43
Прямо перед обедом послышался стук в дверь.
Я поднял взгляд от лэптопа. Самое первое, что я сделал после того, как забросил Джейка в школу, это «погуглил» Карен. Ее оказалось очень просто найти: подпись Карен Шау стояла под сотнями интернет-версий статей местной газеты, включая и те, в которой шла речь про похищение и убийство Нила Спенсера. Я прочитал все до единой с усиливающимся тошнотворным чувством в желудке, вызванным не только страхом за то, что она может написать дальше – все эти сугубо личные подробности, которые я выложил ей вчера в кафе, – но также и довольно четким ощущением, что меня попросту предали. Я позволил себе вообразить, будто совершенно искренне ее интересую, и теперь чувствовал себя полнейшим дураком, словно стал жертвой банального мошенничества.
Стук послышался опять – тихий, осторожный звук, словно стоящий за дверью так до конца и не решил, хочет ли он, чтобы я его услышал. И, по-моему, я знал, кого там увижу. Отложив лэптоп в сторону, я отправился к двери.
Ну конечно же Карен, стоит у меня на крыльце.
Я прислонился к стене, сложив руки на груди.
– У вас там микрофон?
Я кивнул на ее тяжелое пальто. Она поморщилась.
– Можно зайти на минутку?
– С какой целью?
– Я просто… хочу все объяснить. Это ненадолго.
– В этом нет нужды.
– А по-моему, есть.
Вид у нее был сокрушенный – даже пристыженный, – но я вспомнил слова своей матери, что объяснения и извинения почти всегда нужнее тем, кто их приносит, и почувствовал сильное стремление сказать Карен, что если ей хочется облегчить душу, то мое присутствие при этом не требуется. Однако ее очевидная ранимость в данный момент оказалась столь разительным контрастом к ее манере вести себя во время наших предыдущих встреч, что я просто не смог. Похоже, она делала это, поскольку это действительно имело для нее значение.
Я отлепился от стены.
– Ну хорошо.
Мы прошли в переднюю комнату. Какая-то часть меня была слегка смущена состоянием этого места: рядом с лэптопом на диване – пустая тарелка, оставшаяся после завтрака, фломастеры и рисунки Джейка по-прежнему раскиданы по полу. Но я не собирался извиняться перед Карен за беспорядок. Да плевать, что она там может подумать! Вот до нынешнего утра я бы извинился – не было смысла сейчас это отрицать. Глупо, но это так.
Она остановилась в дальнем конце комнаты, все еще облаченная в свое толстое пальто, словно бы в неуверенности, пригласили ее или нет.
– Не желаете что-нибудь выпить?
Она покачала головой.
– Я просто хотела объясниться насчет сегодняшнего утра. Я знаю, как это могло выглядеть.
– Я не совсем понимаю, как это выглядело. Или что думать.
– Простите. Надо было мне сразу сказать.
– Да.
– И я почти это сделала. Можете мне не поверить, но я действительно корила себя вчера утром. В смысле, в кафе – все то время, пока вы мне все это рассказывали.
– Но вы меня не остановили.
– Ну, вы типа как не дали мне шанса. – На этом она рискнула слегка улыбнуться – отголосок той Карен, которую я больше привык видеть. – Честно говоря, казалось, что вам очень многое требовалось снять с души, и в тот момент я была только рада оказаться полезной. Хотя больно было слышать все это как журналисту.
– Да ну?
– Угу. Потому что я знала, что не могу ничего из этого использовать.
– Я уверен, что могли.
– Вообще-то, да – в том смысле, что все это официально не относилось к категории «не для печати»; так что думаю, что да, могла бы. Но это было бы нечестно по отношению к вам с Джейком. Я не стала бы подкладывать вам такую поганку. Это скорее вопрос личной этики, чем профессиональной.
– Ну-ну.
– И это просто охренительная невезуха, честно говоря. – Она издала горький смешок. – Самый громкий сюжет в округе с тех самых пор, как я сюда переехала, и у меня есть источник, которого нет ни у кого из акул… А я не могу его использовать!
Я ничего не ответил. Она и вправду этим не воспользовалась – по крайней мере, пока. Ее самая последняя статья была выложена в Сеть этим утром, и содержала она те же самые основные сведения, что и другие новостные публикации. То, что я ей тогда успел рассказать, располагалось гораздо выше и за пределами того, что уже было широко известно, являясь при этом весьма очевидной частью темы, которую она вела. Но как ни велик был соблазн, пока Карен ничего из этого не опубликовала. Верил ли я ей сейчас, когда она сказала, что и не станет? Я решил, что да.
– Вы разговаривали с кем-нибудь из остальных? – спросила она.
– Нет. – Я собрался было последовать линии своего отца, отговорившись своим полным невежеством по данному вопросу, но это была бы совершенно бессмысленная ложь при данных обстоятельствах. – Остальные достаточно быстро разошлись. Было несколько звонков по стационарному телефону, но я не брал трубку.
– Да, это здорово раздражает.
– Я все равно никогда не отвечаю на звонки по этому телефону.
– Да, я тоже не очень люблю телефоны.
– Тем более что никто мне обычно и не звонит.
Не совсем шутка, но Карен улыбнулась. И это хорошо, подумал я. Чем дольше мы говорили, тем тише и спокойней становилась беседа, и часть повисшего в комнате напряга рассеялась без следа. Для меня стало чуть ли не сюрпризом, каким облегчением это оказалось.
– Но они, наверное, не оставят попыток? – спросил я.
– Это зависит от того, что сейчас происходит. По своему опыту могу сказать, что, если они так и не оставят вас в покое, есть смысл все-таки поговорить с кем-нибудь из них. – Карен подняла руки. – Не обязательно со мной. Вообще-то, как бы ни убивали меня такие слова, какая-то часть меня предпочитает, чтобы это была не я.
– Почему?
– Потому что мы почти что друзья, Том, и из-за этого мне трудно быть объективной. Как я уже сказала, я здорово отпинала себя за вчера. Вы ведь и вправду понимаете, что я не затащила вас пить кофе только из-за того, что хотела что-то разнюхать для газеты? Это оказалось полным сюрпризом – то, что вы рассказали. Откуда мне было знать это заранее? Но дело в том, что стоит раз получить где-то материал, как интерес заметно падает… Хотя посмотрим, как будет складываться дальше.
Я поразмыслил над этим.
– Но я могу поговорить и с вами?
– Да, можете. И знаете что? Независимо от всего этого, было бы классно еще как-нибудь выпить кофейку, как думаете?
– Может, тогда я сумею накопать какой-нибудь компромат на вас.
Карен улыбнулась.
– Ну да. Может, и сумеете.
Я подумал над этим.
– Точно не хотите остаться и что-нибудь выпить?
– Увы, да – тогда я не просто пыталась спасти лицо. И сейчас мне тоже действительно пора бежать. – Она собралась уже направиться к выходу, но тут ей внезапно что-то пришло в голову. – А как насчет сегодня вечером? Я наверняка могу попросить маму посидеть с Адамом. Может, сходим куда-нибудь выпить или еще что?
«Маму посидеть с Адамом».
Не мужа, не партнера.
Предполагалось, я уже пришел к заключению, что она не замужем, и теперь я не был уверен, было ли это подтверждение намеренным или случайным. Тем не менее, мне очень хотелось сказать «да». Господи, как чудесно было бы сходить куда-нибудь с женщиной! Уже и не помню, когда это случалось последний раз. Но даже больше того: я осознал, что очень хочу сходить куда-нибудь именно с ней. Что провел целое утро, чувствуя себя обиженным и обманутым по вполне очевидной причине.
Но, естественно, это было совершенно исключено.
– У меня наверняка будут сложности с нянькой, – сказал я.
– Точно. Я вам найду. Секундочку. – Карен сунула руку в карман и вытащила визитную карточку. – Я тут сообразила, что у вас нет никаких моих данных. Тут все координаты. Если они вам нужны, в смысле.
Да, еще как нужны!
– Спасибо. – Я взял визитку. – У меня, к сожалению, нету.
– Фигня. Просто киньте мне эсэмэску, и я получу ваш номер.
– Ну конечно. Действительно фигня.
Она приостановилась у входной двери.
– Как сегодня Джейк?
– На удивление хорошо, – сказал я. – Просто не могу представить насколько.
– Зато я могу. Как я уже говорила, вы слишком суровы к самому себе.
А потом Карен двинулась по дорожке на улицу. Секунду я смотрел, как она уходит, а потом опустил взгляд на визитку в руке. Размышляя. Это была уже вторая визитная карточка, которую я получил сегодня, и обе были по-своему необычны. Но, господи, выбраться куда-нибудь с Карен было бы просто здорово! Вроде самая обычная вещь, которую делают люди; так почему бы не поступить таким же образом и мне?
