12. Прошлое и будущее

Здесь почти ничего не менялось полвека.

Уж последние тридцать лет – точно. Технические новинки кончились вместе с войной, он за ними и раньше не очень следил. Его они возмущали, рябили в глазах своей скоротечностью, неожиданностью и сомнительным смыслом. Телефон должен быть телефоном, массивным, белым, желательно с гербом державы вместо диска или кнопок, а не пластиковым обмылком в кармане. По которому, кстати говоря, довольно просто навести ракету. Такое бывало не раз, но, конечно, не с ним.

Он всегда был осторожен.

Остальное – тяжёлые портьеры, лепнина, натёртые умелыми руками до блеска полы, мебель ручной работы, люстры и шкафы – оставалось прежним с начала века.

Он тоже оставался прежним. Так ему казалось несмотря на то, что силы уходили. В зеркало смотреться не хотелось. Где этот серьёзный спортивный парень, которому всё было по плечу?

Где?! Его давно нет. До восьмидесяти казалось, что время остановилось. Менялись лица вокруг, менялись подловатые владетели других земель, там, у них, постоянно творилось черти что. Он старался сберечь от этого Родину. Ему это удалось.

Предусмотрено было всё, даже выбранный из тысяч следующий владетель. Даже война – они бы точно победили, страшной ценой, но победили. Так было всегда.

Он не предусмотрел только эффект от этих долбаных щитов того паренька из Австралии… как же его? Какая-то британская фамилия. Этот кенгуру изобрёл нечто страшное, а все, как идиоты, схватились за его изобретение. Вот и дохватались…

Папа вздохнул и нажал кнопку на подлокотнике. Даже до войны его инвалидное кресло было реликтом, в лучшие из них успели внедрить сенсорные панели, гироскопы и Бог ведает, что ещё. Но нет ему это не нужно. Кнопки – это надёжно. На них можно жать мокрыми пальцами. Они не подводят.

Кнопка на кресле. Красная кнопка. Ядерный чемоданчик.

Толку было с этого чемоданчика, который так заботливо передавали друг другу все, начиная с Брежнева… Щиты не дали взлететь ракетам, щиты остановили подлодки, щиты порубили эту страну на куски. Всё было напрасно.

Кресло развернулось и медленно покатило к выходу из комнаты: слоновая кость, золото и малахит, всё как ему нравилось когда-то. Теперь-то уже всё равно.

Папа ехал по анфиладе залов мимо застывших часовых и медленно, по-стариковски, плакал. Он и сам не замечал этих слёз, они стекали маслянистыми каплями по морщинам, падали на тугой воротник сорочки, оставляли тёмные следы на галстуке.

Всё было напрасно. Но он не сломался. Есть новые люди, они сыграют этими картами, без тузов, но с козырями. Огромная страна снова станет единой, уж в этом он был убеждён.

Ноги только не ходят.

– Пригласите епископа, – бросил он секретарю. Тот уже вскочил и застыл по стойке смирно, поедая шефа глазами. Бодр. Молод. Предан. Глуп…

И это Папа видел уже тысячи раз.

Кресло заехало в кабинет со стороны жилых залов, а посетителей приглашали в другую дверь. Там проверки, пропуска, обыск любого входящего, рамки металлоискателей и спрятанные в стенах радиометры. Безопасность превыше всего.

На неё не жаль дефицитного электричества.

Папа объехал рабочий стол и устроился позади него. Кресло теперь не было видно: только стол, на который он властно и устало выложил руки, государственный флаг за спиной, и знакомое каждому лицо. С морщинами, слезящимися глазами и густой сеткой морщин.

Сто десять лет скоро. Прежде чем критиковать – доживите, совершив то же и тогда же.

– Ваша святость! – поклонился до пола Дамиан с порога. Поклоны и приветствия были тщательно продуманы, разработаны, утверждены лично Папой. Ритуалы правят людьми.

– Добрый день. Проходи, епископ, нам надо поговорить.

По спине Дамиана, под белой с синей отделкой рясой пробежала змейка пота. С одной стороны – он у самого подножия трона, а с другой… От этого подножия люди скатывались в грязь как с горки зимой. Смотря как себя повести.

