Часть IV
36
На следующее утро, подбрасывая Джейка до школы, я по-прежнему тихонько поражался, как хорошо он приспособился к нашим новым обстоятельствам. Прошлым вечером в доме-убежище завалился спать без единой жалобы, оставив меня сидеть в передней комнате наедине с лэптопом и собственными мыслями. Когда я, наконец, тоже отправился спать, то посмотрел на него, лежащего в кровати, и его лицо выглядело таким умиротворенным, что я подивился, не спокойней ли ему на самом деле здесь, чем в нашем новом доме. Интересно, что такое ему снилось, какие мечты крутились у него в голове?
Но тогда я вообще часто думал об этом.
Что касается меня самого, то даже при всей усталости в незнакомом окружении было гораздо труднее заснуть, чем обычно, так что оказалось большим облегчением, когда утром он вел себя хорошо и был нормально управляем. Наверное, рассматривал все это как некое увлекательное приключение. Какова бы ни была причина, я был благодарен этому. Я был настолько измотан и настолько на взводе, что сильно сомневался в своей готовности к каким-то настоящим испытаниям.
Мы доехали до школы, и я проводил его на игровую площадку.
– Ты как, дружок?
– Нормально, папа.
– Ну вот и отлично. Давай беги. – Я вручил ему бутылку с водой и рюкзачок. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
Он двинулся к дверям, размахивая рюкзачком у ноги. Там поджидала миссис Шелли. У меня не было никакого разговора с Джейком, как я обещал. Оставалось лишь надеяться, что сегодня все для него пройдет проще – или, по крайней мере, он никого не стукнет по носу.
– А вид-то у вас по-прежнему хреновый.
Карен пристроилась на ходу рядом со мной, когда я выходил через ворота на улицу. На ней было все то же толстое пальто, несмотря на теплое утро.
– Вчера вы беспокоились, не оскорбили ли меня этими словами.
– Угу, но ведь это было не так, правда? – Она пожала плечами. – Сегодня, на свежую голову, я решила, что ничего страшного.
– Тогда вы наверняка спали получше, чем я.
– Да уж вижу. – Она затолкала руки в карманы. – Что думаете делать? Как насчет по кофейку, или вам надо бежать и уставать где-то в другом месте?
Я пребывал в сомнениях. Делать мне было решительно нечего. Я сказал своему отцу, что лэптоп мне нужен для работы, но вероятность того, что в подобном состоянии я создам что-нибудь путное, практически равнялась нулю. Скорее всего, сегодня оставалось лишь просто толочь воду в ступе в смутной надежде на то, что со временем на горизонте появится какая-нибудь земля – просто убивать время, попросту говоря, – и при виде Карен я решил, что в жизни есть и более подходящие дни для подобных занятий.
– С удовольствием, – сказал я. – Было бы классно.
Мы двинулись пешком по главной дороге, где она провела меня мимо небольшого углового магазинчика и городского почтамта к кафешке под названием «Счастливый свин». На витринных стеклах были нарисованы зеленые луга, за которыми просвечивал деревенского вида интерьер с тесно поставленными деревянными столиками, словно на какой-нибудь фермерской кухне.
– Малость претенциозно. – Карен толкнула входную дверь, и звякнул колокольчик. – Но кофе очень даже ничего.
– Пока в нем есть кофеин.
Пахло действительно аппетитно. Сделав заказ у стойки, мы подождали его, стоя почти вплотную друг к другу в неловком молчании, не заговаривая и ожидая, когда заговорит другой. Потом отнесли свои чашки за свободный столик и уселись.
Карен стряхнула с плеч пальто. На ней были белая блузка и синие джинсы, и я подивился, какой стройной она выглядит без всех этих защитных доспехов. А были ли это защитные доспехи? Не исключено, подумал я. На запястьях у нее болталась путаница деревянных колец, которые с клацаньем опустились вниз, когда Карен подняла руки к голове и убрала волосы назад, завязав их в свободный хвостик.
– Итак, – начала она. – Что с вами все-таки происходит?
– Долгая история. Сколько вы хотите узнать?
– Ой, да всё!
Я поразмыслил над этим. Как писатель, среди всего прочего я всегда был убежден, что не стоит излагать свои сюжеты, пока они не закончены. Если вы это сделаете, будет меньше побудительных мотивов записать их. Это примерно как с той историей, которая поначалу просто напрашивается, чтобы ее в том или ином виде рассказали, – чем чаще ее пересказываешь, тем меньше интереса она вызывает у тебя самого.
Так что с этой мыслью в голове я решил рассказать Карен все.
Ну, или почти все, во всяком случае.
Она уже знала про хлам у меня в гараже и визит человека, который оказался Норманом Коллинзом, но почти удавшееся похищение Джейка посреди ночи заставило ее поднять брови. Потом настал черед того, что я узнал от миссис Ширинг, и событий, которые разворачивались вчера. Обнаружения тела. Дома-убежища.
И, в довершение всего прочего, моего отца.
До сих пор у меня создавалось впечатление, что Карен – дамочка довольно фривольная: тяготеет к сарказму и игривым приколам. Но к тому моменту, как я закончил свой рассказ, вид у нее был потрясенный и чертовски серьезный.
– Вот блин! – негромко произнесла она. – Никаких подробностей прессе пока не предоставили – только что на участке найдены какие-то человеческие останки. Я и подумать не могла, что это у вас…
– По-моему, сейчас они не расположены раскрывать свои карты. Из того, что я смог понять, они считают, что это останки мальчика по имени Тони Смит. Одной из жертв Фрэнка Картера.
– Бедные его родители! – Карен покачала головой. – Двадцать лет… Хотя могу предположить, что после такого долгого времени они должны были знать. Может, для них это даже какое-то облегчение, что все наконец закончилось…
Я припомнил слова своего отца.
– Каждый должен в конце концов попасть домой.
Карен смотрела куда-то в сторону. Казалось, что она хочет еще меня порасспросить, но по какой-то причине не уверена, следует ли это делать.
– Этот человек, которого они арестовали… – произнесла она.
– Норман Коллинз.
– Да, Норман Коллинз. А он-то откуда знал?
– Не знаю. Судя по всему, он всегда интересовался этим делом. – Я отпил кофе. – Мой отец вроде думает, что все это время он был сообщником Картера.
– И также убил Нила Спенсера?
– Не уверен.
– Надеюсь, что так… Ну, – тут же поправилась она, – в смысле, жутко так говорить, но, по крайней мере, это помогло им прижать мерзавца. Господи, если б вы не проснулись…
– Знаю. Даже думать не хочу об этом.
– Блин, какой кошмар!
Это было так – но, конечно же, нежелание думать об этом не означало, что я мог заставить себя прекратить.
– Я прочитал про него вчера вечером, – сказал я. – Про Картера, в смысле. Не особо приятное чтение, но, пожалуй, мне нужно было знать. Шептальщик. Некоторые подробности просто ужасны.
Карен кивнула.
– «Если дверь прикрыть забудешь, скоро шепот слышать будешь…» Я спросила у Адама, после того как вы про это упомянули. Это такой детский стишок. Он никогда не слышал про Картера, естественно, но, полагаю, изначально это про него. Передается из уст в уста.
– Предостережение насчет чего-то вроде Черной Руки или Подкроватного Монстра.
– Угу. Только самого настоящего.
Я подумал про стишок. Адам слышал его, не понимая, что он означает, и, может, тот уже распространился далеко за пределы Фезербэнка. Такого рода страшилки частенько ходят среди ребятишек, так что, наверное, кто-то из детей в старой школе Джейка повторял его, и вот так тот его и выучил.
Да, все должно быть примерно так, конечно же. Та маленькая девочка не могла его научить, поскольку она не настоящая.
Но это не объясняло бабочек. Или мальчика в полу.
Карен словно прочитала мои мысли.
– А что Джейк? Как он со всем этим справляется?
– Нормально, по-моему. – Я пожал плечами, хотя и несколько беспомощно. – Я не знаю. Мы с ним… нам иногда трудно говорить друг с другом. Он не самый простой ребенок.
– Такого не бывает, – сказала Карен.
– А я не самый простой из взрослых.
– То же самое. Хотя как насчет вас? Довольно странно, наверное, увидеть отца после столь долгого времени. У вас что, действительно все это время не было с ним никакого контакта?
– Абсолютно никакого. Моя мать ушла со мной, когда поняла, что с нее хватит. С тех пор я его не видел.
– Хватит?
– Пьянства, – сказал я. – Распускания рук…
Но тут же прикусил язык. Было проще объяснить это так, чем вдаваться в подробности, но правда заключалась в том, что, помимо той финальной ночи, я вообще-то не помню, чтобы отец когда-нибудь поднимал руку на нее или на меня. Пил – да, хотя на самом-то деле в то время я этого до конца не понимал; просто знал, что он постоянно был на что-то зол, что целыми днями где-то пропадал, что денег не хватало, что родители жестоко ссорились. И хорошо помню обиженное возмущение и горечь, которые он буквально излучал – висящее в воздухе чувство угрозы, словно что-то плохое могло произойти абсолютно в любой момент. Помню, что был испуган. Но настоящее рукоприкладство – это, пожалуй, преувеличение.
– Жаль это слышать, – сказала Карен.
Я опять пожал плечами, чувствуя себя окончательно неловко.
– Спасибо. Но да, действительно было странно увидеть его. Я помню отца, конечно, но он не такой, каким был. Теперь он не похож на пьянчугу. Все его манеры, похоже, совершенно переменились. Стал рассудительней, спокойней…
– Люди меняются.