Едва вернувшись в переднюю комнату, я вытащил телефон и еще раз очень основательно обдумал ситуацию.
Медля. Пребывая в нерешительности.
«Просто киньте мне эсэмэску, и я получу ваш номер».
В результате это было не первое сообщение, которое я отправил.
44
Когда они вернулись в отдел, в оперативной комнате кипела бурная деятельность. Хотя большинство сотрудников продолжали заниматься уже существующими вопросами, небольшая группа из них сосредоточилась на ключевой задаче – розыске сына Фрэнка Картера, Фрэнсиса, и эта новость всех словно гальванизировала. Вспыхнувшая с новой силой энергия в комнате была буквально осязаемой. После двух месяцев хождения кругами и отслеживания бесплодных зацепок казалось, что перед ними открылась новая прямая дорога.
Хотя вовсе необязательно она куда-нибудь приведет, напоминала себе Аманда. Всегда лучше не позволять надежде вознести тебя слишком высоко.
Но это всегда так трудно…
– Мимо, – произнес Пит.
Он добавил еще один листок бумаги к внушительной стопке на столе между ними.
– Мимо, – отозвалась Аманда, добавляя туда свой собственный.
После суда и вынесения приговора Фрэнку Картеру Фрэнсис и его мать сразу переехали и по причине постыдности дела получили новые личные данные – возможность начать жизнь с чистого листа, новую жизнь, над которой не будет довлеть мрачная тень чудовища, с которым они некогда сосуществовали. Джейн Картер стала Джейн Паркер; Фрэнсис стал Дэвидом. После этого оба совершенно бесследно исчезли. Это были самые обычные, широко распространенные имена, что, вероятно, и стало причиной, по которой их выбрали. Задача, стоящая сейчас перед Амандой и Питом, заключалась в том, чтобы найти нужного Дэвида Паркера среди тысяч других обладателей этого имени, проживающих в стране.
Следующий листок. Этому Дэвиду Паркеру уже сорок пять. Тому, которого они искали, должно быть двадцать семь.
– Мимо, – произнесла она.
И так все и продолжалось.
Они перебирали имена в основном в молчании. Пит полностью сосредоточился на страничках перед собой, и Аманда предположила, что эта сосредоточенность просто была его способом отвлечься от тягостных дум. Разговор с Фрэнком Картером должен был потрясти его так же, как и остальных, но теперь возникла и дополнительная напряженность. Пит встречал сына Картера, когда Фрэнсис был совсем ребенком. Он успешно спас мальчишку. Зная Пита настолько, насколько она начинала его узнавать, было легко представить, что сейчас творится у него в голове. Он наверняка должен задавать себе жесткие вопросы. А что, если какие-то действия Пита в то время заронили зерно, которое выросло в этот новый ужас? Что, если, несмотря на все его лучшие намерения, в этом была какая-то его вина?
– Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что Фрэнсис замешан во всем этом, – напомнила она.
– Да. – Пит добавил к бумажной стопке еще один листок.
Аманда вздохнула про себя, расстроенная тем, что ничего, что она могла бы сказать прямо сейчас, не спасло бы Пита от его мыслей. Но то, что она сказала, полностью соответствовало действительности. Сколь бы ужасному воспитанию ни подвергся в свое время Фрэнсис Картер, она видела множество людей с ужасным, полным насилия детством за плечами, которые выросли совершенно достойными людьми. Путей выхода из ада такое же великое множество, как и самих людей, и подавляющее большинство сумели благополучно вырваться.
Также она была достаточно хорошо осведомлена о том первом расследовании, чтобы понимать: Пит не сделал ничего неправильного – он работал над этим делом столь же упорно, как мог кто-нибудь другой, пусть даже порой и заходя слишком далеко в своем неуклонном преследовании Джейн Картер. Он следовал своей интуиции, сосредоточившись на Фрэнке Картере, и со временем все-таки прижал этого человека. И, хотя ему не удалось в свое время спасти Тони Смита, невозможно спасти абсолютно всех. Всегда есть ошибки, которых вовремя не замечаешь.
И, думая про Нила Спенсера, Аманда знала, что и сама должна придерживаться такого подхода. Ей не хотелось верить, что вещи, которые ты упустил – те, по которым у тебя даже не было случая нанести удар, – могут придавливать тебя настолько, что грозят утопить с головой.
Она вновь вернулась к бумагам, неуклонно продвигаясь по списку Дэвидов Паркеров.
– Мимо.
Стопка между ними все росла.
– Мимо.
Слова складывались в предсказуемый шаблон. «Мимо. Мимо. Мимо». И лишь когда она отложила еще три листка подряд, то заметила, что Пит сохраняет молчание гораздо дольше, чем следовало бы. Она с надеждой подняла на него взгляд, но тут поняла, что он перестал уделять внимание формулярам на столе. Вместо этого в руках у него был мобильный телефон, и он на него неотрывно глядел.
– Что? – спросила она.
– Ничего.
И все же тут явно было что-то не то. Вообще-то она не совсем верила собственным глазам. Поскольку Пит, похоже, улыбался! Действительно ли так? Это было едва заметное выражение, но она осознала, что даже такого у него никогда не видела. Он ведь всегда такой суровый и серьезный – такой мрачный, словно дом, владелец которого упорно не желает зажигать свет. Но прямо сейчас, казалось, одна из комнат слегка осветилась. Эсэмэска, предположила Аманда. Может, от женщины? Ну, или мужчины – она практически ничего не знала о его личной жизни. Но неважно: ей понравилось видеть это незнакомое выражение у него на лице. Это был желанный прорыв напряженности, к которой она начала привыкать и которая вызывала у нее беспокойство за него.
Ей очень не хотелось, чтобы этот новый свет вдруг угас.
– Что? – повторила Аманда, на сей раз более подначивающим тоном.
– Просто кое-кто интересуется, свободен ли я сегодня вечером. – Он положил телефон на стол, и улыбка тут же исчезла. – Совершенно очевидно, что нет.
– Не говори ерунды.
Пит недоуменно посмотрел на нее.
– Я серьезно, – сказала она ему. – Формально говоря, это мое дело, а не твое. Я пробуду здесь столько, сколько потребуется, но слушай: в конце рабочего дня ты отправляешься домой.
– Нет.
– Да. И можешь делать что угодно, когда доберешься туда. Я буду держать тебя в курсе, если что.
– Это должен быть я.
– Нисколько. Даже если мы найдем нужного Дэвида Паркера, у нас нет ни малейшего представления, как он тут может быть замешан, и даже замешан ли вообще. Предстоит просто беседа. И мне кажется, что будет лучше и для него, и для тебя, если этим займется кто-нибудь другой. Я знаю, как много это дело для тебя значит, но нельзя жить прошлым, Пит. Другие вещи тоже имеют значение. – Она мотнула головой на его телефон. – Иногда нужно оставлять дела за дверью в конце рабочего дня. Понимаешь, о чем я?
Он секунду молчал, и ей показалось, что он опять собирается возразить. Но тут Пит кивнул.
– Нельзя жить прошлым, – повторил он. – Тут ты права. Гораздо более права, чем можешь себе представить.
– О, я знаю, насколько я права! Уж поверь мне.
Он улыбнулся.
– Ну, тогда ладно.
Потом он опять подхватил телефон и принялся немного неуклюже набирать ответ, словно получал не так много эсэмэсок и не привык отправлять ответные сообщения. Или, может, нервничал конкретно насчет этой. Неважно, она была жутко рада за него. На лице его опять возникла едва заметная улыбка, и было приятно это видеть. Знать, что это возможно.
«Ожил», – осознала Аманда, наблюдая за ним. Вот что это было.
После всего, через что он прошел, Пит казался человеком, который наконец чего-то с нетерпением ждет.
45
Я договорился с отцом, что он подъедет к семи часам вечера, и он оказался настолько пунктуальным, что мне подумалось, уж не приехал ли он заранее и не сидел на улице в ожидании назначенного времени. Возможно, из уважения ко мне – от мысли, что если он допущен в мою с Джейком жизнь, то это должно произойти в точности на моих условиях, – но вообще-то мне казалось, что почти наверняка он такой абсолютно со всеми. Человек, для которого важна дисциплина.
Отец был аккуратно одет в костюмные брюки и рубашку, словно приехал прямо с работы, но вид у него был свежим, а волосы – слегка сырыми, так что он явно первым делом принял душ и переоделся. Пахло от него тоже чистотой. Когда он проходил вслед за мной в дом, я понял, что подсознательно это проверяю. Если он по-прежнему пьет, то явно приложился бы к бутылке сразу после работы, и я успел бы вовремя свернуть все это мероприятие.
