что вряд ли. Эх, духи…

Шаман остановился, присел на свою лежанку, поглядывая на тёмное пятно соседней, где ещё недавно располагался Клим.

Ну что ж, великие духи трёх миров, удачи братьям. Удачи.

Он откинулся на стену, не обращая внимания на впившуюся в затылок штукатурку, снял шапочку, любовно разгладил её пальцами и нацепил на согнутое колено. Словно ещё одна голова образовалась, гладкая, маленькая. Потом закрыл глаза и замер.

Сердце сперва начало колотиться всё медленнее, снизило ритм, потом начало пропускать удары, похожее на болтающийся на ветру колокол: то зацепит порывом било, стукнет в край гудящего металлического стакана, а то и не дотянется, попусту болтаясь внутри. Шенге изогнулся, вздрогнул, шапочка полетела на пол, в грязь и темноту, но его это уже не волновало.

Тело осело, боком сползло по стене и упало на лежанку, нелепо свесив одну ногу.

Сердце стукнуло последний раз и остановилось.

За дверью послушался шум: раздавая подзатыльники, к камере бежал Зайцев, извещённый довольно улыбающимся примас-майором Дыбовым – вот же идиот! – что пленник передан охране доктора Мурова согласно подписанному его превосходительством распоряжению.

Зачем?! Как это вообще вышло?

Но шаман был уже вне власти Зайцева, его начальника, да и любого из земных владык. Его душу или волокли с собой голодные духи нижнего мира, или равнодушно встретили наверху, этого никто толком не узнает до скончания дней. Возможно, он остался в среднем мире хранителем какого-нибудь ручья за пару тысяч вёрст отсюда или стал духом стихий. Неизвестно. Ясно было одно: здесь осталось только старое тело в нелепом рваном халате и закатившаяся под лежанку шапочка с вычурной вышивкой.

– Какого же хрена!.. – почти простонал в ярости Зайцев, рванув на себя дверь.

Часовой протиснулся вперед под рукой и освещал камеру факелом, а замначальника тюрьмы довольно скалился у Зайцева над плечом, совершенно уверенный, что его сейчас наградят за верную службу генерал-кардиналу.

Лучше бы выдали деньгами, на субботние преферансы последнее время у него уходило слишком много золота.