Кокаин

Завязать с наркотиками было действительно сложно. Я чувствовала себя отвратительно, бросив курить, особенно первые несколько дней, а потом мне нестерпимо хотелось сигарету после очередного стресса. Даже теперь, годы спустя, я иногда тоскую о том расслаблении и удовольствии, которое приносило курево. Мне год и два месяца ежедневно хотелось выпить после того, как я завязала с алкоголем, я до белых костяшек сжимала кулаки, борясь с постоянной тягой к алкоголю и в то же время утоляя эту жажду большими количествами мороженого «Бен и Джерри». С травкой было еще хуже, как я уже, вероятно, упоминала. С кокаином я порвала так, как расстаются с подлым и неверным любовником. Приступы безнадежного отчаяния сменялись растущим чувством облегчения. С большинством кокаиновых и метамфетаминовых наркоманов меня роднило то, что мое компульсивное пристрастие было отвратительно даже мне самой, однако я была вынуждена продолжать, стиснув зубы. Возможно, жизнь мне спасло только то краткое просветление, вызванное словами Стива. Стив – тот самый приятель, однажды неожиданно высказавшийся, что всего кокаина в мире нам не хватит, и каким-то образом – честно, не знаю как – этот случай подвиг нас обоих не употреблять несколько следующих месяцев, которые понадобились мне, чтобы приступить к лечению.

Отношения с кокаином «от любви до ненависти» – типичны и отражают оппонентный процесс. Сначала этот наркотик дает захватывающий приступ эйфории, но она быстро сменяется тревожностью, депрессией и жаждой принять еще. Кокаин напоминает единственный магазин с порнухой в захолустном городке. Ты сам себя ненавидишь, когда ходишь в него, но наведываешься туда снова и снова. Употребляя кокаин, особенно во время «запоя», я чувствовала, как будто утопила педаль газа и на полном ходу лечу в гранитную стену, но не только не в силах остановиться – меня это даже не волнует. Это была короткая дорожка к самопрезрению, и с каждым опорожненным пакетиком у меня все сильнее пустела душа. Кокаин – это наркотик, по которому я тоскую меньше всего.

Механизм воздействия кокаина настолько прямолинеен по сравнению с влиянием других наркотиков, что кажется до невозможности простым. С другой стороны, именно специфичность воздействия кокаина на нервную систему обеспечивает столь сильный эффект этого вещества. Из всех наркотиков, рассмотренных до сих пор в этой книге, у кокаина меньше всего «побочки», и иногда я задумываюсь, не из-за эффективности ли этого наркотика я так быстро опустилась. Мы уже знаем: что поднялось – должно упасть, а в случае кокаина эта горка одинаково крута в обоих направлениях. Думаю, я наркоманила бы дольше, если бы моим основным зельем оставался алкоголь или даже опиаты. Несмотря на то что воздействие кокаина специфично и хорошо изучено, агентством FDA не одобрен ни один вид фармакологического лечения кокаиновой зависимости.

У кокаина, амфетаминов (в том числе метамфетамина) и экстази механизм воздействия очень схож. В отличие от многих других наркотиков, рассмотренных нами выше, в том числе кофеина и никотина, а также ТГК, опиатов и седативно-успокоительных препаратов, основной принцип действия первых трех наркотиков из этого абзаца (обеспечивающий достижение желаемого эффекта) не предполагает взаимодействия с рецептором. Напротив, эти наркотики вмешиваются в процесс перенаправления нейромедиаторов моноамина. Возможно, ранее вы не слышали слово «моноамин», но большинству людей известны вещества, относящиеся к этой группе нейромедиаторов: дофамин, норадреналин, адреналин, серотонин и мелатонин. Все эти вещества играют ключевые роли в регуляции сна и настроения.

Моноамины и транспортные субстраты

Кокаин, спидбол и экстази действуют одинаково: блокируют транспортеры. Транспортеры, как и рецепторы, – это белки, входящие в состав клеточной мембраны нейрона. Однако в отличие от рецепторов, функция транспортеров заключается в передаче (или перенаправлении) выделенных нейромедиаторов обратно в пресинаптический нейрон, где это вещество может быть «заново упаковано» и повторно использовано. Транспортеры – это один из двух основных механизмов прерывания синаптической передачи; другой такой механизм – это ферментативная деструкция.

Без участия транспортеров или ферментов, расщепляющих нейромедиаторы, синаптическая передача длится гораздо дольше, чем обычно, и, соответственно, сигнал от нее будет весьма специфическим. Когда один из вышеупомянутых наркотиков занимает место на транспортере, он нарушает работу моноаминового механизма обратного захвата и продлевает действие нейромедиаторов. Так, например, в случае дофамина сигнал о чем-то заслуживающем внимания будет напоминать звук пожарного извещателя, а не всплывающее уведомление.

