Глава 37

К началу 30-х годов сфера желез и сфера общественных связей – два самых модных увлечения тех лет – проникли в международную политику, захватив и самые высокие ее ступени. Что доказывают и действия новой политической силы того времени – нацистской партии Германии.

Вернувшись в Нью-Йорк из Берлина, корреспондент концерна «Херст» за рубежом Карл фон Виганд встретился с великим мастером и магом общественных связей Эдвардом Бернейсом. За ужином корреспондент описал собеседнику виднейшего соратника Гитлера Йозефа Геббельса – невзрачного вида, хилый, хромой, мало похожий на образцового нациста, каким мы его представляем, но женщины ему на шею вешаются. Его даже прозвали «козлом – предводителем стада». Дело было в том, что Геббельс, показывая Виганду свою обширную библиотеку пропагандистских источников, упомянул и книгу Бернейса «Формирование общественного мнения», легшую, как он признался, в основу его антиеврейской кампании.

«Это меня шокировало», – писал впоследствии Бернейс.

Возможно, по размышлении шок у Бернейса поуменьшился, ведь, пока он рассказывал о том, как манипулировать массами, «не давая им понять, что ими манипулируют», видя своими клиентами лишь крупный бизнес вроде компаний «CBS», «Дженерал электрик», Американской табачной компании или «Додж моторс», нацисты незаметно заняли место в очереди. «Публичность как инструмент контроля», как использовать символику и обвести вокруг пальца прессу – все эти темы явились пищей, вскормившей Геббельса, этого «махатму пропаганды» Третьего рейха, двигателем, подтолкнувшим создание «Великой лжи». Как и сверхпопулярный Брюс Бартон, Геббельс с удовольствием цитировал Иисуса Христа, видя в нем образцового торговца и мастера рекламы. «Пропагандист, – говорил виднейший из нацистов, – должен быть великим знатоком человеческих душ».

Но работа Бернейса была не единственным научным направлением, которое сумел использовать в своих целях Третий рейх. Исследования одного русского также неизбежно увлекли и разбудили фантазию нацистов.

«Матери, которая первая отдаст мне свое дитя для операции по омолаживанию, возможно, суждено стать прародительницей новой и могущественной человеческой расы… Дайте мне детей с зачатками гениальности, и я создам новую суперчеловеческую расу» – так заявил доктор Серж Воронофф еще в конце 20-х годов, и, придя к власти, нацисты вспомнили это высказывание. Когда Гитлер в Мюнхене призвал немцев сбросить с себя основы «ледникового периода дряхлости», провозглашая необходимость «физического омоложения Третьего рейха, соответствующего его духовному обновлению», он имел в виду не просто строительство новых стадионов.

В качестве идеологов омоложения нацисты выдвинули и ряд собственных идей. Одним из методов создания расы суперлюдей (даже более совершенных, чем естественно образовавшаяся нордическая раса) явилась программа насильственно производимых пластических операций, согласно которой государство разрешало переформирование тела солдата «в необходимых случаях даже против его воли, с тем чтобы добиться его максимальной пригодности и эффективности». Что касается научных трудов Вороноффа, то неизвестно, насколько глубоко они были ими исследованы – идея создания расы господ путем использования обезьяньих желез многими нацистами, вероятно, должна была казаться когнитивным диссонансом – но соответствующие эксперименты проводились. В отличие от экспериментов по пропагандируемой Штейнахом вазэктомии: в 1933 году Гитлер расформировал его лабораторию в Австрии – частично из-за еврейского происхождения ученого, а частично из-за его попыток «лечить» гомосексуализм трансплантацией гетеросексуальных тестикул в организм «женоподобных пассивных» мужчин. В этой области фюрер исследованиям предпочел убийства.

