Глава 48

Пока собирали присяжных, Бринкли, стоя в стороне у столика, пил воду со льдом. Один за другим присяжные занимали свои места: двенадцать мужчин, в основном владельцы ранчо, в узких галстуках и ботинках из тисненой кожи. У всех в хозяйстве тоже были козлы, но оставалось загадкой, плюсом или минусом для доктора является их близкое знакомство с повадками этих животных. Впрочем, он знал, что в целом местное население ему симпатизирует.

Даже после его бегства в Литтл-Рок жители Дель-Рио сохранили к нему благодарные чувства за ту помощь, которую он оказывал им, помогая выдержать Великую депрессию. Они прямо признавались в этом.

Нервничал ли Фишбейн, принимая бой на вражеской территории? Бринкли со своего места возле графина с водой изучал противника, черкавшего золотым пером в блокноте с видом уверенным и невозмутимым. Его окружали адвокаты, целых пять. Об особой уверенности это не говорит. Бринкли, да и многим в зале, это казалось лишь проявлением высокомерия, излишней предосторожностью, возможно, вызванной страхом. Надо сказать, что и главный адвокат Фишбейна Клинтон Гиддингс Браун тоже испытывал некоторую тревогу на этот счет: в сравнении с доморощенной патриархальностью защитников Бринкли эта «игра мускулами» ревнивых профессионалов может сослужить дурную службу его клиенту – стоит вспомнить, что именно стычка АМА с Медицинским советом и «Канзас-Сити стар» чуть было не усадила Бринкли в губернаторское кресло. Ну, теперь, думал Браун, с этим покончено. По крайней мере, он выжмет из свидетелей все возможное, а он в этом мастер, и знает, как заинтересовать присяжных. Бывший мэр Сан-Антонио, теперь он владел электростанцией и писал исторические книги для юношества. Он покажет, что значит юрист старой школы!

Всю последующую неделю – оставляя в стороне показания дуэлянтов, обе стороны выступали на равных, так, по крайней мере, казалось зрителям, но затем свидетельствующие в пользу Бринкли стали перевешивать. Первой выступила владелица газетного киоска Эффи Келли. Она была призвана адвокатами доктора, чтобы доказать, что оскорбительная статья дошла до публики. Выступившие за ней свидетели также показали, что вопиющие обвинения статьи были ими прочитаны. Так, например, торговец льдом, остановившийся в отеле «Гантер» в Сан-Антонио, «видел эту статью и прочел ее в журнале, лежавшем в номере на столике. Я держал его в руках, вот как сейчас держу».

После этого выступили сотрудники Бринкли, чтобы поручиться за него и его высокий профессионализм. Эта задача в основном легла на плечи доктора А. Е. Питермайера, самозваного остеопата, одного из приближенных Бринкли. Щеголевато одетый, Питермайер был круглощек, усат, его глаза горели блеском веры и энтузиазма, подобно глазам святых. Возможно, блеска им добавлял и некоторый испуг – остеопата пугал вид защитника Бринкли. Этот старый потасканный судейский пес Уилл Моррисс-старший опрашивал своих же свидетелей таким свирепым тоном, что, казалось, сейчас бросится и разорвет на части.

Питермайер подтвердил, что статья Фишбейна унизила и глубоко оскорбила доктора Бринкли, до такой степени, что он стал запираться в своем кабинете и проводить там времени больше обычного. Но Морриссу этого было мало. Чтобы отразить атаки на доктора, которые, как он знал, должны были вскоре последовать, ему надо было представить доктора самым вдумчивым из ученых, самым осторожным из хирургов и самым узнаваемым из людей, как это сделать иначе, чем запудрив мозги присяжным ученой терминологией? Вот для этого и понадобился Питермайер и его пространные описания хода операции – анестезии мошонки, отведения правой рукой и указательным пальцем головки органа и разреза всех слоев эпидермиса, подкожной клетчатки и мускульной ткани.

«Мой опыт, касающийся по меньшей мере тысячи случаев болезни простаты, – добавил доктор, – убеждает меня в том, что девяносто процентов пациентов, получивших лечение и оперированных с применением лигатуры, показали улучшение, в некоторых случаях – полное избавление от симптомов болезни, в других – частичное, а облегчение получили и те, где вмешательство сопровождалось и трансуретральной резекцией, проведенной по новейшей технологии».

В то время как Минни, нервничая, мерила шагами холл, то и дело заглядывая в зал, Бринкли, сидя за столом защиты, наблюдал за происходящим с невозмутимым видом, воплощая собой само терпение. За его спиной собрались сторонники из радиокоманды: Роуз Дон, певица Роза Домингес (Мексиканский Соловей) и другие. Вспоминая свои впечатления, Фишбейн описывал Бринкли как «невысокого, с козлиной бородкой человечка в сером костюме. В зале суда он вел себя тихо, сидел, пожевывая зубочистку и поглаживая бородку. В нагрудном кармане у него была золотая зубочистка, служившая одновременно и палочкой для ушей. Он попеременно запускал ее то в нос, то в ухо, то чистил ею между зубов и после с ласковым вниманием оглядывал добычу».