– Да, согласен. И это хорошо, впрочем. Теперь мы оба совершенно разные люди. Я больше не ребенок. А он на самом-то деле мне не отец. Это вообще не имеет значения.
– Не убеждена, что верю вам.
– Ну, что есть, то есть.
– Наверное. – Карен допила кофе и принялась натягивать пальто. – Боюсь, что на этой печальной ноте я вынуждена вас покинуть.
– Надо идти и уставать в каком-то другом месте?
– Нет, я хорошо выспалась, не забыли?
– Верно. – Я бездумно закручивал ложечкой остатки кофе в своей чашке. Похоже, Карен не была расположена рассказывать мне, чем занимается, и мне пришло в голову, что я едва ли вообще хоть что-то про нее знаю. – Мы провели все это время, разговаривая только обо мне, вы заметили? По-моему, это нечестно.
– Потому что вы гораздо более интересный человек, чем я, особенно в данный момент. Наверное, это то, о чем вы можете написать в какой-нибудь своей книге.
– Может, и напишу.
– Ах да, простите… Я вас «погуглила». – На миг вид у нее стал смущенный. – Я хорошо умею искать. Только не говорите никому.
– Ваш секрет в полной безопасности.
– Рада это слышать. – Карен примолкла, словно хотела сказать что-то еще. Но потом помотала головой, явно передумав. – Еще увидимся?
– Обязательно. Берегите себя.
Когда она ушла, я доцедил последние капли кофе, гадая, что же она только что собиралась сказать. А также обдумывая тот факт, что она искала меня через «Гугл». К чему бы это?
И было ли что-то неправильное в том, что мне это на самом деле понравилось?
37
– Вы тут уже всё, лапочка?
Мужчина помотал головой, на миг не совсем понимая, где он и что у него спрашивают. А потом увидел улыбающуюся ему официантку, опустил взгляд на столик и понял, что давно допил свой кофе.
– Да. – Он откинулся на спинку стула. – Простите, задумался.
Она опять улыбнулась, забирая его пустую чашку.
– Принести еще что-нибудь?
– Может, чуть позже.
У него не было намерения ничего заказывать, но пусть даже кафешка была полупуста, имело смысл вести себя вежливо и соблюдать общественные нормы. Ему не хотелось, чтобы его запомнили только из-за того, что он злоупотребил местным гостеприимством. Ему не хотелось, чтобы его вообще запомнили.
Обычно это удавалось ему более чем хорошо – хотя правда заключалась в том, что люди сами упрощали ему задачу. Создавалось впечатление, что слишком многие из них окончательно затерялись в шуме бытия, бредя по жизни, как лунатики, совершенно безразличные к миру вокруг себя. Загипнотизированные своими мобильными телефонами. Не обращающие внимания на проходящих мимо. Люди эгоистичны и равнодушны и практически не замечают того, что находится на периферии. Если ты ничем не выделяешься, то так же быстро и бесследно исчезнешь из их мыслей, как какой-нибудь сон.
Он не сводил взгляд с Тома Кеннеди, сидящего в двух столиках от него.
Кеннеди располагался к нему спиной, и теперь, когда эта женщина ушла, мужчина мог смотреть на него сколько угодно. Пока она оставалась там, лицом к нему, он прихлебывал кофе и делал вид, будто уткнулся в свой телефон, делая себя ничем не примечательной частью обстановки кафе. Но все это время тщательно прислушивался, конечно же. Разговоры перемешиваются между собой, если ты им позволяешь, создавая непроницаемый фоновый гул, но если хорошенько сосредоточиться, то можно вычленить нужный и без проблем следить за ним. Все, что для этого требуется, – полная концентрация. Как тонкая настройка радиоприемника, когда исчезают помехи и ты слышишь чистый сигнал.
Как прав он был, подумал он сейчас.
«Нам иногда трудно говорить друг с другом».
«Он не самый простой ребенок».
Ну что ж, мужчина все больше убеждался, что под его-то заботой Джейк действительно расцветет. Он даст мальчику дом, которого тот заслуживает, окружит любовью и вниманием, в которых тот так нуждался. А тогда и он сам почувствует себя исцеленным и цельным.
А если нет…
У времени есть свойство притуплять ощущения. Он поймал себя на мысли, что теперь гораздо проще думать о том, что он сотворил с Нилом Спенсером. Лихорадочная дрожь, которую он испытывал потом, с тех пор давно растаяла, и теперь он мог управляться с воспоминаниями куда как более беспристрастно – вообще-то это почти доставляло удовольствие. Поскольку, по правде сказать, мальчишка этого заслуживал, верно? А если и были моменты умиротворения и счастья в течение прошедших двух месяцев, когда абсолютно все казалось чудесным, то ощущение спокойствия и собственной правоты, которое несло в себе послевкусие того последнего дня, тоже по-своему дарило чувство уюта.
Но нет.
До этого не дойдет.
Том Кеннеди встал и направился к дверям. Мужчина уставился в свой телефон, наугад тыча пальцем в экран, когда Кеннеди проходил мимо.
Мужчина посидел еще несколько секунд, размышляя о других вещах, которые удалось услышать. Кто такой Норман Коллинз? Имя было совершенно ему незнакомо. Один из тех остальных, предположил он, но у него не было ни малейшего предположения, почему Коллинза сейчас арестовали. Впрочем, это его вполне устраивало. Внимание полиции будет отвлечено. Кеннеди будет не столь настороже. Из чего следовало, что ему всего лишь нужно выбрать правильный момент, и все будет просто замечательно.
Он поднялся.
Чем сильнее шум, чем проще по-тихому ускользнуть, оставшись незамеченным.
38
«Я так долго тебя искал!»
Выбравшись из машины, Пит направился к больнице и спустился на лифте в подвал, где базировалось городское отделение судебной медицины. Одна стенка лифта была зеркальной, и он выглядел в ней вроде вполне нормально. Казался даже совершенно спокойным. Какие-то детали внутри могут быть сломаны, но снаружи он сейчас как аккуратно запакованный подарок, который загремит, только если его случайно встряхнуть.
На самом же деле Пит не мог припомнить, чтобы когда-нибудь вообще ожидал чего-нибудь с такой томительной тревогой.
Он целых двадцать лет искал Тони Смита. Иногда даже закрадывалась подспудная мыслишка: уж не поддерживало ли его все это время отсутствие мальчика – не давало ли оно ему чувство цели и причину продолжать жить и работать? И неважно, насколько старательно он пытался не думать об этом, – это дело для него никогда не было закрыто.
Так что Пит не мог оставаться в стороне, когда это действительно произошло.
Он просто ненавидел эти патологоанатомические операционные, всегда ненавидел. Запах антисептика никогда в достаточной мере не скрывал лежащую в основе трупную вонь, а режущий глаза свет и сверкающие металлические поверхности лишь подчеркивали пятнистую мраморность тел, выставленных там напоказ. Смерть была здесь осязаемой – выложенной, словно мясо на прилавок, и совершенно прозаичной. Эти помещения ассоциировались с килограммами и градусами, и пружинными канцелярскими планшетами, исчерканными химическими и биологическими формулами – всем таким холодным и клинически беспристрастным. Каждый раз, бывая здесь, Пит сознавал, что большинство важных составляющих человеческой жизни – эмоции, характер, опыт – блистательно отсутствовали.
Патологоанатом, Крис Дейл, подвел его к каталке на дальнем конце помещения. Следуя за этим человеком, Пит чувствовал легкость и дурноту, едва перебарывая стремление повернуть назад.
– А вот и наш мальчик.
Дейл говорил негромко. Он был известен всему управлению своими совершенно бесцеремонными и пренебрежительными манерами, когда дело доходило до общения с полицией, оставляя свое уважение для тех, кого всегда именовал своими пациентами.
«Наш мальчик».
По тому, как Дейл сказал это, было ясно, что останки теперь под его покровительством. Что унижения, которым они подверглись, уже позади, и что теперь за ними будут бережно присматривать.
«Наш мальчик», – подумал Пит.
Кости были выложены в форме маленького ребенка, но время отделило многие из них, и не осталось ни клочка плоти. За долгие годы Пит повидал достаточно много скелетов. Каким-то образом смотреть на них было проще, чем на недавно погибших людей, – те больше напоминали человеческие существа, но, в своей жутковатой неподвижности, почему-то нет. И все же реальность всегда попадала в цель: тот факт, что люди умирают, и после короткого периода времени остаются лишь объекты, кости, что-то лишь немногим большее, чем разрозненный набор бездушных предметов, брошенных там, где они упали.
– Полное посмертное исследование пока только предстоит, – сообщил Дейл. – Его намечено провести позже. Что я могу сказать вам прямо сейчас, так это что перед нами останки ребенка мужского пола, которому на момент смерти было около шести лет. Причину смерти на данный момент не могу назвать даже предположительно – может, мы этого вообще никогда и не выясним, он мертв уже достаточно продолжительное время.
– Двадцать лет?
– Не исключено. – Дейл помедлил, зная, о чем именно спрашивает Пит, а потом показал рукой на вторую каталку по соседству. – Здесь у нас есть также дополнительные предметы, собранные на месте обнаружения останков. Включая и коробку, конечно же, – скелет был привезен сюда в ней, чтобы предохранить его от повреждений. Под костями имелась одежда.
Пит придвинулся на шажок ближе. Одежда была старой и затянута паутиной, но Дейл и его команда осторожно извлекли ее, и теперь она лежала той же нетронутой, аккуратно сложенной стопкой, в какую и была некогда уложена. Ему не потребовалось перебирать ее, чтобы понять, что там, в этой стопке.
Синие тренировочные штаны. Маленькая черная рубашка-поло.