Каждый разговор с Папой – как поход по минному полю. И это не метафора, боевой епископ умел ставить и снимать мины, так что мог себе позволить именно такое сравнение.

– Сейчас бы пива, – внезапно сказал Папа, наблюдая как Дамиан устраивается в кресле возле стола. – Хорошего немецкого пива… Но у меня нет. Да мне и нельзя, врачи против. А тебе бы предложил.

Дамиан побледнел. У него в голове стрекотала счётная машинка, вычисляя, к чему Папа начал именно с этого. Зря Его Святость не говорил ничего. Никогда.

Отшутиться? Нет, вряд ли. Епископ рискнул:

– Проект «Игла» в завершающей стадии, Ваша Святость. Думаю, что к дню рождения я лично доставлю вам несколько бочонков. Судя по сообщениям разведки, за западными пустошами его всё ещё варят. Осмелюсь предложить идею: давайте присвоим названия аппаратам? Первому – «Его Святость», без вашего мудрого руководства ничего бы не было. Второму – «Косая Седмица»…

В кабинет, еле слышно цокая когтями, вошли две огромные собаки – любимцы Папы, Анга и Дональд. Анга уселась возле стола, превратившись во внимательный памятник с живыми настороженными глазами. Дональд обошёл кресло Дамиана, принюхался и потрусил к хозяину. Положил голову на парализованную ногу, требуя ласки. Папа убрал одну руку со стола и потрепал лабрадора по холке.

Собак он всегда любил больше людей, но к тому были веские причины.

– Хорошая мысль. Люблю умных людей, Дамиан. Не то что эти боровы…

Папа неопределённо махнул рукой, но епископ настолько привык читать между строк и впереди мыслей, что понял: в составе Конклава генерал-кардиналов явно грядут перемены.

– Служу Вашей Святости! – негромко – Папа не любил крикунов, – но молодцевато откликнулся он. – «Игла-один», то есть «Его Святость», осмелюсь доложить, готова на девяносто семь процентов, второй и третий аппараты – на восемьдесят шесть.

– А третий назовите «Проигрыш…», как там этого щенка звали, что щиты выдумал?

– Орсон, Ваша Святость. Джеремия Орсон.

– Вот-вот, «Проигрыш Орсона». Пусть не сразу, но продул он в пух и прах он со своим бесовским изобретением. Просрал в сортире. Первые два названия одобряю.

Папа наклонил голову, но собственное отражение в зеркальной поверхности стола заставило нахмуриться. Его давно уже не радовали совершенно лысая голова, будто наспех обтянутая кожей в коричневых старческих пятнах, морщины и запавшие глаза. Всё-таки возраст, что поделать.

– Продолжайте работу. Предсказания штука хорошая, но техника важнее. Как дела с этим… сыном кузнеца?

– Их оказалось двое. Один, Клим, у нас в руках, генерал-кардинал Лютополк лично проводит допросы. Второй – вообще его зовут Арсений, но все называют Вран, – пока в бегах, но мы почти его взяли.

Папа пожевал узкими поджатыми губами, словно пробуя на вкус нечто новое. Не сказать, чтобы неприятное, но очень непривычное.

– Вран… Птица, змея и волк? Вот оно что, шаманы-то в теме… Я тебе лично даю полномочия по этой теме. Заберёшь потом дело у Лютополка, он не особо справляется.

– Так точно, Ваша Святость! Разрешите вопрос?

– Ты как в армии каблуками щёлкаешь… Спрашивай, к чему это всё.

– Это предсказание шамана – правда?

Папа помолчал, глядя в упор. Дамиан видел, насколько он стар. И всё равно преклонялся перед ним: возраст над Его Святостью если и брал верх, то только в физическом плане, дух был велик и несгибаем. Совершенен. Таких людей больше нет.

– Не только шамана, не только… Ох, давние у меня счёты с этими Габышевыми-Каябышевыми. Хотя эти парни не совсем мошенники, они разговаривают… с кем-то. Думаю, что с бесами.

Папа осенил себя косой седмицей, не очень размашисто, но глубоко всерьёз.

