Послушник медленно, словно боясь привлечь лишнее внимание Врана, кивнул. Потом так же медленно и очень осторожно отвернулся, зарывшись лицом в сено. Это было настолько похоже на реакцию маленького ребёнка: закрыл глаза, значит и тебя не видят, что Вран грустно улыбнулся.
Однако, проблема оставалась.
Полежит, подумает и решит заложить и его, и спутников со всеми потрохами. Попросить Санчо потом тихо прирезать? Нет, напарник-то согласится, нравы просты и жестоки, но самому парню идея не нравилась. Вообще. Если мир вокруг скотский – это же не причина самому становиться зверем. Хотя многие думают иначе.
– Доктор, – тем временем занудствовал Маньяк. – Мне бы всё-таки побыстрее на ноги встать. У нас, торговцев, каждый день – это упущенные деньги.
Лекарь поднял от его раны голову, глянул на виднеющийся из-под рукава нижний край татуировки наёмника у Санчо, потом на самого наёмника, и понимающе улыбнулся.
– Торговцы вы, да… Да лежи, лежи! Промыть надо. Всё будет хорошо.
Над караваном, который так и двигался без остановки, не обращая внимания на неожиданное пополнение численности, шипя, пролетели две чицы и скрылись над дорогой.
Заморочь с интересом оглядывался, то посматривая на ящики, то на бочки. Не иначе прикидывал, что тут можно стащить. Об оставшихся в кладовой интерната ценностях он выслушал с кислым лицом, уж он-то бы развернулся. А чьи были вещички раньше – не имеет значения.
Вдоль каравана прошёлся местный сказитель, старше венецкого и куда менее приветливый, топал и время от времени, не надеясь на успех без энтузиазма провозглашал:
– Монжайские новости. Три серебряных за последние новости.
Все желающие его уже выслушали, деньги по дороге, видимо, кончились, а новая аудитория была недоступна, поэтому сказитель начал виться вокруг Санчо, признав в нём командира.
– Мужчина! Могу сделать скидку. Два серебряных и миска еды. Вы, я вижу, человек неместный, спутники ваши тоже, расскажу всё в лучшем виде. Мы сейчас направляемся на Святую Базу двадцать три, вас туда не пустят. Поэтому советую свернуть раньше, там есть поселения за оградой базы.
Сказители были теперь и за газеты, радио и прочий исчезнувший интернет, и за навигатор, и просто за бродячих артистов. Универсальные солдаты масс-медиа, уже не знающие такое слово.
– Все деньги лекарю ушли, – буркнул Санчо. От незнакомого сказителя за километр несло стукачеством инквизиции. Увидит рядом Каю, сложит в голове два и два, и побежит докладывать о разыскиваемых. – На базу и сами не собираемся, что там делать.
Сказитель мотнул немытой гривой волос, но навязываться считалось неприличным. Да и денег у этого пропылённого дорогой, настороженного мужика нет. Можно было поверить. У лысого нищего и расписанного наколками вора рядом – тем более.
Странная компания. Но и духи с ними.
Уйдя в хвост каравана, Санчо отослал Заморочь к Кае и Горцу, а сам пошёл рядом с парнем, поглядывая, чтобы их не услышали послушники в охране.
– Слушай, Вран… Я вот чего думаю. Добраться мы добрались почти что. До базы километров пять, это час ходьбы. Ну, из-за телег даже дольше. А что мы дальше будем делать?
– Клима надо выручать.
– Да нет, это понятно! Для того и шли сюда… Как выручать? Там база инквизиции, бывшая огромная воинская часть. Склад помнишь? Так вот: склад это – тьфу! И меньше, и охраны не было. А троих там навсегда оставили.
– У тебя какие идеи? – поинтересовался Вран.
– Я думаю, сперва забраться туда нам нужно, а после кумекать. По частям слона будем жрать, хобот режем дольками. Надо прикинуться послушниками. Плащи раздобыть, рясы их эти. И с очередным караваном попробовать пройти ворота. Атаковать там бесполезно, ты ж просто не видел, как базы укреплены.
Он задумался и потёр брюхо, нащупывая через рубаху край давно зажившего витого шрама. Видимо, как-то связанного с неприятными воспоминаниями.
– Но на воротах проверка, – продолжил Санчо. – Расспросы, клятва косой седмицой – ну это ладно, но иногда могут и жёстко допросить. Мы пару раз в такие места проникали, опасная затея. Миша-тише однажды…
Он замолчал, вспомнив погибшего бойца.