Джейк сидел на коленях на полу в передней комнате, сгорбившись над каким-то рисунком.
– Пит пришел, – сообщил я ему.
– Здрасьте, Пит.
– Может, хотя бы для виду посмотришь на нас?
Джейк еле слышно вздохнул, но закрыл колпачком фломастер, которым только что водил по бумаге. Его пальцы были измазаны чернилами.
– Здрасьте, Пит, – повторил он.
Мой отец улыбнулся.
– Добрый вечер, Джейк. Спасибо, что разрешил мне немного присмотреть за тобой сегодня вечерком.
– Не за что.
– Мы оба очень благодарны, – сказал я. – Это на пару часов самое большее.
– Да сколько бы ни понадобилось. Я взял с собой чтиво.
Я бросил взгляд на пухлую книгу в мягкой обложке, которую он держал в руках. Обложку не было видно целиком, чтобы прочитать заглавие, но я заметил на ней черно-белую фотографию Уинстона Черчилля. Это был тот самый почтенный, увесистый том, который я не так давно едва осилил и сам, что заставило меня почувствовать смущение. Мой отец трансформировался, и физически, и психологически, в этого довольно впечатляющего человека. Я невольно почувствовал, что по сравнению с ним выгляжу довольно бледно.
Глупо, конечно.
«Вы слишком суровы к себе».
Мой отец положил книгу на диван.
– Покажете мне, где тут что?
– Вы же тут уже были.
– В другом качестве, – сказал он. – Это ваш дом. Я предпочел бы услышать это от вас.
– Хорошо. Мы только на секундочку заглянем наверх, Джейк.
– Да, я знаю.
Он уже опять что-то рисовал. Я двинулся впереди отца на второй этаж, показав ему, где находятся ванная и комната Джейка.
– Обычно он принимает ванну, но сегодня вполне можно обойтись без этого, – сказал я. – Где-то через полчасика можно его укладывать. Пижама на одеяле. Его книга вон там. Обычно мы прочитываем главку перед тем, как гасить свет, и одолели уже почти половину.
Мой отец озадаченно оглядел обложку.
– «Сила трех»?
– Ну да, Диана Уинн Джонс. Пожалуй, Джейку еще рановато, но ему нравится.
– Это нормально.
– И, как уже говорил, я ненадолго.
– Предстоит что-то приятное?
Я замешкался.
– Просто выпьем по рюмочке с приятельницей.
Мне не хотелось вдаваться в какие-либо подробности помимо этого. Для начала, это казалось чем-то подростковым – признать, что мне предстоит то, что может рассматриваться как свидание. Конечно, мы с моим отцом пропустили весь этот неловкий период моего взросления, так что, наверное, было вполне естественно чувствовать себя сейчас малость непривычно. У нас никогда не было возможности выработать свой собственный язык, чтобы обсуждать подобные темы – или же избегать их.
– Уверен, что это будет приятно, – сказал он.
– Да.
Я тоже так думал, и это вызвало еще одно подростковое чувство – бабочек в животе. Не то чтобы это было настоящее свидание, конечно же. Было бы глупо рассматривать этот вечер в качестве такового. Чтобы зря не разочаровываться. И у нас обоих дома оставались дети, так что непохоже, чтобы что-то действительно могло произойти. Как, черт побери, люди ухитряются это делать, во всяком случае? Я так давно ни с кем не встречался, что мог с таким же успехом действительно быть подростком.
Бабочки.
Это напомнило мне, что я не запер входную дверь, впустив в дом отца. Полная дурь, конечно, но приятное возбуждение немедленно сменилось легким уколом страха.
– Ну ладно, – сказал я. – Пошли обратно вниз.
46
Потолок поскрипывал, когда папа с Питом ходили наверху. Насколько Джейк мог судить, они разговаривали, пусть он и не мог разобрать слова. Хотя ясно, что про него – инструкции, как укладывать его спать и все прочее. Это устраивало. Ему хотелось как можно скорее отправиться в кровать.
Потому что он очень ждал, когда этот день наконец закончится.
В этом-то и вся прелесть сна. Он типа как все стирает.
Ссоры, тревоги, что хочешь.
Ты можешь быть напуган или расстроен чем-нибудь, и тебе кажется, что не сможешь заснуть, но в какой-то момент это все-таки происходит, а когда утром просыпаешься, этих чувств какое-то время нет как нет, как грозы, которая прошла за ночь. Или, наверное, это примерно как тебя усыпляют перед серьезной операцией. Такое иногда случается, папа ему уже говорил. Врачи тебя усыпляют, и ты пропускаешь все эти страшные вещи, которые им приходится делать, а потом просыпаешься как ни в чем не бывало.
Прямо сейчас Джейк хотел, чтобы ушел страх.
Хотя «страх» – в данном случае не совсем подходящее слово. Когда боишься, то обычно боишься чего-то конкретного – типа что тебя будут за что-нибудь ругать, – но то, что он чувствовал, было больше похоже на птицу, которая никак не может нигде сесть. С самого утра его не оставляло смутное ощущение, будто должно произойти что-то плохое, но так и непонятно, что именно. Хотя, если Джейк и был сейчас в чем-то твердо уверен, так это в том, что он очень не хочет, чтобы папа вечером куда-нибудь уходил.
Но это чувство было ненастоящим, так что чем раньше он отправится спать, тем лучше. Может, он и боится – или как там еще назвать это чувство, – но когда проснется утром, папа уже вернется домой, и все опять будет хорошо.
– Нет, ты правильно боишься.
Джейк вздрогнул.
Девочка сидела рядом с ним, далеко выставив перед собой растопыренные ноги. Он не видел ее с того самого первого учебного дня в школе, и все же косые росчерки ссадин у нее на коленке по-прежнему выглядели красными и сырыми, а волосы, как и всегда, беспорядочной копной свешивались набок. По ее лицу он мог сказать, как и в тот раз, что она не в настроении поиграть с ним – что она тоже знает что-то плохое. Вид у нее был еще больше испуганный, чем у него самого.
– Ему нельзя уходить, – произнесла она.
Джейк опять опустил взгляд на свой рисунок. Он знал, что девочка ненастоящая, как и это чувство. Пусть даже она казалась настоящей. Даже если он отчаянно хотел, чтобы это было так.
– Ничего плохого не произойдет, – прошептал Джейк.
– Нет, произойдет! Сам знаешь, что произойдет.
Он помотал головой. Было важно вести себя разумно и по-взрослому, поскольку папа полагался на то, что он будет хорошим мальчиком. Так что он продолжил трудиться над рисунком, словно ее тут на самом деле не было. Что, конечно, именно так и было.
Но он все равно чувствовал ее ожесточенное раздражение.
– Ты не хочешь, чтобы он с ней встречался, – сказала она.
Джейк продолжал рисовать.
– Ты ведь не хочешь, чтобы она заменила маму?
Джейк прекратил рисовать.
Нет, естественно, он этого не хотел. Но такого ведь не случится, верно? Хотя нельзя отрицать, что в папином поведении все-таки было что-то странное, когда он говорил о том, что произойдет сегодня вечером. И опять-таки: это чувство было слишком неопределенным, чтобы точно его назвать, но все и впрямь казалось немного утерявшим равновесие и каким-то не таким, словно имелось что-то, о чем ему не говорили. Но никто не сможет заменить маму. И папа тоже этого не хочет.
Но потом Джейк вспомнил то, что написал папа.
Хотя они ведь уже говорили об этом, разве не так? Как и всё в книгах, это тоже не по-настоящему. А потом, папа в последнее время такой грустный, и, может, это сможет ему помочь… Это очень важно. Джейку нужно позволить папе быть папой, чтобы он опять смог стать самим собой и для Джейка тоже.
Нужно быть храбрым.
Через секунду девочка положила руку ему на плечо; неподатливая копна ее волос пружинисто щекотнула шею.
– Мне так страшно, – тихонько проговорила она. – Не отпускай его, Джейк!
Она собралась было сказать что-то еще, но тут он услышал на лестнице тяжелые шаги, и девочка бесследно исчезла.
47
Когда мы спустились вниз, Джейк по-прежнему сидел на полу над своим рисунком. Но теперь перестал рисовать и просто смотрел куда-то в пространство. Вообще-то вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется. Я подошел к нему и присел рядом на корточки.
– Ты в порядке, дружок?
Он кивнул, но я ему не поверил.
– В чем дело?
– Ни в чем.
