Глава 12

Сиэтл оказался точно таким, каким нам его описывали: горы, море и пышная, пышная зелень. И хипстеры. Множество хипстеров. И, хоть пейзаж и был просто потрясающим, по-настоящему я влюбилась именно в культуру Я нашла жизнь в еде, с едой, состоящую из еды.

Когда мы с Дэниэлом только сошли с самолета, жить нам было негде, так что мы временно обосновались в «Холидей-Инн» на улице Аврора. По утрам, пока Дэниэл спал, я шла в какую-нибудь местную кофейню и писала в блоге. Через пару дней я начала искать в Интернете работу. Внимание привлекло одно объявление в Craigslist: «Ищем интерна по социальным сетям, заинтересованного в кулинарии и писательстве». В социальных сетях я разбиралась не очень хорошо, но вот аудиторию для блога смогла собрать приличную, так что подала заявку. Я искренне считала, что работу не получу – да даже ответа никакого не получу из компании под названием Foodista, владевшей открывшимся два года назад кулинарным сайтом. Хотя, конечно, мне очень хотелось там работать. Сайт меня просто покорил. Простой непретенциозный дизайн. Форум, где посетители задавали вопросы по еде и готовке и получали ответы. И, в отличие от других сайтов с рецептами, где я часто бывала, на Foodista нашлась еще и энциклопедия еды. Настоящая кулинарная википедия, поняла я минут через пять.

Я предполагала, что с этой вакансией мне повезет примерно так же, что и с почти всеми другими, на которые я откликалась после окончания колледжа – то есть никак. Конечно же, они наверняка получают десятки резюме от намного более квалифицированных соискателей. Тем не менее, рискнуть стоит. Отослав свой ответ, я отправилась исследовать Изумрудный город.

Через три дня, когда я уже успела забыть об этой вакансии, я проверяла почту после долгой дневной прогулки с Дэниэлом. Пришел ответ из Foodista, от директора по связям с общественностью. Через час мне устроили собеседование по телефону. Еще через два дня я пришла в их офис на собеседование с одним из основателей компании, исполнительным директором Барнаби Дорфманом. Почти два часа мы сидели в открытом офисе на верхнем этаже и обсуждали вакансию, мою работу в кино и его работу с IMDb, наше увлечение Северо-Западным тихоокеанским побережьем, несколько лет, что он провел в Массачусетсе, когда учился в Дартмутском колледже, его детство на Манхэттене и все, что связано с едой. Мы были во многом похожи. Барнаби был очень простым и практичным и вместе с тем очень умным и невероятно эрудированным. Уходя из офиса, я была уверена, что лучше собеседование пройти просто не могло. Я хотела получить работу даже еще больше, чем когда только пришла.

В понедельник, еще через три дня, меня взяли на работу. Во вторник мы с Дэниэлом распрощались с жизнью на чемоданах в «Холидей-Инн» и переехали в домик на вершине холма Королевы Анны. А в среду я впервые пошла на работу, ставшую одной из моих самых любимых. Foodista была достаточно маленькой компанией, чтобы я чувствовала себя в офисе, как дома. Я всегда легко сходилась с людьми, ладила практически со всеми, с кем знакомилась, но эти люди – семеро моих коллег – были настоящей редкостью. В первые же дни работы мне стало невероятно комфортно со всеми ними. Барнаби, Шери, Колин, Карлин, Джесси, Патрик и Джефф. Они стали для меня семьей.

Через месяц, когда я показала себя усердным и изобретательным сотрудником, испытательный срок закончился, и меня взяли на полную ставку, дав еще более обширные редакторские полномочия. Я уже не просто писала в блоге раз в неделю, а контролировала все социальные сети – от «Фейсбука» до «Твиттера». Когда Шери, вице-президент компании, ушла в декрет, мне доверили еще и немалую часть планирования знаменитых ежегодных мероприятий Foodista – Международных конференций фуд-блогеров. Моей задачей было найти местных шеф-поваров, рестораны и даже уличные фудтраки для обслуживания участников конференции, длившейся в течение уик-энда.

Моя работа отлично соответствовала тому, чем я занималась в личной жизни. Блог, социальные сети, собрания кулинарных энтузиастов – такое сочетание увлечений было для меня просто идеальным. Каждая часть моей работы была идеально синхронизирована с другими. А еще я нашла целую сеть друзей-единомышленников. Сиэтл казался мне подарком судьбы, которая наконец создала для моей жизни до странности идеальную гармонию. Я была счастлива, совершенно счастлива.