– Короче так. Для начала нужно с каравана слезть, не доходя до ворот. Маньяка как раз подлечат, а мазь с собой заберём. Я вот тут подумал: мы ведь двигаемся, куда инквизиции и надо, в самую пасть к ним. Были бы они поумнее, не ловили бы, а ждали там.
Вран пожал плечами. Особого ума он за всей большой и неповоротливой махиной послевоенной власти не заметил. Опереточные княжества, никому, кроме их владетелей, по большому счёту не нужные, инквизиция эта… Зачем? И никто не знает толком. Кого с детства ни спрашивал, все говорят – ну, так. Привыкли. Эх… Забрать бы Клима, хоть как-то – отбить, выкупить, украсть – и уйти отсюда подальше.
Не в Излучье, нет. Там всегда будет опасно. В далёкие какие-нибудь места.
– Кстати, а почему они именно инквизиция?
Санчо почесал голову.
– Ну… Это давно уже так. Мол, вера в духов предков истинная, остальное ересь. Вот они и искореняют. Шут их знает, если честно, говорят, самого Папы придумка, когда народ от старой веры отвернулся опосля войны.
Вран попытался уложить в голове новые знания, лепя их к тому, что уже услышал. Ну да, возможно… В этом безумном мире всё возможно.
– Санчо, – вдруг спросил он. – А если бы у тебя деньги были, ты бы где жил?
Командир задумался, разглядывая окрестности. Степная дорога кончилась, пошли перелески, мелькнула слева неспешная речка, потом небольшое озеро, заросшее по берегам рогозом. Снова лесок.
– Я бы на юг подался, – ответил он наконец. – Может, и до моря бы дошёл. Кая оттуда же? Там хорошо. Свои сложности, люди рассказывали, что Полосы прямо в Чёрном море торчат некоторые, надо бы у Каи уточнить, она ж оттуда. Но с тобой это нам не страшно. Возил бы грузы какие, охранял. Я ж ничего не умею больше: воевать да охранять, почти с твоих лет в наёмниках.
– А как в отряд попал?
Санчо нахмурился, вспоминать было явно неприятно.
– Случайно. Давай не будем об этом.
– Как скажешь, – Вран потёр колючую макушку. Вроде, старался, брил чисто, а уже начала обрастать. – На юге, значит…
– Ну да. Домик с садом, женился бы. Дети вокруг бегают, а я им яблоки рву с веток. Или чего там растёт… А вечером к морю и на закат смотреть, как солнце в воде тонет. Только на фотографиях видел, ведь красиво.
Караван догнали несколько всадников в синих рясах, на пару минут остановились, о чём-то коротко переговорили с послушниками, и поскакали дальше.
– А ты бы куда хотел? – спросил Санчо после длительного молчания.
– Я и сам не знаю. Сперва Клима спасти, потом буду думать. С ним вместе и решим, другой родни теперь нет.
Камера, в которую сунули сына кожевенника – он и переодеться не успел во время нападения на деревню, пленения, дороги: так и был в домотканой рубахе с кожаным фартуком поверх, штанах и лаптях, – уже была занята. На одной койке, грубой, просто торчащей из стены железной раме с поперечными досками, сидел, погрузившись в свои мысли старик в смешном наряде. Одна шапочка чего стоила, а уж халат!..
Но ему было не до смеха.
После допроса болела челюсть, языком Клим время от времени проверял зубы. Есть, есть, и этот есть, а вот потом кровоточащая ямка в десне, а следующий снова на месте. Вот ведь гады!
– Меня Шенге зовут, – сказал старик, впервые за полчаса пошевелившись. – Шенге Каябышев.
И имечко у него какое-то чудное…
– Клим, – откликнулся парень. – За что сидишь?
Дурацкий, конечно, вопрос, но с чего-то разговор начинать нужно. Пусть так.
– За доверчивость, – непонятно ответил старик и вздохнул. – Впрочем, на всё воля духов. Отпустят – значит, я ещё нужен им в этом мире. Умру здесь, тоже понятно будет. Нет ничего нового. Всё предсказано, только мы иногда их голоса не слышим. А ты?
Клим с опаской глянул на него. Нет, в духов он тоже верил. Наверное… Воды, огня или воздуха – точно, а вот про то, что три мира есть, а мы в среднем, это уже вопрос спорный.
Да и не его ума дело.
