Книга: Побеждая смерть. Записки первого военного врача
Назад: Часть вторая. Курс клиники внутренних болезней
Дальше: Раздел III

Раздел II

Больной № 2

Объективные явления. Мещанин Б., 30 лет, поступил в терапевтическую клинику Медико-хирургической академии 21 февраля 1868 г.

Больной среднего роста и такого же телосложения. Подкожно-жирный слой, мышцы и кости развиты несильно. Кожа жгучая, сухая; на груди, на спине, на бедрах и на плечах рассеяны в небольшом количестве невозвышенные пятна неправильной формы, величиною от чечевицы до горошины; большая часть их грязно-розоватого цвета и не исчезает от давления, но есть и ярко-розовые, исчезающие от давления. Белки глаз не желты, слизистая же оболочка их красна. Язык сух, по краям красен, а посредине покрыт желтоватым налетом. Незначительная краснота зева. Тип дыхания общий, поверхностный – 32 вздоха в минуту.

Толчок сердца не виден и не ощупывается. Число ударов пульса 112 в минуту; волна средней величины и силы; артерии не прощупываются, живот слегка вздут; при давлении в правой подвздошной впадине замечается урчание. Постукивание живота дает тимпанический тон. При постукивании грудной клетки всюду получается ясный, легочный тон. Тупость сердца начинается по левой пригрудинной линии под III ребром и оканчивается в продольном направлении между V и VI, а в поперечном не переходит с одной стороны за левую пригрудинную, а с другой – за левую сосковую линию.

Тупой тон печени (в лежачем положении) начинается с VI ребра и оканчивается по сосковой линии краем ложных ребер; в левую сторону тупость печени доходит только до срединной линии; книзу по этой линии тупость печени оканчивается на два поперечных пальца от мечевидного отростка; по правой крыльцовой линии тупость печени начинается на VIII и оканчивается на поперечный палец выше края ложных ребер. Тупость селезенки простирается в продольном размере от VIII до XI ребра, а в поперечном – не доходит на палец до левой сосковой линии. Ни печень, ни селезенка не прощупываются; оба органа, равно как и области почек, не болезненны при глубоком постукивании.

Дыхание всюду ясное, везикулярное. Тоны сердца слабы, но без посторонних шумов и ударений.

Моча тёмно-красная, прозрачная, без белка. Испражнений не было.

Температура подмышкой 40,4°. Вес тела 53 000 г. Больной в сознании. При исследовании садится и поворачивается без посторонней помощи.



Субъективные явления. Жалуется на сильную головную боль, шум в ушах, слабость и отсутствие аппетита. Говорит вяло и неохотно. Сон тревожный.



Анамнез. До 16 числа больной считал себя совершенно здоровым; 16 числа он заметил уменьшение аппетита, жидкие испражнения в незначительном количестве, головную боль, чувство общего недомогания и слабость; с 16 на 17 спал дурно, часто просыпаясь; 17 утром почувствовал сильный озноб, сменившийся часа через два ощущением жара. В этот день больной ничего не ел, а только пил. Жидкие испражнения продолжались, но не часто и не в значительном количестве. Общая слабость, недомогание и головная боль увеличились; явились боли в неопределенных местах рук и ног. С 17 на 18 ночь прошла почти без сна. Больной часто пил и метался в постели. К утру ему стало лучше, так что, несмотря на чувство недомогания, он мог все-таки, хотя и через силу, продолжать свои обычные занятия. К вечеру слабость и головная боль увеличились снова; опять явился жар; ночь проведена хуже, чем прошлая, а 19 больной едва мог ходить; 20 же он был уже не в силах встать. В течение всех этих дней больной почти ничего не ел; головная боль и потеря сил постоянно увеличивались.

Больной рассказывал о предшествовавших днях, очевидно, с большим трудом, неохотно, неясно припоминая подробности своей болезни.

Больной повар в богатом доме; гигиенические условия его относительно пищи и помещения были очень хороши. Других подобных заболеваний в доме, где он жил, не было. Сам больной ни с какими больными не сообщался. Причины настоящей болезни он указать не может и в течение всей жизни никаких тяжелых болезней не помнит.



Дневник больного. На другой день утром 22 февраля: температура 39,3°; пульс 96; число дыханий 32. Ночью небольшой пот. Сон тревожный с бредом. Одно жидкое испражнение. Вес тела 52 700 г. Объективное исследование дало то же, что и накануне вечером; только сыпь на теле в течение ночи прибавилась. Жалобы больного не изменились. К вечеру температура повысилась на 0,9° (до 40,2°).

Пульс 100, дыханий 24. В течение дня несколько раз показывалось небольшое кровотечение из носа.

7-й день. 23 февраля утром: температура 39,6°; пульс 96; число дыханий 32. Некоторые пятна стали бледнеть, другие же приняли синеватый отлив, новых не заметно. Силы больного значительно меньше, чем в первый день по поступлении, хотя он может еще приподниматься при исследовании. Днем, будучи оставлен в покое, по временам бредит. Одно жидкое испражнение, окрашенное желчным пигментом, без примеси крови. Суточное количество мочи 700 см3, тёмно-красного цвета, кислой реакции, мутная, удельный вес 1020, небольшое количество белка. Мочевины 26 г, хлоридов 0,2 г. Под микроскопом – ячейки из мочевых трубочек и в небольшом количестве слизистые шарики. Остальные объективные явления без изменений. Больной жалуется меньше, становится апатичнее. Вечером температура 40°, пульс 96, дыханий 32. В течение дня снова несколько раз показывалось кровотечение из носа.

8-й день. 24 февраля, температура утром 39°, вечером 39,7°; пульс утром 96, вечером 100, легко сдавливается; дыханий утром 28, а вечером 32. Вес тела 51 990 г. Бред сильнее, силы слабее; при исследовании больного приходится уже поддерживать. Пятна нигде не исчезают от давления; новых нет; побледнение старых стало еще резче. Язык по-прежнему сух, дрожит при высовывании. Размеры селезенки при постукивании неясно определимы вследствие тимпанического тона, получающегося на большей части живота; по той же причине неясно определима и нижняя граница печени. Живот вздут более прежнего; урчание в правой подвздошной впадине. На низ запор. Количество мочи 500 см3; удельный вес 1025; небольшое количество белка.

9-й день. 25 февраля: температура 39,2° утром, 40,1° вечером; пульс 88 утром, 100 вечером (сдавливается не так легко); дыханий как утром, так и вечером 28. Цвет лица темнее прежнего; синеватый оттенок на носу, на губах и на пальцах рук. Температура тела на ощупь распределена неравномерно; нос и руки холодны. Бред беспрерывный; больной не откликается, когда произносят его имя не очень громко, но приходит на минуту в себя, если его назовут громко и неоднократно, причем дает ответ обыкновенно с выражением довольства своим положением и не заявляя никаких жалоб. Силы слабее, чем вчера. Клистир, поставленный утром, остался без действия; немного прослабило только вечером после второго клистира (испражнение полужидкое). Постукивание и выслушивание дают те же результаты, как и вчера. Вес тела 50 500 г. Количество мочи 550 см3; удельный вес 1025; белка меньше, чем вчера.

10-й день. 26: температура утром 39,3°, вечером 39,6°; пульс утром 112, вечером 100 (легко сжимается); дыханий утром 32, вечером 28. Бред, самосознание и силы без перемены. При исследовании пульса ощущается подергивание в сухожилиях сгибающих мышц. Урчание в правой подвздошной области продолжается. Одно необильное полужидкое испражнение. Вес тела 50 300 г. Мочи 500 см3; удельный вес 1026; белка нет; хлоридов 0,25 г.

11-й день. 27: температура утром 39,2°, вечером 39,6°; пульс утром 102 (сдавливается менее легко); дыханий 26. Больной пришел в себя, жалуется на чрезвычайную слабость, головную боль и ломоту во всем теле. Язык довольно влажен. Сыпь еще очень заметна. На низ не было. Мочи 700 см3; удельный вес 1019; белка нет. Синеватый оттенок на лице и руках исчез; исчезло также и подергивание сухих жил. Вес тела 50 500 г.

12-й день. 28: температура утром 38,8°, вечером 38,7°; пульс 90; дыханий 30. За сутки одно кашицеобразное испражнение. Больной спал спокойнее и почти без бреда. Жалобы те же, что и вчера. Размеры печени те же, что и при поступлении. Живот менее вздут. Урчание почти исчезло. Мочи 800 см3; удельный вес 1017; белка нет; хлоридов 0,4; мочевины 23,2. Вес тела 48 700 г.

13-й день. 29: температура утром 38°, вечером 38,1°; пульс 90; дыханий 26. Ночью легкий бред. Одно кашицевидное испражнение. Язык влажен и покрыт беловатым налетом. Явился слабый аппетит. Сыпь довольно бледна. Вес тела 48 250 г.

14-й день. 1 марта: температура утром 37,1°, вечером 37,3°; пульс 70; дыханий 22. Самочувствие лучше. Остальное все то же. Вес тела 47 000 г.

15-й день. 2: температура утром 37°, вечером 37,1°; пульс 70; дыханий 18. Язык чист; живот вздут. Сыпь бледнеет. После бульона больного вырвало. Аппетит мал. Жалобы на глухоту и слабость. Одно испражнение. Больной бледен. Постукивание груди и живота, а равно и выслушивание дают те же явления, что и прежде.

16-й день. 3: температура утром 36,7°, вечером 37,1°. Больного вырвало после зельтерской воды. Два полужидких испражнения. Живот вздут. Язык умеренно обложен и все еще дрожит при высовывании. Сыпь побледнела, но еще ясно заметна. Сознание полное, но больной вял; жалуется на слабость, шум в голове и плохой аппетит.

17-й день. 4: температура утром 36,4°, вечером 36,7°. Больного вырвало после чая. Одно испражнение; живот менее вздут. Селезенка не доходит до сосковой линии на два пальца. Сыпь бледнеет. Жалобы те же, что и вчера. Вес тела 47 070 г.

18-й день. 5: температура утром 36,3°, вечером 36,8°. Сыпь едва заметна. Рвоты не было. Одно нормальное испражнение. Живот мало вздут; урчанья не заметно. Жалуется на плохой аппетит и шум в голове. Вес тела 46 400 г.

19-й день. 6: температура утром 36,6°, вечером 36,8°. Язык умеренно обложен. Живот немного вздут, нормальное испражнение. Печень не выдается из-за ребер. Тупой тон селезенки начинается на VIII ребре, в поперечном направлении не доходит до сосковой линии на три пальца. Тоны сердца слабы; ритм не учащен. Больной бледен; слизистые оболочки малокровны. Ни тошноты, ни рвоты не было. Аппетит хорош. Сон плох. Вес тела 46 850 г.

20-й день. 7: температура утром 36,4°, вечером 36,2°. Тупость селезенки начинается между VIII и IX ребром и не доходит до сосковой линии на четыре пальца. Остальные объективные и субъективные явления те же, что и вчера. Вес тела 46 920 г.

21-й день. 8: температура утром 36,2°, вечером 36,4°. Перемен нет. Вес тела 46 650 г.

22-й день. 9: температура утром 36,2°, вечером 36,3°. Сыпь едва заметна. Силы увеличиваются: больной сидит и может без труда пройти несколько шагов. Испражнение необильное, густое; аппетит порядочный. Жалуется на дурной сон и шум в ушах. Вес тела 46 500 г.

23-й день. 10: температура утром 36,5°, вечером 37,3°. Объективные и субъективные явления без перемены. Вес тела 47 100 г.

24-й день. 11: температура утром и вечером 36,5°. Сыпь почти незаметна. Боли в животе и урчанье; прослабило только к вечеру после клистира. Больной все еще бледен. Силы увеличиваются. Аппетит хорош. Сон лучше. Вес тела 47 500 г.

25-й день. 12: температура утром 36,3°, вечером 37°. Печень и селезенка не представляют изменений. Живот не вздут. Одно нормальное испражнение. Аппетит очень хорош. Больной свободно ходит по палате. Шума в ушах почти нет. Сон еще не совсем хорош. Вес тела 47 530 г.

26-й день. С 13 по 20 марта температура не превышала 37,2°. Сыпь бледнела все более и более, так что в день выхода больного кожа представлялась лишь слегка мраморной. Шелушения замечено не было. Со 2 марта по день выхода пульс колебался между 60 и 70 ударами; число дыханий не превышало 18 в минуту. Силы больного постепенно увеличивались. Аппетит все время оставался превосходным. Ежедневно было по одному нормальному испражнению. Жалобы на не вполне хороший сон прекратились с 14 марта, и больной с незначительными колебаниями постепенно прибывал в весе:





20 больной вышел, чувствуя себя совершенно здоровым; только наружные покровы были бледнее нормального и, как уже сказано, представляли еще остатки бывшей сыпи в виде легкой мраморности.

Разбор открытых исследованием фактов. При резких и быстрых переменах в состоянии больного я предпочел в данном случае начать с дневника, чтобы потом, ознакомившись уже с ходом болезни день за день, приступить к разбору и группировке найденных нами фактов.

Первое, что бросается в глаза при исследовании больного, это возвышенная температура тела.





Животная теплота. Животный организм вообще и человеческий в особенности обладает способностью, с одной стороны, развивать тепло, а с другой – отдавать его в окружающую среду. Это свойство живого животного организма делает для человека возможным переносить весьма большие колебания в температуре окружающей среды без резкой перемены своего собственного тепла. Конечно, для подобных колебаний внешней температуры существуют известные пределы, за которыми жизнь животного организма становится уже невозможной, и температура его тела повышается или понижается, смотря по тому, в какую сторону изменяется температура окружающей среды. Без сомнения, пределы эти должны быть чрезвычайно различны, смотря по другим условиям, сопровождающим колебания внешней температуры (сухость, влажность и т. д.), а также и по состоянию самого организма.

Разнообразные и беспрерывные химические процессы, совершающиеся в крови и тканях животного организма при постоянном введении кислорода через легкие, служат главным источником тепла в теле. Кровь, постоянно обращающаяся во всех точках нашего организма, довольно равномерно распределяет тепло по всему телу, так что различные местности этого последнего представляют лишь незначительные различия относительно температуры. Так как химические процессы в различных тканях и органах совершаются с различной степенью быстроты, то кровь, вытекающая из некоторых органов, имеет температуру на несколько десятых градуса выше, чем в других органах. Температура частей, бедных кровью, обыкновенно несколько ниже температуры частей, богатых кровью. В частях, представляющих лучшие условия для охлаждения, температура тоже несколько ниже, чем в частях, где условий для охлаждения меньше; так, например, нос, уши и конечности имеют обыкновенно температуру менее высокую, нежели подмышкою, под языком, в прямой кишке или во влагалище. Температура крови в левом желудочке ниже, чем в правом, вследствие охлаждения ее при проходе через легкие; кровь, текущая в подкожных венах, холоднее крови кожных артерий, так как она теряет много тепла, проходя по коже; кровь нижней полой вены, идущая из брюшных внутренностей, представляет температуру более высокую, чем кровь верхней полой вены и правого желудочка.

На основании всего сказанного мы вправе сделать то общее заключение, что температура какого-либо места в теле зависит, во-первых, от большего или меньшего количества получаемого им тепла, во-вторых, от большего или меньшего количества тепла, образующегося в самом этом месте, и, наконец, в-третьих, от имеющихся в нем условий охлаждения.

Здоровый человек при исследовании термометром подмышкой обыкновенно представляет температуру в 37°. Исследования температуры под языком, в прямой кишке и во влагалище дают несколькими десятыми больше. Колебания температуры у здорового человека чрезвычайно незначительны и лишь редко превышают полградуса в ту или другую сторону. В большинстве случаев к вечеру температура повышается на 0,5°, а к утру на столько же опускается. Эти вечерние повышения, замечаемые через несколько часов после еды, были наблюдаемы и в тех случаях, где люди не принимали пищи. Такое постоянство теплоты в теле человека, несмотря ни на различие в количестве и качестве пищи и питья, ни на разнообразие внешней температуры, конечно, возможно только благодаря способности животного организма отдавать наружу большее или меньшее количество тепла, смотря по большему или меньшему образованию его в теле.





Процесс охлаждения тела. Животный организм отдает свое тепло различными путями: так, он теряет его в виде лучистой теплоты непосредственно в окружающую его более холодную среду, далее при испарении и выделении жидкостей и различных газообразных продуктов; наконец, тепловые потери совершаются также и при механической работе, причем теплота переходит в движение.

Кожа и легкие суть те органы, посредством которых всего более охлаждается человеческое тело.

Потеря воды при поте в форме пара или жидкости составляет главнейшую и самую существенную часть охлаждения посредством кожи. Гораздо менее охлаждается тело через легкие при выведении из них парообразной воды и газообразных продуктов, уносящих с собой некоторое количество тепла. Эта охлаждающая способность кожи и легких делает для человека возможным выносить в продолжение нескольких минут чрезвычайно высокие температуры без значительного повышения его собственной теплоты. Так, Берже и Деларош выдерживали температуру от 100° до 127° в продолжение 8–16 минут; Благден пробыл несколько минут в сухом тепле в 79°, причем его собственная температура поднялась только на 1°.

