Глава 33

Однажды вечером, еще в самом начале Депрессии, помощник на кухне ресторана, выйдя на улицу, стал свидетелем того, как мужчин пятьдесят дрались из-за ведра с ресторанными объедками. Нищета уже достигла того уровня, когда в стране резко возрастает количество самоубийств. Росло и число больных, в особенности в семьях, где не было никого, кто был бы занят полный рабочий день, а частично занятыми было большинство американцев.

Нищета, страх, въедаясь в сознание, как паразиты, разрушали мозг. Некоторые из тех, кому посчастливилось найти работу, боялись приступить к ней – вдруг не справишься и опять уволят! Индустрия моды рекомендовала женщинам фасоны более скромные, линии – мягче, сдержаннее, ничего экстравагантного, вызывающего. В этой тенденции некоторые усматривали попытку приободрить мужчин, как-то укрепить их веру в себя, подлатать уязвленное мужское самолюбие.

Но как и во что одеваются их жены (те немногие, что могли позволить себе обновки), мало заботило миллионы мужчин, раздавленных ощущением жизненного краха, и это ощущение краха слишком часто проникало и в их спальни.

Что означало новый взлет в карьере доктора медицины Джона Бринкли. С ним случилось очередное чудо – в то время как дух 20-х годов испарился, исчез, унеся с собой и порожденные им увлечения, и судьбы своих сынов, и состояния, характерные для этого времени, Бринкли остался на плаву и чувствовал себя прекрасно. Более того, если бы не Депрессия, все это безумство с омоложением кончилось бы быстрее. А так – то, что обеспечило ему успех в годы процветания, теперь, в годы отчаяния, подняло его еще выше. Мошенники никогда не скупятся на обещания, давая надежду, а очутившись в аду Депрессии, бросишься туда, где брезжит ее свет.

Все мастера омоложения, в том числе и искренне верившие в него, получили новое право на жизнь и свободу действий. Серж Воронофф, не так давно вступивший в партнерство с безголосой оперной дивой Ганой Вальска (наконец-то вышедшей замуж за Гарольда Маккормика), владел совместно с ней косметическим салоном на Елисейских Полях. Но лосьоны и кремы не отвлекли его от главного. Он даже с большим рвением, чем раньше, занимался шимпанзе. Благодаря пересадке желез, говорил он, наука вот-вот создаст «расу супермужчин», да и суперженщин – тоже. Женский организм устроен сложнее, и потому решение второй задачи потребует большего времени. Но он не сомневается, что пересадками трех видов обезьяньих желез – щитовидной, гипофиза и яичников – он сможет и у женщин добиться результатов, сравнимых с теми, что получает у мужчин. Скоро и женщины станут доживать до ста пятидесяти лет!

Не терял популярности и метод Штейнаха. Появились и новые имена омолаживателей, такие, например, как доктор Карл Допплер – в Вене и доктор Гарри Бенджамин – в Нью-Йорке. И тот и другой предлагали свои варианты и особенности лечения. С появлением каждого нового лица с новой силой вспыхивала старая дискуссия. «Время неумолимо, и невозможно повернуть его вспять. Получить власть над временем – пустая мечта», – говорил, выступая в Рокфеллеровском институте, лауреат Нобелевской премии доктор Алексис Каррель. Но на каждого Карреля находился свой доктор Эусевио А. Эрнандес из Парижа, который в речи, произнесенной на медицинском факультете Гарварда, утверждал, что достижимо не только продление человеческой жизни, но и победа над самой смертью. Достаточно вспомнить «эксперименты профессора Дж. П. Хейманса, в течение трех часов сохранявшего жизнь в отделенной от туловища голове». В то время как священнослужители сокрушались, опечаленные слепым желанием людей продлить свое земное существование, и напоминали пастве, что куда важнее позаботиться о жизни загробной, доктор Анна Ингерман сообщила Лиге составительниц рекламных объявлений, что железы «могут с большой вероятностью именоваться вместилищами души».

Оставив по крайней мере временно Бринкли, Фишбейн обратил свой взгляд в другую сторону. Мошенничество в то время являлось такой горячей темой – четыре химика АМА, работая на полной ставке, занимались исключительно анализом фальшивых тоников, – что Фишбейн написал новый труд «Обман и бредовые идеи целительства», в котором изобличал последние тактики целительства, в том числе аэротерапию, аутогемную терапию, астральную терапию, биодинамохроматическую диагностику и терапию (пациент, поворачиваясь лицом к востоку или к западу, практикуется в ритмо-хроматическом дыхании», в то время как его живот подвергается поколачиванию и световому воздействию разноцветных лампочек), христоники (тоники, предназначенные очистить тело от шлаков и в то же время от грехов), геотерапию (обкладывание тела пациента комками земли), лимпио-комерологию (здоровье обретается через поедание «Q-33» и «Q-34»), патиатрию, поропатию, санатологию, спектрохромизм (купание пациента в лучах разного цвета – палитра цветов, подобранных для всех болезней), тропотерапию, методику «Вита-О» (тридцать шесть способов обмана, собранные воедино), зонотерапию («лечит заболевание одной зоны воздействием на другие» – например, зубную боль справа обвязыванием проволочкой второго пальца левой ноги).

