Настя припарковалась и, не выходя из машины, позвонила Стасову.

– Ты у себя?

– Я-то где надо, а вот тебя где носит? – недовольно отозвался Владислав. – Мишаня сказал, ты к руководству помчалась. Меня предупредить не соизволила?

– Прости. Ты один?

– Нет.

– Ясно. Я вернулась, но заходить не буду. Освободишься – выйди, ладно?

– Ладно, – пробурчал Стасов.

Значит, либо Латыпов так и не ушел, либо явился кто-то новый. Вообще-то появление нового заказчика – не очень типичная вещь для субботнего дня, но чего в жизни не бывает…

От места парковки до входа в контору всего-то метров сто, если не меньше, но даже на этих жалких метрах она успела продрогнуть, потому что в машине было тепло, и Настя сняла френч, а надевать его почему-то было лень. Утренняя апатия, лишавшая ее сил не только двигаться, но и хотеть чего-то, и так успешно изгнанная Чистяковым, вернулась, и теперь одна только мысль о том, что нужно разговаривать, делать лицо, следить за голосом и словами, думать, что-то решать, вызывала отвращение. Любимая одежка ненавязчивого оливкового цвета так и осталась валяться на заднем сиденье автомобиля.

В общей комнате никого не было, как не было на вешалке и верхней одежды Миши Доценко и Геннадия. Яркий блестящий бомбер Зои одиноко висел на плечиках, стало быть, Василий тоже ускакал куда-то. Как Настя ни напрягалась – не смогла вспомнить, как выглядит то, что он носит. Вроде бы что-то зеленовато-серое с желтой полосой вдоль рукава и с капюшоном. Но это не точно. «Всем дали задание, – вяло подумала она. – Все работают. Одна я как неприкаянная. Какой с меня толк после вчерашнего допроса? Дело не в том, что я внезапно отупела и развалилась, не вынесла напряжения, хотя и в этом тоже, конечно. Меня сделали фигурантом, почти подозреваемым, и в этом главный камень преткновения. Как только я сунусь к кому-нибудь с расспросами, меня тут же обвинят в попытках оказывать давление на свидетелей. Ну, не обязательно обвинят, но при желании – вполне могут. Опера сильно не любят, когда к их фигурантам и свидетелям суются частники. А уж следователи-то вообще ненавидят лютой ненавистью тех, кто близко подходит к полю расследования. Ну как же, тайна следствия, процессуальная самостоятельность! Не моги прикасаться немытыми руками».

Дверь в комнату, где работает Зоя, закрыта, но оттуда доносятся едва слышные голоса, женский и мужской. Настя прислушалась: мужской голос принадлежит Василию. Она с усилием сделала несколько шагов, толкнула дверь и поежилась. В комнате царил жуткий холод, окно распахнуто настежь, Вася расхаживает взад-вперед в накинутой на плечи куртке, которая и в самом деле оказалась с желтой полосой вдоль рукавов, но в целом была не зеленовато-серой, а вовсе даже цвета бордо, причем настолько темного, что его смело можно было считать темно-коричневым. Зоя же сидела перед компьютером, демонстрируя всему миру роскошный бюст умеренного размера, но очень красивой формы, обтянутый тонкой трикотажной футболкой с забавным принтом в виде трансформаторной будки и надписи на английском языке. Надпись в переводе звучала примерно как «Не лезь внутрь! Тебе не понравится то, что ты там найдешь!», только выражено намного лаконичнее и менее цензурно. Насколько Настя помнила, утром на Зое был светло-зеленый джемпер, который теперь висел на спинке пустого стула.

При виде ее оба замолчали, и Настя успела расслышать только последние слова Василия:

– …такая внутренняя эмиграция.

О чем это они? Впрочем, какая разница? У нее нет ни сил, ни желания вникать.

– Арктика у вас тут, – заметила Настя нейтральным тоном. – Не простынете?

– Мне жарко, а Вася притеплился, – невозмутимо ответила Зоя. – Мне почти всегда жарко, я холод люблю. Надеюсь, в ближайшие двадцать минут я не понадоблюсь руководству.

Вопросительной интонации, как обычно, не было, но Настя понимала, что в этой фразе содержится вопрос: можно ли отлучиться на двадцать минут?