– А я и сам не знаю, за что, – простодушно сказал он в ответ. – Жили себе жили, кожи с отцом мяли, а потом налетели твари и забрали сюда. Отца убили. Мать с сестрой в доме заперли, спалить грозились.
– Они тоже погибли, – сказал Шенге.
В коридоре лязгнуло железо. Для обеда рано, значит, охрана просто обходит камеры, поглядывает в глазки. За эти несколько дней это стало привычной частью жизни. Вот с шумом откинули крышку с глазка их двери, кто-то посопел там, за толстой дверью, закрыл и пошёл дальше. Ритуал. Традиция без начала и конца.
– Откуда знаешь? – вскинулся Клим. На допросе он пытался спросить о судьбе матери и Жданки у инквизиторов, но ни пузатый хрен в белом, тот, что с бородавкой, ни его помощник – сука, как дырка от зуба ноет! – ничего не сказали.
– Я же шаман, – просто ответил старик. – Говорю с духами. Иногда они говорят со мной.
– Серьёзно, что ли? – поразился Клим. По привычке взъерошил жёсткую светлую шевелюру – он всегда так делал в удивлении. – И даже видишь их?!
– Когда камлаю – вижу, – кивнул Шенге.
– Ух ты! А какие они?
– Духи-то? Разные. Смотря из какого мира. Наши, из среднего – они равнодушные. Их забота, чтобы вода чистая была. Или лес не горел. Или наоборот – горел, если огненные сущности. Воздушных вообще ни о чём не допросишься. А вот из нижнего мира – те злые. Им нужны боль, страдания, слёзы, смерть. Они этим как-то питаются.
– А из верхнего, значит, добрые? – уточнил Клим.
– Мальчик… Добрых духов вообще нет. Или им надо что-то от человека, они могут обменяться: помощь в ответ на жертву, подсказать чего в своих интересах. Или наплевать им на нас. В верхнем мире свои законы, я их не постиг.
– Жалко… Я думал, есть добрые. Хранители. Защитники. С детства верил.
– Не надо ни во что верить. Надо знать. И жить по совести.
Клим задумался. Как-то это всё было сложно.
– Погибли, значит, – скорбно сказал он. Почему-то старику хотелось верить, хоть и плохо это всё. – А брат? Вран живой? Его же тоже ловили.
Старик сложил руки на животе и прикрыл глаза, став похож на китайского божка – брат приносил книжку однажды от Игнатия, показывал. Грамоту Клим освоил плохо, а картинки – ну что, картинки, можно и посмотреть когда.
– Живой. Он сюда идёт. Тебя идёт выручать. Только духи здесь не определились, хорошо это или плохо. Не знаю, что у него выйдет.
Шенге вдруг вскочил, неожиданно молодым плавным движением – только что же сидел, засыпая, а уже посреди камеры – наклонился вперёд, мотая головой. Будто что вынюхивал. Расстёгнутый палат свисал полами, делая старика похожим на огромное насекомое с опущенными крыльями. А что здесь нюхать: плохо прикрытая параша в углу воняла традиционно, от стен пахло плесенью, от досок койки Клима – застарелым чужим потом, въевшимся, кажется, даже в железо.
– Смертью воняет, – возвращаясь на место, проговорил шаман. – Близкой смертью. Кто-то из нас двоих отсюда не выйдет. Надеюсь, что ты – у тебя жизнь впереди, а мне-то уже и пора.
Клим не успевал за ним мыслями. Смерть? Чья смерть?
– Значит, духи – они как наша власть, – уточнил он. – Плати налоги, а там князю остальное неинтересно?
Шенге покачал головой, устраиваясь на месте.
– Это частая ошибка. Люди не духи, они меньше знают и больше делают ошибок. Папа вот, например. Он же хороший человек. Незлой. Он всегда хотел стране и народу счастья. Беда в другом – его понимание счастья одно, у меня другое, а у тебя, мальчик, третье. А он принесёт и воткнёт в голову свой образец. Свою форму бытия. Любые отклонения для него – враждебны. А духи, соответственно, не люди. Их цели далеки от нас, как звёзды. Увидеть их можно, рассмотреть и понять – вряд ли. Круг Шаманов на том и стоит, что просто исполняет, что услышал от духов.
– То есть, вы враги инквизиции? Враги Папы?
– Ты опять ничего не понял… Мы никому не враги. Круг за свободу – и воли, и тела. Мы, кстати, о Проводниках Папе сразу сообщили, как сами узнали. Хоть какая-то жизнь наладилась, а то так бы и гнили вы в своих осколках безвылазно. И я вот приехал обсудить важные вещи… На свою беду. Лютополк думает, что всё можно узнать на допросе. Дурак.
