18. Доктор Муров

Санчо не было больше часа. Горец стонал, пытаясь то ли встать, то ли побороть невидимого остальным врага. Кровь с лицо и волос заботливые женщины из казармы более-менее смыли, но к разбитой голове лезть не рисковали.

А когда он начал метаться, и вовсе отошли подальше, испуганно перешёптываясь.

Вран сидел рядом с наёмником, чувствуя полнейшее бессилие. Даже мысленно взмолился, позвал дух солдата, но никакого ответа не получил. Духи не добрые. Не злые. Они просто равнодушны даже друг к другу, куда уж там помогать людям.

– Едут! – громко сказал один из охранников. Поправил саблю на поясе, вышел на дорогу и начал махать руками: – Эй! Сюда! Сюда, доктор!

В стороне, куда раньше ушёл Санчо, раздались раздражённое ржание и цокот копыт. Потом послышался шорох колёс.

– Барин, что ли? – фыркнул Вран. – Пешком он не ходит?

Сидящая на скамейке женщина осуждающе поджала губы:

– Вы, молодой человек, хам! Мы к вам со всей душой, а вы… Сперва посмотрите, а потом спрашивайте!

Запах варёной капусты из казармы усилился. Капуста и прогорклое масло. Вран сглотнул слюну: так и не привык после мачехиной стряпни, что люди частенько едят дрянь.

Санчо спрыгнул с телеги – с непривычными высокими бортами, будто поставленный на колёса гроб без крышки, украшенными с обеих сторон красными крестами на белом фоне. Возница остался на месте, немедля погружаясь в дрёму, свойственную водителям всех времён в режиме ожидания, а наёмник помогал выбраться толстому доктору.

Высокий, да ещё и обряженный в просторный белый халат, Муров был похож на пекаря, какими их рисуют в детских книжках. Не хватало колпака и поварёшки, потому как рыжие волосы кудрями и длинные усы уже были в наличии.

– Аккуратней, рядовой, аккуратней! – прикрикнул врач. Пока он спускался, одна штанина задралась, и Вран увидел, что щегольские довоенные туфли в дырочку обуты были на протез ноги – вон он сверкнул металлом на солнце. Судя по тому, как тяжело и не очень уверенно Муров пошёл к раненому Горцу, со второй ногой тоже всё было так же.

Парню стало стыдно. Про «пешком» и «барина» он и в самом деле зря сказал.

Санчо нёс сзади кожаную сумку доктора, с затейливыми швами, шикарную, с металлическими замками и короткими, но толстыми ручками. Недешёвая вещь, хорошо Заморочи рядом нет, сразу бы покусился. Эх. Где они с Каей…

– Воду кипячёную. Холодную. Чайник горячей. Таз чистый. Кипятком сполосните, как маленькие вы!.. Не я же спирт буду тратить. Ты, хмурый, давай сюда мой саквояж. А ты, молодой человек, статую Колумба не изображай – помогай старшим товарищам.

Доктор сразу стал неким центром притяжения всей казармы. Даже те, кто раньше не подходил близко к Горцу: раненый и раненый, подумаешь, редкость! – теперь столпились неподалёку. Вран посмотрел на Мурова вблизи и понял, что крепко ошибся с возрастом. До этого показалось, что врачу лет сорок-сорок пять, но нет. Не меньше семидесяти. Просто толстый, морщин особо нет из-за этого, но рыжие кудри давно подёрнуты сединой, да и в глазах что-то такое… Старческое. Он был даже старше умершего старика в караване.

– Угу, – сказал Муров, осматривая голову Горца. – Я бы даже сказал, ага… Черепно-мозговая травма, оскольчатое повреждение костей черепа, несомненная гематома. Повреждение, как говорится тупыми предметами не менее тупого человека. Где ж вы все эти неприятности находите на свою задницу, господа-товарищи?

Он встал на колени, будто молясь раненому.

Несмотря на явную насмешливость, пухлые пальцы так и порхали, то слегка поворачивая голову Горца, которого придерживал командир от лишних движений, ныряли в раскрытую пасть саквояжа, выдёргивая то тампоны из ваты, то какие-то препараты.