С другой стороны, под влиянием холода потеря тепла через кожу значительно уменьшается; прямые опыты над действием холодных ванн показали, что при этом образование тепла увеличивается; химические процессы, которыми обусловливается происхождение тепла, ускоряются; тело потребляется быстрее; увеличивающееся при этом введение пищи пополняет усиленные потери. Чем больше развивается тепла, тем быстрее оно теряется. Нормальный человек, сокращая свои мышцы, развивает гораздо больше тепла, чем в состоянии покоя, но если при этом тепловые потери через кожу и легкие пропорционально увеличиваются, как это и бывает у здоровых людей, то температура тела, несмотря на увеличенное образование тепла, остается все-таки без изменения, а если и повышается, то лишь очень незначительно: иногда во время движения она даже немного понижается; обстоятельство это, как показывают прямые опыты, зависит от превращения тепла в движение. Если потери тепла через кожу и легкие вследствие какой-нибудь особенности организма недостаточны, то при усиленных мышечных сокращениях температура тела повышается весьма значительно. Я наблюдал двух людей, когда они в продолжение 3 минут взбирались на гору в 30 м высотой; у одного из них температура понизилась на несколько десятых градуса, у другого же поднялась с 36,7° на 38,2° – следовательно, на 1,5°. Первый был маленького роста, худощавый, второй же роста выше среднего и довольно полный. Первый, взойдя на гору, не чувствовал ни малейшей одышки, другой же задыхался. Первый, благодаря своему малому росту и хорошей емкости легкого, находился в наилучших условиях для охлаждения, у другого же несколько раздутый желудочно-кишечный канал представлял довольно значительное препятствие для сокращений грудобрюшной преграды при вдыхании: его дыхательные движения были чаще, но гораздо поверхностнее, чем у худощавого; вероятно, именно вследствие этой-то недостаточности дыхательных движений тепловые потери и совершались у него с меньшей быстротой; тепло в теле задерживалось, что и выразилось повышением температуры на 1,5°, несмотря на то что механическая работа в обоих случаях была приблизительно одинакова. Быть может, мне возразят, что эти субъекты вносили на одну и ту же высоту в одно и то же время неодинаковую тяжесть, ибо вес тела их различен; на это я отвечу, что мышечная система у более тяжелого была развита совершенно пропорционально и относительно большее количество продуктов горения не должно было бы произвести у него заметного повышения температуры, если бы условия для охлаждения были удовлетворительны, т. е. если бы оно совершалось так же быстро, как и у здорового субъекта.





Уравновешивание тепла в теле. Итак, здоровый человек имеет способность согревать свое тело и поддерживать температуру его на одном и том же уровне с самыми ничтожными колебаниями. Это постоянство температуры достигается свойством организма, с одной стороны, охлаждаться в большей или меньшей степени, а с другой – образовать тепла больше или меньше, смотря по его потере или задержке. Помощью какого же механизма происходит подобное уравновешивание? Есть ли тут какой-нибудь общий центр в нервной системе или это уравновешивание вытекает как неизбежное следствие из разнообразных физико-химических процессов, совершающихся в животном теле? Известно, что животный организм обладает в громадной степени способностью уравновешивать различные моменты, изменяющие отправления различных органов его. Способность эта в некоторых случаях может быть прослежена в высшей степени отчетливо; можно с точностью указать целые аппараты, посредством которых восстанавливается равновесие известного отправления. В других же случаях мы в состоянии наблюдать только окончательный результат восстановившегося равновесия, не имея достаточно положительных данных, чтобы объяснить самый механизм восстановления. Блуждающий нерв, регулирующий сердечный ритм, дает нам возможность объяснить развитие гипертрофии сердца в тех случаях, где для деятельности этого последнего образуется какое-нибудь препятствие. Существование дыхательного нервного центра объясняет нам учащение дыхательных движений при уменьшении дышащей поверхности или при накоплении в теле продуктов недостаточного окисления. Введение воды и пищи регулируется ощущением жажды и голода. Увеличенное введение воды в тело вызывает и увеличенное выделение ее кожей, почками и легкими. Увеличенное введение мяса влечет за собой увеличенное выделение мочевины – продукта окисления белковых веществ. Нормальный взрослый человек, несмотря на часто случающееся излишнее или недостаточное употребление питья или пищи, целые месяцы, а иногда и годы сохраняет приблизительно один и тот же вес лишь с незначительными суточными колебаниями. Каким же образом сохраняет он это равновесие в своем приходе и расходе? Есть ли здесь такой же общий регулятор, как для деятельности сердца, дыхательных движений и введения пищи и питья, или же это равновесие, независимо от какого-нибудь общего нервного центра, неизбежно вытекает из целого ряда физико-химических процессов? На этот вопрос мы не можем дать точного ответа. Есть, однако, некоторые факты, говорящие в пользу существования нервных центров, влияющих на выведение из тела известных продуктов.

Одни из этих центров указаны нам опытной физиологией, существование же других можно предполагать на основании наблюдений над здоровым и больным животным организмом. Укол на дне IV желудочка сопровождается значительным выведением воды из тела через почки; незначительное видоизменение того же самого укола вызывает появление в моче сахара. С другой стороны, клиническое наблюдение показывает, что чрезмерное выведение мочи (polyuria insipida) и сахарное мочеизнурение как само по себе, так и с увеличенным выделением мочи встречаются, между прочим, и как припадки мозговых страданий. Имея такого рода факты, можем ли мы смотреть на выведение воды почками как на акт исключительно физико-химический, совершающийся без влияния нервного центра, как на простое просачивание воды сквозь фильтр, не подлежащее никакому постороннему влиянию, где количество проходящей жидкости зависит только от большей или меньшей разведенности процеживаемого раствора. Очевидно, что самый фильтр – в высшей степени вероятия просвет кровеносных сосудов, через которые проходит жидкость, – способен изменяться под влиянием нервного аппарата, помещающегося в центре.

Выведение воды через кожу тоже находится под влиянием нервной системы: кто не обливался потом под влиянием психических причин? Иногда не удается произвести пота никакими теплыми напитками, а между тем приход врача вызывает чрезвычайно обильную испарину. В доказательство нервного влияния на отделения кожи можно также привести и многочисленные наблюдения над больными с различными страданиями черепного мозга: в некоторых случаях при апоплектических приступах кожа больного отделяет значительное количество пота. При половинных параличах мне не раз приходилось наблюдать особенную потливость парализованных конечностей; мимоходом считаю нужным заметить, что потливость эта совпадала иногда с повышенной, а иногда с пониженной температурой парализованной части.

Все эти факты позволяют допустить в центральной нервной системе существование нервного аппарата, возбуждение или угнетение которого должно влиять на отделение пота. Только допустив такого рода нервное влияние, мы будем в состоянии объяснить себе некоторые явления, наблюдаемые нами при образовании пота. Так, например, при иных патологических состояниях замечается особенная наклонность к испарине, как мы это видим при лихорадке, сопровождающей легочную чахотку. Наблюдая подобных больных, не трудно убедиться, что пот является у них особенно сильно тогда, когда они засыпают, т. е. когда по преимуществу изменяется отправление черепно-мозгового аппарата.

На основании всего сказанного не естественно ли допустить возможность существования нервного аппарата, влияющего на большее или меньшее выделение пота, особенно если вспомним к тому же опыты, положительно указывающие на существование подобных нервных аппаратов для других отделений, каковы, например, опыты Людвига над отделением слюны. Нет сомнения, что точная физиология со временем положительно определит предполагаемый нами нервный механизм потоотделения. Известно, что посредством кожи вода выводится из тела не в виде одного только пота: весьма значительная часть ее теряется в форме так называемого невидимого испарения. Это последнее находится в тесной связи с состоянием кровообращения в коже: чем больше в сосудах крови, чем быстрее она в них обращается, тем больше и условий для невидимого испарения. Но если мы вспомним, до какой степени кожное кровообращение находится под влиянием центральной нервной системы, то должны будем согласиться, что и этот вид водяных потерь тела тоже зависит от центрального нервного аппарата. У животных перерезка шейной части сочувственного нерва сопровождается расширением сосудов в соответствующей половине головы. Перерезка спинного мозга обусловливает расширение сосудов во всех частях, лежащих ниже перерезанного места. Психические влияния изменяют совершенно ясно просвет сосудов в коже, которая то краснеет, то бледнеет, смотря по субъекту и по свойству психической причины. При гнездовых страданиях черепного мозга мы часто можем убедиться в участии сосудодвигательного центра той или другой половины тела; в некоторых формах паралича пораженная половина представляется теплее и краснее здоровой или, наоборот, бледнее и холоднее.

Допустив, с одной стороны, существование нервных центров, влияющих на количество воды, выделяемой из тела, и зная, с другой, как постоянно содержание воды в организме, мы естественно уже подойдем к гипотезе о регулирующей способности этих центров.

Раз допущен такого рода центр, регулирующий выведение воды из тела, гипотеза Вирхова о существовании нервного аппарата, регулирующего тепло, вытекает отсюда уже сама собой, как неизбежное последствие.

Выше мы сказали, что один из главнейших охолаживающих аппаратов человека есть кожа. Потери воды через кожу в форме пота и невидимого испарения, совершающиеся под влиянием центральных нервных аппаратов, необходимо должны сопровождаться и более или менее значительными потерями тепла. Если в теле, вследствие тех или других условий, например после мышечных сокращений, развивается большее количество тепла, то кровеносные сосуды кожи расширяются, количество проходящей по ним крови увеличивается, а следовательно, увеличиваются и условия для охлаждения организма; при этом усиленная потеря воды в виде пота и испарения в свою очередь увеличивает тепловые потери. Дыхание под влиянием движения учащается – через это являются в организме еще новые условия для увеличения тепловых потерь посредством легких. Такие усиленные потери тепла, через кожу и легкие в конечном результате производят то, что температура тела, несмотря на увеличенное горение, не повышается вовсе или лишь крайне мало, а иногда, как сказано выше, даже понижается. Охолаживающая способность кожи так велика, что температура крови у животного может понизиться, если это охолаживание совершается слишком сильно; так, перерезка спинного мозга, производя расширение сосудов, влечет за собой весьма резкое понижение общей температуры.

Ненормальное повышение температуры. Если мы у нашего больного вместо нормальных 37° тепла нашли 40°, то заключение, которое мы в состоянии сделать из этого факта, сведется на одно из следующих предположений: или в теле существуют условия, уменьшающие охлаждение, причем развитие тепла не увеличено, другими словами, тепло задерживается, или же образование тепла увеличено настолько, что обычных охолаживающих условий организма уже недостаточно для сохранения нормальной температуры; или, наконец, оба эти момента существуют в одно и то же время.

Суточное количество мочевины у нашего больного равнялось 26 граммам. Если мы вспомним, что больной в течение нескольких дней почти ничего не ел, то количество это, составляющее продукт окисления его собственных белковых веществ, может считаться весьма значительным и дает нам право предположить усиленный процесс горения в теле. Но мы знаем, что человек может давать несравненно большее суточное количество мочевины без повышения температуры тела. При сахарном мочеизнурении больные выводят до 70, даже до 100 г мочевины в сутки и, несмотря на то, не только не представляют повышения температуры, но часто даже понижение. Смотреть в нашем случае на возвышенную температуру, как на результат одного только увеличенного окисления белковых веществ мы не имеем права, тем более что с усилением горения в теле увеличиваются, как мы знаем, и тепловые потери. Здесь же продукты горения, по крайней мере в виде мочевины, хотя и увеличены, но не в такой все-таки степени, чтобы нормальный организм был не в состоянии уравновесить образовавшегося при этом процессе тепла, если бы охлаждающая способность кожи и легких была бы не изменена. Мысль эта сделается еще более вероятной, если мы просмотрим, как менялся вес нашего больного в течение болезни.





Изменения веса при возвышенной температуре. В первые семь дней, от 5-го до 11-го дня болезни включительно, больной при высоких цифрах температуры (не ниже 39,2° с вечерними повышениями почти до 40°) потерял 2500 г, т. е. средним числом по 357 г в сутки; в следующие затем два дня при уменьшении температуры до 38° больной потерял 2250 г, т. е. по 1125 г в сутки. В первом периоде процент потери в течение суток равнялся в среднем выводе 0,67, во втором же – 2,2. В течение всех семи дней больной почти ничего не ел, употребляя только по нескольку ложек молока в сутки. При уменьшении веса в дни уменьшенной температуры поноса не было и потому большая часть весовой потери должна быть отнесена на счет усиленного выделения воды через кожу и легкие, как это мы увидим впоследствии при более точном исследовании в этом направлении других больных. Многочисленные взвешивания больных с высокой температурой, помимо случайных осложнений в виде поносов, усиленных потов или других каких-либо тоже случайных, значительных весовых потерь, – привели нас к тому результату, что весовые потери тела, наблюдаемые при возвышенной температуре его, по преимуществу увеличиваются в дни понижения температуры; в дни же высоких лихорадочных цифр вес тела иногда по двое суток оставался без изменения. Так как при высоких температурах больные продолжали выводить мочевину, – даже в увеличенном количестве, если иметь в виду уменьшенное введение пищи, и следовательно, потребляли свое тело относительно больше нормального, то такое незначительное уменьшение веса при высоких температурах может быть объясняемо не иначе как задержкой в теле воды, которая при высокой температуре тела обыкновенно вводится в более или менее увеличенном количестве. Вместе с уменьшением температуры тела в большинстве случаев резко уменьшался и вес тела, несмотря на то что больные обыкновенно употребляли в этом состоянии гораздо больше пищи, чем при высоких температурах.

Раз допустив, что вода задерживается в организме, мы вместе с тем должны допустить и уменьшение тепловых потерь. Это обстоятельство даже при относительно неувеличенном образовании тепла могло бы произвести высокую степень разогревания тела. У нашего же больного, который постоянно уменьшался в весей, несмотря на ничтожное введение пищи, выделял в сутки 26 г мочевины, мы имеем полное право допустить также и усиленное горение, которое само по себе при нормальном отправлении органов, охолаживающих тело, не могло бы изменить его температуры.

Не нужно, однако, думать, что всякое ненормальное повышение температуры сопровождалось уменьшенною потерею воды. При взвешивании наших больных нам пришлось наблюдать между прочим одного субъекта, у которого был брюшной тиф, осложненный возвратной горячкой, и у которого вслед за падением ненормально повышенной температуры, по прекращении обычных увеличенных весовых потерь, с 4-го дня по окончании лихорадки вес тела стал быстро возрастать, так что больной в 5 дней безлихорадочного состояния (с 8-го по 12-й включительно) прибавился на 3750 г (с 54 600 на 58 350), т. е. средним числом по 750 г в сутки, причем появился отек в ногах. На 39-й день всей болезни и на 13-й безлихорадочного состояния температура тела снова повысилась; повышение продолжалось двое суток, во время которых вес больного дошел до 56 500 г, т. е. уменьшился на 1850 г или по 925 г на каждые сутки; в то же время резко уменьшился также и отек. Нужно, впрочем, заметить, что по окончании двух суток с ненормально повышенной температурой суточная потеря веса при температуре 36,7° равнялась 1950 г, причем отек совершенно исчез. Так как в течение этого времени у больного не было ни поносов, ни каких-либо других условий, которые могли бы объяснить эти быстрые весовые потери, то мы и должны были отнести их по преимуществу на счет воды, выведенной кожей и легкими. 925 г весовой потери в сутки и резкое уменьшение отека, которое мы наблюдали в течение двухдневного повышения температуры, показывают нам, что при некоторых условиях при ненормально высокой температуре тела абсолютная потеря воды кожей и легкими может быть увеличена. Но все-таки и в этом случае с понижением повышенной температуры потеря веса стала значительнее.

Ежедневное взвешивание большей части наших больных, страдавших сыпным тифом, воспалением легкого и возвратной горячкой, чистой или осложненной сыпным тифом, дали нам следующий общий результат: вес тела при высокой температуре постоянно уменьшается, уменьшение это происходит значительно быстрее при начинающемся охлаждении тела, так что в первые дни после понижения температуры суточные потери веса бывают всего больше; чем больше времени проходит со дня окончания лихорадочного состояния, тем потери становятся меньше; наконец, вес начинает прибывать, – вначале обыкновенно гораздо быстрее, чем впоследствии. При быстрой весовой прибыли появлялись обыкновенно отеки; если в подобных случаях температура тела снова поднималась, то весовые потери становились больше, но делались еще значительнее по окончании вторичного повышения температуры. В тех случаях, где при возвышенной температуре наблюдались поносы, уменьшение веса тела не отличалось такой правильностью: весовые потери были очень значительны как при высоких цифрах температуры, так и при низких.

Если мы вспомним, что большая часть больных, которых мы подвергаем взвешиванию во время высокой температуры, бывают совершенно лишены аппетита и что последний является и до некоторой степени удовлетворяется при понижении температуры, то должны будем согласиться, что понижение веса при уменьшенной температуре, в сущности, еще более велико, чем каким оно кажется. Суточные колебания в весе у наших больных при высокой температуре и после нее равнялись 50, 100, 200, 400 и, наконец, 2000 г; лишь в редких случаях прибыль или убыль доходила до 3000 г. Если, например, при возвышенной температуре суточная убыль субъекта равнялась 100 г, то при понижении температуры она иногда бывала вдвое, втрое и вчетверо больше. Если суточная убыль при высокой температуре равнялась 400 г, то при понижении вес тела падал на 1000–1500 г. Весовые потери у различных субъектов были далеко не пропорциональны повышению температуры; некоторые при высоких цифрах лихорадки теряли меньше, чем другие при низких, а в немногих случаях при самых высоких цифрах температуры в течение двух дней совсем не замечалось убыли, и она появлялась только вместе с понижением температуры. Вообще, можно сказать, что весовые потери при высоких цифрах были особенно значительны при беспамятстве больного, вероятно, потому, что потеря воды не вознаграждалась достаточным введением питья.

Колебание веса у больных, страдавших хроническими процессами в верхушках легких, было гораздо менее, чем у различных тифозных, несмотря на значительные повышения температуры и обильные поты. Эта резкая разница, вероятно, объясняется тем, что подобные больные принимают сравнительно гораздо более пищи и питья и потому вес их, несмотря на повышенную температуру, иногда даже несколько увеличивается. Увеличение веса мне привелось также наблюдать и в течении очень легкой возвратной горячки у одного 12-летнего мальчика, как это видно из следующих цифр:







В этом случае больной оставался на ногах; аппетит его, правда, был уменьшен, но жажда увеличена, и увеличенное количество вводимой воды при недостаточном выведении ее, вероятно, и было причиной повышения веса.