– Это ничего. Это бывает. В своё время с либералами договорились, а уж они хуже бесов были. Так что и это… пройдёт. Но официальной версии не особо доверяй, это для широких масс, что шаманы – шарлатаны и ничего у них за душой. Есть там сила кое-какая, есть…

Папа помолчал и продолжил.

– Был такой монах Авель, Василий Васильев в миру, двести пятьдесят лет назад. Подробности тебе знать пока незачем, но он предсказывал нечто подобное. Мы победим, Дамиан. И в этот раз – победим. А мальчишку найди, он нам действительно нужен. «Игла»… С ним будет даже удобнее, чем с «Иглами». Но не давите на него.

Дамиан удивлённо посмотрел на Папу.

– Понимаешь… Хотя нет, вряд ли понимаешь. Ему около шестнадцати и то, на чью сторону он станет – добровольно, епископ, добровольно: об этом у Авеля есть, – определит расклад сил дальше. Будут и другие такие же, но у нас нет времени их ждать.

Боевой епископ не понял ровным счётом ничего. Папа всегда был мастером напустить тумана, но в этот раз переплюнул сам себя.

– Но… Как-то подтолкнуть в нашу сторону?

– Мы уже подтолкнули. В полный рост. Идиоты, ну кто велел убивать его родню?

Дамиан потупился. Не его сфера ответственности… была, но акция в Излучье и правда проведена отвратительно. Изъять одного – ладно, двух – парней можно было вообще по-другому. Прийти к отцу, сказать, что дети требуются для обучения, осыпать золотом, и всё.

– Советник Венецкого князя. Но и он не приказывал этого, просто послал не тех людей, Ваша Святость.

– Я владею информацией, – холодно откликнулся Папа. Дональд так и стоял рядом с ним, положив голову на его колено. – Аудиенция окончена. Ступай. С тебя «Игла» в сжатые сроки и этот юный Проводник. На нашей стороне, запомни.

Его Святость черкнул несколько слов на бумажке и щелчком пальцев отправил написанное посетителю. Потом со стуком бросил ручку на стол.

Дамиан вскочил, вытянулся в струнку, отдавая честь. Потом опомнился и осенил себя седмицей. Кашу маслом не испортить.

Папа был зол, но, по счастью, не на него лично. Надо было срочно исполнить поручение.

Дамиан почти бегом миновал охрану и сложные устройства безопасности, спустился по длинной лестнице от парадного входа Папиного дворца и замер. Его повозку, положенную по рангу боевому епископу – две белые лошади, кучер, роспись в сине-белых тонах, – отогнали в сторону. А самого епископа ожидал Папин лимузин, одна из немногих оставшихся на ходу машин, чёрное блестящее чудовище, остро воняющее почти кончившимся после войны бензином. Возле неё навытяжку стоял водитель в ливрее.

– Господин Дамиан? По приказы Его Святости вы будете пользоваться этим транспортом.

Сердце боевого епископа ухнуло. Это было… Даже передать нельзя, как это было великолепно. Кажется, его шансы попасть в состав Конклава выросли максимально.

Он деловито кивнул и пошёл к двери, предупредительно раскрытой перед ним водителем.

– На завод, – ничего не уточняя, бросил он, сев на слегка потёртое, но всё ещё роскошное сидение. Водитель занял своё место и послушно кивнул.

Длинные аллеи, украшенные скульптурами и фонтанами, набитые охраной, остались позади довольно быстро. Машина прямо-таки скользила по дороге вокруг дворца, забирая на запад.

В отличие от повозки, любоваться пейзажами было непривычно, Дамиану казалось, что он сидит прямо на дороге, слишком низко. Зато впечатляла скорость. От Папиного дворца, из которого тот не выходил уже лет двадцать пять, как парализовало ноги, до завода проекта «Игла» на повозке пришлось трястись бы часа три. Они долетели за двадцать минут, да и то водитель часть этого времени был озабочен объездом ям.

Асфальта в этой части осколка не было, а засыпанные гравием, выбоины очень уж быстро принимали прежнее состояние.

Он достал бумажку с Папиной подписью и перечитал ещё раз.

«Полномочия и ответственность по проектам «Игла» и «Стиратель». Папа»

Хотелось открыть шампанское, но и оно давно кончилось в этих краях. Папе запас спиртного был неинтересен, вот и не набили склады. А жаль.