Вран понял, что бессилие перед раной Горца отступает. Судя по всему, доктор Муров не только дельный лекарь, но он ещё и был убеждён, что ничего смертельного пока не случилось.

– Не стой, не стой! – прикрикнул врач на Врана. – В телеге носилки. Ну, это две палки такие с тканью посередине, тащи сюда. Вы его вдвоём поднимете?

Санчо кивнул.

– Вот и славненько. Хорошо, что за мной послали, а не за местными травниками. Они бы его за день до могилки залечили. А так есть шансы, есть. Операция только нужна.

– Деньги у нас есть…

– Да задрали вы уже! – разозлился доктор, с трудом поднимаясь на ноги. – Всё на деньги мерять достали! Передо мной прежде всего – человек, требующий медицинской помощи. А не мешочек с золотыми.

Вран уже тащил, перехватив в середине, носилки. Никогда такого не видел, даже на картинках. Удобная штука – и возить с собой можно, и, если растянуть ткань, взяться с обеих сторон за ручки, человека нести. Довольно долго, если сил хватит.

Доктор Муров тем временем распалился. Вошёл в раж. Судя по всему, тема оплаты за лечение была для него важной и болезненной.

– Все беды от чего? О-ско-ти-ни-лись! – он важно поднял вверх палец. – Войны, на самом деле, считай и не было. Ни ядерное оружие не сработало, ни даже обычных бомбардировок не случилось. Всё цело. Все живы. Ну, эпидемии, конечно, осколки возникли, границы эти, Полосы, да. А люди скатились в совершеннейшее средневековье за тридцать лет.

Санчо и Вран осторожно переложили раненого на носилки. Несмотря на толпу вокруг, помогать им никто не рвался. Их проблема – им и решать, тем более, доктор рядом.

– Вместо армии – какой-то потешный орден. Инквизиция… Тамплиеры хреновы! А ведь я с самого начала предлагал: сохраняйте всё как было. До мельчайшей детали. До звёздочек на погонах! Школы поддерживайте, институты, молодёжь воспитывайте. Но нет… Одни духам молятся, другие семёрке какой-то, прости, Господи. Дичь. И это во вполне культурных местах, в глуши, вероятно, людей в жертву приносят и буквы забыли. Зато про деньги все помнят! Про деньги – первым делом!

Носилки с Горцем, впавшим от укола в какое-то забытье, удобно разместились в повозке. Наскоро перевязанная бинтом голова раненого казалась ещё массивнее, чем обычно, но одновременно жалкой. Горец весь был как сломанное могучее дерево. Вран понял, что телегу эту конструировали с умом: и форма, и борта, чтобы больной не выпал, как ни мечись.

– Деньги, – пыхтел Муров, при помощи возницы забираясь в повозку. – Сплошные деньги. Ельцинизм какой-то, прах его побери! Гайдаровщина, мля.

Слов этих Вран не понял, но интонация была осуждающая.

Сидящий рядом с возницей Санчо держал автомат на виду и задумчиво поглядывал по сторонам, высматривая бандитов. Но к повозке доктора интереса никто не проявлял: даже самые продувные рожи, приметив красные кресты, отворачивались и уходили в сторону. Понятное дело, самих могут ранить, а кто тогда поможет, если не лекарь.

– А вы в духов не верите? – осторожно спросил Вран у доктора. Тот обиженно засопел, глядя на парня исподлобья. – И не сторонник инквизиции?

– Можно подумать, вы сторонники… – сказал тот. – Я ж вижу, вы не местные. И никакие коричневые тряпки это не замаскируют. Глаза у вас другие. Эти забитые все, дисциплина, религия, в капища кровавые ходят. Нет, не сторонник. Дичь это всё! Папа – мудрейший человек, не зря после войны всех этих депутатов-министров как смыло, а он-то остался. Потому как не политик, а титан. Голова! Но с инквизицией дурацкая идея… Не так надо.

Вран подумал и решился.

– Вы угадали, – сказал он осторожно. – Мы приезжие. И не послушники. У меня просто брат в тюрьму попал, нам бы его выручить.

Муров внимательно посмотрел на него, что-то прикидывая про себя.