– Проводники?
– Да ты и правда из леса, мальчик. Брат придёт, всё тебе расскажет. О Проводниках он теперь знает куда больше меня.
Клим пытался понять всё сказанное и не мог. Одно ясно – Вран его не бросил. Идёт сюда. Выручить хочет. Эти короткие мысли врезались в ум, выжигали на нём новые узоры. И шаманы, оказывается, правда есть.
Какой странный мир за пределами родной деревни…
За километр до Святой Базы дорога раздваивалась. На лесном перекрёстке стоял даже указатель: вбитый в землю столб из ошкуренного, тёмного от времени дерева, с двумя приколоченными стрелками. На одной «База», на второй «Леспромхоз». Что бы не имелось в виду под вторым, непонятным словом, отряду было в ту сторону. Санчо и Вран помогли заметно приободрившемуся Маньяку слезть с телеги лекаря. Раненый послушник так и лежал, вообще не привлекая внимания. Всё-таки испугался Врана.
– Долго идти, сможет братишка? – забирая оплаченную мазь в тюбике и свёрнутый в рулончик бинт, уточнил Санчо.
– Если небыстро, сможет, – махнул рукой лекарь. – Но будет возможность, покажите его через пару-тройку дней доктору. Если пустят на базу, можно ко мне. Власов моя фамилия, в посёлке Шестой Мечты найдёте.
– А что это за посёлки? – заинтересовался Вран. – Я думал, база она одна, большая…
Он обвёл рукой в воздухе неопределённый силуэт некого огромного здания.
Лекарь хохотнул.
– Ну, до войны-то типа того. Хотя тоже – казармы отдельные, общаги для семейных, всё уже было. А потом поделили базу власти. Есть четыре посёлка, как бы отдельно, но все внутри общей ограды. Второй, Пятой, Шестой и Седьмой Мечты.
– А ещё три мечты?
– Считается, что уже исполнены. Это вам с патер-викарием лучше поговорить, дела косой седмицы не в моей компетенции.
Вот же духи, поёжился Вран. Вроде как и ответил на вопросы, даже с подробностями, а ничего понять невозможно.
– Есть Главный штаб, при нём тюрьма и арсенал. Есть гаражи, там вся техника собрана. Склады. Резервуары. Много чего есть, база огромная. Одни щиты Орсона чего стоят!
– Здесь они тоже есть?
– Да они на каждой Святой Базе, парень, ты чего!
– Он же из Венецкого княжества, – словно коренной житель самой что ни есть столицы проговорил Санчо. Лекарь снова засмеялся, показывая превосходство над всякими там лесовиками. На том и расстались к обоюдному удовольствию.
Караван втянулся в вырубленную просеку по направлению стрелки «База», а отряд, медленно, не заставляя Маньяка напрягаться, потопал по куда менее широкой и почти не наезженной дороге в неведомый леспромхоз. Само собой, до него – чем бы этот диковинный зверь ни был – идти никто не собирался. Нужны были сутки отдыха и план проникновения на базу.
Ужасно довольный Заморочь показал украденный у лекаря странный предмет. Пока Санчо с напарником отвлекли вопросами, как раз было время пошарить в чемоданчике. Предметом была тёмно-синяя штуковина примерно с кулак Горца, насуплено смотрящего по сторонам. С одной стороны почти шар, с другой из неё выходила, сужаясь до тонкого конца, трубка.
Штуковина была мягкая. Если посильнее сдавить с боков, слышно, как из неё с шумом выходил воздух, а потом со всхлипом всасывался обратно, заставляя её принимать ту же форму.
– Шикарная штука! – приговаривал Заморочь. – Только не пойму зачем.
Кая, сперва задержавшись на перекрёстке, нагнала отряд, глянула через плечо вора на штуковину и рассмеялась. Вран с наслаждением слушал её – несмотря на странный разговор в саду интерната, не менее странную песню он надеялся, что всё у них впереди. Некое общее будущее может и должно случиться.
– Я знаю, зачем она. В задницу засовывать, Заморочь!
– Всё шутки шутишь, девка… Если у тебя настроение плохое – так и скажи. Чего издеваться-то. Это важная лекарская вещь. Не знаю только, какая.
Он обиженно спрятал клизму под рубаху, сунул за пояс.