Он повернулся и опять посмотрел на останки. Дело ни на секунду не отпускало его все эти годы, и все же впервые он увидел Тони Смита в реальной жизни. До настоящего момента имелись только фотографии мальчика, навеки застывшего во времени. Сложись все чуть-чуть по-другому, и сегодня Пит вполне мог разминуться с двадцатишестилетним Тони Смитом где-нибудь на улице, даже никогда не слыша этого имени. Он уставился вниз на маленький сломанный каркас, некогда поддерживающий и содержащий в себе человеческое существо, вместе со всеми изначальными возможностями того, кем оно могло бы стать.
«Все их надежды и мечты пошли прахом, и, типа, что же ты, гад, натворил».
Пит вытолкал слова Фрэнка Картера из головы и несколько секунд молча стоял, опустив взгляд, желая проникнуться величием момента. Но только вот почти сразу осознал, что никакого величия тут нет, что его здесь не более, чем присутствия самого Тони Смита в этом пустом панцире из костей, лежащих на каталке. Пропавший мальчик так долго держал Пита на орбите, что вся его жизнь вращалась вокруг загадки местонахождения Тони. Центр притяжения исчез, и все же его траектория осталась прежней.
– В коробке мы еще нашли несколько вот таких, – добавил Дейл.
Повернувшись, Пит увидел, как патологоанатом наклонился вперед, держа руки в карманах и заглядывая в картонную коробку, в которой нашли Тони Смита. Придвинувшись ближе, инспектор разглядел, что внимание эксперта сосредоточено на бабочке, застрявшей в паутине внутри. Бабочка была явно мертва, но разноцветный рисунок у нее на крылышках оставался четким и ярким.
– Трупная моль, – произнес Пит.
– Вот уж не думал, что вы поклонник бабочек, детектив.
– Видел однажды документальный фильм по телику. – Пит пожал плечами. Он всегда считал, что смотрит телевизор и читает, только чтобы попросту убить время, и был несколько удивлен сам собой, обнаружив, что кое-какие знания все-таки застряли в голове. – Надо же как-то заполнить столько пустых вечеров…
– Надо думать.
Пит порылся в памяти в поисках подробностей. Этот вид бабочек водился в стране, но встречался сравнительно редко. Программа, которую он когда-то смотрел, была посвящена команде эксцентричных людей, прочесывающих поля и лесополосы в попытках обнаружить таких вот бабочек. Под конец они все-таки нашли один экземпляр. «Трупную моль» привлекает мертвечина. Сам Пит никогда их не видел, но с тех пор как посмотрел фильм, поймал себя на том, что более внимательно изучает проселочные дороги и лесополосы, в которых ведет свои поиски по выходным, гадая, не может ли их присутствие обеспечить какое-то указание на то, что он ищет в нужном месте.
В кармане у него зажужжал телефон. Вытащив его, он обнаружил сообщение от Аманды. Быстро прочитал: новые сведения по делу. После ночи в камере Норман Коллинз, похоже, пересмотрел свою отказную позицию и теперь был готов поговорить с ними. Она хотела, чтобы Пит вернулся как можно скорее.
Он убрал телефон, но немного помедлил, глядя на картонную коробку перед собой. Она была скреплена нахлестывающимися друг на друга полосами коричневого скотча: контейнер явно заклеивали, открывали заново и опять заклеивали много раз на протяжении многих лет. Коробку теперь предстояло отправить в криминалистическую лабораторию в надежде обнаружить отпечатки пальцев. Взгляд Пита перемещался теперь по ее поверхности, рисуя невидимые руки, прикасавшиеся к ней все эти годы. Он представил себе людей, поглаживающих по ней пальцами, словно картон – это суррогатная кожа, вмещающая кости, что таятся внутри.
Мечта коллекционера определенного сорта.
На миг он подумал, не воображали ли себе такие люди биение сердца. Или же они упивались отсутствием такового?
39
Усевшись напротив Аманды и Пита в допросной, адвокат Нормана Коллинза тяжело вздохнул.
– Мой клиент готов сделать признание в убийстве Доминика Барнетта, – объявил он. – Но он категорически отрицает любое участие в похищении и убийстве Нила Спенсера.
Аманда выжидающе посмотрела на него.
– Однако мой клиент готов сделать полное и чистосердечное заявление относительно своей осведомленности об останках, обнаруженных вчера на Гархольт-стрит. У него нет желания, чтобы вы тратили на него свои ресурсы, потенциально подвергая опасности какого-то другого ребенка, и он уверен, что имеющие у него сведения помогут вам определить личность человека, действительно ответственного за данное преступление.
– Что мы весьма высоко оценим.
Аманда вежливо улыбнулась, хотя могла сразу распознать, когда ей несут пургу, едва ее услышав. Безмолвно сидящий на противоположной стороне стола Коллинз словно уменьшился в размерах и выглядел совершенно пришибленным. Он не был человеком, созданным для тюрьмы, и ночь в камере напрочь стерла самодовольство, которое он демонстрировал тут вчера. Тот факт, что Коллинз наконец собрался заговорить, не принес ей большого удовольствия, поскольку его мотивом были собственные интересы, а не желание спасти чьи-то жизни. Никакими добрыми побуждениями тут и не пахло: у него попросту было время осознать, что разговор с ними – возможность изложить свою сторону истории – может в ближайшей перспективе принести ему пользу. Что он, скорее всего, будет лучше выглядеть в их глазах, если будет сотрудничать и выкажет желание помочь.
Но теперь не время выказывать отвращение. Особенно если он действительно может помочь.
Она откинулась на стуле.
– Итак, рассказывайте, Норман.
– Не знаю, с чего и начать…
– Вы знали, что останки Тони Смита находятся в доме, так ведь? Давайте с этого и начнем.
Коллинз несколько секунд молчал, уставившись на разделяющий их стол и собираясь с духом. Аманда бросила взгляд на Пита, сидящего рядом с ней, и увидела, что он сделал то же самое. Она беспокоилась за него. Вид у него был еще более подавленный, чем обычно, и после приезда в отдел он едва обменялся с ней парой слов. Казалось, что он вот-вот соберется что-то сказать ей, но по какой-то причине сдерживается. Аманда знала, насколько ему сейчас тяжело. Он приехал прямо с осмотра того, что почти наверняка было останками Тони Смита, мальчика, которого он так долго искал, и теперь ему предстояло услышать правду про то, как все это происходило столько лет назад. Эти годы, может, и закалили его на поверхности, но ей даже не хотелось думать обо всех его старых глубинных ранах, которые в любой момент были готовы вскрыться вновь.
– Я понимаю, что вы думаете о моем увлечении, – тихо проговорил Коллинз.
Аманда опять переключила внимание на него.
– И понимаю, что многие могут про них подумать. Но остается тот факт, что я очень уважаемый человек в своей области. И за долгие годы приобрел репутацию очень грамотного коллекционера.
Коллекционера.
В его устах это прозвучало совершенно безобидно – даже респектабельно, – но она сама видела, что представляет собой его коллекция. Какого рода человека может тянуть к материалу, за приобретением которого он провел столько лет? Аманда представила себе, как Коллинз и люди, подобные ему, словно крысы, снуют по темному подбрюшью Интернета. Заключают сделки, строят планы. Грызут провода общества. Когда теперь Коллинз поднял на нее взгляд, брезгливость, которую она испытывала, должно быть, совершенно ясно отразилась у нее на лице.
– Вообще-то это ничем не отличается от того, чем могут увлекаться другие люди, – произнес он оборонительным тоном. – Я давным-давно выяснил, что мое хобби рассматривается большинством как весьма своеобразное, а у некоторых и вовсе вызывает омерзение. Но за все эти годы я убедительно доказал свою надежность как делового партнера, что обеспечило мне доступ к более важным предметам, чем остальным.
– Вы – серьезный дилер?
– Серьезный дилер серьезных вещей. – Он облизал губы. – И, как и в любом другом таком деле, здесь есть и открытые торговые площадки, а есть и только для своих. Мой интерес к делу Шептальщика был хорошо известен как раз в последних. И вот несколько лет назад меня поставили в известность, что мне может открыться некий совершенно новый… опыт, скажем так. При том условии, что я буду готов хорошо заплатить, естественно.
– И в чем же заключался этот «опыт»?
Коллинз секунду смотрел на нее, а потом ответил, как будто это была самая естественная вещь во всем мире:
– Провести время с Тони Смитом, конечно же.
Секунда тишины.
– Каким образом? – спросила Аманда.
– Первым делом мне было велено посетить Виктора Тайлера в тюрьме. Все было организовано через Тайлера. Фрэнк Картер знал об этом, но у него не было интереса быть замешанным напрямую самому. Процедура заключалась в том, что Тайлер должен был подвергнуть проверке людей, приходящих к нему. К своему удовольствию, я легко прошел такую проверку. После перечисления средств супруге Тайлера я был направлен по одному известному адресу. – Коллинз скривился. – Меня не удивило, что меня послали к Джулиану Симпсону.
– По какой причине?
– Он был весьма нечистоплотный тип. Никакой личной гигиены. Ну, и тут не всё на месте. – Коллинз постучал себя по лбу. – Люди обычно потешались над ним, но вообще-то на самом деле все его побаивались. Этого дома тоже. Довольно странного вида место, вам не кажется? Помню, что дети подначивали друг друга залезть в сад. Фотографировались там, и все такое. Даже задолго до этого – когда я еще был ребенком – люди думали, что это местный дом ужасов.
