Мифы и домыслы биографии маршала Тито

Ни об одном из лидеров стран народной демократии не существует такого количества апокрифической информации – домыслов, мифов, альтернативных интерпретаций, всегда «абсолютно новых» и «абсолютно достоверных», – как об Иосипе Брозе Тито. Казалось бы, в биографии Тито (псевдоним «Тито» появляется у Иосипа Броза в 1934 г.) уже не осталось неизученных периодов, нет вопросов, связанных с обстоятельствами его жизни и деятельности, на которые историческая наука не попыталась бы дать вполне однозначные, аргументированные ответы… Несмотря на это, в СМИ регулярно появляются материалы, претендующие на переоценку всего, что связано с биографией Тито. Причём подобные инсинуации зачастую подпитываются информацией из вполне уважаемых источников. Последний пример подобного рода – обнародованные в августе 2013 г. материалы из архива американской Службы национальной безопасности (СНБ). Речь идёт о двух документах, согласно которым Тито не является уроженцем Югославии, – филологическая экспертиза его речи, проведённая по заказу СНБ неназванными экспертами в начале 70-х гг., показала якобы, что по выговору маршал скорее может считаться уроженцем России или Польши.

Перед нами перепев старого пропагандистского мифа, который активно внедрялся в массы немецкой пропагандой в годы Второй мировой войны, затем был подхвачен частью антититовской политической эмиграции. Якобы будущий маршал Тито был советским агентом, этническим восточным славянином, засланным на Балканы для подрывной деятельности. Варьируется лишь дата засылки: одни из сторонников этой версии говорят о 1920 г., когда унтер-офицер австро-венгерской армии Иосип Броз вернулся на родину из российского плена, другие же склонны видеть в качестве даты прибытия «агента Броза» в Югославию 1937–38 гг. Не будучи в состоянии представить хоть сколько-нибудь убедительные документальные подтверждения этой версии, её адепты апеллируют к особенностям произношения Тито. Утверждается, что некоторые его речевые особенности, в частности, склонность к палатализации согласных, характерны для русских и особенно поляков, но не для балканских народов, будь то сербы, хорваты или словенцы.

Попытки научно опровергнуть этот тезис увели бы нас в область чистой филологии, отметим лишь, что в словенском языке палатализация более выражена, чем в хорватском или сербском, а детские годы Иосипа Броза прошли как раз в Словении, в семье его деда. Буквально с 15 лет в жизни Броза начинается период скитаний в поисках работы (хорваты это называют идти «трбухом за крухом» – «на животе за хлебом»), он оказывается оторван от родных мест и родного языка, подвержен всем возможным языковым влияниям. Затем пять лет плена в России, за которые, заметим, Тито русский язык так и не выучил. Об этом свидетельствуют как его неудачные попытки общаться с советскими лидерами на русском языке (ни Хрущёв, ни Брежнев его «русский» не поняли), так и документы из архивов Коминтерна, показывающие абсолютное незнание Тито правил русской орфографии и изобилующие «хорватизмами».

Маршал Тито гордился тем, что знает четыре языка (из иностранных – русский, немецкий и английский, который начал учить в тюрьме), в действительности же ни один из этих языков он не знал в совершенстве, включая и литературный сербскохорватский язык. Изначально родным для него был сутлянский диалект, на котором говорили его мать и родственники по материнской линии, – словенский с окказиональными вкраплениями хорватского. Вообще же в языке, до недавнего времени называвшемся сербско-хорватским, диалектов и региональных говоров больше, чем в русском языке, несмотря на огромный ареал распространения русского и относительно небольшой – сербского и/или хорватского. Так что несоответствие манеры речи Тито нормам литературного сербскохорватского языка ровным счётом ничего не доказывает.

Возвращаясь на территорию исторической науки, отметим, что опровержение домыслов о жизни Тито требует от историка прежде всего детального, подробного изучения его официальной биографии. Специфика современных работ о Тито состоит в том, что главного биографа Тито, Владо Дедиера, автора многотомных «Материалов к биографии Иосипа Броза», все критикуют, но очень мало кто на самом деле внимательно читал. Впервые составленная Дедиером ещё в 50-е гг. биография Тито, безусловно, имеет значительные лакуны и умолчания, однако с научной точки зрения вызывает существенно меньше нареканий, чем труды современных «титоистов» (или, если угодно, «титоведов», «титологов»), таких как Перо Симич, Звонимир Деспот или Венцеслав Ценчич. Поэтому представленная читателю краткая биография Иосипа Броза Тито, от рождения и до избрания его руководителем социалистической Югославии, основана прежде всего на «официальной» версии, бреши и лакуны в которой заполнены за счёт новейших исследований, а идеологизированные оценки выверены и переосмыслены.

И Владо Дедиер, главный биограф Тито, и многие современные авторы отмечают, что фактическим руководителем югославских коммунистов, как бы ни называлась официально его должность, Иосип Броз Тито стал прежде всего потому, что большая часть руководства КПЮ была уничтожена во время репрессий 1937–38 гг. Сам Тито уцелел буквально чудом. По большому счёту, перед исследователем, обратившимся к раннему периоду биографии Тито, встаёт главный вопрос: почему «костлявая рука смерти» (выражение Дедиера) прошла мимо него?

Причины того, что Иосип Броз вышел живым из мясорубки сталинских репрессий, можно и нужно искать как в коминтерновском периоде Тито (30-е гг.), так и в более раннем периоде его биографии. Если мы обратимся к анкете участника VII конгресса Коминтерна, то узнаем о Тито следующее: происхождение крестьянское, образование низшее, национальность – хорват (что хорошо, поскольку словенцы и хорваты рассматривались Коминтерном как угнетённые национальные меньшинства, притесняемые «великосербской буржуазией»), профессия – механик-рабочий, рабочий стаж с 1910 г., член КПЮ с 1920 г., тюремный стаж – шесть лет каторги. Содержание этой анкеты приводится во всех биографиях Тито начиная с 1953 г. и в большей части монографий о нём. Тем не менее, никто из исследователей не пытался сопоставить анкетные данные Тито с анкетами семи других участников VII конгресса, сравнить историю его жизни с биографиями других партийцев. Мы можем констатировать, что анкета Иосипа Броза, получившего на время пребывания в Москве конспиративное имя Фридрих Вальтер, выглядит гораздо более благонадёжно, чем анкеты других югославских делегатов. В частности, фактическое отсутствие не только высшего, но и формального среднего образования сослужило Тито хорошую службу, оградив его от упрёков в «интеллектуализме» (весьма серьёзное обвинение в 1937–39 гг.).

