17. Казарма номер семь

Над лесом стояла лёгкая дымка. Предутренний туман, в котором и дерево можно спутать с человеком, и наоборот. Тишина и благолепие. Время, когда возможно всё и для каждого, но почти все спят, не замечая своего могущества.

Послушник Лёнька – его так все и звали в части, на «Леонида» вечно удивлённо хлопающий глазами деревенский паренёк не тянул – сонно посмотрел в бойницу.

Поверх пулемётного ствола, грубого куска реальности, плыли над лесом завитки чего-то странного, белёсого, не от мира сего. Почти как в Полосе. Казалось, ещё немного и сложатся они в фигуры духов деревьев, воздуха, невидимого пока ещё солнечного света. Тогда Лёнька бы попросил их об исполнении мечты: чтобы его отпустили отсюда домой. Он готов снять коричневую рясу и убежать хоть голым, лишь бы туда, в родную деревню. Там хорошо. А здесь…

Здесь плохо. Здесь скучно. Постоянная муштра, затрещины от патера-лейтенанта, от старшего патруля, подначки других послушников. Как будто он виноват, что остальные городские, выросли рядом со своими ржавыми машинами и пустыми магазинами. С детства знали и умели больше, чем он в свои двадцать два.

Ну не гады ли? Конечно, гады.

Лёня уткнулся в холодный приклад, прикрыв глаза. Не спать, только не спать. За это накажут так, что и думать не хотелось. Не спа-ать… Как же скучно, глаза сами слипаются. Вчера только повеселили эта девушка с человеком-собакой. Психи.

При мысли о девушке сон не прошёл, но двинулся в дебри раздевания и ублажения, Лёнька представил, как он разматывает с неё эту чудную сеть, как тащит куда-нибудь на мягкое, чтобы…

В сером предутреннем тумане появилась повозка. Лёнька, прикорнув на прикладе, её и не заметил, но подвода, запряжённая равнодушной ко всему – к недавней смене хозяев в том числе – лошадкой, приближалась к воротам. Там, ниже пулемётных гнёзд, охрана не спала.

Один из стражей ткнул старшего патруля в бок:

– Командир, там люди какие-то!

Старший сладко зевнул: он-то как раз спал, его наказывать за это здесь некому. Потом потянулся и выглянул в узкую бойницу сторожевой башенки. Туман, не рассвело ещё, а уже куда-то прутся… Трое послушников в коричневых рясах, один тощий, один обычный, а третьему седмица послала такие размеры, что ряса трещит на плечах. Подвода с ящиками, лошадь. Приближаются.

– А чего так рано? – спросил старший бойца.

– Не могу знать! Допросить?

– Обя-а-а-зательно, – снова зевнул командир, не сдержавшись. – Давай, тормозни их там в сторонке.

Подвода, повинуясь короткому крику послушника, остановилась, потом свернула к башенке. Тощий, тот, что правил лошадью, сидя спереди, остался на месте, теребя вожжи, остальные двое спрыгнули, разминая ноги. Издалека, видать, ехали.

– Кто такие? – сурово спросил послушник, подойдя ближе. Врагов он отродясь не видел, поэтому вся суровость была больше напускной, придуманной. Выслуживался на глазах старшего.

– Да мы с Шестой Мечты, – спокойно ответил великан. – Задержались, вечером не успели доехать до дому. Нас тут за ящиками каким-то посылали в Усть-Ржев.

Ровный голос, знакомые названия. Послушник почесал затылок, потом уточнил:

– И пароль сегодняшний не знаете?

– Да откуда? – удивился спутник великана, не такой рослый, но широкий в плечах. – Пропускай, давай. А то примас-майору пожалуемся. Вон тот, тощий, его племянник!

Стражник замялся. Даже не стал уточнять, которому из примасов – власти любого хватит, чтобы их всем патрулём загнать на южные границы. Чиц считать.

Именно в этот момент – Санчо поразился, насколько удачно вышло – в пяти сотнях метров левее ворот раздался взрыв. Красно-жёлтая вспышка тряхнула землю, несколько столбов – могучих, бетонных, поставленных на века ещё до войны, держащих на себе ряды колючей проволоки и спирали Бруно поверху, – будто выдернуло великанскими пальцами и отбросило в сторону. Вверх задрались остатки колючки, полетели комья земли, упало несколько деревьев поблизости. Давным-давно вдоль ограды снаружи деревья выкорчевали, создав пустую полосу безопасности, но за тридцать лет наросло новых.