– Брат… Хм. А за что он в тюрьме?

Вран – как с разбега в речку вниз головой – выложил, пока они ехали, сворачивая по узким улицам трущоб, а потом по более широким проездам цивилизованной части базы, – всю свою историю. Опустив, правда, подробности, кого и зачем по пути пришлось отправить к духам.

– Ага… Лично Лютополк? Ну-ну… Да, пророчество же. Ясно, ясно, рассказывай.

Жилищем и лечебницей Акинфа Исидоровича оказался капитальный, ухоженный медпункт базы. Судя по территории и населению, один из нескольких, но, возможно, самый крупный – три этажа, высокие окна, даже провода со столба протянуты. Над крыльцом, в начищенных до блеска держателях, висели на длинных древках флаги. Вран узнал трёхцветный флаг бывшей общей страны, рядом с ним – нечто медицинское, с красным крестом и изображением в центре чаши со змеёй. А вот третье знамя поставило его в тупик – простое красное полотнище с притаившимися в углу жёлтой звездой и перекрещенными серпом и молотом.

– Советский, – заметив вопросительный взгляд, не очень понятно сказал Муров. – Я ж ещё в СССР умудрился родиться. За полгода до распада.

Возница ловко развернул повозку, подогнал её задней частью к крыльцу. Санчо и Вран вытащили носилки. Судя по ровному дыханию, раненый Горец спал. Занесли его, хоть и не без труда, по ступенькам и втащили в раскрытую дверь.

Доктор Муров шёл следом, тяжело дыша. Возраст, да и на протезах особо не побегаешь.

– Марина, золотце, готовь операционную! – бросил он с порога пожилой женщине, сидящей за массивной перегородкой – стол не стол, непонятная какая-то конструкция. За стойкой, вспомнил Вран старую книжку. Верно! Такие в гостиницах были, в поликлиниках.

Вот и здесь есть.

Двоим ожидающим пациентам Муров велел ждать, наскоро убедившись, что ничего срочного. Но это Вран уже не видел: они топали по коридору за пожилой, таща носилки. Завернули за угол, пронесли Горца в широкие двойные двери и сгрузили на широченный стол под здоровенной как таз для варенья лампой, массивной, на идущей сбоку штанге.

– Кладите, кладите! Дальше мы с Акинфом, – хлопотала женщина. – Разденьте его только, на одежде-то самая грязь.

Пока стаскивали штаны, Горец начал метаться, приговаривая что-то невнятное. Вран расслышал только:

– Пять?! Девка, ну ты это… Всегда четыре было.

Пожилая ловко повернула на щитке в углу несколько рукояток. Операционную, и так достаточно освещённую через широкие окна, залило неживое белое пламя из лампы. Вран даже зажмурился, продолжая смотреть через щёлки век.

– Всё, всё, ступайте! – натягивая странный зелёный балахон, торопила их женщина. – В приёмной подождите.

С переодевшимся в такой же странный медицинский наряд доктором они столкнулись уже в конце коридора.

– Я тут, молодой человек, пару чиц отправил. Проверить кое-что из твоих слов. После операции как раз и должны вернуться. Не уходите никуда! – бросил Муров напоследок. – Чицы, мать их… Дичь! Средневековье!

С этими словами он скрылся по направлению к операционной.

Пришлось идти в приёмную, сесть на вытертый до белых полосок на швах старинный диван и ждать. Санчо, не обращая ни на что внимания, откинулся на мягкую спинку и задремал, не выпуская из рук автомат. А Вран жадно осматривался, ему всё было в новинку.

Вообще всё, что он видел после родного Излучья.

Застеклённый металлический шкаф выдавал любовь доцента к котам. Статуэтки, открытки, даже чучело на широкой деревянной подставке, смотрящее пуговицами на посетителей – сплошные усатые-полосатые. Серые, белые, лысые и заросшие шерстью в палец длиной, фарфоровые, гипсовые и из крашеного стекла заполняли весь шкаф. Кошкин дом.

В приёмную заглянул неприветливый мужик в белой форме с красным крестом на нагрудном кармане. Санчо мгновенно проснулся, готовый к бою, но мужик только глянул на них, кивнул и скрылся за дверью.