Однако при ближайшем рассмотрении биография образцового коммуниста обрастает большим количеством вопросов и недосказанностей. Иосип Броз впервые оказался в Москве (1935 г.) в возрасте сорока двух лет, к этому времени он был партийным функционером, членом ЦК КПЮ, обладал определённой известностью среди членов ориентированных на КПЮ профсоюзов и сочувствующих партии загребских «интеллектуалов». Член ЦК КПЮ в 42 года – это неплохо, но, скажем, Владимир Чопич, ровесник Тито, в свои 43 – представитель КПЮ в Коминтерне, фактически второй человек в партии. А Милан Горкич стал лидером партии, будучи более чем на десять лет моложе, и это не случайность, а закономерность, поскольку основной костяк партии на тот момент – люди более молодого, чем Иосип Броз, поколения. Необходимо также учитывать, что членом ЦК Тито стал за считанные месяцы до отправки в СССР. До этого он был секретарём областного комитета КПЮ в Загребе, в общей сложности менее года. Это была его первая партийная должность. Таким образом, рабочий стаж Тито в качестве партийного функционера в 1935 г. насчитывал всего год с небольшим. Всё это по меньшей мере странно.

И чем глубже мы погружаемся в биографию Тито, тем больше возникает вопросов. Иосип Броз находился в России во время революции 1917 г. и гражданской войны, сочувствовал большевикам, но в партию вступил только по возвращении на родину, в 1920 г. Что помешало ему в десятые годы поступить так же, как Чопич, Д. Грулович и «самый храбрый человек на свете» Алекса Дундич, то есть примкнуть к большевикам и, взяв в руки оружие, сражаться за дело Октября? Почему, вернувшись домой, вступив в партию, он практически сразу уезжает в отдалённую деревню и находится там до самого конца двадцатых, довольствуясь участью механика на «кулацкой мельнице»? Почему, будучи отнюдь не романтически настроенным юношей, а, наоборот, вполне серьёзным человеком, отцом двоих детей, прожившим уже почти половину отпущенного на земле срока, Иосип Броз вдруг порывает с тихой провинциальной жизнью и устремляется в водоворот полулегальной партийной и профсоюзной деятельности, чреватой арестами, тюрьмой, казнью? При этом все странности и несовпадения в биографии не помешали Тито пройти через, по сербской поговорке, «сито и решето» сталинских чисток Коминтерна…

Мы дадим ответы на все эти вопросы, настолько, насколько позволяет формат данной работы, сосредоточившись прежде всего на тех моментах, которые представлялись наиболее важными руководству Коминтерна. А именно: социальное происхождение, национальность, образование, профессия, рабочий стаж, членство в профсоюзах, членство в партии, партийный стаж, выполняемая партработа, тюрьма, каторга, ссылка. Мы вполне солидарны с руководством III Интернационала в том смысле, что именно эти моменты определяют личность и характер Иосипа Броза Тито, его политические симпатии, его судьбу в целом.

Иосип Броз родился в 1892 г. в хорватской деревне Кумровец. Одним из основных моментов, повлиявших на детство и молодость Тито, определивших всю его личность, был тот факт, что его отец Франьо Броз был хорват, а мать Мария Яворшек – словенка. Что касается «социального происхождения» Тито, то большая часть его предков занимались извозом, в частности, дед был перевозчиком соли, а отец перевозил любые грузы и этим, собственно, зарабатывал на жизнь. По поводу непосильной работы, обычной для ребёнка в бедняцкой семье, Тито говорил: «Я был рабочей силой… детства у меня не было». Иными словами, перед нами архетипический крестьянин-бедняк, каковым Иосип Броз назвал себя в анкете VII Конгресса Коминтерна.

Окончив четыре класса деревенской школы, Иосип Броз уехал в близлежащий город Сисак, пленившись описанием работы официанта, – попросту говоря, молодому деревенскому жителю очень хотелось бесплатно получить полагающийся официанту красивый городской костюм. Становление политических взглядов Тито началось в механической мастерской Николы Караса, куда его пристроили в качестве ученика после ухода («бегства», по его собственным словам) из ресторана. Его учителями социализма были рабочие, мастера, дававшие подмастерьям наиболее простые, на их взгляд, брошюры, такие как «В чём сила рабочего народа», «Кто такие социалисты и чего они хотят», «Христианская вера и социализм». Кроме того, ученики охотно участвовали в не слишком многолюдных в то время первомайских демонстрациях. Обучение ремеслу закончилось в сентябре 1910 г. – восемнадцатилетний Иосип Броз получил диплом мастера и отправился искать работу в Загреб. Иосип Броз также вступил в профсоюз рабочих-металлистов и автоматически стал членом Социал-демократической партии Хорватии и Славонии.

Дальнейшая трудовая биография Тито фактически представляет собой длинный перечень имён и географических названий. При постоянных перемещениях из города в город, с завода на завод будущим маршалом руководила не столько потребность найти высокооплачиваемую работу по специальности, сколько любознательность или, языком официальных биографий, «потребность ознакомиться с положением рабочего класса за пределами Хорватии». Год Иосип Броз проработал в Словении и Чехии, далее отправился в Германию и работал на индустриальных гигантах в Мюнхене и Манхейме (фабрика «Бенц»). Так Иосип добрался до Рура и, поработав там, решил вернуться ближе к родным местам, а именно в Вену. Он осел в Нойштадте – пригороде в 30 километрах от столицы Австро-Венгрии. Там Броза, работавшего водителем-испытателем на заводе «Даймлер», застала Первая мировая война.

Следующие три года жизни Иосипа Броза проходят под знаком военной службы. По месту жительства он должен был бы служить в Императорской королевской армии, но Иосип предпочёл проходить службу в хорватском «домобране» (ополчение, регулярные формирования второго эшелона). Он служил с энтузиазмом, более того, стал самым молодым командиром взвода во всей австро-венгерской армии и занял второе место на общеармейском соревновании по фехтованию. Изначально отряды хорватских домобранов были направлены на Банатский фронт, воевать против Сербии, однако, поскольку оказавшиеся в австро-венгерской армии этнические сербы из Боснии и Славонии саботировали боевые действия, домобранов вскоре перебросили на русский фронт, в Галицию. Современные «титоведы» утверждают, что во время пребывания на сербском фронте Иосип Броз был арестован за мародёрство и насилие, учинённое над сербской крестьянкой, однако дальнейший ход событий этому тезису противоречит.

На Карпаты Броз прибыл в январе 1915 г. и, по его словам, «к тому времени серьёзно возненавидел войну». Необходимо отметить, что, несмотря на ненависть к войне, Тито, назначенный руководителем особого разведотряда, проводил по заданию командования операции за линией фронта, в тылу врага, и неплохо справлялся со своими обязанностями. В частности, его отряду удалось захватить и перевести на австрийскую сторону 80 спавших в казарме и не ожидавших нападения русских солдат и офицеров. В. Дедиер оправдывает этот поступок Тито тем, что он мог бы приказать расстрелять пленных, но не приказал. Констатируем, что это не слишком убедительное оправдание для антивоенно настроенного социалиста, каковым, вроде бы, на тот момент являлся Иосип Броз. Также отметим, что подобное доверие – руководить разведывательными действиями в тылу противника – вряд ли могло быть оказано человеку, уличённому в грабеже и мародёрстве.