– А господин Латыпов еще здесь? – спросила она.

– Сидит, – кивнул Василий. – Только непонятно, чего он тут высиживает.

Настя вспомнила выражение лица продюсера, глядящего на Зою. Очень даже понятно, чего он высиживает. Вот же прибило мужика! Причем в одночасье. Небось, каждые пять минут требует, чтобы Зоя явилась в кабинет Стасова с докладом о проделанной работе. И неусыпного контролера в себе потешить, и на красивое полюбоваться.

– Насчет двадцати минут ничего не гарантирую, но если что – прикрою, – улыбнулась она. – Идите, Зоя.

– Давайте я с вами схожу, – предложил Василий.

– В этом нет смысла, – лицо Зои оставалось безмятежным, – выбирать и покупать пиццу я умею.

– Все равно я не понимаю, зачем ходить-то?! – В голосе молодого сыщика звучало недоумение пополам с отчаянием. Настя поняла, что идет продолжение какого-то спора, начало которого она не застала. – Можно же отлично заказать по телефону или онлайн, ближайшая пиццерия через три дома, принесут в течение получаса. Никто из нас не покупает сам, мы всегда заказываем. И вообще, нормальные люди уже давно никуда не ходят за покупками, если можно заказать быструю доставку.

– И небыструю тоже, – бросила Зоя непонятные слова, потянувшись за джемпером. Подержала его в руках пару секунд и, передумав, снова аккуратно повесила на спинку стула. – Если кто-то из вас голоден – принимаю заявки.

Эти слова призваны были заменить привычный вопрос: «Вам что-нибудь принести?» Настя давно научилась мысленно переводить сказанное Зоей на более понятный язык, а Вася, похоже, пока еще не натренировался.

Зоя вышла, набросила куртку, не застегивая молнию, и через несколько секунд раздался щелчок замка входной двери.

– Не понимаю, – развел руками Василий, который немедленно закрыл окно, едва Зоя покинула комнату. – Она же человек Интернета! Она живет в Сети! А за пиццей почему-то идет сама… Насчет небыстрых доставок тоже что-то странное сказала.

Насчет доставок Насте как раз все было понятно, вопрос состоял лишь в том, объяснять это Васе или не стоит. Может, и стоило бы, но лень разговаривать. Сил нет. Пусть лучше он сам что-нибудь рассказывает.

– Где народ? Куда разбежались?

– Михаил Александрович с Геной поехали к друзьям старших Кисловых. Зоя нашла им несколько подходящих кандидатур, которые могут дать информацию.

Ну да, к самим родителям потерпевшего сейчас лезть нельзя, их и так замучали вопросами следователи – сначала дежурный, потом этот плешивый с красными губами, да и опера вряд ли отстали в забеге. И все это после ужасного события – трагической гибели сына. Мишаня и Гена – хороший выбор для такой ситуации. Гена разговорит кого угодно, а Миша – солидный мужчина, очень привлекательный и вызывающий доверие, умный и опытный. Задача Доценко – правильно формулировать вопросы, задача Гены – сделать так, чтобы на вопросы получить ответы. Каждый из двоих мастер в своем деле. Если Владик Стасов чему-то и научился у Настиного бывшего начальника Гордеева, так это умению правильно распределять задания между подчиненными.

Зазвонил телефон, лежащий рядом с компьютером. Оказывается, Зоя ушла без него. На экране высветилось «Стасов». Василий вопросительно посмотрел на Настю.

– Вы обещали прикрыть, если что.

Она достала свой айфон и напечатала сообщение: «Зоя вышла, будет через 15 мин.». Ответное сообщение пришло через полминуты: «Клиент требует». – «Ей что, с голоду подыхать теперь?» – сердито отстучала Настя.

По большому счету, подобный обмен репликами никак не может называться «прикрытием». Но обманывать старого друга Владика Стасова Настя и не собиралась. Вот заказчик – совсем другое дело, перед ним нужно делать вид и изображать то, что он хочет видеть. Таковы правила. Если заказчик сидит в кабинете шефа и ждет результатов, разве можно ему сказать, что исполнитель устал и проголодался и ему нужен перерыв? Так что прикрывать Зою, а заодно и самого Стасова, имеет смысл только перед Латыповым.