Вран почему-то подумал, что, несмотря на явно медицинский наряд, визитёр больше привык к автомату, чем к клизме в руках. Хотя оружия у него парень не приметил.

Деваться было некуда: после рассказа доктору о своей судьбе, Вран понимал, что бежать смысла нет. И раненый Горец у того в руках в самом прямом смысле слова, и Заморочь с Каей непонятно где, и… Самое главное – вдвоём с Санчо им Клима не спасти. Хоть тресни.

– Чего подпрыгиваешь? – сонно спросил напарник. – Сиди спокойно. Сказано ждать – будем ждать.

В приёмную зашли из коридора давешние два пациента: послушник в коричневом, баюкающий на весу сломанную руку, и отчаянно кашляющая бабёнка лет сорока. Потом присоединился ещё один – вот он заинтересовал Врана больше других. Инквизитор в синем, очень недовольный, то и дело зыркающий по сторонам. Поскольку напарники были наряжены в рясы рядовых послушников, при его появлении они встали и поклонились, как и тот, со сломанной рукой.

Инквизитор даже не кивнул в ответ, мрачно что-то обдумывая. Посмотрел только на автомат в руках Санчо, но это зрелище было, по всей видимости, привычным.

– Операция закончилась удачно, – на бегу сказала пожилая, вернувшись в приёмную на минуту. Она склонилась над своей стойкой, достала какой-то справочник, и позвала их с собой. – Давайте, мальчики! Надо вашего приятеля в палату перетащить.

Инквизитор в синем начал было что-то ей выговаривать, визгливо, зло, сыпля словами «срочно», «опаздываю» и «охрана», но помощница Мурова заткнула его одним жестом.

Палатой оказалась обычная жилая комната, ничего специфически-врачебного в ней не было, только вделанные в стену над койкой железные вентили, да и те закрашены не в один слой, потеряв всякую функциональность.

Муров, от которого тянуло хлоркой, тонкими нотками спирта и чем-то сугубо медицинским, осмотрел Горца, дописал что-то на листке и отдал его пожилой.

– Мариночка, Свете потом передайте в её смену. Режим, уколы, плюс шесть раз в сутки гепарин, опасаюсь тромбоза. Да там всё написано. А вы, друзья-товарищи… Пойдём-ка покурим.

Они вышли в коридор, миновали несколько дверей палат с номерами, затем уткнулись в надпись «ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД».

– Вот-вот, нам сюда.

В закрытом со всех сторон дворике посреди здания больницы Муров сел на скамейку, достал из кармана трубку и с наслаждением раскурил. Ароматное облако окутало его, сделав походим на гору, затянутую на высоте грозовой тучей.

– Смотри, парень: мне всё подтвердили. Ищут вас, ещё как ищут. Правда, люди Лютополка туповатые, один Зайцев этот чего стоит. Они не поняли, что вы уже на базе. Но и выйти не дадут. А брат твой, и правда… Не повезло с родственниками. Они все именно тебя ищут, Клим просто под руку подвернулся.

Вран кивнул, пока ничего нового. Санчо присел с краю на скамейку, внимательно слушая доктора. Судя по взгляду, если заподозрит, что Муров решил их сдать, здесь и положит. Несмотря на Горца и в целом хорошее отношение.

– Но есть и хорошие новости. Во-первых, у меня своя охрана. Она к инквизиции вообще не относится. И у этой охраны есть несколько… гм, лишних комплектов формы. Во-вторых, ваш раненый приятель уже записан во всех документах как работник паркового хозяйства резиденции Папы. Пострадал в результате монтажа садовой скульптуры князя Меншикова на коне. Затем…

Он неглубоко затянулся и раскашлялся. Всё-таки курение штука вредная.

– Затем и самое важное: вы этого сифилитика в приёмной видели? Ну, в синих тряпках? Это примас-майор Дыбов, замначальника тюрьмы. По технической, правда, части – укрепленность, вооружение и прочие невкусные подробности, – но заместитель Борщевского.

– Заложник? – мгновенно сообразил Санчо. – Вот это подарок!