Во время одной из разведывательных операций Иосип был контужен, некоторое время провёл в госпитале и вернулся в строй как раз накануне Пасхи, в марте 1915 г. В этот момент на австрийские окопы обрушились конные черкесы из «Дикой дивизии». Линия фронта была прорвана, участок окопов, где находился Броз, со всех сторон окружён, сам Иосип Броз – ранен. Далее, по более героической версии этих событий, черкесы решили, что Тито – офицер, и не стали его добивать, по менее – Тито сам крикнул, что офицер, и поэтому его пощадили. Так Иосип Броз оказался в плену, став одним из 300 тысяч военнопленных «юго славянского происхождения».

Раненый Броз был отправлен в город Свияжск Казанской губернии, в госпиталь для военнопленных, размещавшийся на территории монастыря, где и пробыл 13 месяцев. Столь долгий срок пребывания в госпитале объясняется тем, что Тито заболел воспалением лёгких и сыпным тифом, это помимо тяжело зараставшей глубокой раны. Госпиталь в Свияжске послужил своего рода естественным «карантином» перед началом перемещений Тито по просторам России. Он вышел оттуда с неплохим знанием разговорного языка, пониманием политических и бытовых реалий, более или менее чётким планом дальнейших действий.

Из Свияжска Тито был отправлен в город Ардатов Симбирской губернии, в лагерь для военнопленных. В окрестностях Ардатова Тито проработал всего несколько месяцев, а затем летом 1916 г. был переброшен в город Кунгур Пермской губернии. Военнопленные, работа которых заключалась в ремонте старой и строительстве новой железной дороги, выбрали Тито своим старостой. Не поделив что-то с начальником станции, согласно официальной версии – заступившись за заболевших земляков, Иосип Броз попал в местный полицейский участок, где и просидел несколько месяцев. Из кунгурской тюрьмы Иосипа Броза освободила Февральская революция, однако, поскольку положение пленных в целом не сильно изменилось, Иосип Броз решил бежать в Финляндию через Петроград. При попытке перехода границы он был пойман финской полицией и возвращён в российскую столицу, где посажен в Петропавловскую крепость. После трёх недель в крепости он был отправлен назад в Кунгур. Поскольку отношения с начальством лагеря в Кунгуре у него не сложились и по возвращении его, скорее всего, опять ждала тюрьма, Иосип Броз решил ещё раз попытаться бежать. Ему удалось пересесть в поезд, ехавший в Омск. В этом городе Броз узнал, что за время его перемещений по железным дорогам России в стране опять произошла революция – власть в Омске принадлежала большевикам.

Иосип Броз Тито пишет в автобиографической записке, что сразу вступил в Красную гвардию и подал заявления о приёме в партию и предоставлении советского гражданства. Воинское подразделение, в состав которого якобы входил Тито, занималось охраной важных объектов в Омске и ремонтом железнодорожных путей на станции Марьяновка в окрестностях города. Отметим, что никаких архивных документов по омскому периоду Тито исследователями не обнаружено, но ведь у только что пришедших к власти большевиков в принципе мог быть не слишком развит документооборот… Как бы то ни было, весной 1918 г. на Омск было предпринято нападение белочехов в союзе с атаманом Красильниковым. Перед лицом неприятеля Иосип Броз сразу же бежит из города вглубь степи, в деревню Михайловка. Велика вероятность, что бежал он к своей будущей супруге, Пелагее Белоусовой, с которой познакомился в Омске, во всяком случае, так сама Пелагея Денисовна рассказывала об этих событиях хорватскому историку Ивану Очаку. Иосип Броз оставался в этом селе 5–6 месяцев, по его словам, «благодаря симпатиям местного населения, искавшие красных белогвардейские патрули меня не обнаружили».

В ноябре 1919 г. Колчак был выбит из Омска, и необходимость прятаться отпала. Иосип Броз получил возможность вернуться в город и вступить в коммунистическую партию, о чём он, согласно биографиям, мечтал всё время, пока скрывался в степи. Характерно, что в анкете, заполненной накануне VII конгресса Коминтерна, Тито ни слова не пишет о том, что был принят в ВКП(б) в 1919 г., он упоминает лишь о членстве в КПЮ с 1920 г.

А вот его женитьба на Пелагее Белоусовой сомнению не подвергается. Их брак был зафиксирован Боголюбовским районным революционным комитетом Омской области 7 января 1920 г., за № 1345, причём под фамилией Брозович – «Пелагея Денисовна Брозович действительно является супругой военнопленного Иосипа Брозовича». Почему Тито прибегнул к псевдониму, остаётся загадкой. В 1920 г. Иосип Броз с супругой приезжают в Петроград. Ему предлагают остаться в Советской России, в составе Югославских бригад. Согласно Дедиеру, Броз думает над этим предложением, но ему на глаза случайно попадает статья в какой-то газете, озаглавленная «В Кроации крестьяне поднялись на восстание» и он понимает, что должен ехать на родину. Так заканчивается первый «русский» период в биографии Иосипа Броза Тито.

Если в 1914 г. Иосип Броз уехал из родных мест в качестве защитника отечества – бойца домобрана (какими бы ни были его политические симпатии), то, вернувшись, оказался даже не гастарбайтером, каким он был до войны, а бездомным безработным люмпен-пролетарием. Правда, Иосип Броз быстро сориентировался в новой ситуации: возобновил членство в профсоюзе металлистов и вступил в коммунистическую партию Югославии. Ему, как потенциальному партийному и профсоюзному активисту, нашли неплохо оплачиваемую работу в городе, в механической мастерской. Тито участвует во многих забастовках, происходящих в Загребе, ведёт агитационную деятельность. В годовщину Октябрьской революции им была прочитана лекция в здании профсоюзов, которую он закончил словами: «Только вооружённой борьбой может рабочий класс добиться власти!» Это, судя по всему, было первое публичное выступление Иосипа Броза.

Иосип Броз как раз успел освоиться в этой атмосфере политической свободы, когда не надо было ни от кого скрывать свои взгляды и членство в коммунистической партии, как свобода высочайшим указом была отменена. 31 декабря 1920 г. в стране властями была принята так называемая «Обзнана» – этим указом коммунистическая партия, коммунистические профсоюзы, союз коммунистической молодёжи были запрещены, лидеры партии арестованы. Иосип Броз переходит на полулегальное положение, а после принятия 4 августа 1921 г. закона о защите государства бежит из Загреба и оказывается в селе Велико-Тройство в окрестностях г. Беловара. Стали ли условия действительно непереносимыми, вынуждающими бросить всё и бежать из города, нам неизвестно, но показательно, что, покидая Загреб, Тито выбрал для укрытия условия, максимально похожие на те, с которыми ему приходилось иметь дело в России, – мельницу в удалённой от больших городов деревне. Возможно, от правящей династии он ожидал чего-то типа колчаковского «белого террора».