Моноаминовый синапс

Стимуляторы кокаин, амфетамины и MDMA (экстази) блокируют перенаправление моноаминов (дофамина, норадреналина и серотонина), продлевая их эффекты. Амфетамины и MDMA также перенаправляются в клетки транспортерами обратного захвата

Вот так. Тысячи людей потеряли семью, работу, дом и жизнь из-за того, что кокаин может продлевать период присутствия дофамина в синапсе, и ради этого человек готов отказаться от таких малоценных благ, как отношения, полнота жизни и собственные зубы. Период полувыведения кокаина очень короток (обычно менее часа), и хотя, по мнению фармакологов, субъективно эффект кокаина ощущается около получаса, мне его обычно хватало не более чем на три минуты – как раз чтобы подготовить себе новую дозу. Более того, злоупотребление кокаином в зависимости от пути поступления в организм (этот наркотик можно вдыхать носом, глотать, курить или колоться им) повышает риск заболеваний сердца и дыхательных путей, судорог, инсульта и инфекций. Наркотик также может повреждать носовые хрящи и способствовать росту риска аутоиммунных заболеваний. При приеме кокаина через нос эффект от него наступает относительно медленно (хотя этот способ все равно эффективен, как и пероральный прием), а при ингаляции или игловом приеме наркотика обратный захват моноаминов блокируется всего за несколько секунд. При внутривенном употреблении также могут передаваться заразные болезни, например гепатит C и ВИЧ. При злоупотреблении метамфетамином наблюдаются схожие эффекты, а также выраженная дегенерация дофаминергических нейронов, в результате чего повышается риск возникновения болезни Паркинсона.

Все наркотики привлекательны, как минимум для некоторых людей в определенных ситуациях, но кокаин, пожалуй, самая кайфовая субстанция, когда-либо обнаруженная человеком. На пике моей кокаиновой зависимости я жила в Паркленде, штат Флорида, большую часть года обитая в одном доме с другими людьми, такими же наркоманами, как и я. Официально у меня было всего двое соседей по жилью, хотя точное число назвать было сложно. Первой была Лори – та, чье имя значилось в объявлении об аренде. Она не очень активно покупала наркотики, но оставалась хорошо обеспечена ими, сдавая комнаты людям вроде меня. Вторым был Томми, причем, с точки зрения Лори, Томми был квартирантом получше меня. Томми оказался потомственным дилером. Насколько я помню, бабушке его жилось несладко, а кого-то из его родителей уже не было в живых (насчет второго из родителей он не был уверен). Думаю, в настоящее время тот район полностью зачищен, но в середине 1980-х он ничем не отличался от андского захолустья (кроме того, что там низменность). Как-то раз, когда я ехала на велосипеде, меня остановил парень в камуфляже; он был вооружен автоматом и сообщил, что дорога закрыта. Я немного поспорила с ним, так как это была дорога общего пользования, однако на тот раз даже мне было ясно, что упорствовать было бы глупо. Это место было непредсказуемым, иногда там настолько активно курсировали вертолеты, словно в районе располагалась региональная больница. Я там оказалась так: однажды после ночной официантской смены в ресторанчике какой-то сети я добралась домой в Делрей (там было мое предыдущее пристанище) и обнаружила, что все мои вещички упаковали и выставили за дверь. Я не знала или не помнила, что такого натворила, чтобы заслужить подобное обращение, однако мои товарищи по комнате – порой казавшиеся мне слишком щепетильными или скучными, – сговорившись против меня, встречали меня со скрещенными руками и бесстрастными лицами. Тот факт, насколько легко мне удалось найти комнату в Паркленде, говорит о негласном товариществе среди наркоманов; чем дальше я дрейфовала от общепринятых норм, тем легче было выйти на связь с такими же, как я; подобно тому, как вся вода скапливается в низинке.

Как-то раз явившись домой, я заметила, что Томми прячется за стволом пальмы (Томми был весьма худощав), вооружившись АК-47. Глаза у него напоминали компакт-диски – огромные, плоские и совершенно безумные. Я могла сказать, что он уже какое-то время на ногах, – не только по тому, как он выглядел, но и из-за того, что Томми успел углубиться в параноидальный бред о том, что какие-то люди собираются украсть его собак. У него было двое прекрасных ротвейлеров, Рокси и Бер, которых он определенно не заслуживал. Он был уверен, что за домом следят какие-то люди, поэтому держал наготове заряженный ствол, но меня в тот момент более волновали вопросы, сколько наркотика осталось в доме и как мне разжиться им. К счастью, он израсходовал не весь запас. К сожалению, кто-то – возможно, недовольный прошедшей сделкой – пристрелил его собак примерно неделю спустя.