На основании наших наблюдений над колебаниями веса при возвышенной температуре и следующем за тем понижении я позволил себе сделать такого рода заключение, что вода при ненормально возвышенной температуре не выделяется в достаточном количестве, а задерживается в теле и выводится в большем количестве уже при охлаждении. Только этой задержкой воды и можно объяснить себе, почему потери веса при повышенной температуре относительно так невелики и почему они увеличиваются при понижении ее. Если бы мы допустили при ненормально повышенной температуре тела только одно уменьшенное охлаждение, отвергнув усиленное горение, то весовых потерь при этом не должно бы вовсе существовать. Количество выводимых продуктов окисления должно бы быть меньше нормального; обыкновенно же количество мочевины и мочевой кислоты при возвышенной температуре, напротив того, представляется увеличенным; увеличение это при уменьшенном введении пищи совершается за счет окисления собственного тела больного. Нормальный же человек при уменьшении тепловых потерь должен представлять уменьшенную степень горения или, другими словами, уменьшенное образование тепла.





Ближайшая причина ненормального повышения температуры. Ввиду всего этого, находя возвышенную температуру тела, мы должны допустить, с одной стороны, увеличенное образование тепла или, что одно и то же, увеличенное горение тела, а с другой – уменьшенную потерю тепла. А так как мы знаем, что здоровый человек обладает способностью регулировать свое тепло, охлаждая более или менее свое тело посредством предполагаемого нами регуляторного аппарата, то, встречая повышенную температуру, мы должны допустить какую-нибудь особую причину, которая повлияла на этот нервный аппарат.

Если мы возьмем кровь животного, представляющего ненормально повышенную температуру, и внесем ее в кровь здорового животного, то увидим, что температура этого последнего спустя некоторое время ненормально повысится. Многочисленные опыты показали, что кровь, взятая у лихорадящих животных, а также сыворотка гноя, вытяжки, добытые из различных воспаленных органов и т. п., будучи впрыскиваемы в кровь здоровых животных, повышают у этих последних температуру тела. На основании этих данных мы имеем право допустить присутствие в теле лихорадящего субъекта какого-то вещества, которое, увеличивая в теле процессы горения, в то же время не возбуждает соответствующей деятельности в органах, влияющих на охлаждение тела; а потому это последнее совершается в размерах, недостаточных для сохранения температуры тела в нормальных границах. Под влиянием причин, производящих повышенную температуру, в теле образуются, быть может, промежуточные продукты окисления, недостаточно возбуждающие или даже угнетающие нервный аппарат, заведывающий охлаждением.

Существование в теле таких недостаточно окисленных продуктов становится еще более вероятным, если вспомним, что часто при уменьшении температуры тела вместе с увеличением весовой потери увеличивается также и выведение мочевины и мочевой кислоты. Такие факты нам нередко приводилось наблюдать в течении сыпных тифов и возвратных горячек.

Приняв такую химическую теорию лихорадки, мы будем в состоянии объяснить большую часть лихорадочных процессов, наблюдаемых нами в течении различнейших болезней. В большей части патологических процессов, вызывающих лихорадочное состояние, в теле развивается и поступает в массу обращающихся соков вещество, увеличивающее процессы окисления, между тем как охлаждение совершается недостаточно вследствие ненормального влияния продуктов неоконченного окисления на нервные центры, управляющие охлаждением. Но мы знаем также, что лихорадочное состояние может развиваться и под влиянием, например, катетеризации, т. е. при таких условиях, при которых нельзя предположить поступления в массу обращающихся соков вещества, которое увеличивало бы процессы окисления. Подобное лихорадочное состояние может быть объясняемо изменением деятельности регулирующих центров под влиянием раздражения чувствующих нервов. У некоторых субъектов приступы лихорадочного состояния могут развиваться даже под влиянием психических причин; обстоятельство это позволяет думать о возможности раздражения центров, регулирующих тепло и через большой мозг.

Развитие высокой температуры наблюдается иногда непосредственно вслед за апоплектическим приступом, происходящим вследствие различнейших причин, изменяющих или уничтожающих отправление большей или меньшей части черепного мозга; так, подобные случаи были наблюдаемы при кровоизлиянии в мозговую ткань, при закупорке одной из мозговых артерий и пр. При сочетании подобных процессов с высокой температурой тела мы не имеем достаточных оснований допустить какое-нибудь химическое вещество, которое бы вызывало усиленное горение одновременно с недостаточным охлаждением тела, тем более что опыты над животными показывают, что вслед за перерезкой продолговатого мозга на его границе с варолиевым мостом в теле развивается весьма высокая температура (Чешихин); это заставляет нас допустить в черепном мозгу центр, влияющий на охлаждение тела, при удалении или раздражении которого уменьшается охлаждение и вследствие того повышается температура. Из всего сказанного мы можем заключить, что нервные центры, управляющие охлаждением тела, имеют самое существенное значение при ненормальном повышении температуры тела.

При нормальном отправлении этого центра увеличенное окисление в теле и тесно связанное с ним усиленное образование тепловых единиц не могут вести к повышению температуры, потому что пропорционально горению образуются в теле и те вещества, влияние которых на нервные аппараты будет проявляться увеличенным охлаждением. Но, если такое нормальное отправление нервных аппаратов расстраивается от присутствия в теле химических продуктов, развивающихся при усиленном, но неоконченном окислении, или от прямого их возбуждения или угнетения, например кровью, излившейся в вещество черепного мозга, или, наконец, от механического раздражения каких-либо периферических нервов, то при всех этих условиях будет более или менее значительное повышение температуры тела. В одном случае это повышение будет сопровождаться увеличенным горением тела одновременно с уменьшенным охлаждением; в других же случаях образование тепла в теле может оставаться неувеличенным но количество тепловых потерь уменьшается вследствие неправильной иннервации центральных нервных аппаратов, уменьшающих охлаждение. Различным причинам повышенной температуры соответствуют и различные явления в процессах окисления; в первом случае процессы эти обыкновенно бывают более или менее значительно усилены, судя по увеличенному выведению различных продуктов окисления тканей. При повышении температуры тела, вследствие увеличенного горения одновременно с уменьшенным охлаждением, содержание мочевины, мочевой кислоты и мочевого пигмента в моче значительно увеличивается, тогда как при повышении температуры под влиянием, например, катетеризма моча в большинстве случаев оказывается бледной и без увеличенного содержания продуктов окисления белковых веществ. У женщин, представляющих иногда в высшей степени легко возбуждаемую нервную систему, очень часто можно бывает наблюдать ненормально повышенную температуру тела без увеличенного потребления организма. В практической жизни такое повышение температуры известно под именем нервной лихорадки, и действительно мы нередко имеем в подобных случаях объективное повышение тепла, а не субъективные только ощущения озноба и жара, на которые часто жалуются нервные люди. Но в то же время выведение продуктов метаморфоза не представляется значительно увеличенным, и питание тела не ухудшается так заметно, как при высокой температуре, обусловленной, между прочим, и увеличенным горением. Правда, и при формах лихорадки с увеличенным горением иногда наблюдают вместо увеличенного уменьшенное количество мочевины; но замечаемое в то же время усиленное потребление тела, выражающееся исхуданием (потерей веса), заставляет предполагать, что в таких случаях горение совершается по преимуществу на счет водоуглеродных соединений, причем тепла развивается гораздо больше, чем при горении белковых веществ.

Участие нервного центра в развитии высокой температуры тела с большой вероятностью составляет причину того несоответствия, которое часто замечается между высокой температурой и количеством выводимых продуктов окисления, равно как и несоответствия, наблюдаемого у некоторых субъектов между причиной, вызвавшей увеличенное окисление тела, и следующим за нею повышением температуры. Весьма вероятно, что в основе подобных явлений лежит различная степень возбудимости этого нервного центра у различных субъектов.





Лихорадка и лихорадочное состояние. Как бы ни происходил процесс повышения температуры, для объяснения которого мы должны прибегать к гипотезам, во всяком случае перед нами остается тот несомненный факт, что при некоторых условиях температура тела повышается на несколько градусов против нормальной (самая высокая температура, которую до сих пор наблюдали у человека, была 44,7°). Такое патологическое состояние организма условились в настоящее время называть лихорадочным или горячечным, причем все равно, сопровождается ли оно какими-либо другими патологическими явлениями или нет. Некоторым наше определение горячечного состояния покажется, быть может, очень широким; нам возразят, например, что усиленным движением всякий человек может разогреть свое тело значительно выше нормального; можно ли назвать такое состояние лихорадочным? Мы думаем, что можно, и притом с таким же правом, как, например, при воспалении легкого. И в самом деле, неужели человек, сделавший такое движение, которое разогрело его до лихорадочной температуры, может назваться в эту минуту здоровым? Нет, он лихорадит, – только лихорадка его имеет лишь весьма кратковременное течение. При этом усиленное движение мышц развивает в относительно короткое время столько тепла, столько продуктов окисления, что нормальных физиологических отправлений различных органов недостаточно для восстановления теплового равновесия; умеренное движение, не возвышающее температуру до ненормальных цифр, не есть патологическая причина; напротив того, усиленное движение, недостаточно уравновешиваемое организмом, будет уже причиной патологического состояния. Выше мы видели, что одно и то же движение действует различно на различные организмы.

Различные колебания температуры во время развития, течения и окончания лихорадочного состояния. Типы лихорадок. Кризис и лизис. Наблюдая субъектов, представляющих лихорадочное состояние, развившееся под влиянием той или другой причины, мы замечаем при этом более или менее резкие колебания температуры. По времени, когда именно наблюдаются эти колебания, они могут быть разделены на три группы: 1) на колебания в течение каждых суток, 2) на колебания в ходе лихорадки вообще и 3) на колебания в ее первоначальном развитии и в окончании.

Иногда повышенная температура представляет лишь самые незначительные колебания, не более как на 0,5° или 1° в сутки, причем в большинстве случаев повышение и понижение происходит в те же отделы дня, как и при нормальных условиях, при которых, как известно, к вечеру температура обыкновенно повышается на 0,5°. Лишь в весьма редких случаях лихорадочное состояние вместо вечерних представляет, напротив того, утренние повышения. Характер лихорадки с незначительными колебаниями температуры называется постоянным типом. Если суточные колебания повышенной температуры значительнее, чем на 1°, если, например, вечерняя температура превышает утреннюю на 1,5° или более (или наоборот, что гораздо реже), то подобный характер колебаний называется послабляющим типом. Если, наконец, в течение дня в температуре тела будет замечаться понижение до нормальных пределов или даже ниже, то такие колебания составляют характер перемежающегося типа. Перерывы лихорадочного состояния могут быть чрезвычайно различны по своей продолжительности, от нескольких часов до нескольких дней. Если безлихорадочное состояние сменяется лихорадочным в течение одного и того же дня, если, например, утром температура больного нормальна или даже ниже нормальной, а вечером повышается на 2 или более градусов, то такой тип некоторыми называется послабляющим, но это несправедливо, и мы со своей стороны отнесем его к перемежающемуся, а под послабляющим будем разуметь широкие колебания температуры в пределах лихорадочных цифр. Кроме суточных колебаний лихорадочная температура представляет также различия и относительно своего развития, течения и окончания. В некоторых случаях температура возвышается очень быстро: в течение нескольких часов она уже поднимается на несколько градусов, например с 37° на 40° или даже на 41°; в других же тело разогревается медленно и доходит до этой высоты иногда только в конце первой недели болезни. Оканчивается лихорадочное состояние иногда так же быстро, как и началось, так что в течение 4–20, 30 часов температура падает с очень высоких цифр (например, с 40°) до сравнительно очень низких – в большинстве случаев ниже нормальных (до 36°, 35° и даже до 34° с десятыми). Такое быстрое окончание лихорадки называется критическим (crisis). В других же случаях лихорадочная температура спускается до нормальной величины в течение нескольких дней, а иногда и недель, с каждым днем постепенно уменьшаясь. Такое медленное и постепенное охлаждение тела, в противоположность быстрому его охлаждению или критическому, называется лизическим (lysis).

При медленном охлаждении тела тип лихорадки может меняться: из постоянного типа она переходит сначала в послабляющий, а потом в перемежающийся, причем утренняя температура будет представляться нормальной или даже ниже нормальной, а вечерняя градуса на 2 и более выше; наконец, мало-помалу, вследствие уменьшения вечерних ожесточений, температура будет приближаться более и более к нормальной. Этот вид охлаждения, с изменением типа в послабляющий и затем в перемежающийся чрезвычайно медлен и может продолжаться несколько недель, как мы это наблюдаем в тяжелых случаях брюшного тифа.

Продолжительность лихорадочного состояния чрезвычайно-различна: иногда оно начинается и оканчивается в несколько часов, иногда же в несколько дней, недель или месяцев, а с перемежками может тянуться и целые годы.

Высота, до которой доходит температура лихорадящего субъекта, тоже чрезвычайно различна; цифры, встречающиеся всего чаще, колеблются между 38° и 40°; в тяжелых случаях температура заходит за 40°, за 41°, за 42°; а некоторые авторы наблюдали повышение даже до 44°(?).

Выше было сказано, что нормальная температура тела равняется 37°, причем обыкновенно наблюдаются колебания на 0,5° ниже или выше. Но есть субъекты, нормальная температура которых равняется 36°; это бывает обыкновенно у людей изнуренных; встречая у таких субъектов температуру относительно нормальную, например, 37,5–37,8°, мы тем не менее вправе заподозрить их в лихорадочном состоянии, и только дальнейшее наблюдение может подтвердить или опровергнуть наше предположение: если мы заметим у них большую разницу между вечерней и утренней температурами, то это будет доказательством действительного существования лихорадки. Так, например, 36° утром с вечерним повышением до 37,5° окончательно разрешат наши сомнения.

Вернемся к нашему субъекту. Найдя у него при первом вечернем исследовании температуру в 40,4°, мы на основании этого факта, конечно, не можем еще сделать никакого заключения относительно типа лихорадки. Только определив температуру следующего дня (утром 39,3° и вечером 40,2°), мы в состоянии сказать, что тип лихорадки постоянный. Но прежде чем приступить к разбору лихорадочного состояния в данном случае, нам следует рассмотреть те явления, которые обыкновенно сопутствуют лихорадке вообще.





Учащение сердцебиений и дыханий при лихорадочном состоянии. Самые обычные спутники возвышенной температуры тела суть учащение сердечных сокращений и дыхательных движений. Частота пульса в большинстве случаев совершенно соответствует увеличению температуры, так что многие и до сих пор еще ограничиваются исследованием пульса при определении лихорадочного состояния и степени его напряженности. Но так как учащенные сокращения сердца составляют следствие отчасти прямого повышения температуры, отчасти же накопления в теле продуктов увеличенного метаморфоза и в то же время зависят еще от нервных аппаратов, влияющих на самое сердце, и от тона кровеносных сосудов, то понятно, что при такой сложности влияний нельзя ожидать неизменно одинаковых отношений между возвышенной температурой и числом пульсовых ударов. И действительно, это последнее может быть увеличено без лихорадки и, наоборот, уменьшено против нормального при очень высокой температуре. Впрочем, в большинстве случаев сокращения сердца все-таки учащаются при повышении температуры и замедляются при понижении.

То же самое можно сказать и о дыхании, с той только разницей, что отношение между числом дыхательных движений и высокой температурой еще менее постоянно, чем между последней и пульсом.

В следующей таблице сопоставлены ежедневные колебания температуры, числа пульсовых ударов и дыханий у нашего больного:

Из этой таблицы видно, что сердечные сокращения и дыхательные движения не всегда соответствовали понижению или повышению температуры; тем не менее, однако же, число пульсовых ударов и дыханий было постоянно учащено вплоть до прекращения лихорадочного состояния.

Деятельность сердца при лихорадочном состоянии изменяется не только относительно частоты, но и относительно силы отдельных сокращений: в некоторых случаях сердечный толчок представляется усиленным, а пульсовая волна в артериях трудно сдавливается; в других же толчок сердца едва или вовсе не ощупывается, а пульсовая волна в артериях легко уничтожается давлением пальца. Как в тех, так и в других случаях число сердечных сокращений может представляться учащенным. Уменьшенная сила сердечных сокращений встречается как при высоких, так и при низких цифрах лихорадочной температуры и потому никак не может быть приписываема действию высокой температуры. В начале большей части лихорадочных состояний учащение сердечных сокращений сопровождается также усиленным сердечным толчком и трудно сжимаемым пульсом; в некоторых случаях в дальнейшем течении лихорадки сила сердечного толчка и пульсовой волны мало-помалу слабеет. Такое ослабление сердечной мышцы развивается иногда очень быстро, уже в первые дни лихорадки; в других же случаях даже и долго продолжающееся лихорадочное состояние мало изменяет силу сердечной деятельности. Впоследствии мы увидим, какие именно патологические процессы, сопровождающиеся лихорадочным состоянием, причиняют более или менее быстрое ослабление сердечной мышцы; теперь же мы заметим только, что ослабление сердечной мышцы, являющееся при различных степенях возвышенной температуры, подобно частоте сердечных сокращений и по той же самой причине, не может быть объясняемо одним только повышением температуры тела.







Из этого следует, что общий процент смертности за все годы равнялся у нас 14,7. Если же мы сравним смертность в различные годы, то увидим, что она колебалась между 0 и 100 %. Конечно, при незначительном числе больных, которое было у нас в первые два года, нельзя делать никаких заключений и статистических выводов. В указанное число больных сыпным тифом вошли всевозможные осложнения этой формы, а также и случаи сыпного тифа, смешанного с возвратным, которое, как мы уже сказали, протекает гораздо благополучнее, – обстоятельство, значительно уменьшающее процент смертности от сыпного тифа. Если выключить эти смешанные формы из общей суммы случаев сыпного тифа, то останется только 37 больных, из которых умерло 7, т. е. 18,9 %. В 24 случаях сыпной тиф был осложнен возвратной горячкой: из этих 24 больных умерло только 2 (8,3 %).