К 1923 г. коммунисты легализовали свою деятельность через Независимую рабочую партию (НРП), фактически дублирующую находящуюся в подполье коммунистическую партию. Тито удалось вступить в контакт с Джуро Шеговичем, представителем НРП в Беловаре. Удостоверившись, что Иосип Броз не только не агент полиции, но и довольно ценный работник, Шегович рекомендовал его в члены окружного комитета коммунистической партии. Это первая партийная должность Броза. Однако такое положение дел не продлилось долго. В начале 1925 г. умер хозяин и покровитель Иосипа мельник Самуил Полак. Новый хозяин предложил Иосипу Брозу покончить с коммунистической пропагандой, тот отказался и был уволен. Далее Тито в очередной раз отправился в Загреб, оставив жену и сына Жарко в Велико-Тройстве. В Загребе Иосипу Брозу предложили поработать на судоверфи в Кралевице. Иосип Броз был направлен туда, чтобы возглавить местную партячейку и вести профсоюзную деятельность. В это же время Тито написал свою первую статью – для загребской газеты «Организовани радник».

В 1927 г. Броз был избран членом загребского обкома КПЮ. Поскольку партийная работа требовала всё больше времени, местный комитет решил назначить его ещё и секретарем Союза металлистов. Тито стал получать зарплату из профсоюзных взносов и больше не должен был заниматься физическим трудом, чтобы прокормить семью. Это настоящая веха в жизни Тито – летом 1927 г. он, сам того не осознавая, перестал быть рабочим и стал партийным функционером, одним из тех, кого в будущем назовут «новым классом» и «красной буржуазией».

Однако здесь происходит очередной неожиданный поворот в биографии Тито. Пробыв на новой руководящей должности всего несколько недель, он был прямо в канцелярии арестован загребской полицией. На вопрос, за что, ему ответили – «у вас столько бриолина на голове, что за одно это можно арестовать». То есть полиция констатирует то же, что и мы: Тито перестал быть рабочим и утратил вид типичного пролетария, приобретя мелкобуржуазный «бриолиновый» лоск. Суд над Иосипом Брозом состоялся 28 октября 1927 г. в городе Огулин. С учётом времени, проведённого в предварительном заключении, Иосип Броз был приговорён к трём месяцам тюрьмы и отпущен под подписку о невыезде.

26 февраля 1928 г. в загребском пригороде Пантовчак состоялась VIII городская партконференция. Это событие, в принципе, местного значения, из-за многочисленности и традиционной активности партийной организации Загреба не могло не иметь общепартийный резонанс. Согласно официальной версии, партконференцию почтили своим присутствием не только первые лица КПЮ, но и «представитель Коминтерна, пользовавшийся псевдонимом “Миркович”». С большой степенью вероятности можно утверждать, что именно тогда на Иосипа Броза впервые обратили внимание работники разведструктур Коминтерна, о чём будет более подробно рассказано ниже. В своём выступлении на конференции Иосип Броз подверг загребское партийное руководство жёсткой критике. Тито также зачитал написанное им письмо в Коминтерн о неодобрении загребской партийной организацией фракционного раскола в КПЮ и призвал всех членов местного комитета его подписать. По итогам конференции Иосип Броз был избран новым секретарём обновлённого местного комитета КПЮ.

Однако и на этот раз Брозу не удалось долго пробыть на новой должности. Можно сказать, что его темперамент не слишком подходил для тех условий, в которых происходила нелегальная деятельность коммунистической партии. Если обобщать, то сформулировать это можно следующим образом: Иосип Броз был хорошим партизаном, но плохим подпольщиком. На этот раз он пробыл на руководящей работе ровно четыре месяца, после чего был объявлен в розыск и вынужден был скрываться от полиции, находясь в городе инкогнито, из подполья руководя обкомом и профсоюзами. Иосип Броз был арестован 4 августа 1928 г. Второй суд над Брозом, так называемый «Бомбистский процесс», начался 6 ноября 1928 г. На квартире, которую снимал Иосип Броз, были обнаружены бомбы, вернее сказать, ручные гранаты и листовки антиправительственного содержания. 9 ноября государственный обвинитель зачитал обвинение, вынесенное Брозу: он был приговорён к 5 годам каторги. «Бомбистский процесс» вызвал большой общественный резонанс, более того, на какое-то время сделал Иосипа Броза одной из самых заметных фигур рабочего движения в Югославии.

Для отбытия срока Броз был направлен в тюрьму в Лепоглаве, где, как опытный механик, он был назначен старшим мастером в тюремной электростанции. Через полгода его перевели в Мариборскую тюрьму, затем в тюрьму Сремска-Митровицы, и, наконец, в знакомую ему Огулинскую тюрьму. Во время перемещения по тюрьмам Королевства Югославия Иосип Броз познакомился со многими видными «политическими», из которых двое – один из старейших югославских коммунистов Моше Пияде и Родолюб Чолакович – позднее войдут в титовское Политбюро. Моше Пияде вообще оказал огромное влияние на Иосипа Броза, объяснив ему своими словами многие положения марксизма-ленинизма, приохотив к чтению серьёзной марксистской литературы. Под его влиянием Иосип Броз даже начал учить английский язык. Отпущен на свободу Броз был в марте 1934 г.

Местом проживания Тито была определена его родная деревня Кумровец. Однако Броз почти сразу отправился в Загреб. Не пробыв и месяца на свободе, Тито снова был объявлен в розыск. Ему пришлось сменить имя и изменить внешность: отпустить усы, покрасить волосы в рыжий цвет, начать носить очки с простыми стёклами. В Загребе Тито связался с оставшимся партийным руководством, вернее сказать, с несколькими оставшимися на свободе членами партии. В то время, пока Тито находился в тюрьме, КПЮ была практически разгромлена, а ЦК партии, во главе с Миланом Горкичем, переместилось в Вену. Попытки ЦК управлять коммунистами внутри страны, как правило, кончались поимкой посыльных из Вены и новыми арестами.

Нелегально перейдя границу, летом 1934 г. Иосип Броз прибыл в Вену, где встретился с членами ЦК КПЮ, а именно Миланом Горкичем, Владимиром Чопичем и Благое Паровичем. По словам Тито, «они как пчелы на мёд накинулись на меня. Я старался быть как можно тоньше и говорить как можно меньше, не открывая им глубокого недовольства масс партийным руководством». Какое-то время Броз курсирует между Веной и Загребом, выполняя поручения руководства партии, организовывая подпольные конференции в Загребе и Любляне.

9 октября 1934 г. в Марселе македонскими террористами при участии хорватских усташей был убит король Югославии Александр I Карагеоргиевич. Как ни странно, марсельское убийство сработало на руку коммунистам, во всяком случае поначалу. Александр Карагеоргиевич, будучи «другом всего русского и врагом всего советского», испытывал к коммунистам глубокую личную неприязнь. Новое же руководство страны вынуждено было разбираться с националистическими организациями и поддерживающими их фашистскими режимами Германии, Италии и Венгрии, а Коминтерн и КПЮ на какое-то время оказались вне сферы интересов властей Югославии.

