Королевы Не приходится никого убеждать, что с проблемой зависимости надо что-то делать. Вы бы не стали читать эту книгу, если бы не осознавали, что проблема аддикции – это циклопический кризис. Что же можно поделать?
Многие из нас понимают кэрролловскую Червонную Королеву, вопившую: «Отрубить им головы!», чуть только увидит, что подданные не могут сразу выполнить ее приказа. А что еще поделать с эдакими негодными подчиненными? Действительно, Родриго Дутерте, президент Филиппин, воспользовался стратегией Червонной Королевы, правда, для большей эффективности стал решать вопрос при помощи пуль. Хотя многим из нас и претит тот факт, что всего за пару лет его силовики, отправленные на эту войну против наркотиков, убили тысячи людей, эта фрустрация может только усугубиться, если признать, что операция «Двустволка» была как будто единственным выходом. В том же духе действовали власти некоторых штатов США, рассматривавшие возможность запретить отпускать противонаркотические препараты, например Narcan, преступникам-рецидивистам, словно смерть послужила бы им уроком.
Существуют и менее радикальные решения в духе «если сам не можешь контролировать свое поведение – это сделаем мы». Как известно, в некоторых регионах мира неподдающимся наркоманам удаляют мезолимбические зоны мозга, а в США хирургическую операцию на мозге начинают предлагать в качестве альтернативы тюремному сроку. Честно признаться, глубокая стимуляция мозга, применяемая в таком случае, обратима, если выключить ток, но не все предлагаемые стратегии являются обратимыми. Например, разрабатываются вакцины, после применения которых конкретный наркотик перестает действовать на человека, и хотя эффект от применения таких антител будет довольно узок, он будет перманентным. Общая черта всех этих примеров заключается в сужении выбора веществ, доступных наркоманам.
Следуя и далее по этому пути, идя на поводу у общества, не чающего каким-либо образом вылечить эту язву, поражающую наши семьи, школы и города, мы должны принимать во внимание проблемы как практического, так и этического характера. Например, в каких случаях считать оправданными вмешательства такого рода? Только в самых крайних? Лишь в случаях с наркоманами, у которых развилась полноценная зависимость, либо и с теми, кто только движется по этой воображаемой траектории, до того, как ему будет причинен чрезмерный вред? В последнем случае почему бы не оценивать состояние наркоманов на ранних этапах развития зависимости и не вмешиваться, чтобы уменьшить вред, еще до того, как им представится шанс поломать жизни родственников и друзей или получить первый штраф за вождение в состоянии опьянения? В конце концов, может показаться перспективным медицинское вмешательство еще в детском возрасте, по результатам оценки комбинации факторов: генетических, личностных, сообщений педагогов и раннего опыта «приема» – чтобы вычленить тех, кто относится к группе риска, и вообще исключить у них развитие наркомании.
Большинству из нас такие мысли претят, поскольку мы осознаем, как много скользких дорожек начинаются с попыток «поведенческой инженерии» или контроля над поведением, а также потому, как ценим нашу свободу – даже свободу на ошибки. Некоторые даже могут воспринимать собственные косяки и слабости как важный опыт, помогающий учиться на этих ошибках и развивать сильные стороны личности. Хотя нам, вероятно, не понравится и не вызовет у нас доверия какой-то внешний контролер, который будет вторгаться в нашу жизнь и отбирать у нас возможность пойти неверным путем, а есть ли у нас какая-либо жизнеспособная альтернатива?
По всем меркам «война против наркотиков» всегда оборачивалась для нас многократными и полными поражениями. Берусь утверждать, что так происходит из-за того, что тыканье пальцем и насилие ничуть не утоляют стремления сбежать от боли, наполняющей наше существование; если такие меры что-то и меняют, то к худшему. В 1917 году Конгресс принял закон, в итоге ставший 18-й поправкой к Конституции США, запрещавшей «производство, продажу, перевозку и импорт» алкоголя. Одним из самых стойких эффектов этого запрета стал рост нелегального производства, продажи, перевозки алкоголя, и хотя в этот период количество пьющих американцев действительно уменьшилось, пьяницы стали пить больше. Поправка была отменена в 1933 году и стала общепризнанным тотальным провалом. Примерно в то же время мексиканских эмигрантов пытались выставить козлами отпущения из-за высокой безработицы среди белых, и поскольку мексиканцы также привезли в США обычай «развлекательного» курения марихуаны, был принят закон о налоге на марихуану – ксенофобская экономическая инициатива, едва ли имевшая какое-то отношение к здоровью. Как и последующие антинаркотические законы, принимавшиеся в США, этот почти не имел научной основы, которая бы оценивала какой-либо вред. К концу XX века, несмотря на обширную регуляцию и суровые наказания, наркомания бушевала.
Истина такова, что люди вроде меня, склонные к злоупотреблению наркотиками, относительно невосприимчивы к любому внешнему давлению и в том числе наказанию. Кроме того, такие, как мы, чаще игнорируют общепринятые нормы, а то и ополчаются против них. Когда я взрослела, первая леди США, Нэнси Рейган, запустила мотивационную кампанию под лозунгом «Просто скажи нет». Я часто думаю, что кампания могла бы пойти лучше, если бы Рейган пропагандировала «а вы попробуйте», поскольку многие зависимые и, конечно же, я обычно слушают, что им говорят, – и поступают прямо наоборот.
Усилия, направленные на перекрытие потоков, лишь подогревают усердие тех, кто стремится удовлетворить собственные или чужие потребности в наркотиках, – подобно тому, как часто толстеют те, кто сидит на диете. Причем этот спрос во многих отношениях является неотъемлемой частью человеческой природы. Попытки избавиться от стремления к кайфу, такого же древнего, повсеместного и глубокого с неврологической точки зрения, так же бесплодны, как стремление искоренить в нас тягу к творчеству и исследованиям.