Большое влияние на смертность оказывает время поступления больных, находившихся в дурных гигиенических условиях, в хорошо устроенный госпиталь: чем раньше больной поступил в госпиталь, тем больше он имеет шансов на выздоровление: так, в 1836 г., во время эпидемии в Филадельфии, из поступивших в начале болезни умерло 14,2 %, из поступивших же поздно – 33,3 %. Метир (Mateer) в течение 17-летних наблюдений в белфастском горячечном госпитале собрал следующие цифры: из 1625 человек, принятых на 2-й и 3-й день болезни, умерло 54, т. е. 3,25 %, из 5921 человека, принятых через наделю после заболевания, умерло 267, т. е. 4,5 %, наконец, из 3667, принятых на 2-й неделе болезни, умерло 397, т. е. 10,8 %.

Значительная часть сыпных тификов умирает в конце второй или начале третьей недели. Некоторые осложнения являются одними из важнейших причин, увеличивающих смертность. Различные формы воспаления легкого с его различными исходами составляют одну из наиболее частых причин смерти в сыпном тифе. Гораздо реже смерть происходит под влиянием первичных процессов, совершающихся в сыпном тифе в первые дни болезни. Не подлежит никакому сомнению, что случаи скоротечного сыпного тифа, оканчивавшиеся смертью уже спустя двое или трое суток, действительно наблюдались, но все-таки они составляют большую редкость. Раз допустив влияние различных осложнений на смертельный исход сыпного тифа, мы уже без труда объясним себе те значительные колебания в смертности, которые наблюдаются в течение одной и той же эпидемии при одних и тех же гигиенических условиях, ибо, как мы уже сказали, осложнения эти в различное время могут быть различны.

Так как в течение сыпного тифа сердечная мышца подвергается острому ожирению, которое выражается при жизни слабостью сердечной деятельности, то понятно, что такого рода осложнение, как воспаление легкого, может быть в высшей степени опасно при деятельности сердца, уже ослабленной и потому недостаточно уравновешивающей те расстройства в малом кровообращении, которые развиваются под влиянием воспалительного процесса в легких. Обыкновенно смерть в сыпном тифе является вследствие паралича сердца или под влиянием увеличивающегося тифозного состояния, доходящего до спячки, в которой больной и умирает.

Нашему больному только 30 лет; до болезни он жил в хороших гигиенических условиях и, захворав, на 5-й день поступил в очень хорошую в гигиеническом отношении больницу. Дыхательные органы его не представляли ничего патологического; осложнения со стороны желудочно-кишечного канала не могли считаться опасными; деятельность сердца, хотя и ослабела, но не в высшей степени; температура тела не доходила до 41°; силы в первые дни наблюдения, до развития тифозного состояния, были сохранены довольно хорошо. Все это давало нам право думать, что исход болезни в данном случае будет благоприятный, что у больного приблизительно 80 шансов на 100 остаться в живых, предполагая средним числом процент смертности при обыкновенной эпидемии в 20. Но с другой стороны, мы не должны забывать, что тифозное состояние может настолько увеличиться, что сделается причиной смерти больного; что сердце с течением болезни может настолько ослабеть, что прекратит свою работу; и что, наконец, под исход 2-й недели могут развиться осложнения, которые будут гибельны для больного. Пока не наступит период выздоровления, до тех пор в течение сыпного тифа мы никогда не имеем права сказать, что больной находится вне опасности. Если бы мы имели возможность в первую неделю болезни отличить тяжелую форму тифа от легкой или абортивной, то, конечно, определив эту последнюю, мы могли бы сделать предсказание гораздо лучшее; но, к сожалению, в том периоде болезни, в котором больной поступил к нам (в конце периода нервного возбуждения), мы не можем решить, легкая или тяжелая форма тифа представится в данном случае; вопрос этот, собственно говоря, решается только по окончании тифозного состояния.





Стенические и астенические лихорадки. Деление лихорадок на стенические и астенические на основании одной только разницы в степени сердечной деятельности не вполне соответствует фактам. Ослабленная деятельность сердца может наблюдаться у лихорадящих субъектов, относительно еще хорошо сохранивших свои силы, и, наоборот, усиленная деятельность сердечной мышцы может быть одновременно со значительным упадком сил в мышечной системе вообще; конечно, чаще случается так, что значительный упадок сил (астения или адинамия) совпадает с упадком деятельности сердечной мышцы, но тем не менее и при противоположном состоянии (состояние steniae) возможна все-таки ослабленная деятельность сердца. Частые примеры этого рода мы наблюдали в течении лихорадки, сопровождавшей возвратную горячку; больные с малым, легко сжимаемым пульсом, без ясно ощутимого сердечного толчка вставали с постели и ходили; а в первый год эпидемии бывали даже и такие случаи, что некоторые больные, приходившие пешком в приемный покой, умирали прежде, чем успевали подать им помощь. Деятельность сердца в таких случаях была в высшей степени ничтожна, температура достигала до 40°, а между тем мышечная сила, отправления органов чувств и сознание были, относительно говоря, весьма порядочны. Ввиду того, что между частотой сердечных сокращений и степенью силы сердечной мышцы с одной стороны и температурой тела с другой нет постоянного соотношения, нужно предположить, что при различных лихорадочных состояниях в организме имеется еще нечто, влияющее на сердечную деятельность, и нет никакого сомнения, судя по различным отправлениям сердца в различных лихорадках, что это нечто бывает различно количественно или качественно.

Допустив в большей части лихорадок увеличенное горение тела одновременно с недостаточным выведением тепла, мы тем самым предполагаем скопление в теле продуктов увеличенного, но неполного окисления, может быть, что эти-то химические продукты, недостаточно возбуждающие или угнетающие те нервные центры, которые управляют охлаждением тела, и составляют причину учащения сердечных сокращений и дыхательных движений, причем деятельность сердца может быть более или менее ослаблена, смотря по свойству образовавшихся продуктов окисления и по влиянию их на сердечную мышцу, которая, как известно, при некоторых формах лихорадки может представлять явления острого жирового перерождения.

Выше мы уже сказали, что при лихорадочном состоянии, несмотря на увеличенное потребление, не всегда замечается увеличенное выведение мочевины; иногда количество последней, несмотря на высокую температуру, бывало даже уменьшено. Из этого следует, что продукты увеличенного горения тела могут быть весьма различны; ясно, что и влияние этих различных промежуточных продуктов окисления на организм должно быть тоже различно, как это и доказывается различным влиянием их не только на сердце, но и на другие органы.





Изменения в отправлениях мышечной и нервной систем. Особенно резка при различных лихорадках разница в отправлениях мышечной и нервной систем, в области нервов чувства и движений, в органах чувств и психических отправлениях. В некоторых случаях повышенной температуры больные не представляют почти ни малейшей слабости мышц, в других же, напротив того, слабость эта уже с самого начала болезни проявляется в высшей степени резко. Некоторые больные, особенно в начале лихорадочного состояния, представляют увеличенную подвижность, как бы судорожную быстроту движения, которая иногда выражается преимущественно в мышцах, управляющих движениями глаза. Наконец, бывают случаи горячечного состояния, в которых наблюдаются непроизвольные клонические сокращения, обыкновенно в мышцах, сгибающих пальцы и кисти рук; эти непроизвольные сокращения, ощущаемые так часто при исследовании пульса, известны под именем трясения сухих жил (subsultus tendinum). Иногда, особенно у детей, в начале лихорадочного состояния замечаются судорожные тонические или клонические сокращения в значительном количестве мышц. Неправильные мышечные движения в виде дрожания всего тела или щелкания зубов обыкновенно являются при начале быстрого повышения температуры, другими словами, при начале лихорадки, которое обыкновенно сопровождается ощущением более или менее сильного холода, известным под именем зноба.

Чувство зноба, обязанное своим происхождением чувствующим нервам кожи, не есть неизбежное явление каждого начинающегося лихорадочного состояния; обыкновенно оно является при быстром изменении температуры в ту или другую сторону и потому одинаково наблюдается как при быстром развитии лихорадки, так и при быстром ее исчезании. При начале быстро развивающегося лихорадочного состояния субъективное ощущение зноба часто сопровождается объективно заметным холодом конечностей, которые иногда представляются при этом синеватыми.

Если температура больного не была измерена термометром, то по знобу, который предшествовал жару, можно предполагать, что температура повысилась быстро. Во время лихорадки больные имеют в различных местах тела неприятные болезненные ощущения, особенно в соседстве сочленений, иногда также в мышцах конечностей, реже в мышцах туловища. Эти боли, которые могут быть при различных лихорадочных процессах, вводят некоторых врачей в диагностические ошибки; подобные ошибки и были, вероятно, поводом к принятию ревматических горячек. Ощущение головной боли есть одно из самых частых явлений лихорадочного состояния. В некоторых случаях оно бывает так сильно, что составляет главную жалобу больного. Кроме того, лихорадочные больные жалуются иногда на неприятное ощущение жара, слабости и, наконец, на весьма неопределенное чувство тоски. Осязание иногда увеличивается, малейшее прикосновение к коже чувствуется и вызывает уже неприятное ощущение; в некоторых же случаях, особенно при долго продолжающемся лихорадочном состоянии, чувствительность кожи, напротив того, притупляется и увеличивается снова лишь при уменьшении лихорадки. Орган слуха обыкновенно раздражительнее нормального: сильные звуки вызывают болезненные ощущения. Такая усиленная раздражительность слуха сохраняется иногда во все время лихорадочного состояния, но чаще слух впоследствии притупляется. Зрение также изменяется в течение лихорадочного процесса. Большей частью больные не выносят сильного света; чтение, особенно мелкой печати, быстро утомляет их. В начале лихорадочного состояния чувство обоняния делается также впечатлительнее: больной тяготится запахами, которых он прежде вовсе не замечал. Чувство вкуса тоже изменяется, то усиливаясь, то теряясь почти совершенно. Во всех органах чувств могут явиться при лихорадочном состоянии различного рода галлюцинации, но галлюцинации зрения и слуха встречаются всего чаще; гораздо реже замечаются галлюцинации обоняния, осязания и вкуса. Впрочем, относительно последнего нужно заметить, что, может быть, те различные вкусовые ощущения, на которые жалуются лихорадочные больные, зависят не столько от изменений слизистой оболочки рта и языка, сколько от измененного отправления самого чувствующего нерва, которое выражается ощущением горечи, иногда кислоты, или какого-то неопределенного неприятного вкуса.

Мыслительная способность представляет также резкую разницу: иногда наблюдается особенная подвижность мысли, одновременно с неспособностью сосредоточиться на какой-либо одной идее; в других же случаях мышление совершается чрезвычайно лениво и без обычной ясности; память обыкновенно тоже слабеет. Наконец, является бред, т. е. усиленная мозговая деятельность под влиянием ложных представлений и ненормальных соображений. Такое состояние психической деятельности имеет чрезвычайно различные степени: иногда больной ясно сознает, что он бредит, иногда же теряет совершенно способность определять свое действительное состояние. У некоторых бред является как бы во сне и только ночью, у других же наяву и в течение целого дня. Наконец, больной может представлять и такое состояние, при котором психическая мозговая деятельность кажется совершенно прекратившейся: он лежит большей частью с закрытыми глазами, будто спит, и часто нет никакой возможности вывести его из этого забытья, причем он иногда тихо бредит. В других же случаях больной откликается на свое имя, дает какой-нибудь ответ, очень часто вовсе неподходящий к вопросу, и снова забывается, причем дальнейшие попытки вывести его из этого забытья делаются все более и более трудными и скорее удаются новому исследователю, к которому больной еще не привык. Мне часто случалось наблюдать больных, которые в продолжение нескольких дней сряду не узнавали никого из окружавших, не давали ни одного правильного ответа, но тем не менее приходили в себя на несколько минут, при появлении нового врача.





Тифозное состояние. Вглядываясь в состояние различных аппаратов мышечной и нервной системы во время лихорадки, мы убеждаемся, что отправления этих аппаратов представляются то возбужденными, то, напротив того, угнетенными. Угнетение выражается слабостью мышц, уменьшенной впечатлительностью органов чувств, наклонностью к галлюцинациям, к бреду и, наконец, к спячке. Эти-то признаки угнетения, иногда сменяющиеся признаками возбуждения и напоминающие довольно глубокое опьянение, и составляют именно то, что известно под именем тифозного состояния (status typhosus). Тифозное состояние встречается в различных лихорадочных процессах, развивающихся под влиянием той или другой патологической причины. Обыкновенно оно является при высоких лихорадочных цифрах, но может также существовать и при очень умеренной лихорадочной температуре. В тяжелых случаях брюшного тифа, осложненного возвратной горячкой, мне случалось наблюдать status typhosus и при нелихорадочной температуре. Некоторые патологические процессы, вызывая лихорадочное состояние, чрезвычайно легко вызывают вместе с тем и признаки тифозного состояния; напротив того, другие процессы, вызывающие лихорадку даже в случае долгого своего существования, не сопровождаются отуманенным состоянием больного.

Чрезвычайно резким примером различия в этом отношении могут служить, с одной стороны, больные, страдающие возвратной горячкой, а с другой – сыпным тифом. Первые при 40° встают с постели, ходят и не бредят. В сыпном же тифе больной и при меньших цифрах температуры едва поворачивается в постели, обыкновенно лежит без сознания и бредит. Тем не менее в виде исключения тифозное состояние может явиться не только в возвратной горячке, но и при других процессах, представляющих менее глубокое поражение организма; подобные исключения объясняются тем, что status typhosus, завися по преимуществу от процесса, вызвавшего лихорадку, в то же время зависит и от личных особенностей больного. Так, я видел тифозное состояние у субъекта, страдавшего лихорадкой вследствие катарральной жабы, а также при лихорадке вслед за острым катарральным воспалением дыхательных ветвей крупного калибра. Некоторые субъекты с особенно впечатлительной нервной системой и дети очень легко впадают в тифозное состояние, даже под влиянием весьма незначительных лихорадочных движений. Оставляя в стороне особенное личное предрасположение к развитию тифозного состояния, мы должны признать тот факт, что status typhosus точно так же, как и ослабленная и учащенная деятельность сердца, не может считаться просто следствием одной только повышенной температуры тела. Являясь по преимуществу при известных патологических процессах, тифозное состояние должно обусловливаться особенностью продуктов, развивающихся при лихорадочно усиленном процессе горения. Относительно нашего больного мы можем сказать, что сердечные сокращения его были учащены; вместе с тем с первого же дня поступления они представлялись довольно слабыми; толчок сердца не ощупывался. В первые дни пребывания больного в клинике мышечная слабость, бред и неясное сознание были выражены менее резко, чем впоследствии. Только после 7 дней лихорадочного состояния у него стал замечаться бред днем, который на 9-й день сделался беспрерывным. Вместе с бредом увеличивалась и слабость мышц. На 11‐й день, когда еще не было резкого понижения температуры, больной пришел в сознание, а слабость мышц уменьшилась. Если бы причина тифозного состояния заключалась в одной только высокой температуре, то чем бы мы могли объяснить его развитие в нашем случае лишь на 7-й день и уменьшение его, наступившее прежде, чем температура больного значительно понизилась?

Расстройства в органах пищеварения, селезенки и почек. В числе постоянных спутников лихорадочного состояния мы видим и расстройства в органах пищеварения. Жажда обыкновенно увеличивается, позыв на пищу более или менее исчезает. Кроме того, даже и незначительное количество вводимой пищи легко вызывает явления гастрицизма: является отрыжка с гнилым вкусом, болью или ощущением тяжести в стороне желудка, тошнотой, а иногда и рвотой, которая в некоторых случаях лихорадки развивается независимо от пищи. Количество желудочного сока уменьшено, и пищеварительная способность желудка ослаблена.

Язык обыкновенно сух и обложен, иногда темною кровянистою корою; сухость или влажность его далеко не всегда соответствуют состоянию температуры. Так, например, в возвратной горячке, даже при самых высоких цифрах он обыкновенно остаётся влажным. Нельзя также сказать, чтобы сухость языка шла параллельно с большей или меньшей степенью развития тифозного состояния, с большей или меньшей ясностью сознания. Реакция во рту при лихорадке в большинстве случаев кислая. Слюна очень часто не содержит в себе сероцианистого потассия и иногда бывает лишена способности превращать крахмал в сахар; количество ее обыкновенно уменьшено.

Отправления кишечного канала представляют не менее резкие изменения, которые выражаются или запором, или же очень часто поносом; последний может считаться почти обычным спутником долго продолжающихся лихорадочных состояний и зависит в таких случаях от весьма ясных анатомических изменений слизистой оболочки кишечного канала, которая представляет явления катарра, крупа или даже дифтерита. Для примера сошлюсь на изменения кишечного канала, наблюдаемые при гнилостных и пиемических процессах, а также и при хронических страданиях легочной паренхимы с исходом в чахотку. В некоторых лихорадочных формах наблюдается более или менее значительное набухание уединенных железок и пейеровых бляшек. Иногда понос является при быстром окончании лихорадочного состояния и называется тогда критическим.

Весьма вероятно, что в большинстве случаев измененные отправления желудка тоже зависят от катарра слизистой оболочки, который распространяется иногда и на тонкие кишки и даже на желчные протоки; в последнем случае замечают большую или меньшую задержку желчи в крови и в тканях. При некоторых лихорадочных процессах печень представляет весьма ясные изменения в количестве отделяемой желчи, Которое то увеличивается, то уменьшается, причем самый объем органа может быть увеличен. Селезенка при некоторых лихорадочных формах тоже более или менее увеличена. Отделение почек резко изменяется: количество мочи уменьшается, удельный вес ее увеличивается, она представляется гораздо темнее нормальной; содержание мочевины и мочевой кислоты увеличивается в некоторых случаях вдвое против нормального: количество хлоридов значительно уменьшается, иногда до того, что получаются лишь неясные следы. Часто в течении лихорадочных процессов наблюдают обильные осадки мочекислых солей, которые иногда появляются незадолго или вскоре после окончания лихорадки. Если осадки из мочекислых полей совпадают с быстрым прекращением лихорадки, то их называют критическими. В некоторых случаях лихорадки в моче появляются белок, клеточные элементы мочевых канальцев и более или менее значительное количество кровяных шариков.