Пользуясь этим, коммунисты провели ряд партийных конференций в регионах – Хорватии, Словении, Далмации, Сербии и Черногории, а в декабре 1934 г. – и общеюгославскую партийную конференцию в Любляне. Под влиянием хорватских и словенских делегатов, в том числе Иосипа Броза Тито, и, во многом, вопреки мнению руководства КПЮ было принято решение о создании независимых компартий Словении и Хорватии. На должность секретаря партии переизбирают Милана Горкича, хотя его кандидатура и встречает негативную оценку многих делегатов. На конференции присутствовали наблюдатели и инструкторы из Москвы, в том числе высокопоставленный сотрудник отдела кадров Исполкома Коминтерна (ИК КИ) Геворк Алиханов, с которым Иосипу Брозу в ближайшие годы предстоит работать очень плотно. Вскоре после конференции, возможно, не без протекции со стороны представителей Коминтерна, Тито становится членом ЦК КПЮ, а чуть позже – и членом Политбюро.

В начале 1935 г. внутрипо литическая ситуация в Югославии снова меняется, и на этот раз не в пользу КПЮ. Разобравшись со сложной внешнеполитической ситуацией, принц-регент Павел и его окружение приступили к реформированию политической системы страны. На фоне общей демократизации общественно-политической жизни гонения на коммунистов усиливаются, происходят аресты среди активистов КПЮ, обкомы партии опять вынуждены уходить в глубокое подполье. До создания независимых компартий Хорватии и Словении дело не доходит, поскольку на повестке дня стоит вопрос об элементарном выживании КПЮ как таковой. К весне 1935 г. большая часть партактива КПЮ оказывается за пределами Югославии. Начинается «эмигрантский» период в истории компартии Югославии и в жизни Иосипа Броза Тито.

В марте 1935 г. Броз прибывает в Советскую Россию, по официальной версии – для работы в Профинтерне (международной организации профсоюзов). Однако в означенной организации Иосип Броз, получивший по приезде в Россию конспиративное имя Фридрих Вальтер, не работает ни дня. Первые полгода из почти двух лет, проведённых им в Москве, он работает в Балканском лендерсекретариате Коминтерна, затем в секретариате В. Пика. Летом 1935 г. Тито участвует в VII конгрессе Коминтерна как член югославской делегации. Констатацией этих двух фактов – работал в Коминтерне, участвовал в конгрессе – официальные биографии Иосипа Броза Тито и ограничиваются. Авторы альтернативных биографий Броза рассказывают о «советском» периоде его жизни совершенно удивительные вещи, вплоть до того, что в Росии Иосипа Броза подменили: якобы туда приехал один человек, а вернулся оттуда под видом Тито уже другой, офицер советской разведки. Автором данной статьи был обнаружен целый ряд архивных документов, проливающих новый свет на коминтерновский период Иосипа Броза.

Осенью 2009 г. видный сербский специалист по Иосипу Брозу Тито, журналист Перо Симич, выпустил очередную работу, посвящённую покойному лидеру Югославии, озаглавленную «Тито: тайна века». Симич – на редкость плодовитый автор, на протяжении последних восьми лет выпускает в среднем по книге в год, большая их часть посвящена именно Иосипу Брозу. В отличие от многих своих коллег с территории бывшей Югославии, Симич провёл много времени работая в московских архивах, прежде всего Российском государственном архиве социальной и политической истории, бывшем Институте марксизма-ленинизма. Основные научные положения работ Симича базируются на документах, с которыми он ознакомился в Москве. Однако получить доступ к архивным данным – это лишь начало исследовательской работы. Не менее важная часть работы состоит в том, чтобы полученные данные правильно интерпретировать. Здесь мало просто кропотливой, усидчивой работы, необходимо понимание исторического контекста, знание бытовых реалий, способность отказаться от своих первоначальных гипотез, если архивные данные их опровергают. Мы вынуждены констатировать, что именно осмысление архивных материалов становится слабым местом всех работ Перо Симича.

Рассмотрим это на конкретном примере. В работе «Тито: тайна века» Симич пишет: «Существует версия, согласно которой в 1936 г. Тито в СССР посещал какую-то партизанскую академию, о которой неизвестно ни где она находилась, ни существовала ли она вообще». Это, фигурально выражаясь, камень в огород автора данной статьи, который на протяжении последних четырёх лет на различных научных форумах в России и Сербии выступает с докладами о предполагаемой причастности Тито к так называемой «Партизанской академии» Коминтерна. Причём информация об этой «академии» нами почерпнута из тех же архивных материалов, с которыми работал Перо Симич, а также из опубликованных в последние годы документов. Не выходя за рамки доступных Симичу источников, мы с уверенностью можем утверждать о существовании «Партизанской академии».

Для начала только факты. Никто из биографов Тито, будь то официальная титоистика или позднейшие апокрифы, не смог убедительно доказать сотрудничество Иосипа Броза с ОГПУ, на чём настаивает Перо Симич. В этом смысле можно упомянуть работу Мирослава Йовановича «Большевистская агентура на Балканах. 1920–23». В своей монографии М. Йованович подробно рассказывает об агенте НКВД Вальтере, действовавшем в рассматриваемый им период. Агент подходит под описание Иосипа Броза и по внешности, и по возрасту, и по некоторым деталям биографии. Описание «агента Вальтера» М. Йованович заканчивает словами: «Мы не можем сегодня судить, идёт ли в данном случае речь об Иосипе Брозе Тито или же мы имеем дело с не более чем занятным совпадением». Кстати говоря, Мирослав Йованович убедительно доказывает, что, в принципе, нет ничего невозможного в вербовке Тито ещё в 1918–19 гг., когда он находился в России в качестве военнопленного. То есть Иосип Броз мог быть заслан в Королевство СХС в 1920 г. в качестве советского агента. Подобные случаи известны. Но, за неимением архивного материала конкретно по Иосипу Брозу, профессор Йованович не спешит делать претендующие на сенсационность выводы и обобщения. Это, на наш взгляд, образец абсолютной научной корректности, к которой любой исследователь должен стремиться.

Если же начать погружаться в специфику работы советских спецслужб, то ситуация вырисовывается отнюдь не простая. В начале тридцатых годов внешней разведкой занимались Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ, Разведуправление Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА), ряд структур Коминтерна – Специальный отдел, Организационный отдел, Отдел партийного строительства, Отдел международных связей, Военно-конспиративная комиссия. Внутренней безопасностью в масштабе страны ведало ОГПУ, в масштабе Коминтерна – Отдел кадров.

Здесь мы позволим себе бросить камень в огород Перо Симича – характеристики, которые Иосип Броз давал на товарищей по партии, занимающие столь много места в книгах Симича, давались не для Иностранного отдела ОГПУ – НКВД, как утверждает этот автор. Характеристики эти предназначались Отделу кадров Коминтерна. Люди, которым Тито давал эти характеристики, – И. Караиванов и Якубович – являлись сотрудниками Отдела кадров.