– Какие же вы всё-таки злые и суетные, молодёжь. Заложник… Ты ещё взорвать там всё предложи. Нет, мы просто попросим его по-человечески. Разве он откажет?

– Конечно, откажет! – фыркнул Вран. – Да ещё и сдаст нас с вами. В пять секунд.

– Во-во, – подтвердил наёмник. – Я по морде видел: он лучше будет с сифаком и медалью, чем что-то по-людски сделает. Типаж такой.

– Эхе-хе. Никакой веры в гуманизм, – сказал Муров. – Я же врач всё-таки, и, смею надеяться, неплохой. У меня вообще-то препараты есть разные для подавления воли. Всё нам Дыбов сделает, просто просить надо уметь.

Акинф Исидорович тихо рассмеялся.

Над двориком раздалось тихое шипение, откуда-то слева, из-за крыши, к ним скользнула крылатая тень. Санчо вскинул автомат, едва не разнеся чицу одним выстрелом, но Муров шикнул на него. Чица сделала круг над людьми и села на плечо лекаря, свесив приделанную к лапке сетку, в которой болталась свёрнутая в трубку бумага, запечатанная сургучным плевком с крупным оттиском святой седмицы.

– Вот одна недостающая деталь. А сейчас пойдём выпустим на волю вторую парочку странников, они мне уже надоели за день.

Муров погладил чицу, та прошипела что-то и поднялась в воздух.

– Не кошка, конечно, – с лёгкой досадой сказал врач, глядя на полёт ящерки. – Но тоже тварь Божья. К тому же полезная, да-с.

– А что она принесла? – не утерпел Вран.

– Приказ, разумеется. Пропуск твоему брату на волю, – как само собой разумеющееся, буркнул Муров. – Вам одним его никто не отдаст, замучают проверками и уточнениями, да и вас прихватят заодно, но у нас же есть примас-майор. Однако, сперва не к нему.

Они вернулись в здание, но свернули не к приёмной и палатам, а в другую сторону. Спустились по лестнице в полуподвал. Здесь порядка было меньше, чем наверху, валялись обрезки ржавых труб, разломанные ящики, листы картона стопками вдоль стен. Доктор морщился от запаха плесени, но споро вёл их за собой. Внезапно попался пост охраны, два крепких парня с автоматами, в камуфляже с наклейками красного креста рядом с указанием группы крови поднялись и вежливо кивнули Мурову.

– Решил отпустить, – коротко сообщил он.

– Как скажете, док. Вы – босс.

Один из охранников остался на месте, второй достал ключи и пошёл впереди. Света из узких щелей под потолком хватало, чтобы понять: это некая тюрьма. Темница для особо согрешивших перед медициной.

– У нас тут всё так. Каждый сам себе – полевой командир, – сухо заметил врач. – Отряд, крепость, тюрьма. Всё своё. Можно и виселицу во дворе построить, никто не против. Дичь и средневековье, как и было сказано.

Шесть дверей в дальнем угля подвала были заперты. Тянуло вонью параши, безнадёжностью и мукой, как в любой тюрьме от начала времён.

– Акинф Исидорович, а зачем вы нам помогаете? – спросил Вран.

– Зачем? Да почему бы и нет. Восстанавливаю справедливость, это ведь дело всегда богоугодное. Лишнюю шпильку в толстую задницу Лютополка вставить – вообще отлично. Если бы не его костоломы в пятьдесят седьмом, я бы на своих ногах до смерти ходил. Списал всё на подручных, тварь хитрожопая, а сам как бы и ни при чём… К тому же, я не только вам помогаю. Всё сложнее, чем вам кажется, молодые люди. Всё, пришли.

Охранник сунул ключ в затейливой формы скважину, покрутил, позвенел, приподняв дверь за ручку. Замок не сдавался сходу, полотно от сырости заклинило, но потом вся конструкция признала своё поражение.

– Крепко подозреваю, вы знакомы, – сказал Муров, открывая дверь в камеру. – Но их рассказу я не поверил, там много было неясного. К тому же вон тот, с хитрой мордой, у меня чуть саквояж не спёр.