Перед тем как отпустить Питермайера, его попросили объяснить, зачем его хозяин, отправляя пациента домой после операции простаты, снабжал его бутылочками «формулы 1020» – первое упоминание об этом произвело на аудиторию неприятное впечатление. Свидетель пояснил, что это средство является личной разработкой Бринкли и призвано подавлять инфекцию, увеличивая количество лейкоцитов.

Затем выступили еще пять штатных сотрудников Бринкли, в полной мере подтвердившие незаурядное мастерство его как хирурга. Доктор Дж. Х. Дэвис, числившийся в штате клиники с 1933 года, сказал: «Точную цифру я назвать не могу, но процент прооперированных на простате и получивших в силу этого облегчение, несомненно, очень велик», судя по десяткам записей в истории болезни, которые заполнял он сам. Доктор Лесли Дай Конн утверждал, что улучшение показывали девяносто процентов больных. Чем дольше длился процесс и чем больше экспертов с обеих сторон поднималось на трибуну, тем активнее возрастало количество диаграмм и пояснительных рисунков на доске и стене возле свидетельской трибуны (в том числе и схематических изображений пениса и простаты). Вскоре стало ясно, что рисунки полностью затмили интерес присутствовавших в зале старшеклассников к юридической стороне процесса.

Клинтон Браун досконально расспрашивал каждого свидетеля из медицинского персонала Бринкли о его образовании, должности в клинике и соответствии одного другому. Один из таких свидетелей, сам того не ведая, подвел своего хозяина, ясно показав уровень привлекаемых Бринкли специалистов. Не будучи ни мошенником, ни ярым поклонником Бринкли, Отис Чандлер (не имевший, кстати сказать, никаких родственных связей с издателем «Лос-Анджелес таймс») откровенно рассказал о том, кем он являлся на самом деле – обыкновенным человеком, изо всех сил пытающимся выжить в суровые времена Депрессии: «Я оказался на мели в Сан-Антонио, а у меня жена и трое детей. Сначала я пытался заработать в Южном Техасе – не вышло, и мы двинулись в Веслако, маленький городок, там кое-как перебивались, потом перебрались в Карнс-Сити, оттуда – в Потит, и наконец – в Сан-Антонио. В Карнс-Сити я познакомился с парнем по имени Элвис, который работал в аптеке. Я вытащил его из колеи, и он добрался до Дель-Рио, где устроился в аптеку к Джиму Ширну. В то время у доктора Бринкли рентгенолог ушел, почему, чего – не знаю, и этот парень, помня, что я на мели, вызвал меня, чтобы я делал там рентгены. Он слышал, что я работу эту знаю. Вот так я и оказался там».

В первый день, когда суд объявил перерыв, Бринкли ринулся в студию над торговым домом Пенни и, подвинув стул к микрофону, начал вещать. Ему пришла в голову идея нового конкурса, объявил он, приз в пятьсот долларов получит слушатель, который удачнее всех завершит фразу, дополнив ее не более чем двадцатью словами. Фраза такая: «Я считаю доктора Бринкли лучшим в мире специалистом по простате, потому что…»

Потом, после некоторых заносчивых слов касательно процесса, он так заключил свою речь: «Если доктор Фишбейн мечтает попасть в рай, то я выберу другое направление».

На следующее же утро возмущенная защита пыталась обвинить Бринкли в неуважении к суду, утверждая, что он смеется над всеми и делает попытки повлиять на присяжных (еще не изолированных) после заседания. Но судья не отнесся к этому серьезно, и Бринкли продолжал свои радиоконкурсы каждый вечер всю неделю, пока длился суд.

Но это был малый скандал по сравнению с тем, который разгорелся, когда Уилл Моррисс принялся за стариков Бринкли, которых пригласили, чтобы доказать победительную силу омолаживающей методики Бринкли.

Первым из них был владелец ранчо И. Ф. Ингрем по прозвищу Француз. Живой, как кузнечик, старик рвался рассказать, как доктор Бринкли вылечил его застарелый ревматизм. Приблизившись к свидетельской трибуне, Ингрем крутанулся на одной ноге, после чего, ловко подпрыгнув, занял свое место на трибуне. Смотрите, в какой я теперь форме.

«Протестую!» – тут же вскричал Клинтон Браун.