В качестве исследования пределов человеческого воображения и фантазии труд Фишбейна превосходил Жюля Верна, но автор даже и не претендовал на раскрытие темы во всей ее полноте, учитывая, что средств борьбы в распоряжении Фишбейна было очень немного. «По существу, – объяснял он в другой своей работе, – никакой юридической силой АМА не обладает. АМА не может наказать, не обладает властью, чтобы остановить те или иные медицинские манипуляции, как бы сомнительны они ни были. Как-то контролировать мошенников, наживающихся на обмане общества, мы можем, только просвещая это общество». Как уже показала война с Бринкли, и в законах штатов, и в федеральном уголовном законодательстве имелись лакуны, в результате чего мошенники оказывались неподсудны.

Врач не пристрелил пациента на Главной улице? Все! Может считать себя почти неуязвимым! Конечно, можно было обращаться в гражданский суд, но в таком случае на жертву обмана ложилось тяжкое бремя: он рисковал выбросить кучу денег (если они у него были) в пустой попытке доказать ущерб. А что до всех этих фокусов с вертящимися лампочками, огоньками и проволоками, ведущими в никуда, то противозаконными они не считались. Десятилетие за десятилетием, как позднее сказал друг Фишбейна, «Моррис вел свою битву, и голос его был голосом вопиющего в пустыне». А сражался он за принятие официального закона против обманных медицинских практик.

Фишбейн получал отпор даже и от тех, кому пытался помочь. Его энтузиазму аплодировали коллеги (Торек писал ему весной 1930 года: «Ваша неослабевающая борьба с этой одолевающей нас заразой должна прославить вас в веках»). Но обычные люди его появление вовсе не приветствовали. Мошенники несли добрую весть: это помогает! Он же приносил весть дурную. Что же предпочтет услышать больной?

Учитывая все это, надо понимать, что, действуя исключительно силой личной убежденности, Фишбейн набрал победных очков больше, чем мог бы ожидать любой другой на его месте.

Генри Джуниус Ширсон был, пожалуй, самым плачевно известным пластическим хирургом-шарлатаном, который ездил из штата в штат, принося людям боль и уродство. Несмотря на внушительный список его «достижений» и признание его виновным в получении взятки, которое вынес ему суд в Питтсбурге, он с наглостью заправского мошенника получил большое число важных клиентов, в числе которых была и бродвейская звезда Фанни Брайс. В один прекрасный день к нему обратилась молодая женщина с просьбой поправить ей плечо. Он же предложил ей заодно исправить и кривые ноги. В результате обе ноги женщины пришлось ампутировать до колен.

Фишбейн сделал этот случай достоянием гласности. В 1930 году благодаря поднятому Фишбейном громкому шуму Ширсон был признан виновным в грубых врачебных ошибках и непрофессионализме и изгнан из Иллинойса. Когда тот попытался перебраться в Огайо, Фишбейн приветствовал его и там. Куда бы он ни направлялся, где бы ни пытался начать практику, журналист отравлял ему существование, лишая возможности работать, пока в конце концов Ширсон не переехал на восток, в Филадельфию, где обанкротился и очутился в тюрьме.

Список других мошенников, кому навредил или кого разорил Фишбейн, включает в себя Персиваля Лемона Кларка, самозваного «санатолога», любимца Генри Форда; успешного дантиста Пейнлеса Паркера (имя «Пейнлес» безболезненный дантист принял официально, в рекламных целях), а также Джона Пола Фернела, изобретателя «ночного лифчика», который должен был уменьшать чересчур большой бюст. Фишбейн никогда не ослаблял хватки. Темп его жизни был невероятен (его друг считал метаболизм Фишбейна «явлением космическим»). Расплатой за это были случаи, туманно описываемые как «нервные срывы». Как вспоминал один из его коллег: «По меньшей мере, раза четыре посреди выступления он падал в обморок», то есть полностью терял сознание, по-видимому, когда мозг начинал испытывать нехватку кислорода. Фишбейн легкомысленно относил такие случаи к переутомлению и, не сбавляя темпа, мчался вперед, сам он редко обращался к докторам, пользуясь лишь собственной аптечкой – какими-нибудь случайно оказавшимися под рукой пилюлями.

Все еще сотрудничая с «Меркьюри», он в 1931 году предложил Менкену очерк, посвященный мании антисептики, начатой листерином: «Один старый знахарь едко заметил как-то, что, будь у нас в прямой кишке зубы, мы бы, несомненно, завели себе особые щеточки и полоскания для большей стерильности». Но альтернативную медицину он подвергал самым жестоким ударам. Когда ему стало известно, что занимавшийся лекарством приверженец христианской науки отменил уколы инсулина страдавшему от диабета шестилетнему ребенку и тот умер, Фишбейн нашел судью-диабетика, и этот лекарь был арестован по обвинению в убийстве. Но по законам того времени осудить лекаря было нельзя – первый обвинительный приговор за ненадлежащее выполнение доктором своих профессиональных обязанностей, повлекших за собой смерть больного, был вынесен лишь в 60-х годах. А пока – обвинения с лекаря были сняты.