– Хм-м. – Я нахмурился. – Не уверен, что на сей раз тебе верю. Ты волнуешься насчет вечера?
Он замешкался.
– Может, совсем чуточку.
– Ну что ж, вполне объяснимо. Но все будет хорошо. Честно говоря, я думал, что тебе давно хочется для разнообразия провести время с кем-нибудь еще.
Тут он посмотрел на меня, и, хотя он по-прежнему казался таким маленьким и хрупким, я не думал, что когда-нибудь видел у него на лице такое взрослое выражение.
– Ты думаешь, я не хочу быть с тобой? – спросил он.
– Да ладно, Джейк! Брось!
Я немного подвинулся, чтобы он мог присесть мне на колено для обнимашек. Сын влез на меня, а потом прижался ко мне всем своим маленьким тельцем.
– Нисколько не думаю! Я вовсе не это имел в виду.
Только вот все-таки такое было. Что-то в этом роде, во всяком случае. Один из моих самых больших страхов после смерти Ребекки заключался в том, что я не смогу установить с ним связь. Что мы чужие друг другу. И какой-то части меня действительно казалось, что, наверное, ему лучше без меня и без моих неуклюжих попыток стать отцом – что когда он идет к школе, даже ни разу не обернувшись, это как раз то, что он все время чувствует.
Это заставило меня поразмыслить, не думает ли Джейк то же самое про меня. Может, мои планы на вечер вызвали у него чувство, что я не хочу быть с ним. Что я записал его в «Клуб 567», поскольку хочу от него избавиться. И хотя мне действительно требовались мои собственные пространство и время, ничто не могло быть столь же далеко от истины.
Как все это печально, подумал я. Что мы оба чувствуем одно и то же. Оба стараемся встретиться посередине, но почему-то промахиваемся мимо друг друга…
– И я тоже хочу быть с тобой, – сказал я. – Я совсем ненадолго, обещаю.
Он сжал меня чуть крепче.
– А тебе обязательно идти?
Я сделал глубокий вдох.
Ответ, полагаю, предполагался отрицательный – нет, совсем необязательно, – и мне не хотелось уходить, если это так сильно его расстраивает.
– Не обязательно, – сказал я. – Но все будет хорошо, обещаю. Скоро ты пойдешь в кроватку, заснешь, а когда проснешься, я уже опять буду дома.
Джейк хранил молчание, размышляя над тем, что я ему только что сказал. Но все это время его тревога словно ползком пробиралась и в меня. Какое-то дурное предчувствие. Опасение, почти что внезапный страх – что может произойти что-то плохое. Это было глупо, и не имелось ровно никаких причин так думать. Но даже если так, я могу остаться дома, и уже почти собрался ему об этом сказать, но сын кивнул, прежде чем у меня появилась такая возможность.
– Ладно.
– Ну вот и отлично, – облегченно произнес я. – Очень хорошо. Я люблю тебя, Джейк.
– Я тоже тебя люблю, папа.
Он выпутался из моих объятий, и я встал. Мой отец все это время терпеливо стоял у двери, и я подошел к нему.
– Джейк в порядке?
– Да. Все с ним будет нормально. Но если вдруг возникнут какие-то проблемы, у тебя есть мой мобильный номер.
– Есть. Но все будет хорошо. Просто непривычная для него ситуация, думаю. – Он немного повысил голос: – Но мы с тобой замечательно поладим, Джейк! Будешь вести себя со мной хорошо?
Джейк, который опять что-то рисовал, согласно кивнул.
Я секунду наблюдал за ним, сгорбившимся на полу и поглощенным своим рисунком, и вдруг почувствовал совершенно неописуемый прилив любви к нему. Но такой, что перерос в решимость. Нам предстоит вернуться на правильный путь, нам обоим. Все будет хорошо. Я хочу быть с ним, он хочет быть со мной, и каким-то образом промежду собой мы найдем способ, чтобы это получилось.
– Пару часов, – опять сказал я своему отцу. – Максимум.
48
– Почти приехали, – объявил детектив-сержант Дайсон.
– Знаю, – сказала ему Аманда.
Она посадила Дайсона за руль, только чтобы хотя бы на час оторвать его от мобильного телефона. Они уже были в пятидесяти милях от Фезербэнка, двигаясь вдоль края большого университетского кампуса. И, свернув за угол, оказались в районе, явно представляющим собой самое сердце студенческой жизни города. Все дома – из красного кирпича, прилепились друг к другу на узеньких улочках. Каждый – по меньшей мере в три или четыре этажа. Жили в них группами по пять-шесть человек, или же кое-где сдавались одноместные комнаты, образуя сообщества случайных чужаков, которые так и оставались чужаками. Квадратная миля разрозненных людей. Место, в котором можно легко и дешево исчезнуть с глаз долой.
Именно это место Дэвид Паркер, некогда известный как Фрэнсис Картер, и избрал своим домом.
Удостоверение личности подходило практически по всем статьям: нужный возраст, очень близкое визуальное соответствие телосложению человека, посещавшего Виктора Тайлера в тюрьме… Они нашли его за час до того, как Питу надо было уходить, что Аманду поначалу обеспокоило – она боялась, что он может отменить какую-то свою прежнюю договоренность и будет настаивать на своем участии. И, насколько она могла судить, ему действительно хотелось. Но вместо этого он спокойно наблюдал, как Аманда договаривается с местным отделом полиции перед посещением адреса, а когда ему настала пора уходить, то без всяких пререканий ушел – просто пожелал ей удачи и попросил держать в курсе любых достижений. Ей показалось, что, окончательно приняв решение, он даже испытал некоторое облечение.
Вот если б она сама могла про себя сказать такое – какая-то часть ее испытывала сильное желание, чтобы в данный момент Пит оставался рядом с ней. Поскольку, хотя все, что они говорили у себя в отделе, по-прежнему соответствовало истине – у них не имелось никаких конкретных свидетельств, что Фрэнсис Картер может быть вообще хоть как-то замешан в этом деле, – она все равно интуитивно чувствовала, что это так. Некое покалывание в животе, нечто среднее между страхом и восторгом. Оно подсказывало ей, что она очень близко. Что-то должно произойти, и ей нужно быть настороже и наготове, когда это случится.
Свернув за угол, Дайсон начал спускаться с крутого склона холма. Каждый дом здесь располагался ниже предыдущего, так что ряд крыш выделялся на темнеющем небе, словно зубья пилы. Фрэнсис Картер – или Дэвид Паркер – снимал двухкомнатную квартиру с одной спальней в цокольном этаже большого студенческого общежития.
Это подходило?
Кое в чем вроде да, хотя кое в чем и нет. Если Паркер – это их человек, ему наверняка требуется отдельное жилье, для скрытности. Но в то же самое время смог бы он действительно два месяца держать здесь ребенка так, чтобы этого никто не заметил? Или Нила держали в каком-то другом месте?
Автомобиль замедлил ход.
«Скоро ты это выяснишь».
Дайсон припарковался под уличным фонарем, который, казалось, до предела выбелил мир, полный красок, и они оба выбрались из машины. Дом был пятиэтажный и словно едва втиснулся между двумя соседними зданиями. Никаких огней на фасаде. Перед ним пролегала низкая кирпичная стена с проржавевшими чугунными воротами, которые Аманда тихонько открыла, прежде чем ступить на ведущую ко входу дорожку. Слева от нее темнел разросшийся неухоженный садик, слишком маленький и никудышный, чтобы кто-нибудь взялся привести его в порядок, и виднелось крутое крыльцо, поднимающееся к входной двери. Но сразу за садиком вниз, ниже уровня земли, уходил второй набор ступенек – в тесный проход, в который можно было только-только втиснуться в одиночку. С верхней ступеньки Аманде было видно переднее окно. Дверь в квартиру Паркера, очевидно, располагалась прямо под основным входом, скрытая из виду.
Аманда первой спустилась вниз – садик медленно поднимался слева от нее, сменившись кирпичной стеной, отбрасывающей на ступеньки густую тень. Воздух был здесь заметно холоднее – казалось, будто спускаешься в могилу. Окно чернело грязным квадратом с паутиной по углам. Дверь Паркера практически полностью скрывалась в тени.
Она сильно постучала и крикнула:
– Мистер Паркер? Дэвид Паркер?
Нет ответа.
Выждав несколько секунд, постучала еще раз.
– Дэвид? – позвала она. – Вы тут?
И вновь ничего, кроме тишины. Дайсон, стоявший рядом с ней, пытался рассмотреть хоть что-то сквозь грязное стекло, прикрыв глаза сбоку руками.
– Ни черта не видно! – Он отодвинулся от замызганной оконной рамы. – И что теперь будем делать?