Аманда опять бросила взгляд на Пита. Лицо его было непроницаемо, но она могла представить, о чем он сейчас думает. В то время имя Джулиана Симпсона никогда не всплывало в деле. Полиции ничего не было известно ни про этого человека, ни про его страшноватый дом. И это было вполне объяснимо. Люди вроде Симпсона есть в каждой густонаселенной местности, и их репутация среди юного поколения вовсе не обязательно основывается на чем-нибудь осязаемом – и простирается явно не до той степени, когда может чем-то насторожить взрослых.
Но неважно – она знала, что Пит все равно будет винить только себя.
– Что произошло дальше?
– Я пришел в дом на Гархольт-стрит, – продолжал Коллинз. – После того как выплатил еще некоторую сумму Симпсону, мне велели подождать в комнате на первом этаже. Через какое-то время он вернулся с запечатанной картонной коробкой. Осторожно разрезал скотч, открыл. И там… там он и был.
– Для протокола, Норман?
– Тони Смит.
Аманда едва заставила себя задать следующий вопрос:
– И что вы сделали с останками Тони?
– Что сделал?! – Коллинз был искренне изумлен. – Да ничего я с ними не делал! Я не чудовище какое-нибудь – не то что некоторые! И я не хотел бы повредить столь ценный экспонат, даже если бы мне разрешили. Нет, я просто стоял там. Отдавал дань уважения. Впитывал атмосферу. Вам, наверное, это трудно понять, но это были одни из самых ярких часов в моей жизни.
«О господи!» – подумала Аманда.
Он сейчас напоминал человека, вспоминающего какую-то потерянную любовь.
Из всех сценариев, которые она могла себе вообразить, его ответ был одновременно и самым банальным, и самым ужасающим. Время, проведенное с телом убитого мальчика, явно ассоциировалось для него с неким религиозным опытом, и Аманде просто не приходило в голову что-нибудь более жуткое, чем представить его стоящим там и верящим, что у него есть какая-то особенная связь с прискорбными останками в коробке у него под ногами.
Пит рядом с ней медленно подался вперед.
– Вы сказали: «не то что некоторые».
Как тяжело ему все это ни далось, голос сейчас у него был просто усталый – усталостью, которая шла откуда-то из самой глубины души, подумала Аманда.
– Кто эти «некоторые», Норман? Что они делали?
Коллинз сглотнул.
– Это было после того, как Доминик Барнетт взял дело на себя – после смерти Джулиана. Я думал, они с ним друзья, но у Барнетта не было той степени уважения. Все под его присмотром пошло наперекосяк.
– И именно потому вы его и убили? – спросила Аманда.
– Чтобы защитить экспонат! И Барнетт не дал бы мне больше доступа – не после того последнего раза. Тони надо было содержать в безопасности.
– Расскажите нам про этих «некоторых», Норман, – терпеливо напомнил Пит.
– Это было после того, как там стал командовать Барнетт. – Коллинз немного помедлил. – За годы я побывал там несколько раз, но для меня это всегда было одно и то же. Я отдавал дань уважения и хотел побыть наедине с Тони. Но стоило взяться за дело Барнетту, как там стали появляться и другие. И они относились к останкам далеко не с таким уважением, как я.
– Что они делали?
– Я ничего не видел, – сказал Коллинз. – Я ушел – мне это было отвратительно. А Барнетт отказался вернуть деньги. Даже насмехался надо мной. Но что я мог поделать?
– Почему это вызвало у вас отвращение? – спросил Пит.
– В последний вечер, когда я туда приходил, там было еще пять или шесть человек. Все были явно в каком-то нездоровом предвкушении. Самые разные типы – честно говоря, вы бы удивились, – и у меня создалось впечатление, что кое-кто из них приехал очень издалека. Все мы были совершенно незнакомы друг с другом. Но было ясно, что интересы у некоторых из них совсем другие, чем у меня. – Коллинз опять сглотнул. – Барнетт принес в эту комнату матрас. Вставил внутрь красную лампочку. Это было…
– Секс? – подсказала Аманда.
– Да. Думаю, что да. – Коллинз покачал головой и уставился в стол, словно это было за пределами даже его разумения. – Только не с телом – друг с другом. Но и это было омерзительно. Я никогда не смог бы участвовать в чем-нибудь таком.
– Так что вы ушли?
– Да. Когда я бывал там раньше, это было словно прийти в церковь. Тихо, благостно… Я чувствовал присутствие Бога. Но на сей раз, с этой лампочкой, с этими людьми…
Он опять не договорил.
– Норман?
Наконец Коллинз поднял взгляд.
– Это было все равно что оказаться в аду.
* * *
– Ты ему веришь? – спросила Аманда.
Они опять вернулись в комнату оперативного состава. Пит прислонился к своему письменному столу, напряженно всматриваясь в полученные с камер наблюдения снимки людей, долгие годы посещавших в тюрьме Виктора Тайлера. Ее собственный взгляд тоже скользнул по ним. Здесь были и мужчины, и женщины. И молодые, и старые.
«Самые разные типы, – сказал им Коллинз. – Честно говоря, вы бы удивились».
– Я уверен, что Коллинз не убивал Нила Спенсера. – Пит махнул рукой над фотографиями. – Но что касается вот этих…
И тут же погрузился в молчание, выражая то же самое неверие, которое чувствовала она сама. В ходе своей полицейской карьеры Аманда насмотрелась достаточно ужасов, чтобы способность людей к жестокости ее больше не шокировала. Находясь на местах преступлений и дорожных аварий, она часто наблюдала, как собирается толпа зевак или проезжающие мимо автомобили замедляют ход, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на исковерканные человеческие тела. Она понимала притягательность смерти. Но только не такого рода.
– А ты знаешь, почему его прозвали Шептальщиком? – негромко спросил Пит.
– Из-за Роджера Хилла.
– Верно. – Он медленно кивнул. – Роджер был первой жертвой Картера. В семейном доме тогда был ремонт, и перед тем, как его похитили, Роджер сказал родителям, будто слышал, как кто-то шепчет у него под окном. У Картера была фирма по сооружению строительных лесов, которая там работала. Это было первое, что привлекло к нему наше внимание.
– Приманивал жертву. Втирался в доверие.
– Да. У Картера там была такая возможность, но странная вещь: родители всех остальных мальчиков заявляли, что их дети тоже слышали шепот. В тех случаях не имелось явной связи с Картером, но они все равно слышали шепот.
– Может, и в самом деле слышали.
– Может, и так. Или, наверное, дело было просто в прозвище, что появилось тогда в газетах, которое и отложилось у людей в голове… Кто знает? Как бы там ни было, оно прилипло. Шептальщик. Я всегда ненавидел эту кличку.
Аманда выждала.
– Потому что я хотел, чтобы про него забыли, понимаешь? Я не хотел, чтобы у него был титул. Но прямо сейчас, похоже, оно идеально ему подходит. Поскольку все это время он шептал. А люди – эти люди – слушали.
Взмахом руки Пит раскинул по столу фотографии.
– И я думаю, что кто-то из них слушал внимательней остальных.
Аманда опять посмотрела на снимки. А он прав, подумала она. Из всего, что сказал Коллинз, было ясно, что многие личности перед ней теперь уже достаточно далеко зашли по дороге, ведущей к отъявленному злу. И не было преувеличением считать, что кто-то из них – притягиваемый все дальше и дальше шепотом Фрэнка Картера – прошел по этой дороге гораздо дальше остальных. Большинство из этих людей были просто прихлебателями зла, но один из них представлял собой нечто худшее.
Ученика.
Где-то среди этих людей, подумала она, они и найдут убийцу Нила Спенсера.
40
После того как вечером Джейк отправился спать, я расположился в передней комнате дома-убежища со стаканом белого вина и лэптопом.
Даже по-прежнему пытаясь уложить в голове события последних нескольких дней, я, тем не менее, сознавал, что мне нужно писать. Это казалось невероятным при нынешних обстоятельствах, но денег, которые у меня еще оставались, не хватит навечно. И что более важно, казалось необходимым просто работать хотя бы над чем-нибудь – не только чтобы отвлечься от происходящего, но и потому, что так было всегда. В этом я весь. Это было то, что мне требовалось вернуть.
«Ребекка».
Я стер все, что уже написал, и уставился на ее имя. Когда-то мой замысел заключался в том, чтобы описать свои чувства и верить в то, что некое повествование со временем проглянет из тумана. Но было трудно понять мои чувства прямо сейчас, не говоря уже о том, чтобы перевести их во что-то такое простое, как напечатанные слова.
Мысли сами собой набрели на то, что утром в кафе сказала Карен: «Наверное, это то, о чем вы можете написать в какой-нибудь своей книге». И на тот факт, что она искала меня в Интернете. Я знал, какие чувства это у меня вызывает, поскольку опять ощутил небольшой всплеск приятного возбуждения. Я ее интересовал. Привлекал ли я ее? Да. Я просто не был уверен, что мне это можно. Посмотрел на имя Ребекки на экране. Приятное возбуждение исчезло, сменившись чувством вины.
Ребекка.
Я принялся быстро печатать.
Я точно знаю, как бы ты на это посмотрела, поскольку ты всегда была гораздо практичней меня. Тебе бы хотелось, чтобы моя жизнь продолжалась. Ты бы хотела, чтобы я был счастлив. Тебе было бы горько, но ты сказала бы мне, что так устроена жизнь. Вообще-то, скорее всего, ты сказала бы мне: «Не будь, блин, таким дураком!»
Но дело в том, что я не уверен, что пока готов тебя отпустить.
Может, это я сам чувствую, что не имею права на счастье. Что не заслуживаю…
В дверь позвонили.