«Скажи ему, что работает программа и от компа нельзя отойти ни на секунду, нужно постоянно контролировать процесс», – быстро написала она. Аргумент должен быть понятен Николаю Маратовичу, для которого контроль над процессом – неоспоримая необходимость. А что уж там Зоя делает и какая такая супер-пупер-программа у нее работает – не его ума дело. О том, что Латыпов захочет сам зайти и посмотреть, можно не беспокоиться: Владик этого не допустит. В помещение, где добывается и анализируется информация, имеют право входить только свои.

Даже при закрытом окне комната нагревалась медленно, в этом году коммунальные службы, обрадовавшись опозданию холодов, явно решили сэкономить на отоплении, батареи в жилых домах едва теплые. Настя поняла, что не может больше терпеть озноб, и решила выйти погреться, надеясь, что Василий не пойдет за ней следом и не нужно будет с усилием поддерживать вежливый разговор, который сам собой отчего-то не разгорался и мгновенно угасал, если вовремя не подбрасывать слова. Однако Вася тоже вышел, продолжая кутаться в свою куртку. Настя сделала себе кофе, уселась в кресло, вытянула ноги и прикрыла глаза. Сидеть бы вот так и сидеть… И молчать… И никуда не ходить, ничего не делать, ни с кем не разговаривать.

– Анастасия Павловна, насчет небыстрой доставки не объясните?

Вот же настырный! Настя почувствовала, что неприязнь к Василию, возникшая на прошлой неделе, стремительно тает, уступая место уважению. Если чего-то не понимает – будет буром переть до конца, пока не поймет. Она и сама была такой всегда. Была? А сейчас стала другой? Ленивой, равнодушной, уставшей?

– Вы, наверное, помните из книг и учебников, что когда-то умение ездить на лошади верхом было жизненно необходимо, потому что никакого другого транспорта не существовало. А сейчас? Многие ли умеют? Верховая езда превратилась в элитарный дорогой вид спорта, не более того. Технический прогресс делает определенные функции ненужными, рудиментарными. Случись что с электричеством или энергоносителями – и подавляющему большинству из нас придется передвигаться только на велосипедах, самокатах или ногами. Скорость перемещения резко упадет. И в этом случае наличие поголовья лошадей и умение ездить верхом сыграли бы решающую роль. Ведь даже самый тренированный велосипедист все равно устанет и выбьется из сил раньше, чем конь. А уж самокаты и ноги в любом случае нужную скорость не обеспечат.

– Это понятно, а доставка?

– Из той же оперы. Интернет-магазины и онлайн-возможности стимулируют в нас утрату многих навыков, в частности, мы постепенно разучиваемся выбирать, основываясь на обонянии, осязании, вкусе, личном опыте. Мы видим картинку и думаем, что уже все узнали и поняли про товар, особенно если раньше видели или слышали рекламу и поверили ей. Более того, мы увидели картинку и немедленно решили, что нам это совершенно необходимо. Нам бы подумать хотя бы минут пять, а лучше – пару дней, и, вполне возможно, мы не потратим деньги на то, что окажется не таким, как мы предполагали, и мы этим никогда не будем пользоваться. Сэкономим на приобретении ненужного, лишнего. Но ведь простота и быстрота – это так завлекательно! Щелкнул мышкой – и товар в корзине, еще пара движений – и заказ оформлен, предоплата произведена, курьер все привезет. Усилий – ноль, даже попу от стула не оторвал, а желание выполнено. Сказка, правда? Вот на эту сказку нас всех и покупают. Сколько в мире производителей разных товаров? А сколько производителей подделок? А сколько мошенников? Представляете, какая это огромная армия?

– Вы хотите сказать, что им выгодно совершенствовать онлайн-услуги, чтобы выманивать у нас деньги?