А блог – самое близкое к любимому детищу, что у меня когда-то было, – разрастался. Я все больше влюблялась в писательство. Я выплескивала энергию, всю свою эксцентричность, в разработку рецептов, придумывание историй, рассказы о похудении и поддерживании веса.

Несколько раз в неделю я ходила с коллегами обедать в какой-нибудь из наших любимых ресторанов поблизости от офиса. Часто наши стремления ограничивались тако: маленькие, свежие кукурузные тортильи с капустным салатом, соте из пухлых креветок и кремом из авокадо. Двух нам вполне хватало, несмотря на небольшие размеры. Богатство и полнота вкуса – вот что насыщало меня больше всего. Когда нам не хотелось есть мексиканскую еду, мы шли за вьетнамской. Дымящиеся тарелки супа фо на остром бульоне со вкусом ананаса и говядины, до краев наполненные овощами и тофу, тонкой рисовой лапшой и приправленные ростками фасоли, свежим базиликом и соусом чили. Это экзотическое блюдо я особенно любила есть, когда за окном хлестал проливной дождь.

На выходных я готовила с таким же рвением, как до этого в Филадельфии и Риме. Я ходила на фермерские рынки под открытым небом в Фремонте и Балларде, найдя в жителях Сиэтла родственные души: большинство из них не меньше моего интересовались органической, этичной пищей. Свежие ингредиенты влекли меня к себе, особенно сезонные продукты. У меня сложилось впечатление, что все, что я в принципе могу захотеть, выращивают где-то поблизости на Северо-Западном тихоокеанском побережье. И я была благодарна овощам, которые покупала каждое воскресенье, за то, что они позволяли мне есть все, что я люблю. Я радовалась тому, как они улучшили наш рацион, и тому, каким сытым после них чувствовал себя Дэниэл, сбросивший по сравнению с Филадельфией двадцать семь килограммов.

Сбрасывая и поддерживая вес, я пришла к выводу, что благодаря фруктам и овощам легче питаться правильно из-за их волокнистой, сытной природы. Я старалась сопровождать любой обед, которого мне хотелось, горой овощей. Важнее было не то, что лежит с одной стороны тарелки, а то, сколько растительной пищи лежит с другой стороны.

Но лишь после переезда в Сиэтл я поняла, что могу есть овощи вообще все время. Там я нашла те овощи, которые люблю, и новые способы вкусно их готовить. Карамелизированная брюссельская капуста, сладкий молодой горошек, кукурузные початки на гриле, жареная тыква. Я не просто выделяла на тарелке место для зелени и обещала съесть ее ради поддержания здоровья – нет, я нашла, какие овощи кажутся мне самыми вкусными и как их готовить, чтобы они доставляли мне не меньше удовольствия, чем любые ресторанные блюда. Я экспериментировала. Каждую неделю я покупала какие-нибудь новые овощи. Я готовила с травами и специями, а сливочное масло из основы для теста превратилось в приправу. Я узнала, что если запекать овощи в очень горячей духовке, они становятся сладкими даже без добавления сахара. Я постоянно пробовала все новые рецепты и методики, зная, что по крайней мере половина удовольствия от готовки состоит в продумывании блюда заранее.

Каждый вечер, готовя ужин, я обязательно балансировала идеальный квадратик лазаньи с сыром, два куска моей любимой домашней острой пиццы с карамелизированным луком или курицу с горчичным соусом марсала по крайней мере двойной порцией овощей. Когда мы с Дэниэлом ходили обедать в наше любимое кафе, я начинала с салата, съедала половину бургера, а потом делилась с ним частью картошки фри с ароматом анчоуса. Остатки я забирала домой на ужин. Я была вполне довольна тем, что могу есть все, что хочу, в пределах разумного, потому что не боялась проголодаться из-за маленькой порции: чтобы насытиться, у меня были овощи.

Каждым субботним утром я сидела у углового окна «Старбакса» на Куин-Энн-Авеню с большой кружкой американо и бубликом, зажаренным настолько, насколько позволяют стандарты безопасности тостера, и намазанным творожным сыром. Именно с такого завтрака я начинала свой уик-энд готовки, писательства и фотографирования еды. А когда я рассказала подруге о моем любимом ритуале – о солнечном местечке, где я провожу каждое субботнее утро в Сиэтле, – она даже замолчала. А потом с облегчением улыбнулась.