В сыром помещении медицинской тюрьмы на деревянных лежанках сидели Кая и вор. Заморочь, лишённый уже ведра на голове и сарафана, сделал виноватое лицо.

– Я просто посмотреть хотел, дядя. Из врождённого любопытства.

– Ну да, ну да… И для пополнения коллекции клизм, – хохотнул Муров.

Кая поднялась и подошла к Врану, не обращая внимания на остальных.

– Привет. Рада, что ты цел.

Санчо не сдержал гнева:

– Зато Горец чуть не перекинулся!

– Мне жаль. Но для меня главное – вот этот лысый парёнек. Так уж вышло.

Вран густо покраснел. Так и стоял перед ней истуканом, опустив руки, а ведь можно было обнять. Да и поцеловать момент отличный. Жаль, что он всё пропустил.

Примас-майор Дыбов был в ярости.

Этот старикан, несмотря на все его заслуги перед Папой – ну, это в прошлом, в прошлом! – слишком много себе позволяет. Он, заместитель начальника тюрьмы, важнейший для Святой Базы служащий, сидит с какой-то деревенщиной в приёмной, хотя давно уже должен был получить укол. Сразу. Вне очереди.

В голове его крутились нехорошие мысли. Привести сюда взвод послушников, да и занять медпункт по праву сильного. Доктор пусть лечит – прежде всего, его Дыбова, – а не лезет в политику. Развели тут вольницу, мать их!

Вот и сейчас: даже не извинился, провёл в кабинет лысого паренька, здоровяка и какую-то девку вместе с уголовного вида гадом. Схватить! Калёным железом!..

– Сергей Сергеевич! Ради Бога, простите, заходите сюда.

Примас-майор вскочил. Ту девку надо было повесить, жаль, скрылась, тля сифозная, где-то в трущобах. А ему теперь страдай, кланяйся всякой клистирной трубке.

– Иду! – недовольно рявкнул он. – И так опаздываю!

Он ворвался в кабинет Мурова, собираясь высказать всё, что думает, пусть даже при этой подозрительной братии, но там обнаружился только виновато разводящий руками врач и медсестра, которая возле кушетки уже набирала в шприц лекарство.

– Ложитесь, ложитесь, голубчик! Сегодня предпоследний укол, вылечим вас в лучшем виде.

Недовольно морщась, примас-майор задрал рясу, обнажая откормленный зад и плюхнулся животом на кушетку. Муров подмигнул Марине, там вколола один шприц, потом, почти сразу, второй – совсем маленький, на пару кубиков, и не в зад пациента, а в вену под коленом.

– Чего это там? – спросил Дыбов. – Почему два укола?

– Витаминчики, – сладко улыбаясь, почти пропел доктор. – Полежите немного, внутривенное введение всегда более эффективно.

Через пять минут примас-майор понял, что умер.

В смысле, дышать он дышал, даже мог поболтать в воздухе ногами или сжать кулаки, но двигаться ему не хотелось. Он умер и ждал решения духов: вниз, вверх, расстрелять или застрелиться. Грешить или каяться. Упасть или лететь.

Теперь ему было всё равно, что делать, лишь бы по приказу. Даже решение захватить медпункт, такое зримое и выпуклое пять минут назад, сморщилось, как яички на морозе, и втянулось куда-то в неизведанные глубины мозга инквизитора.

– Подействовало, голубчик? – раздалось откуда-то. Примас-майор даже не сказал бы, человеческий это голос или с ним напрямую говорят духи. – Рясу одёрни да садись. Выходите, молодые люди, вам же тесно за ширмой.

Дыбов сел и стеклянными глазами смотрел на ещё недавно жутко подозрительную компанию. Сейчас ему было всё равно. Он слышал голос, он повиновался ему всеми закоулками своей тёмной души.

– После того, как я прикажу, ты всё забудешь, майор. Задача такая: два эти парня теперь твоё высшее начальство. Главнее Папы, страшнее смерти. Ты подчиняешься им полностью. Ты должен провести их в тюрьму, выдать им сына кожевенника, проводить обратно. Понял?

Примас-майор медленно опустил голову. Она была пуста как барабан, который сделают из его кожи, когда узнают, что он натворил.

Но это его не волновало.