Аманда взялась за дверную ручку и с удивлением обнаружила, что та поворачивается. Дверь слегка приоткрылась. В ту же секунду из квартиры вырвался густой запах какой-то гнили.
– Довольно небезопасно оставлять дверь незапертой, в таком-то райончике, – заметил Дайсон.
Стоял он не настолько близко к двери, чтобы тоже учуять мерзкий запашок. «Да, совершенно небезопасно», – подумала Аманда, но только, пожалуй, не в том смысле, который вкладывал он. В комнате за дверью было хоть глаз выколи, и пощипывание в животе стало еще ощутимей, чем прежде. Оно подсказывало, что внутри их поджидает нечто опасное.
– Не расслабляйся, – бросила она Дайсону.
А потом вытащила фонарик и осторожно ступила внутрь, прикрывая рот и нос рукавом пальто, а другой рукой медленно обводя лучом комнату перед собой. В воздухе висело столько пыли, что, казалось, в свете фонарика вихрем закручивается песок. Обведя лучом вокруг, Аманда мельком углядела всякий хлам: древнюю ободранную мебель; кучки старой одежды, разбросанные по вытертому ковру; какие-то бумаги, раскиданные по поверхности шаткого деревянного стола. На стенах и потолке расплывались разводы сырости. Вдоль стены справа располагалась кухонная зона, и когда Аманда целенаправленно провела лучом фонарика по грязным тарелкам и кастрюлям, то увидела, как что-то там задвигалось, отбрасывая огромные тени перед тем, как быстро удрать и исчезнуть из виду.
– Фрэнсис? – позвала она.
Но было ясно, что здесь больше никто не живет. Квартира брошена. Кто-то вышел отсюда, не озаботившись запереть за собой дверь, и с тех пор не возвращался. Она подергала вверх-вниз рычажок выключателя рядом с собой. Ничего. Может, арендная плата и была выплачена за год вперед, но явно не «коммуналка».
Дайсон остановился рядом с ней.
– Господи!
– Стой тут! – приказала она.
А потом опасливо двинулась сквозь хлам, разбросанный по комнате. В глубине виднелись две двери. Открыв одну из них, Аманда обнаружила ванную комнату, и, подвигав лучом фонарика по сторонам, едва сдержала тошноту. Воняло здесь гораздо сильнее, чем в передней комнате. Раковина у дальней стены была наполовину заполнена застоявшейся водой, рядом на полу валялись перекрученные сырые полотенца, покрытые пятнышками плесени.
Прикрыв дверь, она двинулась к соседней. Эта должна была вести в спальню. Мысленно приготовившись к тому, что могла там увидеть, Аманда повернула ручку, толкнула дверь от себя и посветила фонариком внутрь.
– Есть что-нибудь?
Пропустив вопрос Дайсона мимо ушей, она осторожно переступила через порог.
Здесь в воздухе тоже висела пыль, но стало ясно, что эта комната пребывала не в таком забросе, как вся остальная квартира. Ковер был мягким и на вид поновее, чем вся остальная обстановка. Хотя здесь не имелось никакой мебели, по оставшимся на ковре отпечаткам можно было догадаться, где что когда-то стояло: большой вдавленный прямоугольник был оставлен, судя по всему, чем-то вроде комода; одинокий квадрат – чем-то, о чем она могла только гадать; четыре маленьких квадратика, отстоящие достаточно далеко друг от друга, могли быть следами от ножек длинного стола, придвинутого к самой стене. Они были тоже достаточно глубоко вдавлены – на столе, очевидно, лежало что-то довольно тяжелое.
А вот очевидных следов от кровати не имелось.
Но тут она что-то заметила и быстро переместила луч фонарика обратно к дальней стене. Аманда могла сказать, что по сравнению со всей остальной квартирой та была покрашена относительно недавно, причем не просто покрашена, но еще и приукрашена. У самого плинтуса кто-то добавил старательно выполненную роспись. Прямо из самого пола словно росли острые стебельки травы, с разбросанными там и сям простенькими цветочками и парящими над ними пчелками и бабочками.
Она сразу припомнила фотографии, сделанные в пристройке Фрэнка Картера.
«Мама дорогая!»
Аманда медленно подняла луч фонарика повыше.
Из-под самого потолка, выпучив свои черные глаза, на нее в ответ таращилось злобно ухмыляющееся солнце.
49
«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».
Пит чуть не произнес это вслух, когда опустился на колени рядом с кроватью Джейка и подхватил книгу. Свет в спальне был такой приглушенный, а Джейк казался таким крошечным, лежа под одеялом, что на миг он словно перенесся в совершенно другое время. Вспомнил, как читал Тому, когда тот был мальчишкой. Книги Дианы Уинн Джонс были у его сына в числе самых любимых.
«Сила трех». Он не мог припомнить содержание, но сразу узнал обложку и ощутил в кончиках пальцев покалывание, когда прикоснулся к ней. Это было очень старое издание. Обложка загнулась по краям, а корешок настолько истрепался, что заглавие почти скрывалось в паутине трещин. Уж не тот ли это экземпляр, который он сам читал столько лет назад? Да, наверняка тот самый, подумал Пит. Том сохранил его и теперь читал своему собственному сыну. Не только сам сюжет прошел сквозь время, от отца к сыну, но и те самые бумажные страницы, что содержали его.
Пит испытывал чувство настоящего чуда, глядя на них.
«Твоему папе очень нравились эти книги, когда он был маленьким».
Но он вовремя остановил себя, прежде чем успел произнести это вслух. Джейк понятия не имеет об их родственных узах, но не дело Пита раскрывать этот секрет. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Категорически. Это совершенно нормально. Если ему хочется претендовать на то, что с годами он изменился и что теперь он уже не тот ужасный отец из худших воспоминаний Тома, то вряд ли стоит вытаскивать на свет и любые воспоминания получше.
Если того человека больше нет, то он должен уйти целиком. А на его месте пусть появится кто-то совсем новый.
– Ну что ж… – Из-за полутьмы в комнате голос его звучал тихо и мягко. – На чем мы остановились?
* * *
Потом Пит молча сидел внизу – прихваченная из дома книга оставалась пока нетронутой. Теплоту, которую ощущал наверху, он принес с собой вниз и теперь хотел какое-то время просто ее впитывать.
Он так давно похоронил себя во всяких отвлекающих факторах… Использовал книги и телевизор – тоже в некотором роде ритуал, – как способ щелкнуть пальцами где-то в стороне от своего собственного разума, чтобы отвлечь его и не дать перевести взгляд в более опасном направлении. Но теперь Пит чувствовал себя совершенно по-другому. Голоса, которые изводили его, молчали. Тяга выпить сегодня не оживала. Хотя он по-прежнему мог ее чувствовать, примерно как дымок от потушенной свечи, фитилек которой продолжает тлеть, но огня и яркого света уже нет.
Было так чудесно читать Джейку! Мальчишка был тих и внимателен, а потом, через страницу-другую, захотел почитать ему сам. И пусть он кое-где спотыкался, стало ясно, что словарный запас у него впечатляющий. И было просто невозможно не ощутить тихое спокойствие комнаты. Как бы Пит ни испортил детство Тома, но своему сыну ничего такого явно не передал.
Через пятнадцать минут Пит еще раз заглянул к Джейку и убедился, что мальчик крепко спит. Немного постоял рядом, восхищаясь, насколько умиротворяюще тот выглядит во сне.
«Вот что ты потерял из-за того, что пил!»
Он столько раз повторял себе это, глядя на фотографию Салли и мысленно скользя по самому краю воспоминаний о той жизни, которой лишился… Чаще всего этого было достаточно, но иногда нет, и эти последние месяцы оказались тяжелейшим из всех испытаний. Каким-то чудом он удержался. Сейчас, опустив взгляд на Джейка, Пит был несказанно этому рад, словно ухитрился увернуться от шальной пули. И хоть будущее представлялось неопределенным, но оно все-таки было.
«Посмотри, что ты обрел, потому что бросил!»
Эта мысль была гораздо светлее. Есть большая разница между сожалением и облегчением, между холодным очагом, полным мертвого серого пепла, и огнем, который продолжает гореть. Он не терял этого. Может, он даже до конца это и не обрел. Но и не потерял.
Вернувшись вниз, он все-таки немного почитал, хотя постоянно отвлекался на мысли о расследовании и то и дело вытаскивал телефон проверить, нет ли каких-нибудь новостей. Ничего пока не было. Вроде бы Аманда должна была уже давно побывать там, а Фрэнсис Картер – либо сидеть в камере, либо на допросе, и он надеялся, что все так и есть. Если она слишком занята, чтобы держать его в курсе дела, то эта излишняя занятость – в правильном направлении.