– Да, именно это я и хочу сказать. А вы что же, думали, что они о нас заботятся? Хотят сделать нашу жизнь удобнее и комфортнее? Ну, в принципе, да, хотят, но не потому, что любят людей и заботятся об их благе, а потому, что для них это всего лишь средство вытянуть из нас деньги. Они стараются не для нас в конечном итоге, а исключительно для себя. Это здоровый капиталистический эгоизм, и в нем не было бы ничего плохого, если бы не шло во вред тем, кому якобы помогают. Весь технический прогресс человечества существует только потому, что в человеке от природы заложено стремление к экономии усилий. Мы стремимся к тому, чтобы было быстрее, легче, проще. А чем это оборачивается? Мы утрачиваем навыки самостоятельного передвижения, ручного письма, вдумчивого чтения, запоминания, принятия взвешенных решений, да много чего утрачиваем. Зачем нам все это? Есть Интернет, есть гаджеты, они всё за нас сделают, всё найдут, всё подскажут, напомнят. Да, высвобождается много времени и сил, это правда, ну и к чему мы придем? Превратимся в тупых послушных идиотов с комплексом выученной беспомощности и с кучей свободного времени и нерастраченной энергии. Мы превратимся в армию зомби, которой будет очень легко управлять, а любой власти только это, собственно говоря, и нужно. Зоя это очень хорошо осознает именно потому, что практически живет в Сети и прекрасно понимает, что сеть на то и сеть, чтобы ловить доверчивых. Фейковые новости, фейковые личные страницы, бесконечные боты, притворяющиеся людьми, и прочее в том же роде. Интернет – это, по сути, один большой обман. Когда Зоя слышит слова «быстрая доставка», они для нее звучат как «нам не нужно, чтобы вы умели сами делать свой выбор, нам не нужна ваша осознанность, нам нужны только ваши деньги и возможность вами управлять».

– Поэтому сама ходит за пиццей?

– И не только за пиццей. Она принципиально не пользуется интернет-магазинами, покупает только то, что может сама пощупать руками. Именно «то», а не «такое же», понимаете разницу?

– Кажется, уловил, – Василий задумчиво кивнул. – Получается, быстрая доставка или небыстрая – значения не имеет, потому что доставка неприемлема сама по себе, она формирует привычку к зависимости. Не «я куплю то, что я хочу, и унесу домой, когда мне удобно», а «я закажу то, чего в глаза не видел и в руках не держал, надеясь исключительно на вашу порядочность и честность, и буду терпеливо ждать, когда вам удобно будет соизволить». Ну круто вообще! Я с такой позиции на это дело не смотрел. А новости как же? Зоя сказала, что не читает их. Причина та же? Боится фейков?

Умный парнишка. Быстро соображает. Может, зря Настя его невзлюбила? Ну, подумаешь, посмотрел не так, протянутую руку дружелюбия проигнорировал, когда она поздравила его с началом работы. Да и дружелюбие-то было наигранным, притворным, чего уж врать самой себе.

– Зоя ничего не боится, – усмехнулась Настя. – Она уважает себя и не хочет, чтобы ее сознанием манипулировали при помощи протухшего салата из настоящих и фейковых новостей, поэтому предпочитает не читать их.

– Вот я и говорю, ушла во внутреннюю эмиграцию, – удрученно констатировал Василий.

Значит, именно об этом они говорили, когда Настя вошла. Любопытно! Неожиданная тема для молодого парня, тем более для бывшего полицейского.

– А что вы предлагаете? Открытую борьбу? Рвануть на груди тельняшку – и на баррикады? Вам, пожалуй, можно, вы молоды и полны энтузиазма, а у Зои семья, сын, невестка, внучка маленькая, и еще внук, постарше, не родной, но он ведь тоже член ее семьи.

– А вы? – задал он неожиданный вопрос. – У вас ведь нет ни сына, ни внуков.

– Что – я? – не поняла Настя.

– Вы будете открыто бороться? Или тоже утретесь и смиритесь? Шеф рассказал с утра, как вас вчера отымели наши бывшие коллеги. Неужели спустите им с рук и простите?