В лес они свернули чуть погодя, оглядываясь. В чащу вела неприметная тропинка, как раз то, что надо. Людей вокруг не было, чицы над головой не летали. Казалось, каким-то чудом они оторвались и от погони, и вообще избавились от внимания инквизиции.
– Не думаю, – ответил на этот вопрос Санчо. – Они, парень, не идиоты. Ждут нас у базы. Просто в караване бойцов толковых нет, если бы бросились на нас, там кровищи было бы… Но они нас не потеряли, более чем уверен. Однако, и мы их попробуем обмануть. Маньяка на ноги поставим и попробуем.
Тропинка вывела к маленькой сторожке. Для охотников она здесь поставлена или для лесорубов – и не важно. Главное, что выглядела заброшенной, а неподалёку торчал сруб колодца с барабаном и воротом для подъёма воды. Живи не хочу, уж на сутки такого места хватит.
– Слушай, девка… – спросил Санчо у Каи. – Ты что скажешь, безопасное место? Что тебе духи вещуют?
Вот не поймёшь командира: вроде как и с издёвкой, и не по имени, но в глазах серьёзный вопрос. И верит, и не верит, что ученица шаманки что-то может. Но спрашивает же.
Кая обошла кругом избушку; Горец уже проверил внутри, никого, разумеется, утомлённого Маньяка укладывали на лежанку вдоль стены. Заглянула в колодец, что-то шепча. Потом посмотрела в чистое голубое небо.
– На сутки? Сойдёт. Охотятся на нас, командир. Ещё как обложили, но теперь по-умному. Им всем очень Вран нужен, не только тебе. И всем с разными целями… Ему бы самому с духами поговорить, чтобы понять, в чём его путь.
Санчо задумчиво посмотрел на шаманку. Опять же – и с сомнением, и с верой в правоту слов. Хотя бы частичную.
– Ладно… Короче, так, бойцы и примкнувшие: на рассвете мы идём на базу. Святая она там или грешная – дело десятое. Маньяк устраивает отвлекающий манёвр, он это умеет. Я, Вран и Горец попробуем замаскироваться, есть идеи. Надеюсь, проверять нас на воротах ни времени, ни желания у инквизиторов не будет.
– А я? – спросила Кая.
– Ты и Заморочь здесь сидите. Место тихое, сами по себе вы никому не нужны. Маньяк вернётся, будешь ему щи варить. Из воды и крапивы, хе! Больше я что-то ни хрена здесь не приметил. А Заморочь клизму ставить для бодрости духа. Да шучу, шучу, не дуйся – припасы оставим. Всё оставим, не с сумками-рюкзаками же на дело идти.
Вран сочувственно посмотрел на любимую, но промолчал. Прав Санчо: что ей там делать, среди врагов. Пусть подождёт.
– А как мы там втроём будем воевать? – прогудел Горец.
– Вода дырочку найдёт. В смысле, на месте надо решать, мы ж там вообще не были. Может, заложника из главных возьмём, обменяем. Может сами в охрану тюрьмы вольёмся, изнутри что-нибудь сообразим.
– Плохой план, – вдруг открыл рот вор. Он редко вступал в дискуссии, не чувствуя себя наёмником, да и членом группы вообще. Так, случайный попутчик.
– Это почему? – опешил Санчо.
– Ты вот в духов веришь?
– Ну… Да. Скорее да. Не в косую седмицу же верить, они там сами не понимают, чему поклоняются.
– А раз так, – продолжил Заморочь, – задумайся: почему нас всех вместе события свели? Каждый по-своему нужен, значит. Клянусь веником Трода!
При упоминании об учителе и его жутковатой морде, Вран вздрогнул. Вот, кстати, тоже напасть непонятная. Но хоть лично на него видов не имеет.
– Согласна, – впервые поддержала вора Кая. – Маньяк ранен, отвлечёт инквизиторов – уже отлично. Не знаю, что вы там задумали, но потом пусть возвращается сюда. А мы с Заморочью тоже пойдём на базу. Просто отдельно от вас.
Санчо подумал и махнул рукой. В общем, судьбы девки и вора его никак не волновали, а помогут чем – так и отлично.
– И ещё: нам-то что здесь выжидать? Сейчас поедим и сразу пойдём. Нас с вами никто вообще связать не сможет.
– Да делайте, что хотите, – разозлился на штатское воинство Санчо. – Я вам не указ.