Фрэнсис Картер.
Пит помнил парнишку совершенно четко. Хотя, конечно, Фрэнсис Картер теперь совершенно другая личность: взрослый мужчина, сформировавшийся из того малолетнего мальчика, но отличный от него. Двадцать лет назад Пит лишь считаное число раз вскользь пересекался с ребенком Картера – основная часть опросов требовала участия специально обученных сотрудников. Фрэнсис тогда был маленьким, бледным и забитым, сидел, уставившись в стол полуприкрытыми глазами, и давал в основном односложные ответы. Масштабы травмы, полученной в результате жизни с таким отцом, буквально бросались в глаза. Это был беззащитный ребенок, прошедший через ад.
Теперь к Питу вновь вернулись слова Картера.
«Рубашка была натянута ему на моську, так что мне не было видно как следует, – именно так, как я больше всего люблю».
Все дети были для него одинаковыми – любой сойдет. И ему не хотелось видеть их лица. Но почему? Не объяснялось ли это тем, размышлял Пит, что Картер хотел представить на месте жертв своего собственного сына? Мальчика, которого он не мог тронуть без риска быть пойманным, и свою ненависть к которому перенес на совершенно других детей?
В этот момент Пит вдруг неподвижно застыл, будто боясь пошевелиться.
Если это так, то что ребенок может чувствовать в ответ на такое? Какова будет его реакция? Ощущение, что он совершенно никчемный и тоже заслуживает смерти, скорее всего. Чувство вины за жизни, потерянные у него в доме. Искреннее стремление загладить вину. Желание помочь детям вроде него, поскольку таким образом он сможет исцелить и себя.
«Это человек, для которого главным словом является слово “забота”».
Это Картер сказал про человека на фотографии, которую Пит ему показывал.
Улыбаясь ему.
«Ты просто не слушаешь, Питер!»
Нила Спенсера где-то удерживали целых два месяца, но выглядел он достаточно хорошо для столь долгого срока. Кто-то заботился о нем – до тех пор, пока что-то пошло не так, вследствие чего Нила убили, а его тело подбросили в точности на то же место, в котором похитили. Пит припомнил, что пришло ему в голову в ту ночь, когда тело мальчика нашли на пустыре. Что кто-то вернул подарок, с которым уже наигрался. Теперь он представлял себе это по-другому.
Может, это больше походило на сорвавшийся эксперимент.
В ту же секунду сверху вдруг донесся истошный крик Джейка.
50
Мы договорились встретиться с Карен в пабе в нескольких улицах от моего дома, неподалеку от школы. Заведение было сугубо местное, не принадлежащее к какой-то из больших сетей, называлось попросту «Фезербэнк», и, подходя туда, я чувствовал себя более чем неловко. Вечер был теплым, и за выставленными на открытую веранду столиками оказалось полно народу. Насколько удалось разглядеть через большие окна, внутри тоже было не протолкнуться. Прямо как тогда, когда я первый раз зашел с Джейком на игровую площадку перед школой, показалось, что я вхожу туда, где все друг друга знают, а я тут совершенно чужой и никогда своим не стану.
Заметив Карен возле бара, я принялся прокладывать путь сквозь скопление горячих тел и взрывы смеха. Сегодня ее тяжелого пальто нигде не было видно. На ней были джинсы и белый верх. Остановившись рядом с ней, я почувствовал, что еще сильнее нервничаю.
– Привет! – крикнул я сквозь шум и гам.
– Привет-привет! – Она улыбнулась мне, после чего наклонилась поближе и произнесла: – А вы вовремя. Что вам взять?
Я обвел взглядом ближайшие краны и выбрал что-то наугад. Она расплатилась, передала мне кружку и двинулась от стойки, кивнув мне, чтобы следовал за ней сквозь толпу вглубь паба. Пробираясь вслед за ней, я думал, уж не переоценил ли этот вечер – может, она просто собиралась познакомить меня с какими-то своими друзьями… Но прямо за баром обнаружилась вторая дверь, и Карен протолкалась сквозь нее в еще один открытый закуток, на сей раз упрятанный на задах паба и окруженный деревьями. Здесь имелись круглые столики, расставленные прямо на траве, и небольшая игровая зона, где несколько детишек лазали по низеньким веревочным мостам, пока их родители выпивали поблизости. Здесь было не так многолюдно, и Карен провела меня к свободному столику на дальнем конце.
– Мы могли взять с собой детей, – заметил я.
– Если б сошли с ума, то да. – Она уселась. – Учитывая то, что полная безответственность вам несвойственна, полагаю, вы нашли кого-нибудь, чтобы посидеть с Джейком?
Я сел рядом с ней.
– Да. С ним остался отец.
– Ого! – Она удивленно заморгала. – После того, что вы мне говорили, это может показаться несколько странным…
– Ну да, ситуация не совсем обычная. Я не мог нормально его попросить, но… Ладно. Мне очень хотелось наконец куда-нибудь выбраться, так что лопай, что дают.
Она подняла брови.
Я покраснел.
– Это я про него, а не про вас.
– Ха! Все это тоже не для печати, кстати. – Карен положила ладонь на мою руку и задержала ее там на пару секунд дольше, чем требовалось. – В любом случае я рада, что вы пришли, – добавила она.
– Я тоже.
– Ваше здоровье.
Мы чокнулись кружками.
– Итак, выходит, у вас на его счет никаких опасений?
– Насчет отца? – Я помотал головой. – Нет, честно говоря. Не в такой степени. Сам не пойму, что я по этому поводу чувствую, сказать по правде. Это не какое-то там постоянное явление. Да и вообще никакое не явление, на самом-то деле.
– Да. Вполне разумный подход. Люди слишком много беспокоятся о природе каких-то явлений. Иногда лучше просто плыть по течению. Ну, а как Джейк к этому отнесся?
– О, ему-то он наверняка нравится больше, чем я.
– Уверена, что это не так.
Я вспомнил, каким Джейк был прямо перед моим уходом, и постарался перебороть чувство вины, вызванное этой картинкой.
– Наверное, – произнес я.
Отпил из кружки. Какая-то часть меня по-прежнему оставалась на взводе, но теперь я сознавал, что это не имело никакого отношения к совместному времяпрепровождению с Карен. Вообще-то удивительно, каким расслабленным я теперь себя чувствовал, оказавшись здесь, и насколько естественно было сидеть совсем рядом с ней – немного ближе, чем обычно сидят просто добрые знакомые. Нет, нервничал я из-за того, что по-прежнему беспокоился за Джейка. Было очень трудно выбросить мысли о нем из головы. Трудно стряхнуть интуитивное чувство, что как бы сильно мне ни хотелось оказаться здесь, гораздо важнее для меня сейчас находиться совсем в другом месте.
Я еще раз отхлебнул пива и приказал себе не быть дураком.
– Вы сказали, что за Адамом мама присматривает?
– Угу.
Закатив глаза, Карен принялась излагать мне свою ситуацию. Она переехала в Фезербэнк в прошлом году, выбрав это пригородное местечко, практически деревню, поскольку здесь жила ее мать. Хотя между ними никогда не было большой любви, эта женщина хорошо относилась к Адаму, и Карен решила, что, пока она опять не встанет на ноги, дополнительная поддержка ей не помешает.
– А отец Адама не где-то в пределах видимости?
– А вы думаете, я бы сидела сейчас с вами, если б это было так?
Карен улыбнулась. Я малость беспомощно пожал плечами, и она не стала меня мучить.
– Нет, не в пределах. И, может, это не слишком-то хорошо для Адама, но иногда детям так лучше, даже если они не всегда это на данный момент понимают. Брайан – это мой бывший… скажем так, в некотором смысле вроде вашего отца. Во многих смыслах.
Она отпила из своей кружки, и, хотя молчание не стало неловким, все равно казалось вполне естественным на этом данную конкретную тему оставить. Некоторые разговоры требуют ожидания, особенно если непонятно, стоит ли их вообще заводить. Я тем временем наблюдал, как детишки лазают по игровым сооружениям в дальнем конце садика. Вечер уже вступил в свои права. Заметно стемнело, в свете фонарей среди деревьев вокруг нас кружила мошкара.
Но было по-прежнему тепло. По-прежнему чудесно.
Вот разве…
Теперь я смотрел в другом направлении. Мой внутренний компас уже определил, в какой стороне находится мой дом, и вообще я находился не настолько уж далеко от Джейка: наверняка всего лишь в нескольких сотнях метров, если по прямой. Но казалось, что жутко далеко. И, опять обернувшись на играющих детей, я вдруг подумал, что не просто заметно стемнело – что сам свет почему-то кажется каким-то не таким. Что все вокруг в каком-то странном беспорядке и тревожном смятении.