– Я так рада слышать, что тебе нравятся бублики. Я их иногда тоже ем, но потом чувствую себя какой-то виноватой.

Я даже не сразу поняла: это мне так сделали комплимент, или же попытались предупредить, что бублики – это калорийные углеводные бомбы? Я стала вспоминать, что ела вчера, позавчера, даже раньше. Что ела, что пила – все это проплыло перед моими глазами, как вспышки. Фрукты, овощи, хрустящий цельнозерновой хлеб из пекарни, крошки, оставшиеся от брауни, которые я приготовила для коллег – бублик как-то не особенно выделялся на общем фоне. Я поняла, что ее ремарка косвенным образом показала мне, как далеко я зашла в своих отношениях с едой.

Я узнала, что наслаждение и удовольствие не всегда можно представить в виде количества принятой и отданной энергии. Угощаясь чем-нибудь калорийным и превышая свой дневной лимит, я не толстела, чего когда-то боялась. Умом я всегда понимала, что любая еда в умеренных порциях – это нормально, но теперь наконец-то это подтвердилось и практической реальностью. Я любила бублики – простейшую, по сути, еду, – потому что больше не уплетала их пекарскими дюжинами. Давно уже остались в прошлом дни, когда я ела бублики с начинкой посреди ночи, заедая большой картошкой фри и пончиком, во время долгих поездок по Амхерсту с Сабриной. Бублики стали для меня чем-то особенным – таким же, как спагетти и тефтели с мамой и Полом или попкорн с Мелиссой. Они бы перестали быть особенными, если бы мне было все равно, когда, где или зачем я их ем. Большие мучные кружочки были прекрасны именно тем, что я ела их утром в субботу, сидя в любимой кофейне. А потом, доев, я думала: «Боже милостивый, как прекрасно». И начинала писать, расходуя питательные вещества бублика на работу мозга. А потом, через несколько часов, мои выходные продолжались; я была счастлива, что съела свой любимый завтрак в свой любимый день в любимом уголке Сиэтла. Я ни о чем не жалела. Не тратила драгоценную умственную энергию, думая о том, что могла бы съесть, какие блюда стоят примерно столько же калорий и что план здорового питания пошел псу под хвост еще до обеда, – и не опасалась, что сейчас возьму и объемся. Я просто была довольна.

Я сделала свою жизнь сбалансированной.

Весов в квартире у нас не было, так что я прикидывала, сбросила вес или набрала, по тому, как на мне сидит одежда. Что бы я ни ела, мой вес не менялся – я спокойно носила четвертый размер (в зависимости от того, в каком магазине была куплена вещь). Я, конечно, сбалансированно питалась и соблюдала здоровый лимит калорий – это я знала, потому что избавиться от привычки подсчитывать очки так и не смогла, – но при этом я еще и знала, что важным фактором для поддержания веса стала активная жизнь. Благодаря мягкому климату в Сиэтле я могла гулять круглый год. Офис Foodista располагался настолько близко к нашему дому в районе Куин-Энн, что я ходила на работу пешком, надевая максимум резиновые сапоги и легкую куртку. До офиса было полторы мили, причем назад приходилось подниматься в довольно крутую горку, из-за чего я каждый вечер неизменно потела. Днем на работе мы с моей подругой Карлин уходили на обед вместе; обычным местом назначения для нас служила кофейня «Старбакс» в пяти кварталах от офиса. В выходные я ходила пешком по центру города, часто заглядывая на рынок Пайк-Плейс, чтобы посмотреть на лотки с цветами и на то, как на потеху туристам бросаются рыбой. По воскресеньям я ходила и любовалась местными красотами. С новой подругой Камиллой я гуляла по парку всякий раз, когда у нас совпадали графики. Машина стояла в гараже – я почти ей не пользовалась.

После двух лет жизни в Сиэтле я почувствовала заметные изменения в своем характере. Жизнь, которая всего несколько лет назад казалась такой ужасно мрачной и тяжелой, стала ярче и легче. Еда, которая много лет была мне одновременно лучшей подругой и злейшим врагом, превратилась во что-то чистое и святое. Мое тело, источник сильнейших внутренних терзаний в течение всей сознательной жизни, стало здоровым и любимым. Тем не менее, бывали и моменты, когда из-за стресса возвращалась какая-либо из сторон моего расстройства питания – хотелось либо объесться, либо вообще не есть; такое случается и сейчас. Но я научилась вовремя распознавать предсказуемые шаблоны поведения, чтобы не попасть в порочный круг, и относилась к себе с куда большим сочувствием.