– Спасибо, командор! – шутовски поклонился Заморочь, но потом посерьёзнел. – Только шмотки надо достать, у кого что есть. Не корысти ради, а токмо маскировки для. Годно?
Санчо кивнул.
Двумя часами позже перед воротами базы, надёжно перекрытыми броневыми листами, защищёнными двумя массивными башнями по сторонам – с пулемётными гнёздами, позицией гранатомётчиков и ещё духи ведают чем, – появилась странная пара.
Одуревшие от тянущейся, кажется, бесконечно вахты послушники у ворот оживились. Послевоенные времена вообще стали раздольем для придурков всех мастей, но эти двое переплюнули с запасом почти всё, что солдаты видели в жизни.
Впереди, на четвереньках, совершенно по-собачьи обнюхивая дорогу, трусил непонятного возраста и пола персонаж. Судя по всему, мужик, но понять это однозначно возможности не было: наряжен он был в поношенный сарафан, однозначно, бабский. На голове торчало сложное сооружение типа шлема с прорезанными дырками из ржавого ведра, найденного Враном на оказавшейся неподалёку от избушки старой свалке.
Парень пробежался по лесу, утолив любопытство. Кроме свалки и оказавшейся совсем неподалёку железной дороги на насыпи – ничего интересного. Но вот нашёл подходящую железяку.
Персонаж иногда останавливался, тряся ведром, отчего цепочка на шее позвякивала и пыталась вырваться из рук шедшей следом хозяйки. Та странным образом уложила причёску, превратив её заколками в распадающийся несколькими волнами пучок на макушке. Вместо привычного платья или того же сарафана на ней была нацеплена завёрнутая в несколько слоёв рыболовная сеть, зияющая прорехами, вся в свисающих нитках нейлоновой нити, из которой и была когда-то сделана.
Через прорехи толком видно ничего не было, но послушники сами додумывали то изгиб бедра, то тёмно-вишнёвый бугорок соска, то заветный треугольник волос. Там, ниже пупка, где расходились ноги строгой госпожи.
– Нам доктор Муров нужен, – лениво процедила Кая. Наряд ей – а особенно Врану, – не нравился своим подчёркнутым эротизмом с ноткой идиотизма, но что поделать. Образ должен бить наповал. – Акинф Исидорович. У меня для него пациент.
Заморочь негромко гавкнул, что из-за ведра на голове прозвучало не столько таинственно, сколько откровенно жалобно. Сарафан волочился по земле, он путался в нём и время от времени чудом не падал.
Старший патруля расхохотался в голос:
– Да тут не один пациент! Я так думаю, сразу двое.
Послушники заржали тоже. Нехитрая шутка командира развеселила некоторых до упаду.
– Нам служебная собака положена, – крикнул кто-то из левого пулемётного гнезда. От этого сторожившие сами ворота послушники чуть не сползли по стене. Ворота за их спинами, когда-то зелёные с огромной красной звездой по центру, согласно последним указаниям Папы и Конклава теперь светились синим. И наклонная серебристая семёрка, похожая на падающий на спину топор, делилась между створками строго пополам.
Старший патруля сам уже икал от смеха. Кто-то из бойцов советовал размотать сеть на девке и поймать что-нибудь на винт, другие вспоминали блюда из собачатины. Бедлам как он есть, лучшего момента и не выбрать.
– Доцент Муров ждёт пациента, – важно сказала Кая. Вряд ли они станут проверять этот факт. – Для описания течения болезни и разработки лекарства.
Старший патруля неторопливо подошёл к ней, с удовольствием охлопал, ища оружие, задерживая руку на особенно аппетитных местах. Конечно, ничего, кто бы сомневался.
– Бойцы, шлем с него снимите! – не оборачиваясь скомандовал он. – Рожу надо глянуть, а то вдруг это пресловутый сын кожевенника из каких-то дебрей.
Послушники стащили ведро с головы Заморочи, убедились, что на парня шестнадцати лет старый сиделец никак не тянет, и напялили обратно, смеха ради задом наперёд. Заморочь теперь шёл вслепую, натыкаясь на всё и вызывая взрывы грубого хохота.
Кая почти бежала следом, крича:
– Правее! Правее! Стой, собака страшная, ворота откроют.
Старший вытер слёзы – знатно повеселили психи, знатно! – и махнул рукой: открывайте, мол. Через полминуты в недрах ворот что-то громыхнуло, потом раздался протяжный металлический скрип. Створки чуток разошлись и застыли. Много чести открывать полностью, пройдут и так.
Если ведро не застрянет.