– Косая седмица! – тонким голосом заорал тощий возница, спрыгивая с подводы. Лошадь заржала и рванула постромки, увлекая за собой повозку, кружа её по площадке и внося ещё больше сумятицы.

Разбуженный взрывом Лёнька наверху вскинулся, ничего не понимая – очень уж грубо его вырвали из грёз о девушке. Там, во сне, он, как говорили у них в деревне, третью палку кидал.

Пулемётчик рывком взвёл затвор, приник к оружию и дал длинную неприцельную очередь над площадкой, над головами приехавших послушников и стражника, заставляя пригнуться. Пули долбили стволы деревьев, рвали листья, вниз из пулемётного гнезда сыпались горячие гильзы.

Тихая утренняя пастораль мгновенно превратилась в поле боя. Только кто с кем сражался, понять было решительно невозможно. Трое новых послушников бегом следовали за стражником, так и вбежали в караулку, к старшему патруля, мучительно соображающему, что предпринять.

– Борцов, Хайруллин, Гобения! Ну-ка, похватали автоматы и проверить пролом, охраняйте, там возможен прорыв.

Ошалевшие сонные солдаты в рясах метались, увеличивая панику.

– Мы, это… На Базу спешим, – прогудел один из прибывших, великан в явно маленькой по размеру одежде. – Ворота-то откройте, мы ж к патрулю не приписаны.

Старший в бешенстве хотел послать его ко всем болотным духам, потом прикинул, что и так хлопот до хрена и махнул рукой: откройте, мол.

Тощий поймал лошадь и повёл за уздцы, остальные пристроились рядом с подводой, поглядывая по сторонам. Ворота с натугой открылись – одна створка, но этого было достаточно. Обе открывали только для танков и грузовиков, которых никто из молодого поколения послушников на ходу уже не видал.

Навстречу неторопливо едущей телеге промчался отряд всадников, потом пробежали пешие, за спиной, у ворот, ещё лениво постреливали, проявляя бдительность. Лёньку уже оттащили от пулемёта и без особой злости били за напрасный расход драгоценных патронов.

– Бестолочи, – тихо сказал Санчо. – Я думал, у них порядка побольше, а, выходит, наоборот. Наёмники посерьёзнее будут. Мне бы полсотни наших, я бы эту базу захватил запросто.

– А что, инквизиторы ни с кем не воюют? – удивился Вран. – Армия же, а, правда, бардак…

– Да с кем им воевать, – фыркнул командир. – Княжества они под себя заламывают без войны. Там, говорят, и князья-то сами не против, им инструкции дадены тридцать лет назад, в запечатанных конвертах: если вдруг чего, цивилизация рухнет, вы правьте. Но когда настоящая власть вернётся, с ней не спорить. Вот и слушаются советников.

– Брехня это. Слухи, – прогудел Горец.

– А может и слухи, – легко согласился Санчо. – Но инквизиторы сами не воюют. Как они на проповедях говорят, внутри страны армию применять нельзя. Хрен их знает, почему, Папа распорядился, что ли. Поэтому и бараны такие.

Они въехали на территорию первого жилого посёлка. Слепленный из остатков фанерных листов щит слева, покрашенный в голубой цвет, серебристыми буквами гласил «ВТОРАЯ МЕЧТА». Ну, и седмица в уголке нарисована, в исполнении неизвестного художника ещё больше похожая на топор, чем в каноническом исполнении. За щитом виднелся поворот, целая улица из длинных серых многоэтажек уходила в сторону.

– Туда? – уточнил Вран. Лошадью он правил по привычке, даже не отвлекаясь на это занятие. Куда больше его привлекали окрестности: дома-казармы, длинные, посыпанные грязным песком дорожки, ажурные, хоть и ржавые, овалы огромных, задранных в небо решёток, какие-то трубы и склады поодаль, масса непривычных бетонных конструкций, вплоть до лежащих на земле гигантских серых таблеток, словно крышек для чего-то страшного под землёй.

Чтобы не вырвалось ненароком наружу.