Подъезды к заводу – бывшей то ли швейной, то ли какой-то химической фабрике – охранялись не хуже дворца Его Святости. Два блокпоста, один в сотне метров по дороге от другого, мобильные патрули – эти хотя бы не требовали выйти из машины, но тормозили исправно несмотря на то, что Папины лимузины были известны в окрестностях любому.

Стая чиц над головой. Эти движение не задерживали, но присматривали за всем. Умные всё-таки твари. Пока простой народ гадает, откуда они взялись – мутация это или что? – подарок южного султана Эрдогана III, привезённый с одним из первых дальних караванов, когда появились Проводники, пригодился. И размножаются отлично, и дрессируются. И хищных птиц не боятся, в отличие от голубей, так что стали надёжным каналом связи.

– Ваше преосвященство, прибыли! – негромко сообщил водитель. Заметил, что пассажир погрузился в мысли, вот деликатно и напомнил.

Машина уже несколько минут стояла в фабричном дворе, на огороженном со всем сторон пространстве, простреливаемом сразу из восьми точек. Тяжёлые створки ворот давно сдвинулись, отрезав их от внешнего мира. Впереди возвышались несуразно высокие, будто поставленные на ребро гигантские коробки, корпуса. Именно там, с нуля, разработали и соорудили аппараты «Иглы». Не до конца, но работа кипела.

К машине уже бежал директор завода, примас-майор Валецкий.

Рыхлый, в очках с толстыми стёклами и вихром вечно поднятых волос, он напоминал выдернутого из блаженной темноты крота. Но инженер был дельный, не поспорить: без единого готового чертежа, основываясь на старых фотографиях и книжных описаниях, он за два года придумал, спроектировал и почти построил их, всех соседних осколков, шанс наладить связь с заграницей.

И посерьёзнее, чем одинокие чицы с сообщениями. Можно и пиво привезти. Или, наоборот, одарить особо несговорчивых крылатой ракетой. Сама она через Полосы не пролетит, но «Игла» с Проводником поможет доставить на дистанцию удара.

– Рад, рад!.. – суетился вокруг машины директор, пока Дамиан неторопливо выбирался из чрева автомобиля, словно Иона из приснопамятного кита. – У вас новая машина? Позвольте поздравить. Очень неплохо, очень!

Валецкий жил в каком-то своём мире, но боевой епископ не стал его поправлять. Начнёт ещё спрашивать, кто такой Папа.

– Добрый день, – сухо сказал Дамиан, подражая Его Святости, почти без интонаций. – С инспекцией. Доложите, Стефан Аркадьевич, я у вас уже дней шесть не был, что нового?

– Первенец почти закончен, Дамиан Валерьевич! Наш общий первенец! Я чувствую, будто лично родил, этими вот руками, – он совал под нос епископу потные руки, все в порезах и цыпках, словно директор упрямо резал себе пальцы, не вынимая из воды.

Дамиан брезгливо отодвинул его в сторону, но на обзорную площадку пошёл с интересом. Посмотреть было на что.

– Два мотора по пятьсот сил! Ласточка! Пулемёты, навесные ракеты – увы, ГЛОНАСС теперь разрушен, но мы загнали в их бортовые компьютеры все доступные карты, это может пригодиться. Грузоподъёмность повысили на тринадцать процентов от расчётной, на тринадцать, Дамиан Валерьевич! Это действительно чудо техники, как ни крути!

Медаль ему, что ли, выхлопотать. Такие люди любят медали от начальства, на чины и деньги им как правило плевать, а вот знаки отличия…

Боевой епископ поднялся по длиннющей металлической лестнице, огороженной со всех сторон сеткой, на обзорную площадку и прищурился. Да. Про чудо техники восторженный директор совершенно не соврал. Так оно и было. Люди-муравьи ползали по великанской туше аппарата, время от времени вспыхивали далеко внизу колючие синие искры сварки, проводилась финальная отладка всего, что только можно. Продолговатые цистерны в углу ограждали цепи, повсюду вились шланги, кабели, многочисленные металлоконструкции. Огромный цех, лишённый переборок и лишних внутренних конструкций, напоминал матку готовящегося родить завода.