Изменения кожи. Отправления кожи изменяются резко. На ощупь она теплее нормальной; вместе с тем при высоких цифрах температуры, часто от прикосновения к ней получается неприятное ощущение, которое известно в медицине под именем жгучего жара (calor mordax); этот последний является иногда и при температуре, относительно лишь мало возвышенной; обыкновенно его наблюдают при сухой коже, причем он может быть так резко выражен, что вызывает почти болезненное ощущение в ухе выслушивающего врача. Если же кожа влажна, то повышенная температура ее менее заметна для ощупывающей руки; в подобных случаях легко ошибиться и предположить меньшую температуру, нежели та, которая есть в действительности.

При лихорадочном состоянии кожа покрыта иногда обильным количеством пота, который в известных формах, например при остром сочленовном ревматизме, продолжается почти безостановочно во все время лихорадки; в других же случаях он является под утро при послаблении лихорадочной температуры или при окончании лихорадки вообще; пот, являющийся при быстром критическом окончании лихорадки, известен под именем критического.

В течение и под конец лихорадок являются на коже различного рода высыпи, например herpes labialis, часто сопутствующий или предшествующий критическому окончанию лихорадки, sudamina, наблюдаемые при некоторых формах с усиленными потами, наконец, различного рода гнойнички, чирьи, рожистые воспаления и многие формы сыпей, о которых мы будем говорить впоследствии. Кожа лихорадящих больных бывает иногда краснее нормальной, но наблюдаются и случаи с бледной кожей; бледность эта была особенно резко заметна при повторении приступов возвратной горячки. Иногда некоторые части кожи представляют более яркую красноту, чем все остальные. Так, в большинстве случаев у лихорадящих субъектов щеки бывают красные; иногда же кожа представляет у них синеватый отлив, особенно на щеках, губах, на носу, на ушах, возле локтей и колен, на кистях и стопах. Синеватые места на ощупь могут казаться холоднее, чем в нормальном состоянии, но явление это отнюдь не постоянное. Синева часто наблюдается при быстром развитии лихорадочного состояния, одновременно с ощущением зноба, и исчезает вслед за этим последним; кроме того, она может являться и в дальнейшем течении лихорадочного состояния на более или менее короткое время. Этот последний вид синевы обыкновенно объясняли уменьшенной деятельностью сердца и происходящим вследствие того ослаблением кровообращения в некоторых частях кожи; но такому объяснению противоречат наблюдения, доказывающие, что синевы часто не бывает вовсе, несмотря на ослабленную деятельность сердца, и что, наоборот, она встречается иногда и при деятельности сердца, относительно мало ослабленной. На этом основании синеватую окраску кожи как в начале, так и в течение лихорадок можно отнести с большей вероятностью к расстройству местного кровообращения вследствие изменения тона сосудов, который в различных лихорадочных состояниях, очевидно, бывает чрезвычайно различен.





Кровотечения в лихорадках. В некоторых горячечных формах наблюдается особенное предрасположение к разрыву сосудов. При этом кровотечение происходит иногда из носа, а иногда в кишечном канале. Встречаются также кровоизлияния и в виде небольших пятен в коже, сывороточной оболочке кишок, плевре, слизистой оболочке желудочно-кишечного канала, почечных лоханках, паренхиме мышц и в селезенке; наконец, нередко также наблюдаются и разрывы сосудов мозга и его оболочек и т. д. Кровоизлияния эти бывают различной величины, что зависит, конечно, с одной стороны, от лопнувшего сосуда, а с другой – и от органа, в котором произошел разрыв. От петехиального или подтечного пятнышка кожи (развивающегося в большинстве случаев вследствие разрыва сосудов) они могут достигать, как, например, при кровотечениях из носа, до фунта и более. Мне кажется почти излишним упоминать о том, что здесь я не имею в виду тех кровотечений, которые являются вследствие каких-нибудь анатомических язвенных процессов. При некоторых лихорадочных формах нам приходилось наблюдать различного рода опасные кровотечения без видимого язвенного процесса. Возвратная горячка особенно отличается наклонностью сосудов к кровотечениям. Иногда кровотечения, особенно носовые, совпадают с быстрым понижением температуры и в таком случае называются критическими.





Изменение молока. В течение лихорадочного состояния молоко у женщин видимо изменяется; оно становится гуще и хуже переносится ребенком.





Худоба. Подкожножирная клетчатка быстро исчезает; так же быстро исчезает и жир других органов. Это исчезновение жира тем значительнее, чем дольше продолжалось лихорадочное состояние. Мышцы становятся тоньше, худее. Вследствие исчезновения жира глазной впадины глаза вваливаются; по той же причине некоторые части тела выдаются. Лицо и вообще вся фигура больного резко изменяются.





Значение термометрического исследования лихорадочных больных. Увеличенное потребление тела с одной стороны и недостаточное введение пищи с другой удовлетворительно объясняют нам такую степень истощения. Но больные умирают очень часто прежде, чем истощение успеет достигнуть крайних пределов: иные тифозные больные в течение 3–5 недель теряют до 19 % своего первоначального веса и все-таки остаются в живых и поправляются. В других же случаях, при относительно меньших потерях, больные умирают под влиянием лихорадочного состояния. Конечно, мы имеем здесь в виду не те случаи смерти, в которых анатомические изменения органов достаточно объясняют прекращение жизни. Известно, что при некоторых лихорадочных болезнях с быстрым смертельным исходом анатомические изменения, находимые при вскрытии, недостаточны для объяснения смерти больного. Это дало повод к гипотезе, поддерживаемой в последнее время особенно Либермейстером, будто бы смерть в подобных случаях происходит вследствие возвышенной температуры тела. Нет никакого сомнения, что возвышенная температура играет весьма важную роль в произведении смертельных исходов. Но мы не можем признать ее за единственную причину смерти в подобных случаях, потому что существуют наблюдения, где люди, несмотря на весьма высокую температуру тела, все-таки выздоравливали, тогда как другие при относительно невысоких лихорадочных цифрах умирали без достаточной анатомической причины. Возвышенная температура при лихорадке, как мы уже говорили, есть результат весьма разнообразных процессов: с одной стороны, мы видим увеличенное горение, а с другой – уменьшенное охлаждение тела, причем получается масса различных последовательных изменений в отправлениях значительного числа органов. Мы видим несомненные изменения в отправлениях кожи, почек, желудочно-кишечного канала, нервной и мышечной системы и т. д. Изменения эти количественно, а иногда и качественно чрезвычайно разнообразны, смотря по тому патологическому процессу, которым обусловливается лихорадочное состояние. Напротив того, лихорадочная температура по своей высоте и колебаниям может представлять при различных лихорадочных процессах чрезвычайно большое сходство. Можно ли после этого все явления, наблюдаемые при лихорадке, объяснять одним только повышением температуры?

После всего только что сказанного понятно, что термометрическое определение возвышенной температуры, хотя и служит мерилом единственного постоянного явления, свойственного лихорадочному состоянию, тем не менее само по себе еще крайне недостаточно как для распознавания болезни вообще, так и для надлежащей оценки каждого данного случая в частности. Возвышенная температура тела, составляя лишь конечный результат чрезвычайно разнообразных процессов, сопровождается, как мы видели, весьма различными изменениями в отправлениях; и для оценки лихорадочного состояния исключительное термометрическое наблюдение больного в высшей степени недостаточно; рядом с ним безусловно необходимо постоянное наблюдение за всеми органами, изменяющимися под влиянием лихорадочного процесса. Мы видели, как различна, например, может быть сила деятельности сердца при одной и той же температуре тела, как противоположно может быть состояние нервной системы; и потому, определив у больного одну только температуру, мы далеко еще не охарактеризовали его настоящего состояния.





Лихорадки без соответственно увеличенного горения. Все перечисленные нами изменения в строении и отправлениях различных органов наблюдаются по преимуществу в тех формах лихорадки, где возвышенная температура тела зависит от увеличенного горения одновременно с уменьшенным охлаждением. К сожалению, те формы лихорадочного состояния, которые развиваются под влиянием измененного только oтправления нервных центров, управляющих охлаждением, без одновременного усиления процессов горения, еще очень мало исследованы; но судя по отрывочным сведениям, которые мы о них имеем, они не сопровождаются такими значительными изменениями органов и ограничиваются по преимуществу учащением ударов сердца и числа дыханий; малое же исхудание доказывает, по-видимому, что при этом потребление тела увеличивается лишь незначительно.

Этот последний вид лихорадок тоже представляет чрезвычайно различные степени; иногда он обнаруживается только горячими ладонями, разгоревшимися щеками и незначительной мышечной слабостью, в других же случаях является в виде сильнейшего зноба со щелканием зубов и синими конечностями; развивающийся при этом жар часто оканчивается потом. Такой вид лихорадки, представляющий иногда перемежающийся тип, может быть принят за отравление болотной миазмой, от которого он отличается отсутствием увеличенной селезенки и этиологическими моментами; он часто проходит без всякого лечения, хотя хинин и мышьяк дают в этой форме чрезвычайно хорошие результаты.





Тип лихорадки и тифозное состояние исследуемого больного. Определяя температуру у исследуемого нами больного по два раза в день, утром и вечером, мы убедились в продолжение первых двух дней, что колебания у него были весьма незначительны (вечером 40,4°; на другой день утром 39,3°; вечером 40,2°; на следующее утро 39,6°; вечером 40°); небольшое послабление утром и незначительное повышение вечером. При этом температура держалась между 39,3° и 40,4°. На основании этого двухдневного исследования мы имеем право заключить, что температура тела установилась и что тип лихорадки может быть назван постоянным. Такое же заключение мы могли сделать, исследуя больного и на 5-й, 6-й или 7-й день болезни. Было бы чрезвычайно важно знать, как быстро достигло тело больного такой высокой температуры, ибо нам известно, что лихорадочное состояние, смотря по различию причин, или, другими словами, при различных патологических процессах, представляет большую разницу в быстроте разогревания тела. К сожалению, нам лишь редко случается наблюдать развитие лихорадочного состояния с самого начала; в большинстве случаев больные, являющиеся к нам, представляют при термометрическом исследовании уже самые высокие цифры. Тем не менее, однако же, у нас есть некоторые данные, на основании которых мы можем сделать весьма вероятное предположение о большей или меньшей быстроте развития возвышенной температуры тела.

Из анамнеза нашего больного мы знаем, что до 16 числа он чувствовал себя совершенно здоровым и только в этот день у него показались некоторые болезненные явления, как то: потеря аппетита, жидкие испражнения, головная боль, чувство общего недомогания и слабость. Очень возможно, что эти болезненные ощущения уже и 16 числа сопровождались незначительным повышением температуры, но если бы температура повысилась значительно в первый же день болезни, то больной имел бы ощущение озноба, а между тем этот последний появился только 17 числа. На основании этого озноба, вслед за которым появилось чувство жара, мы имеем полное право предположить, что собственно только 17 числа произошло быстрое разогревание тела; с этого дня мы и будем считать начало болезни, хотя заболевание и произошло раньше; при лихорадочных процессах вообще условились начало болезни считать с первого дня озноба. Если бы нам пришлось исследовать больного 17 вечером или 18, то температура представилась бы по всей вероятности около 39°, ибо при медленном разогревании тела, даже до самых значительных размеров, ощущения зноба не бывает.

Из всего сказанного мы можем заключить, что лихорадочное состояние нашего больного, представляя постоянный тип, вместе с тем имело и быстрое развитие. Последующие ежедневные термометрические наблюдения дают нам возможность судить о дальнейшем ходе лихорадочного состояния и об его окончании.

Мы уже сказали, что на 5-й день лихорадочного состояния, несмотря на высокую температуру, силы больного были удовлетворительны, сознание полное и ни малейших следов бреда. Следовательно, так называемого тифозного состояния не было. Тем не менее уже по первым дням лихорадки можно было ожидать, что оно появится. Тифозное состояние не всегда наступает быстро, и не всегда удается провести черту, которая бы резко отделяла его от предшествовавшего состояния, тем более что само оно бывает чрезвычайно разнообразно; иногда оно выражается лишь незначительной степенью вялости и апатичности, а иногда полным отсутствием сознания. Головная боль, существовавшая с самого начала болезни, некоторая степень апатичности больного и беспокойный сон заставляли допустить возможность развития тифозного состояния в большей или меньшей степени.

Впоследствии мы увидим, что в пользу нашего предположения говорили также и другие явления, указывавшие на процесс, которому обыкновенно сопутствует тифозное состояние.





Патолого-анатомические изменения под влиянием лихорадочного процесса. До сих пор мы рассматривали по преимуществу расстройства в отправлениях различных органов, совершающихся под влиянием лихорадочного процесса. Некоторые из этих расстройств являются одновременно с изменениями в строении органа; в других же органах, несмотря на расстроенное отправление их при лихорадочном процессе, до сих пор не находили еще никаких анатомических изменений или только весьма небольшие. Наблюдения у постели больного, подкрепляемые анатомо-патологическими исследованиями, указывают нам, что лихорадочное состояние в большинстве случаев сопровождается различными расстройствами питания в различных органах. Сверх того мы убеждаемся, что некоторые из этих расстройств являются одновременно с лихорадочным состоянием и обусловливают его течение и исход или, другими словами, очевидно, находятся в причинной связи с его развитием. В ряду таких расстройств питания самое важное место занимают различные воспалительные процессы.

С другой стороны, в теле лихорадящего больного встречаются и такие анатомические расстройства, которые сами по себе не производят лихорадочного процесса, но могут появляться при различных лихорадочных состояниях, развивающихся под влиянием той или другой причины. Некоторые из этих расстройств являются уже в первые дни лихорадочного состояния, другие же развиваются спустя более или менее долгое время. На основании сказанного при патолого-анатомическом и клиническом исследовании наших субъектов мы должны отличать различные анатомические расстройства по различному их происхождению, причем одни сами обусловливают лихорадку, другие же только развиваются под ее влиянием. Лишь эти последние могут считаться анатомическим выражением лихорадочного состояния. Так как эти анатомические изменения составляют собственно результат лихорадочного процесса, то они могут встречаться при различнейших патологических формах. Некоторые из них служат нам достаточным объяснением тех расстройств отправления, которые мы наблюдаем в том или другом органе. К числу анатомических изменений, которые могут встречаться при различных лихорадочных формах, мы относим: острое ожирение мышц сердца, туловища и конечностей, острое паренхиматозное воспаление печени и почек, острое гиперпластическое набухание пейеровых бляшек, уединенных железок и лимфатических желез брыжейки, последовательные воспалительные явления в желудочно-кишечном канале, иногда также в паренхиме легкого, околоушной железы и различных других органов; далее кровоизлияния в мышцах, селезенке, коже, слизистой и сывороточной оболочках и паренхиме мозга, кровенаполнение и отеки мозговых оболочек и мозга. Вот приблизительно все, на что указала нам патологическая анатомия как на последствия лихорадочного состояния. Что же совершается в нервней системе, отправления которой так резко изменяются под влиянием лихорадки, на это до сих пор нет еще никаких положительных указаний, и мы поневоле должны прибегнуть к предположению, что при лихорадочном состоянии развиваются различные химические продукты, которые и влияют на различные органы тела. Но в чем именно состоят эти продукты, какому химическому изменению крови нужно приписать различные последствия лихорадочного состояния, мы не знаем. Известные же нам изменения крови, например увеличение или уменьшение волокнины, увеличение белых и уменьшение красных кровяных шариков и т. д., недостаточны для того, чтобы подтвердить существование предполагаемых нами продуктов, которые, расстраивая отправления различных органов при лихорадочном состоянии, быть может, условливают тем самым и изменения в их строении: по крайней мере некоторые из изменений, наблюдаемых при различных лихорадочных болезнях, например острое ожирение сердца, печени, почек, кровоизлияния, набухание лимфатических органов и т. д., могут, как известно, развиваться и при введении в тело различных ядовитых веществ; так, острое ожирение различных органов наблюдается при отравлении фосфором, мышьяком, серной кислотой; набухание лимфатических органов (пейеровых бляшек и т. д.) и кровоизлияния в кожу, слизистые и сывороточные ткани встречаются при впрыскивании в кровь животных гнилостных веществ. Естественно спросить, не образуются ли в теле лихорадящего субъекта такого рода вещества, которые, поступая в кровь, изменяют питание различных органов? Если допустить подобное предположение, то вместе с тем нужно допустить и то, что при различных лихорадочных состояниях, развивающихся под влиянием различных процессов, предполагаемые нами продукты образуются в различном количестве или неодинаково задерживаются в теле. Допустить это необходимо потому, что изменения, следующие за лихорадочным состоянием, встречаются неодинаково часто и не в одинаковой степени при различных патологических процессах.

В изменении химизма крови у лихорадящего субъекта убеждает нас появление лихорадки у здоровых животных, которым была впрыснута лихорадочная кровь, причем у них могут развиваться воспаления в различных органах.





Припадочные лихорадки. Заслуга патологической анатомии в учении о лихорадках была громадна в том отношении, что она опровергла значительную часть так называемых эссенциальных лихорадок, которых в строгом смысле этого слова в настоящее время принимать уже нельзя.

Лихорадочное состояние в громадном большинстве случаев составляет не что иное, как припадок какого-нибудь местного патолого-анатомического процесса. Обширный ряд процессов, известных под именем воспалительных, составляет главнейшую причину появления, способа развития, течения и, наконец, исхода различных лихорадочных состояний.