– Туда не надо. Останови-ка вон у карты. А овальная фигня там над крышами – это и есть щиты Орсона, я помню, ты интересовался.

Вран глянул на ржавые решётки по-новому, с некоторым уважением и опаской. Но не до того: повинуясь жесту Санчо, он свернул к небольшому зелёному щиту на двух металлических ножках. Судя по квадратикам, стрелкам и прочим топографических значкам, перед ними была карта базы.

– Ага… Арсенал. Нет, это нам не по зубам. Святилища седмицы… Ничего себе, сколько их! Но тоже ни к чему. Резиденция генерал-кардинала, дома старших инквизиторов… А хорошая карта, подробная. Так… Тюрьма! Вот это отлично, туда, пожалуй, и наведаемся сходу.

Вокруг ходили, бегали, скакали на лошадях люди. Подрыв ограды, бессмысленный и беспощадный, похоже, оживил сонную базу, над которой уже величаво вставало солнце.

Один огромный плюс в этом муравьином беспорядке был – до троих послушников на телеге никому не было дела. Вообще.

Тюрьма не впечатляла. Приземистое двухэтажное здание чуть в стороне от широкой, с коваными фонарями на обочинах, статуями и довольно свежим асфальтом дороги к резиденции Лютополка. Охраны только много: бетонный блокпост на подходе, двойки патрулей справа и слева. Ну и решётки, решётки на всех окнах, вделанные, похоже, значительно серьёзнее, чем тогда, на психушке.

Зато – Клим вот же рядом, местов двести всего. Где-то здесь. Вран плотно зажмурился, чтобы не крикнуть, не заорать имя брата в полный голос.

– Ну что, – спросил Горец. – В лоб попробуем?

Санчо мотнул головой. В лоб не прорваться, положат на подступах. Он почему-то не ожидал, что база настолько большая, что народу много, охраны. Не рассчитывал. Оказалось, что пара военных объектов, где он побывал за годы странствий наёмником, были всего лишь мелкими укреплениями. А здесь… Куда даже тому же подземному складу. Огромное всё. Надо как-то хитрее.

Но великан уже прихватил автомат с подводы. Оружие казалось игрушечным в его огромной лапе, смешным. Меч остался на поясе.

– Стой, стой! – зашипел командир. – Куда ты собрался. Мы же на разведке, а не в бою!

Горец смущённо остановился, но поздно: один из патрулей заинтересовался непонятными послушниками и сейчас неторопливо шёл к ним. В отличие от бестолковой охраны ворот, здесь служили ребята ухватистее: двое разошлись в стороны, пока что не направляя на них автоматы, но готовые ко всему, прикрывали старшего, который шагал прямо к подводе.

Вран вдруг понял, что его напарник и Горец зарвались. Удачная остановка шедшей по ночной дороге подводы, переодевание в рясы связанных и сунутых в кусты послушников, проход на базу – всё это придало им лишней, хмельной удали.

– Санчо, давай сваливать отсюда! – сказал он. – Надо отсидеться, найти Каю и Заморочь, и тогда уже думать.

– Угу…

Но поздно. Командир патруля в синей рясе подошёл к ним и брезгливо поинтересовался:

– Фаланга, отряд? Кто командир? Что вы у охраняемого объекта трётесь, быдло?

Вот и попались: структуру базы никто их них не знал, да и спросить было не у кого.

– Мы, это… Складские, – пророкотал Горец, сделав тупое лицо. Получилось у него замечательно, но синерясого это не удовлетворило.

– Жетоны предъявили, быстро!

Опять облом, жетоны у беззаботных послушников на телеге были, но кто бы их стал снимать, бед не оберёшься – всерьёз выдавать себя за инквизиторов. А надо было бы, хорошо, что на воротах не успели спросить.

Вран с тоской понял, что Санчо, да и Горец – парни, конечно, умелые, в бою им цены нет, но вот инквизиция устроена сложнее, о чём они, похоже, и знать не знали. Одна надежда оставалась, голову морочить этому важному дядьке в синем, пока их троих не перестреляли тут как зайцев.