– Ах да, – нарушила молчание Карен, запуская руку в сумочку. – Только что вспомнила. У меня тут есть кое-что. Я немного стесняюсь, но, может, подпишете?
Моя самая последняя книга. При виде ее мне вспомнилось, как сильно я отстаю от любых мыслимых сроков, и это вызвало у меня легкую панику. Но это явно надлежало рассматривать как попытку сделать мне приятное – равно как наверняка и слегка подколоть, – так что я выдавил улыбку.
– Конечно!
Она вручила мне ручку. Я открыл книгу на титульной странице и начал писать.
«Для Карен».
Остановился в нерешительности. Никак не мог придумать, что бы еще написать.
«Очень рад, что нам довелось познакомиться. Надеюсь, вы не сочтете, что это полное говно».
Когда подписываешь людям книги, некоторые предпочитают прочесть, что вы там им написали, только у себя дома. Оттягивают, так сказать, приятный момент. Карен к таковым не относилась. Сразу рассмеялась, увидев, что я написал.
– Вот уж точно не сочту! Хотя что заставляет вас думать, что я собираюсь ее прочесть? Это будет выставлено прямиком на «И-бэй», старина.
– Что просто отлично, хотя я пока не стал бы планировать ваш выход на пенсию.
– Спокуха!
Вокруг стало еще темней. Я опять осмотрел игровую зону и увидел стоящую там маленькую девочку в сине-белом платьице, которая неотрывно смотрела на меня. Наши глаза на миг встретились, и все остальное в садике словно растворилось, ушло на задний план. А потом она сверкнула зубками и убежала к одному из веревочных мостов, преследуемая еще одной заливающейся смехом девчонкой.
Я помотал головой.
– С вами все в порядке? – спросила Карен.
– Да.
– Хм-м… Не уверена, что верю вам. Это все из-за Джейка?
– Думаю, что да.
– Волнуетесь за него?
– Ну да, самую малость.
– Могу вас понять. – Карен сочувственно улыбнулась. – Со мной было то же самое, когда я стала оставлять Адама с мамой. Словно что-то так и тянет вас вернуться домой, натягивается в такую струнку, что, кажется, вот-вот порвется. Эта нужда поскорей вернуться где-то внутри.
Я кивнул, хотя это казалось чем-то куда бо́льшим. Ощущение внутри было таким, будто на этой туго натянутой струнке тяжко повисло нечто ужасное. Но, наверное, я просто излишне драматично воспринял то, что она только что описала.
– И это нормально, – добавила Карен. – Честно. По первости. Давайте просто допьем все это, вы сможете вернуться домой, а потом, может, еще как-нибудь разок повторим. Исходя из того, конечно, что вы не против.
– Я определенно не против.
– Ну вот и отлично.
Она смотрела на меня, мы оба не отводили взгляда, и пространство между нами казалось обремененным этой перспективой. Я осознал, что это как раз тот момент, когда можно наклониться вперед для поцелуя, и что, если я это сделаю, она наклонится ко мне тоже. Что мы оба прикроем глаза, когда наши губы встретятся, и что поцелуй будет эфемерным, как дыхание. Я также знал, что если не сделаю этого, одному из нас придется отвернуться. Но вот он, момент, и мы оба это знали, и на каком-то этапе это произойдет опять.
«А прямо сейчас чем плохо?»
И я уже совсем собрался сделать это, когда вдруг зазвонил мой телефон.
51
Это было днем, и они с папой возвращались из школы. В тот день недели его обычно забирала мама, поскольку считалось, что у папы это рабочий день, но на сей раз сложилось по-другому.
Папа писал всякие истории, чтобы зарабатывать на жизнь, и люди платили ему, чтобы прочитать их, и сам Джейк лично считал, что это просто исключительно круто. И папа иногда с этим соглашался – да, мол, есть такое дело. Для начала, ему не надо было надевать костюм, каждый день ходить в офис и выслушивать там от других, что ему надо делать, как многим другим родителям. Но это было еще и тяжело, поскольку вроде как такая работа – далеко не для всякого.
Джейк не знал всех тонкостей, но смутно сознавал, что в одном вопросе это вызывало между его родителями некоторые трения – задача возить его в школу и из школы в основном выпадала папе, из чего следовало, что он не поспевал написать достаточно много историй. Решение заключалось в том, что мама стала забирать его почаще. Но тут вдруг появился папа и сказал, что мама неважно себя чувствует, так что он был вынужден приехать вместо нее.
Именно так он и выразился. Был вынужден приехать вместо нее.
– А у нее все хорошо? – спросил Джейк.
– Все нормально, – сказал папа. – У нее просто немножко голова кружилась, когда она вернулась с работы, так что она решила прилечь.
Джейк поверил ему, поскольку, конечно же, с мамой всегда все хорошо. Но вид у папы был какой-то более напряженный, чем обычно, и Джейк терялся в догадках, уж не нынешняя ли его история пошла даже хуже, чем обычно, и поэтому тот факт, что пришлось забирать Джейка, оказался… Ну, в общем… Как сказать «вишенка на торте», но только наоборот?
Джейк часто чувствовал, что представляет собой проблему для папы. Что все было бы куда проще, если б его не было рядом.
И в машине папа задавал обычные вопросы – как прошел день, как что было, чем он занимался… И, тоже как обычно, Джейк изо всех сил старался на них не отвечать. Ничего особо восхитительного сказать было нечего, и он по-любому не думал, что папу вообще все это как-то интересует.
Они припарковались у дома.
– Можно я пойду проведать мамочку?
Он почти ожидал, что папа скажет «нет», хотя и точно не знал почему, – может, потому, что это было как раз то, что Джейку действительно хотелось сделать, так что папа мог сказать «нет», просто чтобы испортить ему удовольствие. Но это оказалось не слишком справедливо, поскольку тот просто улыбнулся и взъерошил ему волосы.
– Конечно, дружок. Только сильно к ней не приставай, хорошо?
– Не буду.
Дверь была отперта, и он ворвался в дом, не сняв ботинок. Это было то, за что мама его всегда ругала, поскольку любила в доме чистоту и порядок, но они не были грязные или еще чего, а ему хотелось поскорей увидеть ее и поднять ей настроение. Пробежав через кухню, он метнулся в переднюю комнату.
И тут же остановился.
Поскольку что-то было не так. Занавески на дальнем конце комнаты были раздернуты, и из окна углом падал дневной свет, освещая половину комнаты. Она выглядела мирно, и все было очень неподвижно и тихо. Но в этом-то и вся беда. Даже когда кто-то от тебя прячется, ты всегда можешь понять, что он где-то тут, поскольку люди занимают пространство и это типа как-то изменяет давление. Но прямо сейчас дом вообще таким не казался.
Казался совершенно пустым.
Папа по-прежнему оставался на улице – наверное, делал что-то с машиной. Джейк медленно прошел через переднюю комнату, но казалось, будто это комната проходит назад мимо него. Тишина была такой громадной и плотной, что, казалось, он может стукнуться об нее и набить шишку, если не будет поосторожней.
Дверь сбоку от окна была открыта. Она вела на небольшую площадку перед лестницей. Когда Джейк подступил ближе, то ему становилось видно все больше и больше.
Матовое стекло на задней двери.
Единственным звуком был стук его собственного сердца.
Белые обои.
Он приближался так медленно, что уже едва двигался.
Деревянные перила на перекрученных узлами чугунных стойках.
Он опустил взгляд на пол.
Мамочка…
* * *
– Папа!
Джейк выкрикнул это слово, даже не успев как следует проснуться. А потом с головой забился под одеяло и выкрикнул его еще раз. Его маленькое сердечко сумасшедше колотилось в груди. Ему еще не снились кошмары после переезда из старого дома, и, хотя этот сон прошел, оставшийся после него страх оказался гораздо сильнее, чем всегда.
Он выждал.
Он совершенно не представлял, сколько сейчас времени или сколько он проспал, но наверняка достаточно долго, чтобы папа уже был дома? Через секунду Джейк услышал торопливые шаги, поднимающиеся по ступенькам.
Он рискнул высунуть голову из-под одеяла. Свет в холле по-прежнему горел, и из-за порога вытянулась длинная тень, когда кто-то появился в дверях.
– Эй, – тихонько позвал мужской голос. – В чем дело?
Пит, вспомнил Джейк. Ему вполне нравился Пит, но оставался тот факт, что он – это не папа, а именно папа был тем, кого ему хотелось и было очень нужно увидеть прямо сейчас.