Я не заметила только одного. Продолжая меняться, расти, осваивая новую карьеру, новую среду и заводя новых друзей, я отдалялась от Дэниэла.

Через год после того, как мы переехали в Сиэтл, в штате Вашингтон запретили онлайн-покер. Вскоре, в апреле 2011 года, правительство США закрыло три крупных покерных сайта, где Дэниэл играл каждый день. Его карьера покерного игрока была окончена. Он почти перестал выходить из дома. Поначалу я его понимала. Он всегда страдал социальной тревожностью. Но потом он вообще перестал выходить, иногда сидя дома по несколько дней подряд. Видя его депрессию, я умоляла его выйти из квартиры и встретиться с моими новыми друзьями. «Всего полчаса погуляем, не больше!» Вскоре у меня уже не осталось отговорок, чтобы объяснить коллегам, почему он не приходит поужинать или выпить с нами после работы. У меня вышло несколько неприятных споров с друзьями, которых задевало то, что мой парень словно из принципа не хочет с ними видеться.

В следующие месяцы проблемы приобрели еще и финансовый оттенок. Мне было обидно, что он вообще не искал никакой работы, что мне приходилось платить по всем счетам; иногда я даже злилась на него за то, что он даже не подумал, что вечно зарабатывать покером невозможно. Еще мне было очень жаль, что он оказался человеком, который хочет делать лишь то, что минимально необходимо для выживания. Мне хотелось, чтобы он был амбициознее, чтобы его вела какая-нибудь большая страсть – как меня.

Но жестокая правда – я молилась, чтобы это не было правдой, хотя я чувствовала, как она проникает мне под кожу и гложет кости, – состояла в том, что я его разлюбила. Мне казалось, что я переросла наши отношения, хотя на самом деле я просто выросла. Я изменилась. А потом Дэниэл сам отстранился.

Некоторые аспекты наших отношений всегда меня беспокоили. Разные взгляды на деньги, секс, амбиции и хобби – то, на что люди не обращают внимания, когда безнадежно друг в друга влюблены. Но вот сейчас мне уже стало трудно не обращать на все это внимания. За семь лет я уже устала. Меня бесило, что он спит с трех часов ночи до полудня: мало того, что я всегда ложилась спать и просыпалась одна, так еще и любые совместные дела мы не могли начать раньше середины дня. Я ненавидела его негибкость; иногда мне даже казалось, что я стала Дэниэлу матерью. Мне приходилось готовить и одевать его для общественных мероприятий, подстраиваться под его поведение, не допускавшее никаких изменений. Но, конечно, у меня и у самой были трагические недостатки. В моменты, когда я уже готова была на него сорваться, я вспоминала, что у него наверняка есть такой же длинный список того, что ему не нравится во мне.

Впрочем, если уж говорить по-честному, даже все эти обиды были неважны. Дело не в финансовом дисбалансе между нами, не в том, что он не хотел ни с кем общаться, не в том, что я постоянно подталкивала его, просила стать амбициознее, даже не в наших совершенно разных хобби. Я просто больше не любила его в романтическом смысле. От прежнего пламени не осталось даже самой маленькой искры. Я заходила в квартиру после работы, смотрела на него, сидящего на диване, и видела брата или лучшего друга. Человека, с которым довелось разделить немало жизненных тягот, который был важен для меня, как была для меня важна мама. Но без этой уникальной любви, без страсти, меня лишь еще больше бесили наши разногласия по поводу денег, секса, амбиций и хобби.

Независимость, которой я добилась в Сиэтле, сделала меня сильной. Она вдохновила меня. Заставила поверить, что я действительно могу сделать все, что угодно. От тех частей жизни, которые больше не приносят мне счастья – например, карьеры в кинематографе, которая перестала меня радовать два года назад, или веса, который не радовал меня много лет подряд, – можно избавиться. Или изменить их. У меня есть право найти свое, аутентичное счастье.