– Патер! – проникновенно сказал он. – Мы только прибыли, пополнение из Венецкого княжества. Рясы вот выдали, груз велели отвезти и быть при складе. Даже жетонов не дали, а уж я-то просил, я умолял. Вы же знаете, какая глушь наши края? У нас однажды целая деревня потерялась: стояла-стояла на одном месте, а потом по весне с соседнего села мужик один, Иероним его зовут, пошёл кума проведать. Самогонки взял бутылёк, сало копчёное, и аккурат как снег сошёл, над Дебрянкой по старой тропе и двинулся. Семь часов шёл, за это время до восточной Полосы можно добраться, а деревни нет и нет. Все места знакомые, ива там над рекой приметная, потом ручей, где однажды коза утонула, а дальше и деревня эта должна быть. Должна – а нету её, святой седмицей клянусь, нету! Иероним чуть самогон в реку не сронил, а с ним такого отродясь же…

– Заткнись! – гаркнул инквизитор. – Пришлют же дураков деревенских… Склад – там! Здесь не появляться больше. Р-р-расстреляю скотов!

Он ткнул рукой в ту сторону, откуда они и подъехали, развернулся и зашагал обратно к тюрьме. Даже историю не дослушал, обидно.

Обратно ехали молча. Лошадка время от времени оборачивалась, причмокивая губами, и косила удивлённым глазом: сколько можно вас возить?! Где вода, где сено, что за странные новые хозяева…

– Короче, так, – наконец сказал Санчо. – Гиблое дело втроём в тюрьму лезть. И впятером. Тут нужен отряд с гранатомётами, да и то…

– Надо пока спрятаться, – уверенно сказал Вран, заворачивая лошадку в какие-то узкие проулки.

Они давно уже вернулись по центральной дороге к повороту в посёлок Второй Мечты, и теперь колесили по лабиринту улиц. Давным-давно здесь всё было ровно, строго, по-военному, но с тех пор, как отключилось электричество, кончились вода и канализация, люди из многоэтажек разбрелись, прихватывая необходимое, и летом предпочитали самодельные хижины, которые и возникли здесь в изобилии.

На картинках в книгах травника Игнатия подобные дома назывались трущобами. А если брать заокеанский вариант – фавелами. Листы жести, брёвна, доски, оторванные неведомо где, кривые печные трубы, явно украденные и вставленные абы как пластиковые окна. Ржавые бочки на перекрёстках кое-где курились дымком, похоже, по вечерам это здесь единственное освещение и центр притяжения местных. Послушников в рясах было немного, в основном попадались женщины с грязными сопливыми детьми и какие-то мутные личности, цепко глядящие на гору ящиков на телеге.

Никаких указателей, просто лабиринт из дерьма и палок. Единственным ориентиром были выглядывающие над крышами всего этого безобразия многоэтажные казармы. Надо бы туда было и доехать, не здесь же останавливаться.

– Заблудились, касатики? – приторным голоском спросил их кто-то. – За пару серебряных могу дорогу указать.

Санчо оглянулся. За их телегой, смешно подпрыгивая, торопился худой тип с пропитым до прозрачности лицом, босой, наряженный в неимоверно гнилые старые тряпки. Не одежда, а набор лоскутов, скрепленных где чем.

– Как на казармы выехать? – буркнул Горец.

– Пара монеток, – напомнил пропитой. – Денюжки вперёд.

Он обежал лошадь и пошёл впереди, изредка оглядываясь, но не давая пока никаких указаний. Оно и правильно – кто ж даром работает.

– Ладно, – сказал Санчо. – На, держи. Но чтобы короткую дорогу показал!

Пропитой вернулся к нему, подставил неимоверно грязную ладонь, хихикнул и снова побежал к лошади.

– Непременно, барин, непременно! Кратчайшую! Здесь налево поверните.

Вран с сомнением посмотрел ему в спину, но послушно натянул кожаный ремень. Лошадь недовольно мотнула мордой, однако свернула в совсем уж узкий проезд, где телега едва не цепляла стены игрушечных хижин обоими бортами сразу.

Горец потянул было автомат из-под ящиков, куда припрятал его перед беседой с охраной тюрьмы, но не успел. С одной из крыш, где секунду назад – можно поклясться! – не было и воробья, на голову великана-наёмника обрушилась целая волна мелких камешков, потом, едва он взревел от боли, рухнула деревянная кадушка. Горец хрюкнул и уткнулся лицом в сено, устилающее дно подводы.