Во всяком случае, немецкие ученые довольно быстро, быстрее других, поняли тупиковость трансплантации желез. Но лихорадкой омоложения они все же заразились и занялись собственными экспериментами. Не все они принесли плоды. Так, один профессор Института Кайзера Вильгельма в Мюльхайме чересчур поспешно объявил, что омолодиться мужчине может помочь употребление в пищу угля. Вскоре, однако, перед немецкими исследователями слабо, но в некоторой степени ясно забрезжили новые горизонты. Осенью 1933 года газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала новое интригующее свидетельство предпринимаемых нацистами усилий по возвращению юности химическим путем.

Немецкая лаборатория отвергает обвинение в разработке и изготовлении отравляющих газов

Берлин, 24 октября. Дабы опровергнуть утверждения некоторых газет и периодических изданий Великобритании и других стран, что берлинская компания «Шеринг-Кальбаум» является «одним из немецких секретных хранилищ отравляющих газов, эта компания, относящаяся к числу крупнейших химических и фармацевтических концернов, распахнула двери своей лаборатории, а также завода, чтобы иностранные корреспонденты получили возможность проинспектировать деятельность компании.

Насколько может судить неспециалист, никакого производства отравляющих средств там нет. Однако ясно видно, что концерн тратит миллионы марок на эксперименты по выделению из человеческого организма мужского гормона (тестостерона), призванного заменить собой средства омоложения, предлагаемые Штейнахом и Вороноффым, восстанавливая мужскую потенцию и мужскую храбрость; с этой целью там проводятся опыты на полицейских.

Опыты, произведенные на животных, и клинические испытания, как говорят, уже показали хорошие результаты – подлинного омоложения пока не происходит, но оздоровление и восстановление самочувствия наблюдаются.

В Дель-Рио Джон Бринкли встряхнулся, покончив с хандрой не потому, что его воодушевили нацисты – это произойдет позднее, – а скорее потому, что страсть к наживе и зуд изобретательства никогда не оставляли его надолго.

Он получал лимонад из лимонов урожая 32-го года. Идею использования звуковых записей на агитационном грузовике он трансформировал теперь, приспособив ее для целей музыкального бизнеса. Живая музыка на «XER» теперь перемежалась с записями живой музыки на шестнадцатидюймовых пластинках. Поначалу Бринкли делал записи по утрам, давая возможность артистам выспаться, но большие возможности, таящиеся в записях как музыки, так и живого слова, были слишком очевидны, чтобы ограничивать их. Очень скоро записи стали использоваться и в радиорекламе. Для доктора это оказалось весьма кстати, потому что примерно в это же время конгрессом был принят закон, непосредственно целивший в него. Он все еще делал некоторые разговорные передачи в Милфорде, отсылая их потом по телефону на свой мексиканский транслятор.

Новый закон, согласно его отдельному пункту, запрещал Бринкли это делать. В ответ он стал записывать свой голос и отсылать записи за границу. Мышка на шаг опережала кота.

Для склонных к мошенничеству записи явились настоящим райским подарком, и Бринкли мгновенно воспользовался этим преимуществом. Из нанятых им исполнителей самой популярной и любимой слушателями была сопрано Роза Домингес, она же Мексиканский Соловей. К несчастью, другая певица, Лидия Мендоза, по прозвищу Жаворонок Приграничья, пользовавшаяся еще большим успехом, сотрудничала с соперничающей радиостанцией. Но однажды она вдруг переметнулась к Бринкли. Она запела на «XER», она болтала с ведущим…

«Они все время делали вид, что я нахожусь у них в студии, – писала потом Жаворонок, – что я пою вживую, спрашивали меня: «Ну а что еще споете нам теперь, Лидия?», и всякое такое… Кто-то, видимо, говорил за меня, будто я там, рядом с ними». Мендоза наняла адвоката, и тот пригрозил привлечь к суду Бринкли, если тот не прекратит это. Бринкли прекратил, но фотографии с автографом певицы продолжал продавать по доллару за штуку.