Пит был очень старый, но он присел возле кровати, поджав ноги, одним быстрым решительным движением.
– Что стряслось?
– Мне приснился плохой сон. А где папа?
– Он еще не пришел… Да, плохие сны – это просто ужасно. А про что он был?
Джейк помотал головой. Он даже папе никогда не рассказывал, про что был тот кошмар, и сомневался, что вообще когда-нибудь расскажет.
– Ну хорошо. – Пит кивнул сам себе. – Знаешь, мне тоже снятся плохие сны. Довольно часто, честно признаться. Но вообще-то я думаю, что это вполне нормально, если они тебе снятся.
– Почему же это может быть нормально?
– А потому, что иногда с нами случаются действительно плохие вещи, и нам не хочется про них думать, так что они закапываются глубоко в голову.
– Как дождевые червяки?
– Думаю, что примерно так, да. Но со временем они все-таки вылезают на поверхность. А плохие сны – это, наверное, способ, каким наш мозг с этим разбирается. Разбивает все это на все более мелкие и мелкие кусочки, пока в конце концов ничего не останется.
Джейк поразмыслил над этим. Кошмар напугал его еще сильней, чем обычно, так что казалось, что его мозг скорее строит что-то, а не разбивает в мелкую пыль. Но зато сон всегда обрывался в один и тот же момент, прежде чем он успевал четко припомнить, как увидел лежащую на полу маму. Может, Пит прав. Наверное, его собственный мозг был настолько напуган, что перед таким зрелищем ему пришлось возвести мощную стену, чтобы не разрушиться самому.
– Хотя я понимаю, что от этого нисколько не легче, – добавил Пит. – Но знаешь что? Никакой кошмар никогда, вообще никогда не может причинить тебе вред. Тут нечего бояться.
– Я это знаю, – сказал Джейк. – Но все равно хочу папу.
– Он вернется совсем скоро, точно могу тебе сказать.
– Мне он нужен сейчас. – С возвращением кошмарного сна, вкупе со слышанным раньше предостережением девочки, Джейк был более чем уверен: что-то не так. – Можете ему позвонить и попросить вернуться домой?
Пит некоторое время молчал.
– Ну пожалуйста! – взмолился Джейк. – Он не будет против.
– Я знаю, что не будет, – согласился Пит, вытаскивая мобильный телефон.
Джейк опасливо наблюдал, как тот пролистывает список контактов, нажимает пальцем в экран и подносит телефон к уху.
Внизу открылась входная дверь.
– Ага, а вот и твой папа! – Пит сбросил звонок. – Думаю, что теперь всё в порядке. Потерпишь минутку, пока я не спущусь и не приведу его сюда?
«Нет, – подумал Джейк, – не потерплю!» Ему даже секунду не хотелось оставаться тут одному в темноте. Но, по крайней мере, папа уже дома, и при этой мысли он ощутил прилив облегчения.
– Ладно.
Пит встал и вышел из комнаты. Джейк услышал, как скрипят под его ногами ступеньки, и потом – как он зовет папу по имени.
Джейк не сводил глаз с уголка освещенного коридора за дверью спальни, изо всех сил прислушиваясь. Несколько секунд ничего, кроме тишины. А потом он услышал что-то, что не смог опознать. Какое-то движение, словно двигали мебель. И голоса – только звуки вместо слов, словно ты изо всех сил пытаешься что-то сделать и от натуги издаешь такой вот шум.
Снова громкий звук. Упало что-то тяжелое.
А потом опять тишина.
Джейк подумал, не позвать ли папу, но почему-то сердце опять сильно застучало в груди, так же сильно, как когда он только очнулся от кошмарного сна, и тишина стала такой звенящей, что, казалось, он опять вернулся в тот кошмар, вновь оказался в их старой передней комнате…
Он выжидающе уставился в пустой коридор.
Через несколько секунд – новый звук. Опять шаги на лестнице. Кто-то поднимался, но так медленно и осторожно, словно тоже боялся тишины.
И тут кто-то шепотом позвал его по имени.
52
– Я просто уверена, что всё в полном порядке!
Торопясь вслед за мной, Карен постаралась, чтобы это прозвучало как можно более жизнерадостно. И, вне всяких сомнений, она была права – я почти наверняка переборщил со своим беспокойством, шагая так быстро, что она едва за мной поспевала. Карен отправилась со мной, даже не обсуждая этого. Но если б не она, я, наверное, сейчас уже бежал бы. Поскольку, хотя она была права и, скорее всего, беспокоиться не о чем, я по-прежнему чувствовал это сердцем. Уверенность в том, что случилось что-то совершенно ужасное.
Выхватив телефон, я попытался еще раз набрать отца. Он звонил мне тогда в пабе, но звонок оборвался, прежде чем я успел ответить. А это означало, что что-то действительно произошло. Но когда я попробовал перезвонить, он не взял трубку.
Теперь из моего телефона слышался гудок за гудком.
Отец не отвечал.
– Черт!
Я оборвал звонок, когда мы подошли к началу нашей улицы. Может, он нажал на мой номер по ошибке, или передумал – решил, что звонить не стоит… Но я помнил, насколько безукоризненно вежливым и деликатным он был до этого, и как вроде даже тихонько радовался, что его попросили присмотреть за Джейком и допустили к нашей с ним жизни, пусть даже и самым краешком. Он не стал бы звонить мне просто так. Если только это действительно не было что-то важное.
Поле справа от нас почти полностью скрывалось в вечернем мраке. Похоже, сейчас там никого не было, но уже слишком стемнело, чтобы видеть его дальний конец. Я даже еще больше прибавил шагу, сознавая, что представляюсь Карен полным психом. Но меня начала охватывать самая настоящая паника, какой бы иррациональной она ни была, и это было важнее.
«Джейк…»
Я почти подбежал к подъездной дорожке.
Входная дверь была открыта, на землю перед ней падал косой луч света.
«Если дверь закрыть забудешь…»
И тут я действительно перешел на бег.
– Том…
Я подбежал к двери, но тут вдруг остановился у самого порога. Доски крыльца были все истоптаны кровавыми следами.
– Джейк? – крикнул я внутрь.
Карен уже успела догнать меня.
– Что… О боже!
Я заглянул вправо, в переднюю комнату. Зрелище, которое меня там ожидало, не имело вообще никакого смысла. Мой отец лежал на боку спиной ко мне, поджав ноги, прямо на полу под окном, почти как будто просто уснул. Но повсюду вокруг него была кровь. Я помотал головой. Весь его бок был залит кровью. Дальше она лужей скопилась вокруг его головы. Он был совершенно неподвижен. И на миг, не способный постичь увиденное, я тоже.
Карен рядом со мной резко втянула воздух сквозь зубы. Я слегка повернулся и увидел, как она стремительно бледнеет. Ее глаза широко раскрылись, и она прижимала руку ко рту.
«Джейк», – подумал я.
– Том…
Но после этого я уже абсолютно ничего не слышал, поскольку мысль о сыне опять возродила меня к жизни, побудила к действию, словно удар электрического тока. Развернувшись, я ринулся мимо нее прямо к лестнице, так быстро, как только мог. Молясь про себя. Думая: «Ну пожалуйста!»
– Джейк!
На верхней площадке тоже была кровь, втоптанная в ковер тем, кто учинил все это зверство внизу. Кто напал на моего отца, а потом поднялся сюда, в…
Комнату моего сына.
Я ступил внутрь. Одеяло было аккуратно сложено в ногах кровати. Джейка здесь не было. Никого здесь не было. Я стоял там несколько секунд, застыв на месте. Страх множеством острых иголочек впивался в кожу.
Внизу Карен уже держала возле уха телефон и лихорадочно сыпала словами. «Скорую». Полицию. Срочно. Мешанина слов, которые в тот момент не имели для меня никакого смысла. Казалось, что мой разум полностью выключился – словно череп вдруг открылся и выставил мозг напоказ безбрежному, непостижимому калейдоскопу ужаса.
На подгибающихся ногах я подошел к кровати.
Джейк пропал. Но это совершенно невозможно, поскольку Джейк никак не мог пропасть!
Все это не происходит на самом деле!
Пакет для Особых Вещей валялся на полу возле кровати. И вот когда я подобрал его, зная, что Джейк никуда не мог отправиться без него по доброй воле, тогда реальность происходящего ударила меня в полную силу.
Пакет здесь, а Джейка нет.
Все это не кошмарный сон. Все это действительно происходит.
Мой сын пропал.
Я попытался крикнуть, но крик застрял где-то в груди.