Я закрыл лэптоп и направился вниз, опасаясь, как бы звонок не зазвенел еще раз и не разбудил Джейка. У самой двери слегка потер глаза, благодарный себе, что не успел расплакаться. И даже еще больше обрадовался этому обстоятельству, когда открыл дверь и увидел стоящего за ней своего отца.
– Детектив-инспектор Уиллис! – сказал я.
Он коротко кивнул.
– Можно войти?
– Джейк спит.
– Я так и понял. Но это ненадолго. И я не буду шуметь, обещаю. Просто хотел посвятить тебя в то, как идут дела.
Какая-то часть меня не желала впускать его, но это было слишком по-детски – и потом, он ведь полицейский. Когда все это закончится, я никогда больше его не увижу. Тот факт, что он выглядел таким пришибленным, почти заискивающим, тоже помог. Вообще-то мне казалось, что прямо сейчас из нас двоих как раз я обладаю большей властью. Я открыл дверь шире.
– Ладно.
Отец проследовал за мной наверх в переднюю комнату.
– Мы закончили с осмотром, – сказал он. – Завтра утром вы с Джейком можете вернуться домой.
– Это хорошо. А что там Норман Коллинз?
– Мы предъявили ему официальное обвинение в убийстве Доминика Барнетта. Он признал, что останки в доме принадлежат одной из жертв Картера, которую мы так и не нашли. Тони Смиту. Коллинз все время был в курсе.
– Каким образом?
– Долгая история. Подробности сейчас не имеют значения.
– Разве?.. Хорошо, тогда что там насчет Нила Спенсера? Попытки похитить Джейка?
– Мы над этим работаем.
– Крайне утешительно. – Я подхватил свой бокал с вином и отпил. – О, простите – где же мои хорошие манеры? Не желаете бокал?
– Я не пью.
– А было дело.
– Вот потому-то и не пью сейчас. Одни люди могут с этим справиться, другие – нет. Мне понадобилось какое-то время, чтобы это осознать. Я думаю, что ты человек, который может.
– Да.
Он вздохнул.
– А еще я думаю, что из-за всего, что произошло за все эти годы, тебе должно было прийтись ох как тяжело. Но ты, похоже, человек, способный много с чем отлично управиться. Это хорошо. Я очень этому рад.
Мне захотелось это оспорить. Не только то, какое он в принципе имел право судить обо мне, но и эти слова сами по себе. Он жестоко ошибался – я вообще ни с чем не способен управиться и не управляю своей жизнью вообще! Но, конечно, я никак не мог выказать перед своим отцом хотя бы самую малую толику слабости, так что ничего не сказал.
– Как бы там ни было, – произнес он. – Да. Я выпивал. Для этого было множество причин – причин, а не оправданий. Тогда мне много чего не удавалось.
– Быть хорошим мужем, например.
– Да.
– И отцом.
– И это тоже. Со всей вытекающей из этого ответственностью. Я никогда не знал, как быть отцом. И никогда не хотел им быть. А ты был трудным ребенком – правда, стало попроще, когда ты стал чуть постарше. Ты всегда был творческой натурой. Даже тогда придумывал всякие истории.
Я такого припомнить не мог.
– Да ну?
– Да. Ты был очень восприимчивым. Джейк, похоже, во многом похож на тебя.
– Джейк слишком уж восприимчивый, по-моему.
Мой отец покачал головой.
– Такого не бывает.
– Нет, бывает, и это значительно усложняет жизнь. – Я подумал про всех друзей, которых так и не завел, или которые сами не завели дружбы со мной. – И ты не знаешь, тебя там не было.
– Да, не было. И, как я уже говорил, из лучших побуждений.
– Ну что ж, тогда мы хоть в чем-то можем согласиться.
На этом, казалось, уже больше не осталось, что сказать. Он повернулся, словно бы собираясь уходить, но тут замешкался и через секунду опять посмотрел на меня.
– Но я тут хорошенько подумал насчет того, что ты говорил вчера вечером. Насчет того, что я бросил в твою мать стаканом перед уходом.
– И?..
– Не мог ты такого видеть, – сказал он. – Этого не было. Тебя даже не было в доме в тот вечер. Ты ночевал в гостях у какого-то приятеля из школы.
Я собрался было что-то сказать, но сразу остановился. Настал уже мой черед замешкаться. Первой безотчетной мыслью было, что отец лжет – иначе и быть не может, поскольку я совершенно четко помню тот вечер! И что у меня не было никаких приятелей. Но в чем тогда действительно правда? И кем бы ни был некогда мой отец, мне не представлялось, что теперь он стал лжецом. Вообще-то, как бы мне ни хотелось допускать такое, он производил впечатление человека, который стал скрупулезно честен в отношении собственных ошибок. Наверное, с годами ему это было необходимо.
Я еще раз прокрутил это воспоминание у себя в голове.
Звон бьющегося стекла.
Крики отца.
Визг моей матери.
Я видел этот образ у себя в голове абсолютно четко, но не мог ли я ошибаться? Эта картинка была куда более живой и яркой, чем остальные детские воспоминания, которые приходили мне в голову. Не слишком ли живой и яркой она была? Могла ли это быть скорее эмоция, чем реальное воспоминание? Квинтэссенция того, что я чувствовал, а не какое-то конкретное событие, которое действительно имело место?
– Хотя, надо сказать, в общем и целом все примерно так и произошло, – тихо произнес мой отец. – К моему глубочайшему стыду, именно это я и сделал. Я не бросал стакан в нее, поскольку самая глупость заключалась в том, что злился я как раз на стакан. Но это было достаточно близко.
– Я помню, что видел это!
– Не знаю. Может, Салли тебе рассказала…
– Она никогда не говорила про тебя ничего плохого. – Я покачал головой. – Ты ведь знаешь это, так? Даже после всего.
Отец печально улыбнулся. Было ясно, что да, он мог в это поверить, и это напомнило ему, как много он потерял.
– Тогда не знаю, – сказал он. – Но я хотел сказать тебе еще кое-что, хотя не знаю, имеет ли это сейчас какое-то значение. Не особо, но все же. Ты сказал, что это был последний раз, когда я тебя видел. Это тоже не так.
Я развел руками.
– Очевидно…
– Я имею в виду тогда. Твоя мать указала мне на дверь, и это было только к лучшему. Я уважаю ее решение. Я почти испытал облегчение, если честно, – или, по крайней мере, мне казалось, что я этого заслуживаю. Но были времена потом – перед тем, как вы вместе переехали, – когда, если я был трезв, Салли опять впускала меня в дом. Она не хотела расстраивать тебя или вызывать какую-то неловкость, и я тоже. Так что все это случалось только после того, как тебя укладывали спать. Я мог зайти в комнату, в которой ты спал, и легонько обнять тебя. Ты никогда не просыпался. Ты никогда про это не знал. Но я делал это.
Я молча стоял на месте. Поскольку опять не поверил, что мой отец лжет, и его слова потрясли меня. Мне припомнился Мистер Ночь, мой воображаемый друг в детстве. Человек-невидимка, который входил в мою комнату ночью и обнимал меня, пока я крепко спал. Хуже того, я прекрасно помню, насколько приятно это было, какое уютное спокойствие дарило. Как не было чем-то, что пугало меня. И каким обделенным я некоторое время себя чувствовал, когда Мистер Ночь исчез из моей жизни, словно я потерял какую-то важную часть себя самого.
– Я не оправдываюсь, – произнес мой отец. – Я просто хотел, чтобы ты знал, что все было сложно. Я был сложным. Прости.
– Ладно.
И тут уже действительно не осталось, что еще сказать.
Он начал спускаться вниз по лестнице, а я был все еще слишком потрясен, чтобы сделать что-либо иное, кроме как просто выпустить его за дверь.
41
На следующее утро я постарался, чтобы Джейк был готов раньше, чем обычно, и мы с ним успели заскочить домой перед тем, как я отвезу его в школу. Мой отец уже ожидал нас на улице в своей машине. Когда мы подошли к нему, он опустил стекло и сказал:
– Привет!
– Доброе утро, Пит, – солидно отозвался Джейк. – Как ваши дела?
При этих словах лицо моего отца чуть осветилось – его явно позабавил официальный тон, который мой сын иногда на себя напускал. Ответил он в том же духе:
– Премного благодарен, у меня все хорошо. А как ты, Джейк?
– Нормально. Было интересно пожить здесь, но я жду не дождусь, когда мы попадем домой.
– Могу представить.
– Но так, чтобы в школу не надо было идти.
– Это я тоже могу представить. Но школа – это очень важно.
– Да, – сказал Джейк. – Наверное.
Мой отец на это было рассмеялся, но тут же бросил на меня взгляд и поджал губы. Наверное, он думал, что общение с Джейком в таком стиле раздражает меня. Однако странная вещь: вчера в полиции это действительно было так, а сейчас – практически нет. Мне всегда нравилось, когда Джейку удавалось произвести впечатление на людей – это заставляло меня гордиться им. Глупо так думать, конечно же, – он был самостоятельной личностью, а не каким-то дополнением ко мне, – но это чувство всегда присутствовало, и, если что, в случае с моим отцом оказалось сильней, чем обычно. Я не совсем понимал почему. Мне хотелось ткнуть его носом в несостоявшееся отцовство или же это было некое бессознательное стремление произвести на него впечатление? Мне не слишком нравилось то, что оба варианта могли сказать обо мне.
– Там и встретимся. – Я отвернулся. – Пошли, Джейк!