Из этого факта не следует, что Тито не был связан с ИНО ОГПУ или Разведупром РККА. Но все известные на сегодняшний день аргументы, касающиеся его связи с «советской разведкой», при тщательном изучении оказываются связаны с отделом, где работали Караиванов, Якубович, Г. С. Алиханов, М. Б. Черномордик. Курировал этот отдел Д. З. Мануильский.

Здесь есть смысл чуть подробнее коснуться деятельности Отдела кадров Коминтерна. В Коминтерне существовали подразделения строго засекреченные (Спецотдел, Отдел партийного строительства и т. д.) и подразделения абсолютно секретные, режимные (военные школы Коминтерна), о которых не знали всей правды даже члены Президиума ИК КИ, своего рода «подводная часть коминтерновского айсберга» (по определению В. И. Пятницкого). Но у коминтерновских спецслужб была и полулегальная, преимущественно «надводная» часть – это Отдел кадров (внутренняя безопасность) и Отдел международных связей (внешняя разведка). «Надводная» часть спецслужб как раз и была задумана таким образом, чтобы не привлекать излишнего внимания и не вызывать ненужных ассоциаций.

«Создание Отдела кадров означало переход ИК КИ к осуществлению более строгой и упорядоченной кадровой политики, к усилению контроля за подбором и расстановкой руководящих работников в компартиях и аппарате ИК КИ. Тот факт, что в Отдел кадров влился так называемый Специальный отдел, занимавшийся ранее проверкой кадров и перепроверкой их через советские специальные службы, говорил о том, что Отдел кадров ИК КИ не только сохранял, но и укрепил связь с советскими органами госбезопасности», – указывается в справочнике «Организационная структура Коминтерна». То есть Отдел кадров КИ являлся своего рода службой внутренней безопасности Коминтерна, в отличие от Отдела международных связей (ОМС) и Спецотдела, активность которых была направлена преимущественно за пределы Советского Союза.

Возвращаясь к вопросу о связи Иосипа Броза Тито с советскими спецслужбами, мы можем ещё раз отметить, что авторы, приписывающие Тито тесную связь с НКВД или Развед управлением Красной Армии, сильно упрощают картину. Потенциальный объект вербовки сначала тщательно изучался собственно коминтерновскими спецслужбами и лишь затем, по совместному решению руководства Политкомиссии КИ, руководителя ИНО ОГПУ М. Трилиссера или руководителя Разведуправления Красной Армии Я. Берзина, переходил на работу в другое ведомство. При переходе на работу в ОГПУ или РККА иностранные коммунисты, как правило, выводились из состава Коминтерна и теряли (номинально) членство в своей партии по конспиративным соображениям. Как мы помним, с Тито ничего подобного не происходило, что ставит под вопрос тезис о его тесной связи с ОГПУ/НКВД, хотя мы и должны признать, что из всякого правила бывают исключения.

На заметке у Отдела кадров ИК КИ Иосип Броз был как минимум с 1927 г. Бранислав Глигориевич в своей работе «Югославский и сербский вопросы в Коминтерне» указывает, что первый большой карьерный взлёт Иосипа Броза тесно связан с миссией в Югославии коминтерновского инструктора Владимира Николаевича Сакуна, находившегося на Балканах под псевдонимом «Миркович». «Он довольно много времени провёл в Югославии. Его заданием было выяснить, насколько жизнеспособна КПЮ после всех имевших место фракционных противостояний. Он был на многих партийных пленумах и совещаниях, много общался с активистами. В отчёте, который он затем послал в Москву, особенно отмечается работа загребской парторганизации, деятельность которой обычно связывается с личностью Иосипа Броза», – пишет о Сакуне Б. Глигориевич.

«Взлёт Иосипа Броза, который до этого был простым профсоюзным функционером, связан именно с работой этого инструктора Коминтерна, на чьи указания о том, как надо организовать работу партии, Броз постоянно ссылался во время восьмой партконференции в Загребе… Решения этой партконференции просто не могли бы быть приняты без прямой поддержки представителей ИК КИ».

Можно предполагать, что впервые Иосип Броз попал в поле зрения коминтерновских спецслужб с лёгкой руки В. Н. Сакуна, о котором, кстати, нам не удалось найти никакой дополнительной информации сверх того, что сообщает Б. Глигориевич. В 1928 г. Иосип Броз осуждён на так наз. Бомбистском процессе, и оказывается вырван из активной политической деятельности на пять лет. Но практически сразу после освобождения он встречается с ещё одним спецпредставителем Коминтерна – Г. Алихановым, всю первую половину 1934 г. находившимся в Югославии с той же миссией, что и В. Сакун за шесть лет до этого. Алиханов – фигура гораздо более известная, прежде всего потому, что в 1937 г. он какое-то время возглавлял Отдел кадров Коминтерна, прежде чем был репрессирован (Алиханов является отчимом известной советской правозащитницы Елены Боннэр). В своей книге «Дочки-матери» Боннэр рессказывает о близкой дружбе Алиханова с Иосипом Брозом (известным ей как Вальтер), а также подробно описывает свою подростковую влюблённость в сына Тито, Жарко Броза. К сожалению, объём данной статьи не позволяет нам остановиться на воспоминаниях Боннэр подробнее. Вернёмся к Алиханову. У нас есть все основания полагать, что в начале тридцатых он был ответственным за Балканский секретариат Коминтерна в Отделе кадров, а также выполнял отдельные связанные с Балканами миссии за границей.

То есть мы видим перед собой весьма стройную и последовательную схему развития событий. В 1934 г. Иосип Броз впервые встречается с Г. Алихановым, причём тот имеет о Брозе хорошие отзывы (не только от местных партийцев, но и от своего предшественника В. Сакуна). В 1935 г. Тито повторно сталкивается с ним, уже в Коминтерне. Алиханов сводит его с сотрудниками Отдела кадров И. Караивановым и Якубовичем. Броз даёт им характеристики на товарищей по КПЮ. После этих необходимых разъяснений мы можем, наконец, перейти к вопросу о так называемой «Партизанской академии» Коминтерна. Наша версия состоит в том, что в период с октября-ноября 1935 по июль-август 1936 г. Иосип Броз Тито проходил обучение в разведшколе Коминтерна, а в партпредставительстве лишь числился, выполняя время от времени (в среднем – раз в два месяца) некоторые, не слишком обременительные, поручения.

Что же представляли собой нелегальные курсы при Коминтерне, в частности, военно-политическая школа? Об истории военных и разведывательных школ при Коминтерне В. И. Пятницкий сообщает следующее: «Эти школы ведут своё начало со времён Октябрьской революции, когда для немецких и австрийских военнопленных были организованы краткие курсы с той перспективой, что эти кадры используют свои знания на баррикадах Вены и Берлина. Позднее эти курсы превратились в постоянные учебные заведения. В школах, расположенных в Москве и её окрестностях, обучался тщательно отобранный состав слушателей, которые изучали все аспекты гражданской войны, начиная с пропаганды и кончая умением обращаться с пулемётами. Способные слушатели проходили подготовку в Управлении разведки Генштаба РККА. Выпускники курсов и школ Коминтерна обязаны были после обучения возвратиться в свои страны для работы в пользу Коминтерна. От них требовалось строгое соблюдение секретности».