В огромном большинстве случаев свойство местного воспалительного процесса и его исход обусловливают не только появление лихорадочного состояния с различными его последствиями, но и дальнейшее его течение. Это положение, выработанное совокупными усилиями патологической анатомии и клинического наблюдения, до такой степени верно, что при постели больного мы часто по ходу лихорадочного состояния заключаем о состоянии местного воспалительного процесса в том или другом органе, прямое исследование которого для нас недоступно. При воспалении всякого органа, вместе с известными морфологическими изменениями, в нем существует также и значительное изменение химизма; образующиеся при этом продукты, поступая в кровь, обусловливают увеличенное горение и накопление таких веществ, влияние которых сказывается уменьшенным охлаждением тела. Не подлежит никакому сомнению, что лихорадка должна быть чрезвычайно разнообразна по своему развитию, течению и окончанию, а также и по своему влиянию на различные органы и аппараты тела, смотря по тому, в каком именно органе совершается воспалительный процесс, каковы продукты этого воспаления и насколько они по анатомическим условиям органа могут быть выводимы наружу или задерживаются в теле. Крупозное воспаление легкого, разрешаясь вслед за серым опеченением, дает лихорадочное состояние, оканчивающееся критически по прошествии нескольких дней. При переходе крупозного воспаления в гнойное пропитывание лихорадочное состояние, представлявшее до тех пор постоянный тип, резко изменяется: является послабляющий тип с более или менее значительными потами. При образовании в теле нарыва лихорадочное состояние из постоянного типа может перейти в перемежающийся. Катарральное воспаление легкого часто сопровождается послабляющим или перемежающимся типом лихорадки.

Впоследствии, изучая различные местные страдания различных органов, мы увидим, до какой степени лихорадочное состояние в своих различных проявлениях зависит от изменений, наблюдаемых в пораженном органе. Конечно, в ходе лихорадочного состояния встречаются иногда такие уклонения, которые не могут быть объяснены изменением местного процесса. Но при рассматривании лихорадочного процесса мы уже видели, до какой степени он сложен и какое множество органов то первоначально, то последовательно принимают участие в его происхождении. И потому нет ничего удивительного, если уклонения от правильного хода лихорадки, соответствующей известному местному процессу, в некоторых случаях не могут быть объяснены; нужно только помнить, что такого рода уклонения могут существовать и что иногда мы в состоянии бываем объяснить их причины. Так, например, известно, что при легочной чахотке послабляющий тип лихорадки сопровождается обильными потами; но являются поносы, и потливость, вследствие увеличенной потери жидкости кишечным каналом, исчезает. Тем не менее, однако ж, мне приходилось встречать чахоточных без поносов, с лихорадочным состоянием, хотя и послабляющего типа, но без следа потов. В некоторых случаях при крупозном воспалении легкого лихорадочное состояние бывает чрезвычайно незначительно, оканчивается не критически и далеко не соответствует значительному местному распространению болезни. Иногда же, наоборот, значительно развитое лихорадочное состояние не соответствует незначительности местного страдания. Но, как уже сказано выше, подобные случаи составляют только исключения. Наше же учение о лихорадочных состояниях, сопровождающих известные местные процессы, состоит не из ряда законов, а только из правил. При настоящих наших сведениях сложность аппаратов, принимающих участие в лихорадке, не дает еще возможности установить твердого, не терпящего исключений закона.

Нет никакого сомнения, что лихорадка, сопровождающая какой-либо местный процесс, является вследствие поступления в кровь продуктов, образовавшихся под влиянием этого местного процесса: впрыскивая в кровь здоровых животных жидкие продукты, взятые из воспаленных органов, мы вызываем у них лихорадочное состояние; такое лихорадочное состояние, искусственно произведенное у здорового животного, может вызвать явления воспаления в различных органах. Иногда нашими терапевтическими мерами нам удается уменьшить лихорадочное состояние, сопровождающее местный воспалительный процесс; в таком случае с ослаблением лихорадки и местный процесс значительно улучшается. С другой стороны, мы уже говорили, что долго продолжающееся лихорадочное состояние вызывает воспалительные явления в различных органах. Все это заставляет нас думать, что в лихорадочной крови есть нечто раздражающее и возбуждающее воспалительные явления в различных частях нашего тела. Человек, представляющий лихорадочное состояние, развившееся под влиянием какого-нибудь местного процесса, имеет чрезвычайно ясное предрасположение к заболеванию различных органов при самых ничтожных причинах.





Эссенциальные лихорадки. Есть целый ряд заболеваний, где мы видим развитие лихорадочного состояния без предшествовавших местных процессов, которые являются только впоследствии при более или менее долго продолжавшейся лихорадке. Этот вид заболеваний называли прежде эссенциальными горячками – в противоположность горячкам припадочным, зависящим от местных процессов. В настоящее время убедились, однако, что и эти, по-видимому, самостоятельные лихорадочные заболевания в сущности тоже не более как припадки болезней, которые могут существовать и совсем без лихорадки или при очень незначительной. Действительно, в некоторых из так называемых эссенциальных лихорадочных болезней нет достаточных анатомических изменений, для того чтобы допустить местный процесс как причину горячки. Но раз мы знаем, что лихорадочное состояние является от поступления в кровь продуктов, образующихся вследствие местного процесса, то не можем ли мы предположить поступление в тело подобных продуктов извне? Предположение это тем возможнее, что многие из таких продуктов нам уже известны; таковы, например, продукты гниения растений и животных, трупный яд и т. п., введение которых в тело может вызывать лихорадочное состояние с различными последовательными изменениями. Но лихорадочное состояние не есть неизбежный результат такого рода отравления. При введении большого количества гнилостного яда, как показали опыты над животными, эти последние могут умереть и без повышения температуры. С другой стороны, при введении в организм оспенного яда посредством прививания лихорадочное состояние развивается только на 7-й или даже на 9-й день, когда является уже нагноение на местах прививки, и может быть иногда так незначительно, что совершенно ускользает от нашего внимания. Но если субъект заразится оспенным ядом в течение оспенной эпидемии, то дней через 14 после этого у него развивается иногда чрезвычайно сильное лихорадочное состояние, причем в продолжение 3 дней постоянно увеличивающейся лихорадки мы не замечаем никаких местных явлений, которые являются только с уменьшением ее. Бывают даже случаи, в которых проходит 6 дней полного безлихорадочного состояния, прежде чем под влиянием совершившегося нагноения снова появится более или менее сильная лихорадка. Наблюдали также случаи натуральной оспы и без предшествовавшего 3-дневного лихорадочного состояния. Скарлатина и корь, тоже зависящие от введения в тело особых специфических веществ, влияние которых проявляется целым рядом патологических изменений, обыкновенно сопровождаются лихорадочным состоянием, развивающимся спустя более или менее короткое время вслед за заражением, например в кори от 8 до 21, а в скарлатине от 3 до 30 дней. От начала лихорадочного состояния, которым открывается болезнь, до появления характеристических изменений в теле проходит в кори от 3 до 5 дней, а в скарлатине – от нескольких часов до 3 дней. Эти лихорадочные состояния, предшествующие появлению местного процесса, могут быть так незначительны, что ускользают от нашего наблюдения; и мне приходилось видеть полную картину скарлатины с катарральным поражением зева, краснотой кожи и последовательным ее шелушением, почти без следа лихорадочного состояния. Все время болезни дети оставались на ногах с хорошим аппетитом и, по-видимому, были здоровы, несмотря на то что заразились от скарлатинного больного, представлявшего весьма значительное лихорадочное состояние.

При заражении болотным ядом обыкновенно вместе с другими явлениями развивается и лихорадочное состояние перемежающегося типа. На некоторое время проявление болезни в виде лихорадочных приступов может прекратиться; но болезнь остается в теле, и лихорадочные явления могут быть вызваны снова какой-нибудь самой ничтожной причиной. В течение эпидемии сыпного тифа мне приходилось наблюдать больных с характеристическим поражении кожи, с увеличением размеров селезенки и в то же время с самыми ничтожными лихорадочными движениями, при которых больной оставался все время на ногах, без бреда, даже по ночам. Только по окончании болезни больной не помнил ясно, что с ним было в течение двух недель.

Всем известно, что могут быть такие случаи брюшного тифа, в которых больные остаются на ногах и продолжают свои обычные, иногда очень трудные занятия (например, службу кавалерийского солдата), между тем как местные изменения кишечного канала до того значительны, что ведут к прободению стенок и последовательному развитию острого воспаления брюшины. В этих гулевых случаях тифа лихорадочные явления бывают ничтожны. Впоследствии мы увидим, что возвратная горячка может протекать без малейшего лихорадочного состояния.





Острые заразные болезни. Итак, различные болезни, которые прежде относили к так называемым самостоятельным лихорадкам, могут существовать и без лихорадочного состояния. На этом основании в настоящее время, когда на лихорадку смотрят как на припадок, сопровождающий какой-нибудь местный процесс, или как на одно из проявлений заражения тела каким-либо специфическим продуктом, поступившим извне, условились принять целый ряд болезней от заражения, причем те из них, которые по преимуществу сопровождаются лихорадочным состоянием и отличаются быстрым течением, отнесены к особому отделу острых заразных болезней (Infectionskrankheiten немцев). Во всех этих болезнях лихорадочное состояние, бесспорно, играет весьма важную роль; часто даже заражение выражается одной только лихорадкой, при которой больные иногда и умирают; тем не менее на основании высказанного прежде в лихорадочном состоянии нельзя искать сущности болезни, которая лежит в особенности яда и изменений, вызываемых им в различных органах. Лихорадочное состояние составляет только одно из проявлений этого заражения.

Есть заразные болезни, яд которых нам до некоторой степени известен, так что мы можем им производить искусственное заражение; так, например, прививая оспенный гной или слизь и кровь от коревого больного, мы можем вызвать на дотоле здоровом субъекте оспу или корь; от соприкосновения с больным скарлатиной или сыпным тифом у здорового субъекта может произойти соответствующее заражение; но каким образом происходит это заражение, какими путями – нам не известно.

В большинстве случаев мы не знаем ни самого яда, ни тех элементов животного организма, в которых этот яд по преимуществу сосредоточивается, как, например, в оспенном гное.

При этом о свойствах ядовитого вещества нам приходится судить по его различным проявлениям при развитии, распространении и течении какой-нибудь заразной болезни. Очень часто заразные болезни являются в форме эпидемий, поражая одновременно большую или меньшую массу лиц, причем в некоторых из них замечается свойство передавать заражение от одного субъекта другому. Эпидемическое появление этих болезней и различные способы их распространения дали в последнее время повод к предположению, что причина заражения заключается в образовании различных низших организмов, которые, поступая в тело, и производят будто бы ту или другую заразную форму болезни. К сожалению, воззрение это до сих пор имеет еще слишком мало фактических доказательств. Трудность исследования низших организмов вообще составляет одно из главнейших препятствий к развитию этого учения: до сих пор оно до некоторой степени подтвердилось для перемежающейся лихорадки, которая, по опытам Салисбери, вызывается отравлением одним из низших видов растения – раlmеllа, растущим в болотистых странах. Впоследствии при изучении каждой заразной формы, в частности, мы убедимся, насколько мы имеем право допускать болезни от заражения тела, не будучи в состоянии прямо определить ядовитого вещества.





Причина лихорадки у исследуемого больного. Определив у нашего больного лихорадочное состояние, мы должны разрешить вопрос, чем именно оно обусловливается, т. е. где находится причина, вызвавшая возвышенную температуру тела с ее дальнейшими последствиями? Развилась ли эта причина в теле самого больного или вошла в него извне? Другими словами, есть ли в теле больного такие местные изменения, которые обусловливают развитие лихорадки, или же эта лихорадка представляет один из припадков заражения тела.

Чтобы решить этот вопрос, нам необходимо оценить у нашего больного состояние различных органов, поражение которых известными процессами производит лихорадку. При исследовании мы нашли у него, кроме расстройства в отправлениях различных органов, еще следующие изменения: катарральное состояние зева, увеличение размеров селезенки, поражение кишечного канала и сыпь на коже.





Сыпь. Рассмотрим каждое из этих явлений отдельно. Кожа представлялась покрытой мелкими, невозвышенными пятнами, из которых имевшие ярко-розовый цвет исчезали при давлении, грязно же розовые оставались. Пятна, исчезающие при давлении и окрашенные более ярким цветом, известны под именем roseola; неисчезающие называются петехиями.

Розеолезные пятна, отличающиеся своей способностью исчезать от давления, в некоторых случаях по прошествии нескольких дней мало-помалу изменяются: цвет их теряет свою первоначальную яркость, контуры становятся менее резкими, самое пятно притом как бы увеличивается и уже не исчезает от давления; такого рода изменение мы называем петехиальным. Этот вид высыпи не нужно смешивать с собственно петехиями, которые уже и при первоначальном своем появлении не имеют свойства исчезать при давлении. Розеолезное пятно никогда не бывает так густо окрашено, как первичная петехия, имеющая цвет киновари; переходя в петехию, оно может слегка потемнеть, но никогда не получает той резкой окраски, которая характеризует первичную петехию. Эта последняя, исчезая через более или менее короткое время, теряет свой резкий цвет, становится темнее, иногда с желтовато-зеленоватым отливом, но и в этом состоянии ее легко отличить от петехии, развившейся из розеолезного пятна, ибо вторичные петехии, хотя тоже темнеют и принимают иногда синеватый или слегка желто-зеленоватый отлив, никогда, однако, не представляют того густого окрашивания, которое свойственно старому первичному петехиальному пятну. Не все розеолезные пятна неизбежно переходят в петехии; иные из них пропадают, мало-помалу бледнея, но постоянно сохраняя свое свойство исчезать при давлении. Первичные петехии исчезают большей частью медленно в продолжение нескольких дней; при этом очертания их делаются менее резкими, яркость окраски пропадает; они становятся темнее, синее, иногда принимают зеленовато-желтоватый отлив и мало-помалу делаются незаметными. В некоторых случаях над петехиальным пятнышком приподнимается кожица и развивается пузырек, наполненный жидкостью, которая принимает иногда гноевидный характер. Подобное изменение петехиальных пятен мне приходилось наблюдать в некоторых случаях возвратной горячки. Еще реже встречались мне первичные петехиальные пятна, которые исчезали чрезвычайно быстро в несколько часов, не оставляя после себя ни малейших следов. Первичные петехиальные пятна бывают обыкновенно меньше розеолезных и высыпают по большей части лишь в небольшом количестве. Некоторые скептики могли бы принять их за следы от укуса блох, но при рассматривании в лупу они легко убедились бы в неосновательности своего сомнения: в петехиальном пятне они не нашли бы места, соответствующего собственно укусу. Розеолезные пятна, исчезающие при давлении, после смерти больного пропадают бесследно; петехии же, развившиеся из этих пятен, остаются и после смерти. В первом случае мы имеем в высшей степени вероятия лишь местную гиперемию кожных сосудов. Когда розеолезное пятно спустя более или менее долгое время превращается во вторичную петехию, то дело может доходить до просачивания кровяного пигмента в окружающую ткань, а может быть, под влиянием той же гиперемии и до разрыва сосудов. При первичных петехиях в большинстве случаев уже с самого начала наблюдается кровоизлияние из сосудов кожи, но, имея в виду быстрое исчезновение подобных петехии в некоторых случаях и притом без малейшего остатка, нужно думать, что они могут также условливаться и временным расширением волосных сосудов кожи, без разрыва стенок. В одном случае мне удалось видеть расширенный сосудец кожи, как бы налитой, который оканчивался петехиальным пятнышком. Чем именно условливается это временное расширение сосудов кожи – сказать трудно; не подлежит сомнению только то, что при незначительной степени расширения, которую мы наблюдаем при roseola, достаточно придавить пальцем, чтобы просвет сосудов сузился и пятно побледнело. При петехиях же давление не оказывает никакого влияния, и в большинстве случаев они исчезают чрезвычайно медленно, хотя, как мы уже сказали, могут пропадать и в несколько часов.

Значительная часть тела нашего больного покрыта сыпью, часть которой исчезает при давлении, большая же часть остается при этом неизмененной. По цвету пятен, не исчезающих от давления, мы уже с первого взгляда можем сказать, что прежде они были розеолезными и что, следовательно, их можно назвать вторичными петехиями. Наблюдая такого рода местные гиперемии в сосудах кожи, мы могли бы задаться вопросом: не составляют ли они одно из проявлений воспалительного процесса кожи, продукты которого, поступая в массу обращающихся соков, производят лихорадочное состояние. Но мы знаем, что местные воспаления кожи обыкновенно недостаточны для произведения горячечного состояния; различные страдания кожи, как то: экцемы, эритемы, крапивница и пр., могут существовать без малейшего лихорадочного состояния. В нашем случае, где мы имеем только пятнистую гиперемию кожи, трудно думать, чтобы столь сильное лихорадочное состояние зависело от такого незначительного местного процесса, воспалительный характер которого к тому же подлежит еще сомнению, ибо единственным указанием на его воспалительные свойства служит лишь шелушение кожицы, обыкновенно наблюдаемое после вторичных петехий. Шелушение это, которое мы встречали в сыпных формах тифа, имеет обыкновенно отрубевидный характер и бывает заметно не во всех местах кожи; в большинстве случаев на спине, на животе, обыкновенно под исход болезни, вслед за исчезновением ненормальной окраски кожи, кожица на незначительном пространстве отделяется в виде отрубей. Это отделение наступало иногда очень поздно, когда больной уже считался совершенно здоровым. Многие из больных выходили из госпиталя до появления заметного шелушения, сохраняя еще незначительную окраску кожи.

Наблюдая больных, представлявших описанное поражение кожи, мы неоднократно могли убедиться, что между лихорадочным состоянием и розеолезной сыпью, впоследствии переходившей в петехий, в большинстве случаев нельзя бывает заметить никакой определенной связи: очень часто нам приходилось наблюдать чрезвычайно умеренное лихорадочное состояние при весьма значительной сыпи с последовательным шелушением и, наоборот, весьма незначительную сыпь при сильных лихорадочных движениях. В некоторых случаях лихорадка оканчивалась, сыпь же оставалась чрезвычайно резкой, а иногда, напротив того, сыпь бледнела, прежде чем прекращалось лихорадочное состояние. После этого объяснять лихорадочное состояние поражением кожи мы не имеем никакого права, хотя некоторые наблюдатели и полагали, что существует определенная связь между сыпью и лихорадочным состоянием.