Ехать было недалеко, но при утренних пробках добрались мы не слишком быстро. Джейк, сидевший на заднем сиденье, бесцельно пинал пассажирское кресло и насвистывал под нос какой-то мотивчик. Я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида и видел его, наклонившего голову и всматривающегося через боковое стекло так, как он это обычно делал – словно совершенно не понимал открывающийся за ним внешний мир, но все-таки испытывал к нему некоторый интерес.
– Пап, а почему тебе не нравится Пит?
– Ты хотел сказать, детектив-инспектор Уиллис. – Я свернул на нашу улицу. – Дело не в том, что он мне нравится или не нравится. Я просто его не знаю. Он – полицейский, а не какой-то там друг.
– Хотя он дружелюбный. А вот мне он нравится.
– Ты тоже его совсем не знаешь.
– Но если ты не знаешь его и он тебе не нравится, то почему он и мне должен не нравиться, раз я его тоже не знаю?
Я чувствовал себя слишком измотанным для подобной словесной эквилибристики.
– Дело не в том, что он мне не нравится…
Джейк ничего не ответил, а у меня не было ни малейшего желания развивать эту тему. Дети очень хорошо чувствуют эмоциональную атмосферу, а мой сын даже еще более восприимчив, чем большинство его сверстников. Наверняка ему было ясно, что я говорю неправду.
И все же, действительно ли это была неправда? Наш вчерашний разговор остался со мной, и, наверное, как раз по этой причине было проще отождествлять себя с моим отцом – видеть в нем человека, который, как и я, находит отцовство делом сложным. Однако он уже не был тем человеком, которого я помнил с детства.
Сколько требуется времени, и насколько человеку надо измениться, прежде чем тот, кого ты всю жизнь ненавидел, уйдет и сменится кем-то новым? Пит теперь был кем-то другим.
Я не мог сказать, что он мне не нравится. Дело было в том, что я совсем его не знал.
* * *
Когда мы подъехали к дому, там больше уже не было никаких признаков полицейской деятельности – даже оградительную ленту и ту убрали. Огромной толпы журналистов, которую я опасался увидеть, тоже не было – лишь небольшая группка людей, переговаривающихся между собой. Когда я остановил машину на подъездной дорожке, вид у них был не особо заинтересованный. Впрочем, в отличие от Джейка.
– Нас покажут по телевизору? – восторженно воскликнул он.
– Ни в коем случае.
– О…
Всю дорогу Пит держался у нас в хвосте. Остановив машину позади и чуть сбоку от нашей, он быстро выбрался из нее. Репортеры потянулись к нему, и я повернулся посмотреть, как он с ними разговаривает.
– Что происходит, папа?
– Обожди.
Джейк тоже изо всех сил вытягивал шею.
– А это не… – начал было он.
– Вот бля…
После этого в машине на секунду воцарилось молчание. Я уставился на небольшую группку, окружившую моего отца, смутно сознавая, что он вежливо улыбается им, что-то объясняет, примирительно пожимая плечами, и что некоторые из репортеров кивают в ответ. Но мое внимание было сосредоточенно на одном из них в особенности.
– Ты сказал слово на букву «Б», папа! – Джейк произнес это так, словно пребывал в полнейшем ужасе.
– Да, сказал. – Я отвернулся от Карен, стоящей среди репортеров с блокнотом в руке. – И да. Это мама Адама там стоит.
* * *
– А нас покажут по телику, Пит? – спросил Джейк.
Я закрыл за нами входную дверь и накинул цепочку.
– Ты уже спрашивал, Джейк. Нет, не покажут.
– А я просто еще и у Пита спрашиваю.
– Нет, – сказал тот. – Тебя не покажут. Как и сказал тебе папа. Я как раз об этом разговаривал с людьми на улице. Они – репортеры, так что им интересно, что тут происходит, но я напомнил им, что вы оба не имеете к этому абсолютно никакого отношения.
– Типа как немножко имеем, – сказал Джейк.
– Ну, разве что немножко. Но не по-настоящему. Если б ты знал больше или был ближе замешан, тогда другое дело.
При этих словах я стрельнул в Джейка взглядом, надеясь, что по выражению моего лица он догадается, что сейчас не время распространяться про мальчика в полу. Сын глянул на меня в ответ и кивнул, но не собирался так легко оставлять тему.
– Это ведь папа его нашел!
– Да, – Пит кивнул. – Но этой информацией с теми людьми не делились. С их точки зрения, вы оба на самом-то деле не являетесь частью этой истории. По-моему, лучше так все и оставить.
– Ладно… – Джейк был явно разочарован. – Можно мне пойти посмотреть, что они тут делали?
– Конечно.
Он исчез наверху. Мы с Питом выжидательно застыли возле входной двери.
– Я совершенно серьезно, – сказал он мне через секунду. – Тебе нечего волноваться. Журналисты не захотят навредить судебному разбирательству. Конечно, я не могу запретить тебе общаться с ними, но все, что им известно, это что здесь обнаружены человеческие останки, и я не думаю, что ты вызовешь у них интерес. И они будут очень деликатны насчет Джейка.
Я кивнул, чувствуя себя совершенно отвратно. Может, только это пресса и знала официально, но вчера я столько всего выложил Карен, что трудно было и припомнить в подробностях. Она знала про ночного гостя, пытавшегося похитить Джейка. Знала тот факт, что именно я обнаружил тело. Что Пит – мой отец, отец-алкоголик и домашний драчун. И я наверняка наговорил еще много чего, что сейчас даже не могу восстановить в памяти.
«Я хорошо умею искать», – сказала тогда Карен.
В тот момент это был просто дружеский разговор – я не сознавал, что выкладываю все долбаному репортеру!
И это было обидно.
Она должна была мне сказать. Казалось, что она чувствует ко мне искренний интерес, но теперь я был далеко не столь в этом уверен. С одной стороны, Карен никак не могла заранее знать, что я как-то связан с этим делом. Но с другой – на протяжении всего нашего разговора ни разу не дала повода предположить, что на самом-то деле она не тот человек, которому мне следовало все это выкладывать.
Мой отец нахмурился.
– С тобой все нормально?
– Да.
Но оценить ущерб, нанесенный той беседой, еще только неизбежно предстояло. Пока же рассказывать про нее отцу я ни в коем случае не собирался.
– Мы тут в безопасности? – спросил я.
– Да. Нормана Коллинза в любом случае в ближайшее время не выпустят, но даже если вдруг такое и случится, здесь его больше ничего не интересует. Равно как и всех остальных.
– Остальных?
Отец замешкался.
– Людей всегда интересовал этот дом. Коллинз сказал мне, что в этом районе его прозвали «домом ужасов». Дети подначивали друг друга пролезть на участок. Фотографировались тут и все такое.
– Дом ужасов… Меня уже достало такое слышать.
– Да это просто детские страшилки, – попытался успокоить меня Пит. – Останков Тони Смита здесь больше нет. Это было все, что интересовало Коллинза. Не ты и не Джейк.
Не я и не Джейк. Но мыслями я постоянно возвращался к тому моменту, когда в тот вечер увидел Джейка в самом низу лестницы, разговаривающего с каким-то мужчиной через щель почтового ящика. Я не мог в точности воспроизвести слова, которые слышал, но запомнилось достаточно, чтобы понять, что тот пытался убедить Джейка открыть дверь, а я далеко не был убежден, что интересовали его исключительно ключи от гаража.
– А как насчет Нила Спенсера? – спросил я. – Коллинзу предъявили обвинение в его убийстве?
– Нет. Но у нас есть сразу несколько подозреваемых. Есть прогресс, и, поверь мне, я ни в коем случае не позволил бы вам обоим вернуться сюда, если б не думал, что тут вы в полной безопасности.
– Ты все равно не смог бы мне помешать.
– Да. – Он отвернулся. – Но я наверняка стал бы настаивать, особенно с учетом того, что здесь живет Джейк. Похищение Нила Спенсера было спонтанным – он гулял совершенно один. Это не тот человек, который жаждет внимания. Тебе определенно стоит получше присматривать за Джейком, но нет причин думать, что вам с ним грозит какая-то опасность.
Звучала ли в этих словах полная убежденность? Я далеко не был в этом уверен, но «прочитать» отца сегодня было нелегко. Вид у него был здорово измотанный. Когда я первый раз увидел его, было ясно, что он в хорошей физической форме, – но сегодня действительно выглядел на свой возраст.
– Устало выглядишь, – заметил я.
Отец кивнул.
– В самом деле устал. И мне придется сделать то, чего я отнюдь не ждал с нетерпением.
– Что именно?
– Неважно, – просто ответил он. – Важно то, что надо сделать.
Все это дело взяло с него свою дань, осознал я, и это было совершенно ясно по всему его поведению. «Важно то, что надо сделать». Теперь я видел перед собой человека, словно придавленного какой-то тяжкой ношей и изо всех сил пытающегося с ней справиться. Выглядел он так, как я часто ощущал самого себя.
– Моя мать, – вдруг произнес я.
Отец опять посмотрел на меня и выждал, не задавая никаких вопросов.
– Она умерла, – сказал я.
– Ты мне уже говорил.
– Ты сказал, что хочешь знать, что у нас происходило. Жизнь у нее была сложная, но она была очень хорошим человеком. Я не мог бы желать лучшего родителя. Это был рак. Она не заслуживала того, что с ней случилось, но она не страдала. Это произошло очень быстро.
Это была ложь – смерть моей матери была долгой и мучительной, – и я не понимал, почему сказал именно так. Никакой священный долг не требовал от меня дарить Питу душевное спокойствие или облегчать боль и чувство вины, которые он испытывал. И все же какая-то часть меня с удовлетворением отметила, что навалившийся на него вес вроде немного отпустил.
– Когда?