С 1927 по 1931 г. военными школами Коминтерна руководил финский коммунист Тууре Лехен (коминтерновский псевдоним Альфред), с 1931 по 1936 г. – польский коммунист Кароль Сверчевский. Последний пользовался тем же псевдонимом, что и Иосип Броз, его конспиративное имя – Вальтер. Перо Симич в своей последней работе перепутал «двух Вальтеров» и пишет, что «Тито воспользовался новым псевдонимом – “товарищ Сверчевский”». Констатируем: Тито и Сверчевский – два разных человека, всего же в Коминтерне псевдонимом «Вальтер» пользовалось восемь человек, из них две женщины.

Военное и разведывательное обучение в Коминтерне проходило через разные этапы, в какие-то моменты сводилось к минимуму, но затем возобновлялось в прежних масштабах. Начало гражданской войны в Испании является апогеем военной и вообще нелегальной деятельности Коминтерна, однако в 1939 г., в связи с очередной сменой вех в советской внешней политике, нелегальная деятельность Коминтерна за рубежом практически сворачивается, чтобы возобновиться во время Второй мировой войны, в совершенно ином качестве и под другой легендой.

Место военных школ и спецкурсов в коминтерновской иерархии изменялось на протяжении существования КИ. Изначально они были подчинены Организационному отделу, затем выделившемуся из него Отделу партийного строительства (и тем и другим руководил Б. А. Васильев). После VII Конгресса Борис Афанасьевич Васильев, вместе со своим патроном И. Пятницким, был переведён на работу в другое ведомство, а спецшколы и спецкурсы перешли в ведение Отдела кадров, сначала фактически, а в начале 1936 г. и номинально. Об этом говорится в «Положении об Отделе кадров» от 11 февраля 1936 г., хотя и несколько иносказательно: «…отдел должен руководить работой международных школ, контролировать подбор их аппарата и организацию набора студентов в школы». В одном из приложений к «Положению» уточняется, что под школами подразумевается и «группа спецшкол». Также этот документ обязывает Отдел кадров «обобщать опыт компартий по защите и охране своих организаций от провалов и репрессий и подготавливать соответствующие рекомендации и предложения по улучшению конспирации».

Мы можем констатировать, что в интересующий нас период спецшколы и спецкурсы Коминтерна, как и вся нелегальная деятельность, находились целиком и полностью в компетенции Отдела кадров. Тезис о весьма тесных связях Иосипа Броза с Отделом кадров КИ мы считаем доказанным, так что нет ничего удивительного в том, что Тито попадает в обойму военно-политических программ Коминтерна именно после перехода последних в ведение этой структуры.

О принципах подбора студентов в военные школы Коминтерна мы можем говорить лишь в самых общих чертах, зато на сегодняшний день опубликован ряд документов, проливающих свет на то, чему учили в спецшколах и на спецкурсах. В. И. Пятницкий о контингенте обучающихся и изучаемых предметах пишет следующее:

«Слушателями подбирались молодые, умные, холостые люди, расположенные к изучению языков и техники. Программа занятий была очень обширной и разнообразной: изучение языков, географии района будущей работы, его истории. Особое внимание уделялось изучению “партийной техники” – тайнописи, приёмов конспирации, шифровальноого дела, кодов Морзе, средств связи… Окончившие эту школу курсанты перед отправкой к месту работы проходили тщательную проверку, в ходе которой проверялась степень их подготовки, их пригодность к выполнению функций секретного агента и бралось письменное обязательство работать на советскую разведку. Не выдержавшие этой проверки курсанты отправлялись на другую работу, а курсанты, сдавшие экзамен и прошедшие проверку, перед отправкой к месту назначения проходили общий курс военной подготовки в военно-спортивном лагере Коминтерна».

Отметим, что в данном отрывке речь идёт об одной из школ, готовивших прежде всего связистов. Отсюда упор на радиодело и относительно малая роль, которая отводилась военно-полевой подготовке. Однако те принципы, по которым отбирались слушатели, имеют характер вполне универсальный – молодость, интеллект, отсутствие семейных уз, способности к иностранным языкам и технике. Всё это, кроме, пожалуй, «молодости», непосредственно касается Тито (Иосипу Брозу сорок с небольшим, он не молод в буквальном смысле слова, но находится на пике физических и интеллектуальных возможностей).

О военно-политических курсах под руководством Кароля Сверчевского – Вальтера В. Пятницкий сообщает: «…Некоторые руководители Коминтерна, посвящённые в их существование, называли их “партизанской академией”. Военная школа готовила специалистов для будущих революционных армий капиталистических стран и военные кадры для национальных компартий, командиров партизанских соединений, командующих армиями вплоть до руководителей партизанских сил в масштабе отдельных стран. В программе подготовки учитывались знания и опыт слушателей и обстановка, в которой им придётся действовать. Курсантов обучали военному делу, тактике партизанской борьбы и уличных боёв. Они должны были досконально знать вооружение, применяемое в армиях своих стран, уметь пользоваться и изготавливать взрывчатые вещества из легкодоступных материалов. Срок обучения групп курсантов длился от восьми месяцев до года. Многие из тех, кто закончил эту школу, впоследствии отличились в Испании, Югославии, Польше, Китае и Вьетнаме».

Опять-таки, очень значительная часть приведённого фрагмента прекрасно соотносится с биографией Иосипа Броза Тито. Он пропадает из поля зрения исследователей именно на восемь-девять месяцев, владеет «тактикой партизанской борьбы», которая очень пригодилась ему в Югославии 1941–45 гг., сделав его «руководителем партизанских сил в масштабе отдельной страны». Но книга В. Пятницкого не может считаться абсолютно надёжным источником. Она очень фрагментарна – местами это научная монография, местами мемуаристика, местами чистая публицистика. Соответственно, мы принимаем на веру только ту информацию Пятницкого, которая соотносится с архивными данными, найденными нами или опубликованными другими исследователями. А вот докладная записка Кароля Сверчевского «О деятельности военных курсов при ИК КИ в 1931–32 гг.», опубликованная в сборнике «Коминтерн и идея мировой революции», не вызывает у нас никаких вопросов – это абсолютно достоверный архивный документ.

К сожалению, записка эта охватывает период времени, предшествовавший нашему исследованию, и касается, в основном, чрезвычайно низкого уровня подготовки студентов из Польши, многие из которых попадали на курсы случайно. По поводу изучаемых предметов Сверчевский сообщает данные в процентах, которые мы приводим целиком.

«Учебные планы курсов включают в себя следующие отделы: а). политический, занимает около 25 % времени курса б). военно-политический, занимает около 15 % времени курса в). общей тактики, занимает около 25 % времени курса г). военной техники, занимает около 30 % времени курса д). партийной техники, занимает около 5 % времени курса. Различия в программах для различных курсов не слишком большие, но в содержание предметов вносятся обязательные поправки на специфические особенности данной страны. Главный упор в учёбе делается на следующие главнейшие предметы: теория и практика вооружённого восстания, разложение вооружённых сил буржуазии, тактика, партизантика и уличный бой, подрывное дело и полное овладение техникой материальной части и боя ручного и автоматического оружия».