Не так уж и ошибся Валецкий, только вот рожать придётся не ему одному. Всем сразу.

Однако, мысли Дамиана больше занимал мальчишка-Проводник и некие пророчества, которые вокруг него так и порхали. Чем его, разозлённого гибелью отца и сестры, привлечь на свою сторону?

Деньги?

Власть?

Женщины или кто там ему симпатичен?

Одни вопросы… К тому же, Лютополк, несмотря на прямой приказ Папы, выбьется из сил, но постарается нагадить. Отыграть слитую самим же партию. Тогда не видать кресла в Конклаве боевому епископу, как бы на границы не сослали, южных беженцев заворачивать обратно.

Или того хуже.

– Доберманы, прикинь? Долбаные доберманы! – Маньяк бинтовал ногу, сидя на поваленном дереве. Лицо у него было злое; затягивая повязку, он скривился. – Целая куча! Вивальди и свистнуть не успел. Они ж, твари молчаливые, а бегают быстро. Так и выследили: собакам наша пробежка – тьфу! Как метки расставили за собой запахом. С-сука, а болит как…

Санчо скинул куртку и сел рядом. Потёр небритую щеку и вздохнул:

– Сходили в подвал, мля. Проверили склад… Щекотка с Вивальди так у дверей и остались. А Миша возле шахты, кабы не он – не ушли бы И парнишку потеряли.

– Да так и сидит, небось, в спецхране. Не дурак же он.

– Не дурак, – протянул Санчо. – Выручать его как?

– Он сам выберется, – сосредоточенно сооружая небольшой шалашик из сухих веток, обронила Кая. – Я уверена. Зажигалку дайте.

Заморочь, измученный бегом – от выхода из вентиляционной шахты до короткой остановки, когда Маньяк минировал дорогу, и до этого перелеска было километров семь, лежал в траве рядом.

И все эти вёрсты рысцой бежали, куда годится это почтенному вору.

Санчо порылся в кармане и протянул девушке зажигалку. Она благодарно кивнула и зажгла костерок. Маленький, с почти не видимым на ярком солнце пламенем, но несомненный островок огня, жадно лижущего щепки и кусочки коры. Горец сидел поодаль, потрясённый гибелью сразу трёх друзей. Отряд нёс потери и раньше, но Волк был удачлив. А теперь великан не знал, что и думать.

На душе у него была тоска.

Разнесённый в клочья на дороге посреди поля авангард преследователей оптимизма не прибавлял. Их ищут. Всех. Да ещё как…

Над головой Горца чирикнула какая-то птаха, но замолчала, словно устыдившись нарушать траур. Или это Кая на неё так подействовала: девушка сидела на корточках у костра и монотонно, хотя и очень тихо, тянула протяжную ноту, печально вибрируя голосом. Маньяк вскинул голову, собираясь прикрикнуть, чтобы она прекратила: без того тошно, но Санчо взглядом остановил его.

– Ой-и-э-у-у, – продолжала девушка. Потом замолчала, глядя в пламя. Костёр будто выгнулся ей навстречу, пламя то свивалось в спирали, то распрямлялось, раскачиваясь, хотя ветра не было.

– Идти надо, – после долгой паузы сказал Кая и разбросала ненужный больше костёр. – К тюрьме идти. А Вран сам нас найдёт.

Над деревьями послышалось тихое шипение чицы. Действительно, от бывшего склада они отошли не очень далеко, промедлят – сами попадутся. Собрались в несколько минут и молча тронулись в путь, стараясь держаться под кронами; лес на их счастье прикрывал пока от внимательных глаз сверху.

А вот Врану, в которого Кая так верила, было плохо.

Сперва он обошёл склад в поисках Маньяка: не могло же послышаться, что тот колотил в дверь. Или могло?

Открытия его не порадовали. У дверей, где оставался на страже Вивальди, он нашёл его тело, порванное собаками почти до неузнаваемости. Трупы самих зверей тоже лежали повсюду, как и нескольких инквизиторов – даже в призрачном свете фонарика коричневые рясы ни с чем не спутать. Щекотка с разряженной винтовкой нашёлся чуть дальше, уже в коридоре. В него стреляли настолько плотно, что от в груди и животе решето, отвратительное месиво из разорванных вонючих кишок, осколков рёбер и грудины, торчащих наружу. А голова почти не пострадала.