– Пять лет назад.
– Так Джейк ее еще застал?
– Да. Он ее не помнит. Но да.
– Ну что ж, рад слышать хотя бы это.
На секунду наступила тишина. Но тут Джейк ссыпался к нам по ступенькам, и мы оба одновременно чуть отпрянули друг от друга, словно между нами вдруг лопнула какая-то туго натянутая нить, притягивающая нас друг к другу.
– Все в точности как было, папа. – В голосе Джейка звучало чуть ли не подозрение.
– При обысках мы всегда соблюдаем аккуратность, – объяснил Пит. – И всегда прибираемся за собой.
– Качество, достойное восхищения.
Джейк повернулся и убежал обратно в переднюю комнату.
Пит покачал головой.
– Да, парень с характером.
– Угу. Он такой.
– Буду держать в курсе всех новостей, – сказал он. – Но пока, вдруг если что потребуется – я имею в виду, абсолютно что угодно, – то вот мои координаты.
– Спасибо.
Я посмотрел, как мой отец идет по дорожке к воротам, слегка кивая головой, и покрутил визитку в пальцах. Когда он сел в машину, я глянул на собравшихся за ней репортеров. Большинство из них уже разъехались. Я изучил лица оставшихся, высматривая Карен.
Но ее уже там не было.
42
«Это в последний раз, – повторял себе Пит. – Помни об этом».
Эта мысль являлась тем, за что можно было держаться, пока он сидел в ярко-белой допросной тюрьме, ожидая появления чудовища. За долгие годы Пит побывал здесь множество раз, и каждая такая встреча оставляла его потрясенным. Но после сегодняшнего дня у него больше не будет никаких причин сюда возвращаться. Тони Смит – всегда главный центр внимания этих посещений в прошлом – уже найден, и если Фрэнк Картер откажется говорить про человека, которого они сейчас ищут, то Пит уже принял решение выйти из этой комнаты и даже не оглядываться. И больше никогда не страдать от мерзкого послевкусия, вызванного нахождением в присутствии Картера.
«Это в последний раз».
Мысль помогала, но лишь немного. Казалось, что воздух в объятой тишиной комнате наполнен тягостным ожиданием и угрозой, а запертая дверь на дальнем конце словно дрожит от злобы. Поскольку Картер наверняка тоже знал, что это, скорее всего, их последняя встреча, и Пит был уверен, что тот расположен сделать ее максимально запоминающейся. До нынешнего момента страх перед этими встречами-стычками гнездился лишь в сфере разума и эмоций. В физическом смысле Пит никогда раньше Картера не опасался. Но прямо сейчас был только рад ширине стола, разделяющего комнату, и крепости оков, надетых на этого человека. Он даже гадал, не были ли все эти часы, проведенные в спортзале, некой подсознательной подготовкой на случай, если подобный момент все же настанет.
Сердце скакнуло, когда он услышал, как отпирают дверь.
«Сохраняй спокойствие!»
Разворачивался обычный, давно заведенный порядок: первыми зашли охранники; Картер тянул время. Пит постарался укрепить себя, сосредоточившись на конверте, принесенном с собой и лежащем теперь на столе перед ним. Он не сводил с него глаз и ждал, не обращая внимания на громадного мужчину, который наконец вошел в двери и тяжело уселся напротив него. Давай-ка разок поменяемся ролями – Картер может подождать. Пит хранил молчание, пока охранники не удалились и он не услышал, как закрылась дверь. И лишь тогда поднял взгляд.
Картер тоже уставился на конверт, с любопытством на лице.
– Ты написал мне письмо, Пит?
Инспектор не ответил.
– А я вот частенько подумывал тебе написать. – Картер поднял на него взгляд и улыбнулся. – Тебе это понравилось бы?
Пит подавил охватившую его было дрожь. Крайне маловероятно, чтобы Картер сумел добыть его домашний адрес напрямую, но мысль о получении даже переадресованного письма была совершенно невыносимой.
И вновь он ничего не сказал.
Картер неодобрительно покачал головой.
– Я уже говорил тебе в прошлый раз, Питер. Вся проблема – в тебе, понимаешь? Я делаю огромные усилия, чтобы поговорить с тобой. Я прохожу по всем этим длиннющим коридорам, чтобы что-то сообщить тебе и быть полезным. Но иногда кажется, что ты меня вообще не слушаешь.
– Кончается там, где начинается, – произнес Пит. – Теперь я это понимаю.
– Малость поздновато для Нила Спенсера, впрочем.
– То, в чем я заинтересован, так это как ты узнал, Фрэнк.
– И, как я уже сказал, это и есть твоя основная проблема. – Картер откинулся назад. Стул под его весом жалобно скрипнул. – Ты не слушаешь. Честно говоря, какое мне дело до какого-то сраного мальца? Это даже не то, что я имел в виду.
– Не то?
– Совсем не то. – Он опять подался вперед, внезапно куда более энергично и с куда более цепким взглядом, и Пит едва переборол стремление отпрянуть. – Эй, тут другое! Помнишь, как ты говорил, будто люди во внешнем мире совершенно забыли меня?
Пит покопался в памяти, потом кивнул.
– Ты сказал мне, что это не так.
– Верно. Ха-ха! И теперь-то до тебя дошло, насколько я понимаю? Дошло, как жестоко ты ошибался. Поскольку все это время там оставалась целая куча людей, про которых ты не знал и которые до сих пор испытывают ко мне неподдельный интерес.
На этих словах глаза Картера вспыхнули. Пит мог только представить, какое удовольствие он должен был получать все эти годы, зная, что у него есть фанаты вроде Нормана Коллинза, посещающие дом, в котором были спрятаны останки Тони Смита, и почитающие это место, словно некое святилище. Даже больше того, удовольствие ему должен был доставлять уже тот факт, что все это время Пит был об этом ни сном ни духом – знание о том, что пока тот безуспешно искал пропавшего ребенка, другие находили его совершенно легко.
– Да, Фрэнк. Я ошибался. Теперь я это знаю. И я уверен, что вся эта ситуация тебе крайне льстит. Ну как же – Шептальщик! – Он скривился. – Живая легенда!
Картер ухмыльнулся.
– По целому ряду направлений.
– Так давай, расскажи про какие-нибудь другие.
Картер ничего не сказал, но опустил взгляд на конверт, и улыбка его стала шире. Он явно не собирался купиться и рассказывать про убийцу Нила Спенсера. Пит знал, что если он собирается хоть что-нибудь выяснить, то нужно читать между строк, а это означало, что нужно постоянно поддерживать разговор. И хотя Картер мог намеренно подпускать тумана относительно некоторых тем, Пит был уверен, что он должен быть более чем счастлив поговорить о посетителях дома за все эти годы – по крайней мере, теперь, когда это уже не секрет.
– Ладно, – сказал Пит. – Почему именно Виктор Тайлер?
– О, Вик – хороший человек.
– Довольно интересная характеристика. Но что я вообще-то имел в виду, так это почему понадобился посредник, чтобы все это организовать?
– Не слишком-то хорошо быть слишком доступным, правда, Питер? – Картер покачал головой. – Если б любой мог узреть бога, сколько людей заморачивались бы ходить в церковь? Лучше держать некоторую дистанцию. Для них тоже, естественно. Безопасней. Насколько я понимаю, ты проверил всех моих посетителей за все эти годы?
– Я – единственный человек, который тебя посещал.
– И это большая честь, так ведь? – Он расхохотался.
– А как насчет денег?
– А что там с ними?
– Тайлеру платили – или, по крайней мере, его жене. Симпсону тоже, а после него и Барнетту. Но не тебе.
– А меня что, так волнуют деньги? – Картер был явно оскорблен. – Все, что мне надо от жизни, теперь достается бесплатно. Вик… Как я уже сказал, он хороший человек, достойный человек. И Джулиан тоже делал мне доброе дело. Это лишь справедливо, что им следовало получать что-то за свои труды. Никогда не знал Барнетта, да и он мне вообще-то до лампочки. Но это хорошо, что все эти люди платили за посещение такого места. Они, блин, просто обязаны были платить! Я ведь этого стою, разве не так?
– Нет.
Картер опять расхохотался.
– Может, после того, как ты всех их арестуешь, они даже попадут сюда, ко мне. Это будет для них реально круто, так ведь? Готов поспорить, это им очень понравится.
«Не настолько, насколько тебе», – подумал Пит.
Взяв конверт, он вытащил из него фотографии, которые принес с собой: тонкую пачку стоп-кадров с камер наблюдения, запечатлевших посетителей, которых Виктор Тайлер принимал все эти годы. Изображение Нормана Коллинза было на самом верху, и он осторожно придвинул его по столу к Картеру.
– Узнаешь этого человека?
Картер едва бросил на него взгляд.
– Нет.
Вторая фотография.
– А этого?
– Да не знаю я никого из этих мудаков, Питер! – Картер закатил глаза. – Сколько раз тебе повторять? Ты просто не слушаешь. Хочешь знать, что это за публика, – иди спроси Вика.
– Обязательно.
Вообще-то они с Амандой уже допросили Тайлера час назад, и тот существенно меньше наслаждался ситуацией, чем, судя по всему, Картер. Он был зол и сотрудничать отказался. Пит подумал, что это вполне объяснимо, учитывая то, что его супруга тоже во всем этом замешана, но молчание не могло спасти обоих. Равно как и посетителей, которых они уже опознали, – среди которых, как Пит был уверен, им и предстояло найти убийцу Нила Спенсера и которых тем временем разыскивали и опрашивали.
Всех, за исключением одного.
