— Слышь, пятый дрон снова глючит. Ты говорил, что наладил его, — произнес Ибрагимов.

Неклюдов, сидящий на песке рядом с ним, выплюнул изо рта трубку поилки, встроенную в шлем с прозрачным визором на все лицо, и оторвался от созерцания терминала с данными дронов-чистильщиков, подконтрольных их паре.

— Ну так веди его ко мне.

— Не могу. Он завис на ста метрах и не отвечает. — Ибрагимов хотел было сплюнуть, но вовремя вспомнил про шлем. — Этот кусок говна задолбал. Когда ты его уже спишешь?

— Я направил его на списание еще пол-года назад. — Неклюдов пальцами в толстой перчатке вынул из нагрудного кармана серого, пропитанного огромными пятнами пота комбинезона ручку-стилус, ткнул ею в пиктограмму заглючившего дрона и вывел на экран его данные. Данные не радовали. — Все, сдох он. Окончательно. И, тварь, падает прямо на батарею! Собирайся, сейчас полезем полировать панели.

Ибрагимов глянул на показания температуры, выводившиеся среди множества прочих данных на переферию визора шлема.

— Вот дерьмо. Там сейчас девяносто градусов. Мы сваримся.

— А какие варианты? Можем, конечно, забить на ремонт, только плюс трое суток к сроку. Оно тебе надо? И так еще полтора года торчать в этой печке. Сахара, как же я тебя ненавижу… Лучше б нас распределили на Северный полюс.

— Ладно, — обреченно вздохнул Ибрагимов. — Будем меняться через каждые пять минут. — Опираясь спиной на стойку огромной, с пол футбольного поля, солнечной батареи, в тени под которой они сидели, он начал подниматься. Ткнул Марка в плечо. — Слышь, проверь уровень воды в комбезе. Если снова вырубишься на батарее, оставлю тебя там. Задолбало уже снимать твою тушку с высоты.

Неклюдов скосил глаза в угол шлема.

— Нормуль. Три литра.

— Заправишься, — велел Рустам и первым направился к кару. — Ты половину выдуешь.

— Так точно, шеф, — протянул Неклюдов и поплелся за товарищем.

Следователь, разбиравший их дела, хоть и не мог не заметить синяки в форме пальцев на шее Марка, не стал утруждать себя поисками истинны и согласился с версией надзирателей о нападении Неклюдова на сокамерника. Да и сам Неклюдов — и устыдившись своего низменного поступка, и опасаясь Рустама, — охотно поддержал эту версию, чем спас Ибрагимова от чипирования. Эта негласная сделка со следователем определила их дальнейшую судьбу: Марк избежал обвинений в незаконной коммерции и был приговорен за сопротивление аресту и нападение, Ибрагимов получил приговор за нападение на улице и нанесенную одному из надзирателей пустяковую травму. Иджис не стал вмешиваться и оспаривать ход дела. Всевышний вообще редко когда напрямую вмешивался в дела людей, оставив им иллюзию свободы. С его точки зрения, два нарушителя получили заслуженное наказание, а за что именно они его получили — это неважно. Это дела людей, пусть сами и разбираются.

Из зала суда Ибрагимов с Неклюдвым отправились прямиком на энергетическую ферму в Сахаре доводить КПД дронов — основных работников — до максимальных значений и заменять их там, где требовалась повышенная точность. Например, в заливке и полировке поврежденной панели батареи. Занятие хоть и бессмысленное и трудоемкое, но Всевышний подсчитал, что ручной труд вкупе с механизированным повышает отдачу энергии с фермы на целых три процента. Те три процента, которые были бы направлены на содержание мелких правонарушителей в исправительных учреждениях. Посему арабы и негры, изначально обслуживавшие ферму, с появлением системы Иджис были быстро заменены на европейцев, совершивших мелкие и средней тяжести преступления и имевших шанс исправиться и стать полноценными, послушными членами общества. Да и у мало кого после годика-другого в рукотворном аду в Сахаре возникало желание вновь нарушать закон. Максимальная эффективность и продуктивность общества при минимуме затрат — одна из задач для которых был разработан Всевышний. И с этой задачей он справлялся блестяще.

Прибыв на ферму, Неклюдов с Ибрагимовым были распределены в разные отряды, однако уже через три дня Рустам подкупом и намеком на угрозу вынудил координатора перевести его в барак к Марку. Горец, хоть был вспыльчивым, но отходчивым, никак не мог простить Неклюдову его подлянку. Правда, он учел раскаяние Марка и ограничился лишь легким избиением и последующей дедовщиной. Целый месяц Неклюдов таскал ему обеды, относил и приносил с чистки рабочие комбинезоны, снаряжал его кар и драил его комнату. Пока однажды Ибрагимов внезапно не слег с отравлением неясного характера, вызвавшим мощнейшую диарею и рвоту. Провалявшись три дня в госпитале, Рустам вдруг понял, что без Марка скучно. Парень пусть и мстительный гаденыш, траванувший его, но определенно интересней абсолютного большинства обиталей их барака. Он мыслил свободно и независимо, много чего знал и, хоть держался от него отстраненно, мог сболтнуть что-нибудь интересное. После работы он не жрал, как все, выдаваемые заключенным стимуляторы и не бежал в барак к секс-куклам. После развлечений с исскуственными женщинами он не закидывался Конопливитом и не шел в игровые залы в коконы виртуальности, чтобы качать своего аватара. Он вообще ни во что не играл. Он даже ни разу не заглянул в медиа-комнату для просмотра новостей, которые считал откровенной пропагандой, и плевался от постановочных шоу, показывающих жизнь и разборки заключенных в каком-то бараке на Северной ферме или ход строительства Соляриса. Неклюдов отказывался превращаться в скота, направляемого незримой рукой Всевышнего. И хоть эта групповая деятельность, как было им объяснено по прибытию, способствовала исправлению, а значит смягчению приговора и более раннему освобождению, Марк упорно ее игнорировал и не желал быть как все. Так же, как не желал этого Ибрагимов, посвящавший почти все свободное время тренировкам.

Выйдя из госпиталя, Рустам сделал вид, что не догадывается о причинах своего внезапного недомогания. Первым делом он вышвырнул своего соседа по комнате и перенес вещи работавшего в тот момент Марка к себе. После заставил координатора назначить Неклюдова ему в пару. Затем, прослышав от бывшего соседа, что за время его отсутствия группа из блатовавших заключенных решила прессануть Марка, получила отпор и серьезно избила его, Ибрагимов подкараулил их и побеседовал с ними в душевой.

Вернувшись со смены и обнаружив на своей койке бывшего соседа Ибрагимова, Марк несколько удивился. Еще больше он удивился найдя в комнате Рустама свои вещи, сваленные в кучу на кровати, и принесенный из столовой поднос с его ужином.

Отодвинув тарелку и дожевав кусок синтетического мяса, Ибрагимов сходу заявил:

— Теперь будешь жить и работать со мной. И это, раз тебе все равно нечем заняться, буду учить тебя… ну, для начала тайскому боксу. Потом, может, еще чего-нибудь добавлю.

Не сказать, что Неклюдов сильно обрадовался столь резким переменам в своей жизни, но лучше уж работать и жить с Ибрагимовым, чем с тупым, вечно ноющим трансом, бывшим прежде его соседом и мечтавшим сделать ему минет.