Поражение зева и желудочно-кишечного канала. Поражение зева у нашего больного, выражающееся небольшой краснотой слизистой оболочки, так незначительно, что никоим образом не может служить объяснением повышенной температуры. При исследовании живота мы нашли его вздутым, а в правой подвздошной впадине урчание при давлении; вместе с тем мы заметили барабанный тон при постукивании. В продолжение нескольких дней до поступления в больницу у больного были жидкие и частые испражнения, окрашенные желчью, без примеси крови.

Вздутость живота, урчанье при давлении на правую подвздошную впадину и, наконец, жидкие и частые испражнения суть обычные спутники катарров слизистой оболочки слепой и толстой кишок. В начале подобных катарров лихорадочное состояние бывает иногда очень сильно, но скоро уменьшается; в дальнейшем же течении местного процесса больные могут быть совершенно без лихорадки. Имея больного на 5-й день болезни, объяснять его высокое лихорадочное состояние воспалением кишечного канала было бы натяжкой, тем менее уместной, что кроме страдания кишечного канала у него имеются еще и другие изменения, которых нельзя свести ни на лихорадку, ни на поражение кишок: я разумею сыпь, катарр зева и, наконец, увеличение селезенки.





Увеличение селезенки. При постукивании в селезеночной области мы нашли, что притупление тона начиналось с VIII ребра и оканчивалось XI; в то же время в поперечном диаметре селезенка только на один палец не доходила до левой сосковой линии. Нам известно, что при нормальной величине селезенки соответствующая ей тупость тона при постукивании, начинаясь обыкновенно с IX ребра, оканчивается XI; в данном же случае, начинаясь на целое ребро выше, она оканчивается, как и при нормальных условиях: следовательно, размер селезенки по крыльцовой линии увеличен; в высшей степени вероятия несколько высокое положение верхней перкуторной границы селезенки зависит от наполнения желудочно-кишечного канала газами. Если от XI ребра мы проведем линию к левому соску, то при нормальном размере селезенки в поперечном направлении тупость ее тона не должна переходить вперед за эту линию; у нашего же больного селезеночная тупость не только переходит за названную линию, но даже всего лишь на один поперечный палец не достигает до продолженной книзу левой сосковой линии. Итак, мы можем сказать, что в нашем случае плоскость селезеночной тупости увеличена. Но если бы при постукивании размеры селезенки и не оказались увеличенными, то все-таки это еще не давало бы нам права утверждать, что селезенка действительно не увеличена, ибо мы знаем, до какой степени размеры селезенки скрываются при наполнении желудочно-кишечного канала газами. Бывают случаи, в которых селезенка так резко увеличена, что нижний край ее может даже быть прощупан сквозь брюшные покровы, а между тем при постукивании в области, соответствующей селезенке, получаем барабанный тон желудочно-кишечного канала, совершенно маскирующий истинные размеры селезенки. Конечно, там, где эта последняя прощупывается сквозь брюшные стенки под ложными ребрами, мы все-таки получаем совершенно ясное понятие об ее увеличении; но такое увеличение селезенки, которое бы допускало этот способ исследования, далеко не часто. В некоторых случаях селезенка бывает чувствительна при постукивании, причем размеры ее часто приходится определять не границами тупого тона, который замаскирован барабанным тоном желудочно-кишечного канала, а распространением чувствительности при перкуссии. Найдя селезеночную тупость увеличенной по преимуществу в поперечном размере, мы почти наверное можем сказать, что селезенка увеличена. Как известно, одна из самых частых и главных причин увеличения селезенки заключается в большей или меньшей степени наполнения ее ткани кровью, причем величина ее может достигать чрезвычайно больших размеров, как это доказывают опыты, при которых селезенку наливают через сосуды водой или раздувают воздухом. Селезеночная сумка, хотя и неупруга, но очень растяжима и легко уступает более или менее значительному накоплению крови в паренхиме органа. Такое переполнение селезенки кровью мы наблюдаем под влиянием или затрудненного оттока, или увеличенного прилива. Так как селезеночная ткань содержит в себе сократительные элементы, то нет никакого сомнения, что большая или меньшая способность этих элементов сокращаться должна иметь значительное влияние на большее или меньшее количество крови в селезеночной паренхиме; в этом убеждают нас прямые опыты над перерезкой селезеночных нервов. Различные острые гиперпластические процессы селезеночной паренхимы сопровождаются более или менее значительным скоплением крови в этом органе, причем наблюдаются еще геморрагические инфаркты, являющиеся по всей вероятности вследствие разрыва сосудов, переполненных кровью. Закупорка той или другой селезеночной артерии заносной пробкой тоже ведет к геморрагическому инфаркту и различным последовательным гиперпластическим явлениям в окружности, которые, в свою очередь, сопровождаются большим или меньшим скоплением крови во всем органе. Затрудненный отток крови из селезенки, который наблюдается, например, при затрудненном опорожнении воротной вены, также может быть причиной гиперпластического процесса селезеночной ткани и кровоизлияний в нее. Гиперпластические процессы селезенки, протекающие медленно, обыкновенно не сопровождаются той степенью кровенаполнения, которая наблюдается при острых процессах этого рода. Селезенка, напухшая вследствие долго продолжавшейся перемежающейся лихорадки или белокровия (лейкемии), не так богата кровью, как, например, при остром набухании ее под влиянием какого-нибудь тифозного процесса. Кроме того, объем селезенки увеличивается также при амилоидном перерождении. Наконец, хотя и чрезвычайно редко, увеличение селезенки может зависеть от развития в ней рака или эхинококков.

При клиническом исследовании на основании одного только увеличения селезенки мы не имеем никакой возможности определить, вследствие какого именно из названных процессов она увеличена. Только взяв во внимание все остальные явления в теле и анамнестические данные, мы будем в состоянии с большей или меньшей вероятностью остановиться на том или другом процессе. Не видя достаточных данных, чтобы объяснить увеличение селезенки задержанным оттоком крови, не находя также в теле условий для образования геморрагического инфаркта вследствие закупорки артерий, наконец, имея дело с больным, прежде совершенно здоровым и ничем не хворавшим, мы с большой вероятностью должны искать причину увеличения селезенки в каком-либо остром процессе. Известно, что существует целый ряд острых болезней, при которых селезенка быстро увеличивается вследствие большого накопления в ней крови и гиперплазии клеточных элементов мякоти, мальпигиевых телец, а до некоторой степени и перекладин.

Этот вид острого паренхиматозного воспаления селезенки никогда не представляет отдельного, самостоятельного явления; обыкновенно одновременно с ним наблюдают в теле и целый ряд других патологических явлений, разнообразие которых обусловливается тем или другим этиологическим моментом, вызвавшим, между прочим, и острое набухание селезенки. Это последнее развивается иногда при впрыскивании в кровь здоровым животным гниющих растительных или животных продуктов. Его наблюдают также в послеродовых горячках, острой бугорчатке, перемежающейся лихорадке, скарлатине, оспе, кори, холере, кровавом поносе, дифтерите, различных формах тифа и пр. Все эти патологические процессы, протекающие с острым набуханием селезенки, в свою очередь до некоторой степени изменяют анатомический характер этого вида splenitidis parenchymatosae. В иных случаях мы видим более резкое кровенаполнение, доходящее местами до произведения геморрагических инфарктов; в других же кровенаполнение относительно менее значительно, и выступающим явлением бывает гиперплазия мякоти; иногда преобладает гиперплазия мальпигиевых телец, которые в некоторых случаях бывают до того увеличены, что при разрезе селезеночной ткани представляются различной величины беловато-желтоватые гнезда, развившиеся из слияния нескольких таких увеличенных телец.

Раз допустив, что увеличение селезенки у нашего больного обусловливается острой гиперплазией ее ткани, мы невольно приходим к мысли, не служит ли этот острый процесс вместе с тем и причиной возвышенной температуры тела, ибо нет никакого сомнения, что некоторые продукты острой гиперплазии селезенки, поступая в кровь, могут таким образом служить причиной, возбуждающей лихорадочное состояние. Очень вероятно, что до некоторой степени течение лихорадочного процесса действительно зависит от тех или других острых изменений, совершающихся в селезеночной паренхиме, но трудно допустить, чтобы первичное появление лихорадки вызывалось процессом в селезенке; ибо очень часто, особенно в некоторых эпидемических болезнях, мы не видим строгого соотношения между степенью лихорадочного состояния и большим или меньшим поражением селезеночной паренхимы. Впрочем, в некоторых случаях замечали такое близкое соотношение лихорадочного состояния с изменениями селезенки, что описывали их под именем splenitidis, abscessus lienis; по всей вероятности, это были болезненные процессы, развившиеся под влиянием какой-нибудь заразной формы. Укажу здесь для примера на очень хорошее в патолого-анатомическом отношении описание воспаления селезенки московского доктора Реми. С громадной вероятностью это описание может быть отнесено к возвратной горячке, которая в то время существовала в Москве.

С другой стороны, в описаниях некоторых эпидемий сыпного тифа мы встречаем указания на то, что селезенка не представлялась измененной, что не мешало, однако же, этому тифу сопровождаться весьма значительным лихорадочным состоянием. Если мы и позволим себе усомниться в отсутствии изменений селезенки при сыпном тифе, то все-таки ввиду прямых литературных указаний, которые отрицают эти изменения, мы вправе предположить, что они были весьма незначительны. Кроме этого, я должен еще прибавить, что мне случалось наблюдать возвратную горячку, сыпной и брюшной тифы с весьма ясным увеличением селезенки, но без резких лихорадочных явлений.

На основании всего только что сказанного мы не считаем себя вправе объяснить лихорадку нашего больного острым набуханием селезенки.

Еще меньше мы можем объяснить его лихорадочное состояние каким-нибудь воспалительным процессом в мозговых оболочках или в веществе самого мозга. Сама по себе головная боль может быть при всякой лихорадке, подобно бреду и другим явлениям тифозного состояния, которые могут развиваться при различных лихорадочных процессах, независимо от воспалительных явлений в черепной полости





Заражение как причина лихорадки. Итак, разобрав в отдельности каждое из представившихся нам местных страданий нашего больного, мы не нашли ни в одном из них достаточной причины для произведения лихорадочного состояния. С другой стороны, больной наш хворает только 5 дней, и различные изменения его органов не могут быть приняты за последствия лихорадочного состояния. Мы могли бы обратиться к личным особенностям больного и в них искать причину лихорадки. Можно бы также думать, что, хотя местные страдания в отдельности и недостаточны для произведения лихорадки, но в совокупности они могли все-таки вызвать ее развитие. Если бы мы уже не были знакомы с представившейся нам патологической формой и с ее этиологией, то, конечно, на основании одиночного наблюдения мы бы не в состоянии были решить вопроса: отчего явилось такое сильное лихорадочное состояние при таком относительно незначительном расстройстве отдельных органов?

Исследуя же других больных, мы убеждаемся, что подобные изменения в теле в настоящее время встречаются чрезвычайно часто. Весьма значительная часть наших больных представляет подобные же изменения в коже и в селезенке, и в громадном большинстве случаев изменения эти сопровождаются очень сильными лихорадочными явлениями. У некоторых из них вы встречаете катарр желудочно-кишечного канала, у других – катарры зева или дыхательных путей, выраженные более или менее ясно. В этом отношении, очевидно, есть значительная разница между больными, тогда как лихорадочное состояние, изменения в коже и увеличение селезенки представляют у всех чрезвычайно много общего. Следовательно, искать причину сильного лихорадочного состояния в личных особенностях субъекта мы не имеем основания. Она должна заключаться в чем-нибудь другом. И потому мысль о заражении каким-нибудь веществом, вошедшим в организм извне, становится весьма вероятной. Допустив ее, мы получим возможность объяснить, с одной стороны, несоответствие сильного лихорадочного состояния с местными процессами, а с другой – одновременное, хотя и незначительное, поражение многих органов. Так, мы видим у нашего больного поражение кожи, поражение селезенки, желудочно-кишечного канала и, наконец, поражение зева. Если бы эти различные поражения явились в течение долго продолжавшегося лихорадочного состояния, то мы могли бы думать, что они составляют последовательные изменения, обусловленные продолжительной лихорадкой, которая, как известно, раз развившись от той или другой причины, в свою очередь располагает к заболеванию органов. Но в нашем случае вся болезнь продолжается только 5 дней, и уже с самого начала ее усматривается расстройство желудочно-кишечного канала. Очевидно, что и сыпь на коже тоже показалась в первые дни заболевания больного, потому что большая часть пятен перешли уже в петехии, для чего нужно два, три, а иногда и более дней.

Итак, нет сомнения, что больной наш представляет явления заражения каким-то веществом, присутствие которого вызвало у него лихорадочное состояние, сыпь на теле и острое набухание селезенки.

Для того чтобы положительно доказать происхождение болезни от заражения, следовало бы, конечно, определить то вещество, которое произвело это заражение. К сожалению, из обширного ряда заразных болезней мы лишь в очень немногих можем указать заражающее начало. Впрочем, и в этих случаях наше указание ограничивается одним только определением тех элементов животного организма, посредством которых совершается заражение; так, например, мы знаем, что посредством гноя передается зараза оспы и сифилиса, что слюна бешеной собаки вызывает спустя более или менее короткое время целый ряд патологических явлений, известных под именем бешенства, что дифтеритическая пленка производит подобный же процесс и в другом субъекте и т. д. В большинстве же заражений мы не знаем даже и тех посредствующих элементов, которые передают заразу. Как происходит заражение в сыпном тифе, возвратной горячке и многих других формах, мы решительно не знаем, но тем не менее все-таки допускаем заражение тела. В таких случаях в пользу гипотезы о заражении говорит вся сумма прижизненных и посмертных патологических явлений и, кроме того, способ появления и распространения болезни.

Появление одних и тех же патологических процессов с незначительными лишь изменениями на различных субъектах, одновременное заболевание многих органов без ясной взаимной связи и, наконец, то обстоятельство, что такого рода заболевание организма встречается одновременно у многих, – все это заставляет предполагать одну общую причину, которая по однообразию своего действия на различных субъектах напоминает картину отравления. Не зная в большинстве случаев сущности заразы и изучая ее только в проявлениях на животных организмах, мы можем, однако же, уловить некоторые из свойств различных заразительных веществ.





Миазма и контагий. Наблюдения показывают, что иные из них представляют вещества весьма летучие, чрезвычайно легко распространяющиеся и отравляющие человека через воздух; другие же, не обладая такой летучестью, требуют для заражения непосредственного соприкосновения здорового с больным. Первые называются миазмами, вторые – контагиями. Представительницей миазматического яда может служить зараза перемежающейся лихорадки; представительницей же нелетучего – сифилитическая. Большая часть других зараз представляют свойства как миазмы, так и контагия. Некоторые передаются по преимуществу через контагий, но не лишены возможности заражать и без соприкосновения; таковы, например, сыпной тиф, дифтерит, оспа, скарлатина, корь, коклюш и пр. Другие же передаются по преимуществу миазматически, но не лишены тоже способности передаваться и через соприкосновение; таковы, например, грипп, кровавый понос, холера.





Разделение заразных болезней. Приступая к разделению обширной группы заразных болезней, мы встречаем большие затруднения, причина которых заключается главным образом в нашем незнании тех различных специфических веществ, которые производят различные патологические формы. Можно только сказать, что имеющиеся до сих пор деления неудовлетворительны.

Так как способность передаваться через воздух или через соприкосновение есть только одно из свойств заразы, сущность которой нам по большей части неизвестна, и так как понятие о миазматичности и контагиозности болезней составляется обыкновенно по способу их распространения и по заболеванию различных субъектов, то понятно, что при некоторых заразных болезнях в высшей степени трудно решить, есть ли болезнь контагиозная или миазматическая. А потому и разделение заразных болезней, основанное на контагиозности или миазматичности производящих их специфических зараз, не может быть допущено.

При делении заразных болезней на острые и хронические получаются две группы, из которых первая, громадная, вмещает в себе крайне разнообразные формы, тогда как на долю второй остается один лишь сифилис.

Впрочем, те же самые затруднения встречаются и при разделении других болезненных форм. Всякая патологическая форма, имеющая свою особенную этиологию и представляющая определенные клинические и патолого-анатомические признаки, должна быть признана самостоятельной: таковы, например, перемежающаяся лихорадка, холера, кровавый понос, повальное воспаление оболочек головного и спинного мозга, сап, коклюш, дифтерит, грипп, послеродовые горячки, скарлатина, корь, оспа, сыпной тиф, брюшной тиф, возвратный тиф, желтая горячка, просянка, трупное заражение, водобоязнь, заражение змеиным ядом и др. Если мы будем разбирать каждую из этих заразных форм в отдельности, то увидим, что некоторые из них, имея полное право на название самостоятельных, вместе с тем представляют, однако, и более или менее значительное сходство между собой в клиническом, патолого-анатомическом и этиологическом отношениях. Если мы сравним, например, скарлатину, холеру и сап, то увидим, что они имеют между собой только одну общую черту, а именно развитие вследствие заражения. Явления при жизни, изменения, находимые при вскрытии, и, наконец, этиологические условия этих трех форм до того различны, что их никаким образом нельзя было бы соединить в одну общую группу. Напротив того, сравнивая скарлатину, корь и оспу, мы видим между ними столько сходства в клиническом, патолого-анатомическом и этиологическом отношениях, что без всякой натяжки можем составить из них одну общую группу острых сыпных болезней. Точно таким же образом по сходству прижизненных, посмертных и этиологических моментов можно принять и группу тифозных болезней, в состав которой входят следующие самостоятельные патологические формы: сыпной, возвратный, брюшной и чумной тифы. Послабляющая лихорадка, хотя в клиническом отношении и представляет самостоятельную форму, но в анатомо-патологическом и этиологическом отношениях совершенно тождественна с болотной перемежающейся лихорадкой и потому может образовать вместе с этой последней одну общую группу болотного заражения, подобно тому как у нас есть группа послеродовых горячек, которые чрезвычайно разнообразны по припадкам и даже по анатомическим данным, но тождественны относительно этиологических условий. Остальные заразные болезни пока остаются еще не разделенными на группы, составляя отдельные самостоятельные формы.