Через полтора года жизни в Сиэтле и шести месяцев споров я высказала Дэниэлу все, что думаю. Общение было самой сильной стороной наших отношений. Мы уважали полную, абсолютную искренность; мы требовали ее друг от друга. И, хотя он и слушал меня, я не была уверена, что он меня слышит.

– Просто потерпи немного. Я постараюсь все исправить, – упрашивал он. Я чуть не умерла, услышав, как дрожит его голос. Честность, которую я обрушила на него во время наших многочасовых разговоров летом 2011 года, была болезненной, душераздирающей. Я плакала, говоря ему такие вещи, в которых не в силах была признаться даже себе. Даже если это и было правдой, я не всегда хотела, чтобы так было. Я понимала, как просто бы все разрешилось, если бы я просто позволила нам быть такими, какими мы были всегда. Если бы мы поженились, как уже однажды обсуждали. Если бы продолжили жить в той же комфортной рутине, которую для себя создали. Но это меня пугало. Одна мысль о браке заставляла меня дрожать. Каждый раз, когда Дэниэл заводил об этом разговор, я паниковала. «Я не готова», – думала я. Это тянулось год за годом.

Он старался. И я старалась. Но ничего не изменилось.

В конце августа я поехала на одну из Международных конференций фуд-блогеров, которую запланировала для меня компания в Новом Орлеане. Я провела там неделю – работала, ела луизианские сандвичи с креветками, пила коктейли. За все время я ни разу не позвонила Дэниэлу. Я разве что отправляла ему СМС вроде «Очень занята. Скоро вернусь домой». Для нас, обычно помногу общавшихся каждый день, это было странно. Позже, когда я летела обратно в Сиэтл, измотанная и наевшаяся, меня охватил ужас. Если бы у меня был выбор, я бы поехала не домой. Отчасти, конечно, это было «похмелье» после притока адреналина, которое я всегда испытывала во время недельных конференций, но по большей части я понимала, что не скучаю по Дэниэлу. Я не хотела возвращаться к нему, к нам.

Такси из аэропорта ехало по Куин-Энн-Авеню, асфальт на улице блестел от дождя. Когда мы свернули на мою улицу, фары осветили наш дом. И я увидела Дэниэла. Он стоял на ступеньках, причем, судя по всему, довольно давно: я отправила ему сообщение «Я дома» сразу после посадки, а не тогда, когда наконец выбралась из аэропорта сорок пять минут спустя. Он улыбался, стоя на крыльце. У меня отвисла челюсть; хорошо, что этого не было видно за тонированным стеклом такси. Я не смогла сдержать всхлипа. Он бесконечно любил меня. А я уже не могла любить его в ответ. И тогда я все решила.

Я рассталась с ним.

Следующие дни были просто невыносимы. Дэниэл не проронил ни единого слова. Он с ледяным, почти мертвецким спокойствием делал свои обычные домашние дела. Даже крохотные остатки радости, которыми мы наслаждались, окончательно исчезли. Я недолго думала, не стоит ли их все же вернуть, предпринять последнюю отчаянную попытку спасти нас из того ада, что начался после расставания. Но затем я вспомнила, какое облегчение меня накрыло, когда я это сделала, когда наконец произнесла слова, которые держала в голове полгода.

К концу осени Дэниэл уехал из Сиэтла. Горе, невыносимый груз вины, пустота поставили меня на колени. Тем не менее, я понимала, что поступила правильно. Весь этот период присмирил меня. Дал понять, что на самом деле я далеко не все понимаю. Ни в любви, ни в жизни, ни в еде. После нашего расставания я даже, бывало, снова искала в еде утешения. Переедая сладкого, я пекла какой-нибудь пирог, чтобы заполнить пустоту, оставленную Дэниэлом. А потом в сотый раз понимала, когда живот болел, а сердце колотилось из-за избытка сахара, что еда меня не исцелит.

Мне понадобилось целых два месяца, чтобы почувствовать себя нормальной, ощутить знакомую легкость в отношениях с едой и телом. Оплакивая расставание, я набрала пять килограммов. И, медленно восстанавливаясь, приняла их как часть себя. Может, я сброшу их обратно, может быть, и нет; так или иначе, я буду добра к себе.

В том году я по-настоящему поняла то, что, возможно, знала всю жизнь: я всегда расту, всегда чему-то учусь. А когда ты считаешь, что наконец-то все узнал, – это всего лишь начало.