Вран зажмурился. Сколько там говорил дух, трое? Кто же ещё… Не дай духи, Кая!

Он развернулся и побежал через склад, стараясь не наступать на лежащие тела послушников. Наёмники порядочно выкосили отряд, собак в живых точно больше нет, а вот людей?

И где они сами, где Кая и Заморочь? Вран бежал, светя фонариком, и боялся в следующем теле узнать кого-либо из своих. Пятна крови повсюду запачкали пол, местами натекли лужицы.

В ушах бился пульс. Пистолет, торчащий за поясом, парень так и не вынул. Забыл про него, вспоминая только, когда он упирался в бок при беге. Но не выбрасывать же.

– Кая! – хрипло крикнул он. Эхо качнулось между стеллажей и заглохло. Ответа не было. Вообще никаких звуков в бетонной норе. – Санчо! Заморочь!

Тишина. Неужели они погибли все, вообще все?!

Он совсем потерял голову и мчался что есть сил. Здесь было страшно. Здесь царили пустота и смерть, уже тянущие свои лапы и к нему. Если не найти выхода, останется сесть на пол и замереть навсегда. Или поторопить события с помощью ПМ.

Ласковые пальцы сквозняка погладили ему щёку. Вран застыл на секунду, потом снова побежал, размеренно нажимая на ручку фонарика.

Вжик-вжик. Всё лучше, чем бумм! – и вечная тишина.

Так что пистолет подождёт, даже не надейтесь.

Склад вокруг изменился. Во-первых, он стал заметно уже. По одной стороне стеллажи и бочки кончились, потянулась ровная бетонная стена, на которой время от времени попадались непонятные надписи и рисунки. Что означал вот этот треугольник с буквами ЛВЖ и огоньком пламени сверху? Да не важно, не важно – бегом вперёд! Во-вторых, перестали попадаться трупы. Ни крови, ни чьих-то следов. Значит, здесь боя не было?

Странно. Неужели, наёмники ушли, просто бросив двух погибших товарищей, да и его самого. В это тоже верилось с трудом. Санчо был крайне нужен свой Проводник, как понял Вран. Просто так он его бы не оставил.

Начались развилки – коридор двоился, троился. Вран обходил все эти совершенно одинаковые тёмные отнорки, выбирал тот, откуда дул ветер, и бежал дальше.

Он уже задыхался, обессилев, когда коридор резко повернул вправо и упёрся в массивные перекладины уходящей вертикально вверх лестницы.

– Миша… Тише, – потрясённо сказал Вран. Перед ним и было место последнего боя наёмника, с которым он и парой слов за всё это время не перекинулся.

Судя по горке гильз, Миша-тише сперва отбивался из автомата. Три послушника лежали поодаль, скошенные очередями, а ещё один – ближе к лестнице. А вот потом… Или патроны закончились, или они подошли слишком близко, и он просто не успевал стрелять. Куски тел, кровавые брызги на стене.

Под ноги Врану попалась оторванная собачья голова: мёртвые глаза её смотрели почему-то обиженно, будто она спрашивала у ушедшего одновременно хозяина: ты же человек, царь природы, почему же мы гибнем здесь в темноте? У самого Миши оторвало ноги. Странно короткое, кургузое какое-то туловище осталось лежать прямо у лестницы. Погоню здесь за своими друзьями он остановил.

Вран глубоко вздохнул и, стараясь не наступать в огромную лужу крови, вытекшей из-под наёмника, подошёл к лестнице. Поднял голову – ни пятнышка света вверху. Просто ещё один тоннель, откуда заметно тянул ток воздуха, разбавляя вонь отстрелянных патронов, тухлятину взрывчатки и медно-кислый запах крови.

– Спасибо, Миш, – тихо сказал парень. Сунул в карман фонарик – светить просто не хватало рук, переложил в другой пистолет из-за пояса, и полез вверх.

Чем-то этот ход напоминал ему привидевшийся в спецхране колодец, но отличался ясностью направления. Вверх, к солнцу и живым людям, никаких сомнений.

Да и никакого выбора не оставалось, что бы там, наверху, его ни ожидало.