Много себе позволяет этот мальчик, совсем берегов не чует. Будет ли она бороться? Конечно, нет. Наверное, уклонение от борьбы – это неправильно, более того, это постыдно, недостойно, бесчестно. Ну что ж, значит, она, Анастасия Каменская, такая и есть: недостойная, бесчестная, постыдная. Но как бороться с окружающим маразмом, наглостью властей, открытым цинизмом и беспределом – она не знает. «Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж достоинство, что просит подаянья, над красотой глумящуюся ложь, ничтожество в роскошном одеяньи…» Шекспир, похоже, тоже не знал, как бороться, мог только констатировать: «Все мерзостно, что вижу я вокруг…» А она, Анастасия Каменская, далеко не такая умная, как гениальный драматург, она и подавно не знает.

– Я так понимаю, вы любите американские сериалы про юристов, – медленно проговорила она. – В одном из них я услышала замечательную фразу: «Если мой уголок мира останется вменяемым, я не позволю безумию победить». Вот это и есть моя личная борьба. И Зоя, и я – мы обе боремся за то, чтобы сохранить самостоятельность мышления и не дать никому возможности манипулировать нами при помощи ложной информации. Борьба далеко не всегда обязана быть коллективной, открытой и демонстративной. Личная борьба каждого из нас, тихая, незаметная, повседневная, в совокупности может дать куда более значительный эффект. Начинать вообще нужно с себя, а не с переустройства мира. Слова о роли незастегнутого воротничка в военном деле и в поражении армии – не пустой треп, в них заложен огромный смысл.

Хлопнула дверь, вернулась Зоя, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы и от этого еще более красивая, поставила на стол квадратную коробку, источающую весьма соблазнительный запах.

– Угощайтесь. Надеюсь, меня никто не искал.

– Не надейтесь, шеф вас спрашивал. Анастасия Павловна вас отмазала, – весело сообщил Василий, заметно оживившийся при появлении Зои.

– Буду признательна, если меня проинструктируют, что говорить, чтобы никого не подвести.

Повесив куртку, Зоя открыла коробку и несколькими быстрыми движениями разрезала пиццу на восемь идеально ровных секторов. У Насти так красиво никогда не получалось.

Она вдруг с удивлением поняла, что за весь день так и не проголодалась. И куда девался ее зверский аппетит, так раздражавший и зливший на протяжении последних месяцев?

Василий тут же, проигнорировав стоящую на расстоянии вытянутой руки стопку картонных одноразовых тарелок с веселеньким цветочным орнаментом, схватил кусок и впился в него крепкими чуть кривоватыми зубами. Зоя аккуратно, при помощи вилки и ножа, разложила на двух тарелках по два треугольничка пиццы – для себя и для Насти. Движения ее были ловкими, точными и в то же время чрезвычайно экономными.

– Не могу решить, как правильнее поступить: сначала поесть, потом зайти к начальству, или наоборот. Буду благодарна за совет.

– Остынет же! – Василий уже умял первую порцию и потянулся за второй.

– Разумно, – согласилась Зоя с легкой улыбкой. – Спасибо.

Настя с тоской смотрела в свою тарелку. Выглядит красиво, пахнет вкусно. Но почему-то совсем-совсем не хочется.

Она поднялась с кресла, посмотрела на себя в зеркало, поправила волосы.

– Вы ешьте, а я зайду к шефу, узнаю, какие указания.

– Да чего к нему ходить? – безнадежно протянул Василий. – Он сам сказал: все сидят и ждут информацию от Михал Саныча и Гены по родителям. Мы с Зоей отрабатываем сестру и возможных внебрачных детей. Какие еще указания нужны?

– Еще есть я, хотя вы об этом прискорбном факте почему-то забыли, – жестко ответила Настя, не справившись с вновь охватившей ее злостью. – И у меня по этому делу задания нет.

Василий смутился, и Насте стало неловко. Ну что она дурака валяет, в самом деле! Да, у нее задания нет, но не Вася же в этом виноват. Виноваты полицейские чиновники, которые ради собственных шкурных интересов притянули полковника в отставке Каменскую к уголовному делу, чтобы вовлечь в игру начальника МУРа Большакова, и тем самым обрубили ей возможность собирать информацию о жизни и личности убитого Андрея Кислова. На самом деле всем давно уже понятно, что разрабатывать надо сестру Кислова, а не пенсионерку Каменскую, и сама Каменская им сто лет не нужна, но так уж неудачно все вышло… И Вася тут совершенно ни при чем.