Возмущенная публика сердито зашумела. Особенно негодовала защита Бринкли. Энергично шлепая кулаком по столу, Уилл Моррисс принялся доказывать, что показания бывших пациентов имеют для его клиента исключительное значение. Он сослался на разбирательство дела Бринкли Медицинским советом в 1930 году, когда пациентов, как довольных, так и недовольных лечением, не прерывали, а давали им говорить столько, сколько пожелают. Моррисс, видимо, полагал, что правила, принятые в Канзасе, должны действовать и тут. Но, к сожалению, как выразилась одна юная особа, «это вам не Канзас».

Браун возразил, что федеральные судебные законы важнее и строже принятых Медицинским советом для данного конкретного случая правил и Медицинский совет не является судебным органом. Федеральный судебный закон, сказал Браун, недвусмысленно остерегает свидетелей-непрофессионалов от того, чтобы давать экспертные оценки, касающиеся медицинских вопросов. Судья Макмиллан весь вечер обдумывал решение: «Джентльмены, я считаю, что мы не сможем доказать ни вреда оперативной практики Бринкли, ни достигнутых им положительных результатов. Все попытки сделать это сведутся к нескончаемой череде выступлений. Семьдесят пять или, возможно, сто свидетелей по той или иной причине станут доказывать пользу, которую принесла им операция, другие же семьдесят пять или сто свидетелей с другой стороны будут с тем же пылом утверждать, что лечили их плохо и что от операции им стало только хуже. Вместо доказательств и доводов перед судом предстанут лишь страсти, предрассудки и борьба самолюбий. Не думаю, что у нас есть необходимость в такого рода свидетельствах».

Сразу двадцать свидетелей Бринкли были изгнаны из зала. Во время следующего перерыва Клинтон Браун видел, как они уходили. «Они спускались по ступенькам друг за другом, многие опустив голову, точно похоронная процессия». Изгнание бодрых стариков означало, что и искалеченные Бринкли пациенты свидетельствовать также не смогут, но Браун это предвидел и был готов сразиться даже на более узком и тесном поле.

Столкнувшись с таким серьезным препятствием, Уилл Моррисс попытался вывернуться и извлечь пользу и из этого. Он заявил, что, если отвергнуты свидетели Бринкли, то и экспертов Фишбейна также следует исключить из процесса. Напротив, сардонически заметил судья: эксперты Фишбейна важны для выяснения того, насколько пострадала репутация Бринкли, так как «если коллеги доктора покажут, что и до появления статьи Фишбейна никаким уважением в медицинском сообществе Бринкли не пользовался, значит, и его репутации никакого ущерба нанесено не было».

После этого три видных техасских уролога – А. И. Фолсом из Далласа, Меннинг Венейбл из Сан-Антонио и Б. Уимс Тернер из Хьюстона – один за другим обрушились на Бринкли, тыча указкой в рисунки и диаграммы. Все свидетели говорили о том, что лечение простаты по методу Бринкли в лучшем случае бесполезно, а трансплантация козлиных желез – просто глупость. Юристы обратили внимание на то, что Браун постоянно возвращался к теме козлиных трансплантаций как предмету особо смехотворному, несмотря на неоднократные и настойчивые возражения Моррисса, утверждавшего, что это «несущественно и не имеет отношения к делу», так как трансплантации Бринкли вот уже шесть лет как прекратил. Чем дольше вел допрос Макмиллан, тем злее становились защитники истца.

Судья: По-моему, вы уже высказали свое возражение относительно этого довода защиты. [Что зафиксировано.] Если вы желаете продолжить возражения, то у вас есть на это право.

Моррисс: Мы уже сказали, что не желаем больше этого делать.

Судья: Сказали, но тем не менее продолжаете прерывать заседание.

Относительно знаменитой «формулы 1020» было доказано, что она является не чем иным, как подкрашенной водой, что делает ее, как выразился один уролог, «хуже, чем просто бесполезной»: «Вводить в кровоток дистиллированную воду признано вредным, так как этим вымываются из клеток крови вещества, необходимые для их нормального функционирования, потому инъекции дистиллированной воды считаются не только не полезными, но и приносящими большой вред».

После трио экспертов со стороны Фишбейна наступил черед Джеймса Кроуфорда.

Не во плоти. Бывший партнер Бринкли не мог присутствовать на судебном заседании, так как повторно отбывал тюремный срок. Однако защита Фишбейна представила его показания от 30-го года, в которых он подробно описал их с Бринкли преступления, приведшие их к необходимости бежать из Гринвилла. К удовольствию присяжных, были зачитаны яркие отрывки показаний, включая и то место, где Кроуфорд описывал инъекции пациентам «подслащенной воды», производимые двадцать шесть лет назад, во времена, которые доктор любил именовать «долиной былого». К ним поступали «бесчисленные просьбы об излечении», утверждал Кроуфорд, и так продолжалось месяца два, пока не пришлось покинуть город.

Вопрос: Была ли у вас особая причина не платить по счетам?

Ответ: Наверное, разумнее было бы платить, но мы этого не делали, так как хотели иметь деньги.