Нет никакого сомнения, что подобного рода классификация тоже представляет много искусственного и имеет значение только временное, настолько важное, насколько оно облегчает изучение различных заразных болезней. Увеличатся наши сведения, и принятые нами группы могут значительно измениться и перестроиться на новых основаниях. В высшей степени вероятно, что со временем, при более обстоятельном знакомстве с пока еще не известными нам заразительными веществами, деление различных заразных болезней будет основано на свойстве этих веществ.





Определение заразной формы исследуемого больного. Отличие сыпи коревой, скарлатинной и оспенной от сыпи сыпного тифа. Определив у нашего больного какую-то заразную форму болезни и видя у него значительное количество сыпи, весьма естественно будет спросить: не принадлежит ли его болезнь к группе острых сыпей? Рассматривая отдельно различные пятна, мы бы могли думать, что они составляют часть коревого заражения, которое иногда тоже может выражаться пятнистой сыпью, невозвышенной и исчезающей при давлении, а в некоторых редких случаях такая коревая сыпь претерпевает и петехиальные изменения. Но нам известно, что в коревом процессе такой вид сыпи составляет редкость; обыкновенно коревая сыпь представляется в виде папул.

Исследуя значительное количество больных сыпным тифом, мы можем убедиться, что в некоторых случаях и у них сыпь представляется тоже папулезной; если рассматривать отдельно подобные папулезные пятнышки, то нельзя найти никакого отличительного признака между сыпью кори и сыпью, принадлежащей сыпному тифу. Итак, с одной стороны, в некоторых случаях кори сыпь бывает пятнистая, а с другой – и в сыпном тифе может встретиться папулезная сыпь. В эпидемии сыпного тифа, которую нам пришлось наблюдать, пятна обыкновенно были ближе друг к другу, чем в коревом процессе, но существуют литературные указания относительно сыпного тифа с сыпью, при которой отдельные пятна были более рассеяны по телу. И потому главное отличие коревой сыпи от сыпи сыпного тифа будет заключаться в различии занимаемых ими мест. В коревом процессе высыпание обыкновенно начинается с висков, с лица и оттуда распространяется по всему телу. Сыпь же, сопровождающая сыпной тиф, обыкновенно начинается с живота, груди, спины и переходит на конечности, причем лицо обыкновенно остается свободным от сыпи. Исследуя больного, кожа которого покрыта розеолезной пятнистой или папулезной сыпью, и замечая отсутствие этой сыпи на лице, мы до некоторой степени имеем уже право выключить коревой процесс, хотя и бывали случаи кори, в которых кожа лица оставалась свободней от сыпи. В случаях последнего рода распространение сыпи не дает нам никакой возможности сделать дифференциальное распознавание, особенно если вспомним, что иногда коревая сыпь, являющаяся в виде папул или пятен, не бледнеет, как обыкновенно, на 3-й день, а затягивается на 8–10 дней. Если на основании формы сыпи и ее распространения мы не можем отличить этих двух заразных болезней, то присутствие других признаков в состоянии разрешить наше сомнение. Коревое заражение, вызывая изменения в коже, вместе с тем непременно сопутствуется и воспалительными явлениями слизистой оболочки носа, глаз и крупных дыхательных ветвей; и потому coryza, conjunctivitis и laryngitis catarrhalis суть неизбежные спутники коревой сыпи на коже. У людей, страдающих сыпным тифом, в громадном большинстве случаев не замечается катарров слизистой оболочки носа и глаз. Впрочем, при одновременно существующей эпидемии гриппа мне приходилось нередко наблюдать сыпной тиф с сильнейшим насморком, слезотечением и осиплостью. Такого рода больные, случайно покрытые папулезной сыпью, могли бы быть смешаны с коревыми больными, от которых, впрочем, они отличаются изменениями селезенки, особенностями лихорадочного состояния и, наконец, этиологическими моментами. Если бы подобный больной представился нам во время сильной эпидемии кори в местности, где не бывает сыпных тифов, то, конечно, на основании сыпи и катарра носа, дыхательных ветвей и соединительной оболочки глаз мы определили бы у него коревой процесс, хотя бы лихорадочное состояние было сильнее и продолжительнее, чем обыкновенно при кори, и хотя бы вместе с тем селезенка представлялась увеличенной, ибо из литературы нам известны случаи кори, которая сопровождалась при жизни тифозным состоянием, сильными лихорадочными движениями и увеличением селезенки. Распознавание в подобных исключительных случаях может быть постановляемо только на основании этиологии. В течение всей нашей эпидемии сыпного тифа я встретил всего лишь один действительно сомнительный случай, относительно которого я затруднялся, отнести ли его к кори или же к сыпному тифу. Тифозное состояние было чрезвычайно мало развито; кожа, по преимуществу на туловище, была покрыта папулезной и пятнистой сыпью, которая кое-где в незначительном количестве покрывала и лицо; вместе с тем селезенка, а отчасти и печень были увеличены и несколько чувствительны при постукивании; кроме того, у больного был катарр носа, глаз и дыхательного горла. В то же время в городе наблюдались совершенно ясные и чистые формы коревого заражения. С другой стороны, одновременно существовавшая эпидемия гриппа в свою очередь могла бы объяснить насморк и катарр соединительной оболочки глаз и дыхательного горла. Приходил ли больной в соприкосновение с коревыми больными, мы не могли узнать. Но, принимая во внимание взрослые года больного, увеличение селезенки, не встречающееся в легких случаях кори, и, наконец, значительную продолжительность сыпи, мы с большей вероятностью могли принять в данном случае сыпной тиф, чем корь.

У исследуемого нами больного по совершенному отсутствию катарра глаз, носа и дыхательного горла мы никоим образом не можем заподозрить коревого заражения.

Еще меньше вероятности допустить в данном случае скарлатину, которая, хотя и редко, но может все-таки являться и на взрослом человеке. Сплошная краснота кожи, исчезающая при давлении пальцем, составляет такое характеристическое явление скарлатинной сыпи, что нельзя допустить даже и возможности ошибки. Правда, у нашего больного одновременно с сыпью на коже существует также и поражение зева, которое составляет неизбежное явление в скарлатинном процессе; но, наблюдая значительное число сыпных тификов, мы неоднократно могли убедиться, что более или менее ясное катарральное воспаление зева есть явление вовсе не редкое у подобных больных; оно встречается также и в других формах тифа. Поэтому на основании случайного страдания зева мы, конечно, не можем отнести наш случай к скарлатинной форме.

Пятнистость сыпи, ее петехиальное изменение и отсутствие на лице не позволяют также предположить и оспенного процесса, который уже с самого начала выражается папулезной сыпью, являющейся прежде всего на лице; кроме того, дальнейшее изменение оспенных папул в пузырьки и гнойнички не оставляет уже никакого сомнения.

Если бы больной поступил к нам в самом начале болезни, на первый или второй день лихорадочного состояния, когда сыпь еще не показалась, то тогда, конечно, мы не имели бы возможности сказать положительно, какая сыпная форма будет в данном случае, ибо нам известно, что различным острым сыпным болезням предшествует в течение более или менее долгого времени лихорадочное состояние; исследуя больного в этом периоде и находя у него явления какой-то острой заразной болезни, мы в большинстве случаев признаем или отвергаем возможность острой сыпной формы только на основании этиологических моментов. Так, если в городе существует в данное время сильная эпидемия оспы и нет сыпного тифа, то, конечно, больше вероятия будет в пользу первой формы, чем второй. Ниже мы увидим, впрочем, что существуют и другие припадочные указания, на основании которых мы можем делать более или менее вероятные диагностические предположения.

Если наш больной представляет достаточно данных, чтобы не допустить у него кори, скарлатины и оспы, то почему же все-таки наблюдаемая у него сыпь не может быть отнесена к общей группе острых сыпных болезней? Окончательный ответ на этот вопрос возможен лишь после дальнейшего разбора данного случая.





Сыпи в течении различных тифозных болезней. Известно, что сыпь на коже может встречаться в различных лихорадочных болезнях и далеко не составляет исключительной принадлежности так называемых острых сыпей. Большая часть острых заразных болезней могут представлять различного рода сыпи; особенно это справедливо относительно тифозных болезней: поражение кожи есть одно из обычных явлений во всех формах тифа. В тех трех формах тифа, которые нам здесь приходилось наблюдать (сыпной, брюшной и возвратный), поражение кожи представляет свои довольно резкие особенности. Roseola есть почти исключительный вид сыпи, свойственный сыпному тифу; правда, редкий случай брюшного тифа не представляет также нескольких розеолезных пятен, но в сыпных формах количество пятен гораздо больше; обыкновенно большая часть кожи больного бывает покрыта этой сыпью, между тем как в брюшных формах можно пересчитать все имеющиеся на коже живота и груди пятнышки: иногда в течение всего брюшного тифа приходится наблюдать не более 10–15 пятнышек.

В первый день появления розеолезных пятнышек брюшного и сыпного тифа они отличаются только по количеству; и в брюшном тифе они иногда также представляются в виде папулезной сыпи, как и в некоторых случаях сыпного. В дальнейшем же течении розеолезная сыпь сыпного тифа резко уже отличается от такой же сыпи брюшного: в первом случае через день или два она превращается в петехии и перестает исчезать от давления; во втором же она держится целые недели, обыкновенно вплоть до исчезновения, не переходя в петехии. Шелушение кожицы, которое я наблюдал в сыпных формах тифа, не встречалось мне в чистых формах брюшного тифа. Кроме только что указанных отличий розеолезных пятен сыпного и брюшного тифа, они весьма значительно разнятся между собой еще и по времени появления: в сыпном тифе сыпь является в первые дни болезни; часто в первый день зноба замечалось уже более или менее значительное количество пятнышек на коже, а в некоторых случаях мне удавалось видеть сыпь даже и до появления сильного лихорадочного состояния, до зноба. Напротив того, розеола брюшного тифа редко является раньше 6-7-го дня лихорадочного состояния, в большинстве же случаев показывается на 9-й день, а иногда и на 14-й. В тифе возвратном розеола появлялась только как исключение. В первый год (1864–1865) эпидемии возвратного тифа розеола встретилась мне только в двух случаях, и то в незначительном количестве; при этом она не подвергалась тому петехиальному превращению, которое наблюдается в сыпном тифе. Впоследствии мы увидим, что возвратной форме тифа свойственна другого рода сыпь, уже с самого начала имеющая вид петехий и притом таких, которых нам не удавалось видеть ни в сыпном, ни в брюшном тифе, если только эти последние не были осложнены возвратной горячкой. Сыпной тиф, представляя розеолезные пятна на коже, лишь редко сопровождается какими-либо другого вида сыпями, которые чаще встречаются в течении брюшного и возвратного тифов. Только в весьма немногих случаях сыпного тифа мне пришлось наблюдать развитие небольших пузырьков на месте бывших пятнышек или папул. В некоторых случаях эти пузырьки с сывороточным содержимым принимали характер гнойничков; при этом рядом с пятнистой сыпью, покрывавшей большую часть кожи, встречались в незначительном количестве papulae, местами отдельные пузырьки, а еще реже гнойнички. Такой переход в пузырьки и гнойнички я наблюдал гораздо чаще в брюшном тифе, а также в возвратном; в последнем случае vesiculae и pustulae развивались из бывших петехиальных пятен. Иногда подобные гнойнички вскрывались и оставляли после себя язвинки, из которых иные имели весьма медленное течение.

Особенности поражения кожи и кишечного канала и лихорадочные состояния при сыпном тифе; основные данные для распознавания этой болезни. Рассматривая сыпь на коже нашего больного, мы видели, что она состоит из розеол с переходом в петехий и покрывает большую часть кожи. Мы уже сказали, что сыпь эта не может быть отнесена ни к кори, ни к скарлатине; ни к оспе. С другой стороны, разобрав остальные болезни, в которых подобная сыпь встречается по преимуществу, мы убедились, что у нашего больного она представляет все явления, характеризующие сыпную форму тифа, а именно: петехиальное изменение бывших розеол, раннее высыпание, так что на 5-й день болезни она занимала уже значительную часть тела. Как ни характеристичны, однако же, изменения кожи, в течении сыпного тифа, тем не менее бывают случаи, в которых распознать эту болезнь на основании одного только исследования кожи невозможно. Нет никакого сомнения, что существуют эпидемии сыпного тифа с поражением кожи, чрезвычайно незначительным с другой стороны, могут быть эпидемии брюшного тифа с весьма значительным поражением кожи. Кому случалось наблюдать большие эпидемии сыпного тифа, тот, конечно, мог убедиться, что возможны случаи этой болезни почти без следов сыпи на коже, но в которых тем не менее течение болезни, патолого-анатомические явления и, наконец, этиологические данные положительно говорят в пользу сыпного тифа. Иногда шелушение кожи, появлявшееся вслед за окончанием сыпного тифа без сыпи, окончательно разрешало все сомнения.

Наш больной одновременно с явлениями на коже, характеристическими для сыпного тифа, представляет еще признаки желудочно-кишечного катара, который выражается вздутостью кишок, урчаньем при давлении на правую подвздошную сторону и жидкими испражнениями. Присутствие жидкости и газов в слепой кишке и передвижение их при давлении рукой известно под именем урчанья «gargouillenient». Такое урчанье долго считалось практическими врачами за один из самых верных признаков брюшного тифа; на этом основании нам могли бы сделать возражение, что наш больной может быть отнесен к тем случаям брюшного тифа, в которых особенно развито поражение кожи. Но известно, что катарры желудочно-кишечного канала отнюдь не составляют исключительной принадлежности брюшного тифа: в большей или меньшей степени всякое лихорадочное состояние может протекать с явлениями катара желудка и кишок; лихорадки же, сопровождающие заразные формы болезней, характеризуются особенной наклонностью сочетаться с поражением желудочно-кишечного канала. Острые сыпные формы, болотные болезни, отравление змеиным и трупным ядом и пр. обыкновенно сопровождаются явлениями катарра желудочно-кишечного канала. Возвратная горячка всегда сопровождается желудочно-кишечным катарром. При всех этих формах заразных болезней можно встретить gargouillement, жидкие испражнения и пр. С другой же стороны, бывают случаи брюшного тифа, не представляющие ни поноса, ни gargouillement в правой подвздошной впадине. В виденных нами случаях сыпного тифа мы неоднократно замечали урчанье в правой подвздошной впадине и жидкие испражнения, а между тем при патолого-анатомическом исследовании такого рода больных мы не находили у них ничего, что бы указывало на брюшной тиф. Нужно прибавить, что кишечный катарр в течении сыпного тифа мы наблюдали неодинаково часто: иногда в течение месяца большинство больных этого рода представляли урчанье в правей подвздошной впадине и понос, а иногда целые недели проходили, и поступающие сыпные тифики не представляли ни gargouillement, ни поноса или даже, наоборот, страдали запором. Тем не менее в течение сыпного тифа может встретиться и такое страдание кишечного канала, которое вызовет сомнение, не имеется ли в данном случае брюшного тифа, тем более что одновременно с эпидемией сыпного тифа может, как известно, существовать и эпидемия брюшного. Для разрешения подобного сомнения нужно руководиться другими характеристическими явлениями, свойственными клинической картине сыпного тифа.

Один из главнейших признаков сыпного тифа мы находим в развитии, течении и окончании лихорадочного состояния. В сыпном тифе человек разогревается быстро; в большинстве случаев лихорадочное состояние начинается знобом, и к вечеру первого, второго, иногда третьего дня температура достигает уже самых высоких цифр, на которых и останавливается, представляя в дальнейшем своем течении лишь весьма незначительные колебания, выражающиеся небольшим послаблением к утру и ожесточением к вечеру. В брюшном же тифе период постоянного лихорадочного типа наступает лишь спустя более долгое время: очень часто полное разогревание тела замечается только в конце второй недели, а иногда даже и позднее; вследствие этого больные брюшным тифом обыкновенно не чувствуют зноба. Силы больного при медленном разогревании тела уменьшаются весьма постепенно, и потому тифозное состояние является позднее. Сила сердечных сокращений сохраняется дольше, чем в сыпном тифе, в котором часто уже в первые дни лихорадочного состояния деятельность сердца бывает весьма ослаблена; при этом слабость мышц, бред и остальные признаки тифозного состояния наступают медленнее и обыкновенно бывают менее выражены, чем в сыпном тифе; в некоторых случаях этого последнего уже на 3-й или даже на 2-й день лихорадочного процесса больные представляют картину самого полного тифозного состояния, до которой страдающие брюшным тифом достигают лишь очень редко.

Впоследствии мы увидим, как резко отличается дальнейший ход лихорадочного состояния в этих двух формах тифа; теперь же мы вернемся к нашему больному. Найдя у него на 5-й день болезни 40° тепла и усматривая из анамнеза быстрое развитие этого лихорадочного состояния, мы с большей вероятностью можем отнести его болезнь к сыпной, нежели к брюшной форме тифа. Нужно, впрочем, помнить, что могут быть такие осложнения брюшного тифа, которые изменяют обычное для него медленное развитие лихорадочного состояния, так что он начинается сильным знобом и уже в первые два, три дня достигает высоких лихорадочных цифр. Одной из самых частых причин, изменявших таким образом развитие брюшного тифа, было его сочетание с возвратной горячкой. Впоследствии, излагая подобные смешанные формы, мы укажем на их особенности, теперь же, имея в виду лишь распознавание нашего данного случая, мы ограничимся указанием на то, что принять в нем возвратную горячку как осложнение какой-либо другой формы мы не имеем никакого права, так как нет ни увеличения и болезненности печени, ни чувствительности селезенки. Вместе с тем и другие признаки, как то: жгучий жар кожи, сухой язык, наклонность к тифозному состоянию, которое впоследствии развилось в высшей степени, заставляют еще более думать, что у исследуемого нами больного не может быть брюшного тифа, осложненного возвратной горячкой, так как мы знаем, что одновременное присутствие этой последней значительно способствует уменьшению тифозного состояния и жгучего жара кожи.

Назад: Часть вторая. Курс клиники внутренних болезней
Дальше: Раздел III