Санчо за шиворот схватил оторопевшего Врана и стянул за собой с телеги, назад. Пропитой впереди снова гадко рассмеялся и схватил многострадальную лошадку под уздцы, тормозя.

С крыш, откуда-то из дверей домиков, сзади набегала, улюлюкая, откровенная шпана, вооружённая разной увесистой дрянью – от дубинок и обрезков железных прутьев до ржавых утюгов. Ни огнестрельного, ни даже холодного оружия у них в помине не было, но количеством они превосходили Врана со спутниками раз в десять.

– Голова, – простонал Горец. – Разбили башку, твари…

Санчо вытащил свой автомат, почти бросил Врана на землю, себе под ноги, чтобы тот не мешался, и начал стрелять. Ещё одно ведро камней высыпали сверху, но наёмник стоял удачно, не попали.

Парень с земли наблюдал за побоищем. Казалось, сказочный великан – а снизу Санчо таковым и был – расставив ноги, став придатком к автомату, вершит скорый суд. Правый или нет, это пусть духи разбираются, там, куда улетят души покойных.

Первым выстрелом Санчо положил заманившего их в засаду пропитого. Точно в лоб, тот только крякнул, уже мёртвым валясь на спину. Лошадь всхрапнула, рванулась было, почуяв запах крови, но деваться ей было некуда – впереди тупик, сзади телега.

Бамм! Бамм! Наёмник привычно бил одиночными. Запасные магазины под одним из ящиков, но достать не успел бы. Не дадут. Двое самых шустрых, бегущих сзади, раскидало кеглями в стороны. Ещё выстрел – с крыши шумно обрушился тот, что с камнями.

Шпана ещё орала, но как-то неуверенно. Четверо к духам отправились мгновенно, это вам не бестолковых складских грабить.

Бамм! Бамм! Бамм! Вран только успевал уворачиваться от горячих гильз: напарник держал автомат боком, экстрактор как раз и выплёвывал латунные цилиндры под ноги.

Три выстрела – три трупа. Банда оценила эффективность этого непонятного послушника, перестала обманываться его простенькой коричневой рясой.

– Это подстава! Спецназ! Чёрные это! – заорал кто-то самый умный. Шпана теперь снова бежала, но во все стороны от телеги, прячась, ныряя в щели, забегая в двери чужих домиков. С обитателями потом договориться можно, все свои, а вот жуткий своей точностью мужик с автоматом пусть подальше останется.

– Всё, похоже, – ровно сказал Санчо, опуская оружие. – Девять… Нет, десять. А патронов пятнадцать извёл. Старею.

Вран поднялся, отряхиваясь. Подошёл к телеге. Ничего не понимающий Горец с залитым кровью лицом, сидел посредине, спиной к ящикам, и утробно подвывал. Судя по всему, череп ему пробили – не камнями, так кадушкой.

– Хрен с ней, с телегой. Её отсюда не выкатить вдвоём, – рассовывая запасные магазины в разгрузку поверх рясы, командовал Санчо. – Надо Горца к доктору срочно!

Когда они вышли из проулка, ни одного человека видно не было. Кого выстрелы напугали, кого бегущие остатки банды. Санчо тащил на одном плече Горца, который и сам ногами переступал, но больно уж неуверенно, Вран шёл рядом с автоматом в руках. Всё верно, дураков нет этой троице попадаться на глаза. Лошадь, телега и гора ящиков с капустой – не очень-то выгодный обмен на десяток душ.

– К вон той казарме, – сказал Санчо. – И быстрее давай, Горцу совсем худо.

Они прошли насквозь, не обращая внимания на паутину проулков, как раскалённый нож падает через брусок масла, не заметив препятствия. Дверь, хижина, снова дверь. Или просто Санчо выбивал ударом ноги наиболее хлипкую деталь стены. Построено было так, что получалось отлично.

На орущих что-то обитателей он вообще не отвлекался. Вран только отталкивал стволом самых нервных и шёл следом. Стрелять больше не пришлось.

