Дело ДНК – синтезировать новые структуры, и она занимается этим ежедневно. Когда мы просыпаемся, гены циркадных ритмов взбадривают нас, мы ощущаем, что проголодались, и действуем активнее. В стрессовой ситуации активируются гены, отвечающие за синтез гормонов, благодаря чему нам легче принимать вызовы; а при усваивании новой информации, например из этой книги, происходит пролиферация синапсов, которые служат основой для долговременной памяти – даже у взрослых, поскольку наш мозг сохраняет некоторую пластичность до самой смерти. Некоторые гены активируются совсем ненадолго, как, например, те, что отвечают за наши суточные ритмы, а другие остаются в активном состоянии подолгу. Самое важное, что наша ДНК тончайшим образом подстроена под окружающую среду. Огромные пространства ДНК, не кодирующей белки, на которую приходится примерно 98 % генома, восприимчивы к потоку сигналов, поступающих из окружающей среды; эти сигналы транслируются и влияют на транскрипцию генов. То есть под действием стимулов, например родительской заботы, содержимого нашего рациона, катания на американских горках или сложного разговора с начальником, ДНК регулирует подавление или стимуляцию синтеза тех или иных белков, дирижирует симфонией молекулярных изменений, которые играются по партитуре всего, что мы испытываем.
Итак, какой же «ввод» из окружающей среды прокладывает дорогу к зависимости? Исчерпывающий список составить невозможно, поскольку универсум возможных влияний практически безграничен. Однако многие из известных факторов такого рода довольно очевидны: стресс в семье, жестокое обращение или пренебрежение в детстве, среда, в которой мало положительных примеров для подражания, общее отсутствие возможностей. Эти факторы не просто расплывчатые, но и плохо поддаются количественной оценке. В какой семье обходится без стресса? Сколько стресса – слишком много? Хотя все мы его испытываем, стресс как феномен остается туманным – мы знаем, что это такое, но затрудняемся дать определение – поэтому так сложно охарактеризовать его предрасполагающее влияние. Кроме того, эти факторы обычно группируются: как и следует ожидать, в непрочной семье, существующей в условиях стресса, вероятность возникновения аддикции возрастает. Женщины в особенности склонны к злоупотреблению веществами, когда пытаются самостоятельно вылечиться от травматического опыта, например сексуального или физического насилия. Экономический статус, стабильность семьи, уровень образования и религиозность также считаются факторами окружающей среды, которые могут как способствовать склонности к употреблению наркотиков, так и защищать от нее.
Влияние окружающей среды удалось лучше понять при помощи близнецовых исследований и исследований на приемных детях. Как упоминалось выше, даже естественные клоны (то есть однояйцевые близнецы), ДНК у которых на 100 % одинакова (не говоря уж о многих ранних переживаниях), имеют всего 50 %-ную вероятность развития общей зависимости, что больше, чем у разнояйцевых близнецов, но примерно вдвое меньше, чем нужно для вывода, что в данном случае все зависит от генов. Как показывают тысячи исследований, наряду с очевидными напастями, перечисленными выше, случайные факторы окружающей среды в основном слишком непредсказуемые и малопонятные, чтобы их можно было хотя бы зафиксировать нашими экспериментальными методами (например, особо тяжелый день в средней школе), – играют важную роль. Несмотря на потенциальную перегрузку данными, некоторые исследователи (с блестящей математической подготовкой, могу добавить) тратят всю свою карьеру, пытаясь разобрать различные влияния окружающей среды, а информация в этой области даже более насыщенная, чем в недрах нашей клетки.
В аспирантуре я смогла изучить этот вопрос «с увеличением», записавшись на курс по истории и культуре американских индейцев и решив написать в качестве итоговой работы статью об очень высоких показателях алкоголизма в этой этнической группе. На тот момент я разделяла общепринятое убеждение, что у индейцев какой-то дефективный ген, или фермент, или какой-то другой элемент в системе межнейронных связей, из-за которого коренные американцы оказались на грани уничтожения. Решила, что посижу некоторое время в библиотеке, покопаюсь в литературе и обобщу причины, чтобы запросто получить высший балл.
У индейцев наблюдается самый высокий процент злоупотребления алкоголем среди всех этнических групп США, что разрушает целые общины такими темпами, которые сложно подсчитать. Например, в некоторых резервациях до половины детей рождаются с алкогольным синдромом плода, показатели зависимости зашкаливают схожим образом. Поскольку все наркотики проникают через плаценту как через открытую дверь, они зачастую оказывают перманентное воздействие на развитие мозга у плода. Поэтому высокие уровни алкоголизма оказывают разрушительный эффект, передающийся из поколения в поколение. Особенно серьезная проблема возникает с алкоголем, поскольку его влияние оказывается наиболее мощным на самых ранних стадиях развития, когда женщина еще даже не знает, что беременна.
Я углубилась в исследовательские базы данных и каталоги, полная наивного энтузиазма, который вскоре перерос в удивление, а затем – в отрицание. Я была разочарована не только тем, что нашлись единицы хороших обзорных статей, но и тем, что обозревать, в сущности, было почти нечего. Нет, я не говорю, что исследований не было. Нашлись горы материалов: исследования генов, нейрохимических веществ, структур, характера показателей энцефалограммы, печеночных ферментов… и все в таком духе. Была проделана титаническая работа в попытках найти тот неблагоприятный системный фактор, из-за которого эти люди – уже обделенные по полной, если вообще что-то получившие, – оказались совершенно беззащитны перед влиянием алкоголя. Такой фактор не находился.
Присмотревшись к моим собственным допущениям, я обнаружила, каким невероятно удобным для всех нас является биологическое объяснение алкоголизма у индейцев. Если бы можно было увязать бушующую в резервациях эпидемию алкоголизма и алкогольного синдрома плода чем-то характерным «для них», то нам не пришлось бы отвечать на вопросы о том, какова наша вина в систематическом очернении их культур, в том, что мы украли у них землю и другие ресурсы, либо признавать, что если жить изгоем почти без надежды на личностный рост или процветание общины – то всяко станешь алкоголиком.
Должна ответственно отметить, что не утверждаю, будто между индейцами и другими культурными группами нет биологических отличий. На самом деле небольшие отличия в нашей родословной сохраняются или усиливаются, когда люди вступают в браки с другими представителями своей культурной среды. Однако не открыто никаких биологических факторов, которые объясняли бы повышенный уровень аддикции у этих людей.
Итак, если не из-за биологии, то из-за чего же все эти автокатастрофы, цирроз печени, искалеченные дети и семьи в индейских общинах? Простой ответ – там слишком много пьют. Немногим из нас довелось достаточно долго пожить в резервации. Только изучая индейцев, я осознала, что, кроме участия в бесконечных попойках, там особенно нечего делать. Хотя когда-нибудь могут быть найдены специфические наборы генов или эпигенетические метки, которые отчасти позволят объяснить эту деградацию, прямо у нас под носом – множество других мощных и несомненных факторов, в том числе высокие показатели бедности и безработицы, а также дефицит возможностей в целом.
Хотя большинство из нас живет не в столь суровых условиях, ситуативные факторы – зачастую они вплетены в ткань нашей жизни и поэтому их легко упустить из виду – влияют на выбор каждого человека. С кем и с чем мы сталкиваемся ежедневно, с кем поддерживаем отношения, каково наше рабочее место, район, какие СМИ мы смотрим и какими возможностями располагаем – все это вносит определенный вклад в то, кто мы есть и кем станем.