Пит двинул по столу еще одну фотографию. На ней был изображен довольно молодой человек – на вид лет под тридцать или чуть за тридцать. Средний рост и телосложение. Черные очки. Каштановые волосы по плечи. Тайлера он посетил несколько раз, последний раз за неделю до того, как был убит Нил Спенсер.
– Ну, а этого вот человека?
Картер даже не посмотрел на снимок. Он смотрел на Пита и улыбался.
– Именно этот тебя как раз и интересует, так?
Пит не ответил.
– Ты такой предсказуемый, Питер. Такой очевидный. Ты смягчил меня этими двумя, а потом резко подсунул того, кто для тебя важен, чтобы посмотреть на мою реакцию. Это ведь и есть ваш парень, так? Или, по крайней мере, ты думаешь, что ваш?
– Ты очень умен, Фрэнк. Так узнаешь этого человека?
Еще секунду Картер неотрывно смотрел на него в ответ. Но даже при этом его скованные наручниками руки вытянулись вперед и подвинули фотографию ближе. Это движение было каким-то сверхъестественным, словно эти руки управлялись чем-то отдельным от всего его остального тела. Голова не двигалась. Выражение лица не изменилось.
Потом Картер опустил взгляд на фотографию.
– Ага, – негромко произнес он, внимательно изучая изображение.
Пит смотрел, как огромная грудная клетка сидящего напротив человека вздымается и опадает, когда тот, размеренно дыша, всматривался в детали.
– Расскажи мне про этого человека, Питер, – произнес Картер.
– Я больше заинтересован в том, что известно тебе.
Пит ждал, пока он закончит. Через какое-то время Картер поднял взгляд, после чего толстенным пальцем постукал по фотографии.
– Этот тип поумней остальных, точно? Воспользовался при посещении придуманным именем, но подтвердил его какими-то документами. Ты их уже проверил и теперь знаешь, что они ненастоящие.
Это было так. Во время своих посещений мужчина предъявлял удостоверение личности с фотографией: имя-фамилия – Лиам Адамс, возраст – двадцать девять лет, живет с родителями в тридцати милях от Фезербэнка. Сотрудники полиции, первым делом приехавшие по указанному адресу в то утро, встретили лишь полное недоумение – а потом ужас – на лицах родителей Лиама.
Поскольку их сын скончался больше десяти лет назад.
– Давай дальше, – сказал Пит Картеру.
– Ты знаешь, насколько просто купить новые личные данные, Питер? Гораздо проще, чем ты можешь себе представить. И, как я уже сказал, он чертовски башковитый, этот парень. Если ты хочешь передать послание кому-то в наши дни, то иначе просто никак, согласен? Вот этот на фото, – Картер понизил голос, – это человек, для которого главным словом является слово «забота».
– Расскажи мне про него поподробней, Фрэнк.
Но вместо того, чтобы ответить, тот опять на несколько секунд уставился на фотографию, внимательно изучая ее. Словно смотрел на того, о ком был много наслышан, и на кого теперь любопытно наконец-то взглянуть. Но потом вдруг громко шмыгнул носом, внезапно потеряв интерес к тому, что видел, и отодвинул снимок обратно через стол.
– Я сказал тебе все, что знал.
– Я тебе не верю.
– И, как я уже говорил, это твоя обычная проблема.
Картер улыбнулся ему, но теперь его глаза абсолютно ничего не выражали.
– Ты просто не слушаешь, Питер.
* * *
Пит не давал волю своему раздражению, пока не вернулся в машину, где его дожидалась Аманда. Забравшись на пассажирское сиденье, он громко захлопнул дверцу, и фотографии, которые инспектор держал в руке, посыпались на коврик под ногами.
– Блин!
Наклонившись, Пит собрал их, хотя только одна из них была действительно важной. После того как затолкал остальные в конверт, эту он оставил, положив перед собой на колени. Человек с именем и фамилией умершего подростка, в черных очках и с каштановыми волосами, которые легко могли быть маскарадом или к настоящему моменту могли быть изменены. Этот человек мог оказаться почти что любого возраста. Мог быть почти что кем угодно.
– Насколько я поняла, – произнесла Аманда, – Картер не отличался излишней общительностью?
– Был, как всегда, очарователен.
Пит провел рукой по волосам, злясь на самого себя. Да, последний раз, – и он его пережил. Но, как и всегда, вышел он после разговора с пустыми руками, даже хотя Картер явно что-то знал.
– Говнюк, – проговорил он.
– Рассказывай, – потребовала Аманда.
Секунду Пит собирался с мыслями, после чего в подробностях изложил содержание беседы. Мысль о том, что он не слушал Картера, была полной чушью – естественно, он его слушал! Каждый разговор с Картером буквально впитывался в него. Слова, в противоположность поту, просачивались внутрь, оставляя его склизким и липким внутри.
Когда он закончил, Аманда задумалась.
– Думаешь, Картер знает, кто это такой?
– Не готов сказать. – Пит опустил взгляд на фотографию. – Наверное. Но он определенно что-то про него знает. А может, и не знает – просто получает удовольствие, наблюдая, как я барахтаюсь, пытаясь понять смысл каждого его сраного слова.
– Ты ругаешься больше обычного, Пит.
– Я злюсь.
«Ты просто не слушаешь».
– Давай еще раз пробежимся по всему этому, – терпеливо произнесла Аманда. – Не по этому визиту. По предыдущему. Так он сказал, что ты не слушаешь, так?
Пит замешкался, пытаясь припомнить.
– Все кончается там, где начинается, – произнес он. – Все началось на пустыре, так что Нила Спенсера изначально должны были вернуть туда. Вот разве что Картер сказал, что он не это имел в виду.
– Так что же он тогда имел в виду?
– А кто его знает… – Питу захотелось беспомощно поднять руки. – Потом был этот сон про Тони Смита. Но, думаю, никакого сна не было. Он просто сочинил его, чтобы лишний раз подразнить меня.
Аманда на несколько секунд погрузилась в молчание.
– Но даже если так, – наконец произнесла она, – то он сочинил его определенным образом. И ты сам сказал, зачем вообще к нему ходишь. Ты всегда надеялся, что когда-нибудь он безотчетно проболтается.
Пит приготовился возразить, но она была права. Если этого сна на самом деле не было, тогда Картер должен был наколдовать его сам, предпочтя описать все так, как он это сделал. И не исключено, что в какие-то прорехи здесь прокралась и некая доля правды.
Пит опять покопался в памяти.
– Он не был уверен, что это Тони.
– В этом сне?
– Да, – Пит кивнул. – На голову мальчика была натянута футболка, так что он как следует не разглядел лица. Он сказал, что это было сделано так, как ему всегда нравилось.
– В точности как с Нилом Спенсером.
– Да.
– Ничего из этого не выдавалось на публику. – Аманда горестно покачала головой. – А Картер – садист. Тогда почему ему не хотелось видеть лица своих жертв?
У Пита не нашлось на это ответа. Картер всегда отказывался обсуждать свои мотивы. И хотя во всех убийствах никогда не было очевидной сексуальной составляющей, Аманда была права: он жестоко мучил тех детей и явно был садистом. А что касается того, зачем он прикрывал лица своих жертв, тому могло быть бессчетное множество возможных объяснений. Если спросить пятерых разных профайлеров – а они в свое время это сделали, – то получишь пять разных ответов. Наверное, так было проще физически контролировать поведение жертв. Или чтобы приглушить их крики. Или дезориентировать их. Напугать. Помешать им видеть его. Помешать ему видеть их. Одна из причин, по которой профайлинг – это на самом деле чушь собачья, заключается в том, что у разных преступников почти всегда совершенно разные причины для абсолютно одного и того же поведения, и…
Пит замер.
– Все эти паршивцы такие одинаковые, – тихо проговорил он.
– Что?
– Это то, что мне сказал Картер. – Он нахмурился. – Что-то в этом роде, во всяком случае. Когда он говорил насчет того, кого из детей видел в этом сне. «Все эти маленькие паршивцы такие одинаковые. Любой из них подойдет».
– Так-так, продолжай!
Но Пит опять погрузился в молчание, пытаясь обдумать выводы и чувствуя, что некое понимание вдруг оказалось в пределах досягаемости. Картеру было неважно, кого мучить. Больше того, он вообще не хотел видеть лица своих жертв.
Но почему?
Чтобы помешать себе видеть их.
Было ли это потому, что ему хотелось представлять на их месте кого-то другого? Пит опять надолго опустил взгляд на фотографию – на человека, который мог оказаться кем угодно – и припомнил странное выражение на лице у Картера. Совершенно невольно человек на фото вызвал у него любопытство. И опять-таки это было так, словно Картер смотрел на того, кто очень давно его интересовал, но кого только сейчас наконец увидел. Это заставило Пита подумать о кое-чем еще. Как он сам старательно пытался не думать про Тома все эти годы и все же поймал себя на том, что просто не мог не оценить его, когда они в конце концов встретились. И хотя что-то мимолетно знакомое осталось, насколько все же этот мужчина отличался от маленького мальчишки, которого он помнил.
Поскольку дети так быстро меняются…
«Я рассказал тебе все, что знал».
И вот теперь Пит припомнил другого ребенка. Еще одного малолетнего мальчика – маленького, испуганного и изможденного, – прячущегося за ногой своей матери, когда Пит отпирал дверь пристройки Фрэнка Картера.
Маленького мальчика, которому сейчас уже должно быть где-то под тридцать.
«Приведи сюда моих, – припомнил Пит. – Эту суку и этого мелкого выблядка».
Он поднял взгляд на Аманду, наконец охваченный пониманием.
– Так вот чего я не слушал!