К концу лета он решил консолидировать предприятие. Не имея права вести в Канзасе докторскую деятельность и дважды провалившись там на выборах губернатора, он закрыл свою канзасскую клинику, открыв новую в Дель-Рио, разместившуюся на трех этажах отеля «Розуэлл». Седьмого октября 1933 года они с Минни покинули Милфорд. В последний раз погрузившись в головной фургон длинного каравана, везшего тридцать человек – сотрудников радио и клиники и их семьи. С ними же перевозилась вся мебель, все оборудование, каждая люстра, каждый гвоздь и кронштейн, которые Бринкли удалось выдрать, прежде чем в стену ударит механическая баба. После себя он оставил лишь груду обломков.

Дель-Рио принял Бринкли не просто с радостью, он готов был целовать ему ноги. От новой клиники город получал выгоды даже бóльшие, чем от радиостанции «XER», – начав с еженедельного куша в двадцать тысяч долларов, шедших на подпитку городской экономики. В городок устремились орды пациентов, а значит, и туристов, их наплыв новый «долларовый Рио» едва мог переварить. По вечерам в парке устраивались танцы под живую музыку. Кафе «Матушки Кросби» всегда было переполнено. Даже «Город для парней», «квартал красных фонарей», переживал невиданный наплыв посетителей, ибо каждый прооперированный стремился туда, чтобы испытать новые железы. «Выступления Бринкли по радио обладают действием поистине магнетическим. Его голос излучает тепло и искреннее участие. Он звучит уверенно и возвращает людям веру в себя, – писал один американский дипломат госсекретарю Корделлу Халлу, – город увлечен Бринкли, и совершенно очевидно, что рады ему все, кроме докторов».

Для привлечения еще большего числа клиентов Бринкли в своих радиопередачах всячески расписывал и восхвалял местные красоты и достопримечательности. Он восхищался изумительным слиянием культур в Дель-Рио – осликами, пробирающимися между автомобилями, говорил о целебных источниках Сан-Фелипе, о техасских закатах, «затмевающих своей роскошью закаты средиземноморского побережья, когда алый отблеск на волнах мешается с золотом». В северной части городка располагались ранчо, где выращивали коз. Это была судьба. «Приезжайте к нам, в край, где лето встречается с зимой!» – патетически восклицал доктор, возможно, заимствуя строку из рекламы Торговой палаты Аризоны.

А между тем у Милфорда и Салли Уайк в отношении к Бринкли выявилось большое сходство.

МИЛФОРД ГОРЬКО ОБИЖЕН

ГОРОДОК В КАНЗАСЕ ОПОЛЧИЛСЯ НА БРИНКЛИ

ЛИЦО БРИНКЛИ НА ПЛАКАТЕ ВЫМАЗАНО ЖЕЛТОЙ КРАСКОЙ, А ЕГО ФАМИЛИЯ, ВЫРЕЗАННАЯ НА ЗДАНИИ КЛИНИКИ, СТЕРТА ЧЛЕНАМИ ГОРОДСКОЙ ОБЩИНЫ

Заголовки местных газет, 7 декабря 1933 г.

Не все уехали вместе с Бринкли. Двое старых и верных соратников – Оуэнсби и Дрэгу – предпочли остаться и перед самым отъездом доктора тайно скопировали список его клиентов. Теперь они сделали то, что надеялся предотвратить Бринкли, руша здание своей клиники: построили рядом клиники и основали собственный бизнес.

Услышав об этом, доктор разослал пятнадцать тысяч слезных, написанных под копирку мольб людям из украденного списка. «Я и Минни, – писал он, – теперь на юге, в Дель-Рио, Техас… И это наше последнее передвижение перед тем, как отправиться в то место отдохновения, из которого не возвращаются.

Если в вашем сердце сохранилось сочувствие к двум смертным, претерпевшим муки гонений и обид, потерявшим все из-за того, что осмелились протянуть руку помощи страждущему человечеству, тогда я уверен, что, движимые преданностью и честью, вы поддержите сейчас доктора и миссис Бринкли, а не тех, кто обманул их доверие».