Казарма, к которой они вышли, явно была обитаема: запах варёной капусты издалека отличал обиталище человека от скучных развалин и пустых сооружений. Возможно, не всё здание занято – очень уж много пустых провалов на месте окон, но вон и бельё висит на растяжке, вон во дворе жарят что-то, тянущее ароматным дымком, а там и охрана какая-никакая. Трое мужичков в коричневых рясах послушников, один с двустволкой в руках, ещё двое с саблями наголо.

– Свои. Новички. Бандиты напали. Доктора, – в несколько слов изложил их тяжёлую судьбу Санчо, аккуратно сгружая Горца на землю в тени какого-то куста возле крыльца казармы.

«ВС РФ. Казарма номер семь. В/ч 3306…».

Дальше старинная стеклянная табличка, которую жадно прочитал Вран, была разбита. Номер воинской части, когда-то нанесённый золотом по тёмно-красному, потерялся в небытии.

– Ох ты ж, косая седмица! – загомонила какая-то женщина, до того опасливо прятавшаяся за дверью, но сейчас, поняв по поведению охраны, что опасности нет, выскочившая к прибывшим. – Кровь надо смыть, кровь! И к Мурову бежать, только он поможет. Духи мои духи, да у него ж голова пробита…

Её суета охранников успокоила окончательно. Оружие попрятали, тот, что с двустволкой, теперь старательно объяснял Санчо, где искать лекаря. А Вран так и замер, разглядывая казарму, типовое общежитие, серым коробком возвышающееся над ними, на ровную кирпичную кладку, ржавые балконы, пожарную лестницу, зигзагами идущую сбоку.

Странно ему здесь было. Странно и страшно.

Который раз видя, что умудрились понастроить до войны, он терялся, чувствуя себя мелким насекомым, попавшим внутрь сложнейшего механизма. Так легко и просто было дома, в Излучье, и так сложно здесь.

Даже запахи – не привычный лес, травы и река, а кирпич, нагретый на солнце, железо, стекло. И варёная капуста, конечно. Всё непривычно. А деваться некуда: живи и так, парень, духи ведают почему.

– Кончай ворон считать! – рявкнул Санчо сзади. – Сторожи Горца, смотри, чтобы бабы его тут не залечили, а я побежал искать этого… Доцента.

– Акинфа Исидоровича! – с огромным уважением в голосе подсказал один из охранников. – Вы повежливее с ним. Это ж не просто лекаришка, что сам по старым книгам научился, это величина.

Санчо кивнул, не желая вступать в спор, тряхнул мешочком с монетами – должно хватить, и рысцой удалился со двора казармы, оставив все три автомата Врану. У парня и рук столько не было, чтобы отстреливаться одновременно.

Да и не от кого. Вокруг были люди пусть не добрые, но по-всякому участливые: от бандитов казарменные страдали постоянно, а Санчо намекнул, что раненый-то герой, лично проредивший ряды шпаны.

– Паренёк, а, паренёк? Водички хочешь?

Вран поблагодарил женщину в чём-то цветастом, их тут набежало уже несколько, хлопотать о раненом, сел с чашкой в руках на лавку. Всё настолько запуталось, что теперь и неясно, как быть.

Клим.

Кая.

Раненый Горец – лежит, стонет что-то, кровь с лица смыли, а он даже глаза не открывает.

Что-то многовато событий на голову простого деревенского парня свалилось. Будь ты хоть трижды Проводник – всё равно тяжело.

– Тонь, про взрыв-то слыхала? Сто погибших, говорят, ворота в клочья! Покушение на генерал-кардинала, долгих лет его превосходительству. Ужас, ужас! Теперь и по лесу облава, третью фалангу всю туда послали, и по Святой Базе будут искать злодеев, вдруг кто проник.

Щедрая на воду тётка присела рядом с Враном, не обращая, впрочем, на него внимания, и рассказывала, рассказывала своей подружке об ужасах и облаве, перемежая здравицами в честь косой седмицы, а парень прикрыл глаза.

Маньяк-то тёртый мужик, спрячется, а вот послушники, у которых они забрали рясы и подводу… Санчо хотел их прирезать, это ведь он, Вран, не дал. Пожалел. А когда их найдут, связанные первым делом выложат их внешность. Тогда ловить наёмников и его станут по описанию, целенаправленно. А Горец сейчас вообще не боец, лишь бы не умер.

Времени, тех суток-двое, на которые они наивно рассчитывали, не было. Совсем.