В записке К. Сверчевского о югославских коммунистах речь не идёт. Он сообщает, что «общее число прошедших через спецкурсы в течение последних двух лет выражается цифрой 194 человека следующих национальностей: немцев 72, поляков 56, финнов 22, украинцев 11, французов 10, чехов 10, итальянцев 7, испанцев 3, белорусов 2 и шведов один». Как видим, в подробном списке по всем национальностям за 1931–32 гг. уроженцев Югославии нет. На полях документа имеется также приписка от руки, касающаяся обучавшихся на курсах в 1933–35 гг. В ней значится: «1933 г. – 26 немцев, 13 финнов, 10 китайцев; 1934 г. – 2 бразильца, 3 китайца, 27 немцев; 1935 г. – 24 немца, 11 испанцев, 8 китайцев». Опять-таки, никаких югославов.

Однако на самом деле всё несколько сложнее. Дело в том, что специальных курсов на сербскохорватском языке (равно как на словенском и македонском) в военно-политической школе не было, в связи с чем большая часть югославских коммунистов входила в состав немецкой языковой группы и слушала курс на немецком языке. В. И. Пятницкий приводит документ, составленный работником Разведуправления РККА, касающийся работы военно-политических курсов в 1929–30 гг. В этом документе говорится: «Ввиду развёртывания классовых боев и усиливающихся военных приготовлений было вынесено постановление инстанции и отпущены средства на военизацию Коминтерна… Согласно этому постановлению, Управлением, при участии Орготдела ИК КИ, было обучено 24 поляка на специальных военно-политических 9-месячных курсах, 42 немецкоязычных коммуниста (31 из Германии, 7 из Чехословакии, по 2 – из Австрии и Сербии) на 4-месячных курсах, 13 франкоговорящих (4 итальянца, по 3 француза и бельгийца, 2 испанца и один чех) – на 5-месячных курсах».

Документ из архива Разведуправления Красной Армии позволяет, так сказать, читать между строк записки Кароля Сверчевского. В 1931–32 гг., по которым он дает развёрнутый перечень не только языков, но и национальностей (украинцы и белорусы, явно обучавшиеся не на родных языках, а на русском или польском; швед, почти наверняка обучавшийся на немецком или финском, и т. д.), присутствие уроженцев Югославии на военно-политических курсах не прослеживается. А вот в 1933–35 гг., о которых сообщается вкратце, без указания национальностей, среди 77 обученных «немцев» вполне могли быть, более того, почти наверняка были, и австрияки, и югославы. К огромному сожалению, информации по наиболее интересующему нас 1936 году нет ни у Пятницкого, ни в записке Сверчевскго. Тем не менее мы можем констатировать: югославы на военно-политичсеких курсах КИ обучались.

Подкрепляет нашу уверенность и то, что в работе В. И. Пятницкого по вопросу о «партизанской академии» упоминается персонально Тито. Правда, в довольно странном контексте. Сын Иосифа Пятницкого пишет: «Некоторые занятия в военно-политической школе поначалу шли через переводчика. Но миновало два-три месяца, и он становился ненужным. Основные предметы вели по-польски, по-французски, по-испански – Вальтер, большинство политических – знавший также немецкий Станислав Будзинский. Приезжали с лекциями Тельман, Эрколли (Тольятти), Гэккерт, Кнорин, Мануильский, Тито; из польских деятелей – Ленский, Прухняк». Чему вообще мог научить слушателей «партизанской академии» Иосип Броз? У него имелся определённый опыт участия в боевых действиях и представление об основах полевой разведки, полученное в австрийской разведшколе. Но это опыт двадцатилетней давности, изрядно Тито подзабытый, да и просто устаревший. У него был опыт конспиративной деятельности, но скорее негативный, связанный с провалом, приведшим к «Бомбистскому процессу». Среди преподавательского состава военно-политических курсов, в который входили ассы разведки и мастера конспирации, Иосип Броз выглядит явным неофитом.

Объяснение тезиса о преподавательской деятельности Тито находим в записке К. Сверчевского. Он пишет: «Основные военные предметы (общая тактика, партизантика, уличный бой, оружие и т. д.) проходятся сейчас силами аспирантуры, набираемой из числа своих курсантов или прошедших подготовку на курсах в прошлом и работавших на практической работе в стране (немцы), или оставленных специально для этой цели из состава последних курсов (поляки)». То есть после окончания собственно обучения, сколько бы оно ни продолжалось, Иосип Броз вполне мог быть оставлен при военно-политических курсах в качестве аспиранта, а значит, мог и преподавать.

Любопытную информацию о Тито сообщает в своей книге американский исследователь Джаспер Ридли. «Тито посещал занятия по военной тактике при школе Красной Армии, – пишет он, – где его проверяли на физическую крепость и выносливость. Один из тестов на выносливость требовал, чтобы человек две минуты стоял в проруби, по шею в воде, температура которой была едва ли выше нуля». Ссылается Ридли на устные данные, почерпнутые из разговора с немецкой коммунисткой Маргарете Бубер-Нойманн, находившейся в 1935–36 гг. в Москве. Надо сказать, что в книге самой Бубер-Нойманн нет ни слова об Иосипе Брозе Тито, но теоретически она вполне могла знать об учебных программах военного толка, в которых участвовал Тито.

Можно также сопоставить приведённую выше информацию с данными мемуарного характера из югославских архивов. Ни в одной из записок, обнаруженных нами, не говорится об обучении в коминтерновских спецшколах открытым текстом, однако во многих из них встречаются довольно любопытные фрагменты. Например, в записке Влайко Беговича сообщается следующее. Беговича направляют на учебу в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада (КУНМЗ), причём сразу на четвёртый курс. Однако он решает, что нет смысла тратить время на обучение тому, что он знает и так. «Я решил, – пишет он, – что буду летом заниматься, сдам экзамены экстерном и поступлю сразу в аспирантуру. Так и вышло. Год я был аспирантом в КУНМЗ, потом стал преподавать там же мировую экономику…» После роспуска КУНМЗ В. Бегович какое-то время работал в Главлите, а затем покинул Советский Союз, отправившись в Испанию. По завершении гражданской войны в Испании В. Бегович остался во Франции, после оккупации бежал из Парижа на юг страны, где активно участвовал в антифашистском подполье, в Югославию вернулся только в 1945 году – так гласит официальная биография. Казалось бы, всё просто и ясно.

Однако в мемуарах Беговича есть фрагмент, никак не согласующийся с историей об экзаменах, сданных экстерном, и работе в КУНМЗ. Ближе к концу записки, подытоживая свои впечатления от СССР, Влайко Бегович пишет: «Нам было не тяжело учиться ночью… Мы изучали военную науку, военную технику, имели отличные результаты в стрельбе из пистолетов, пистолетов-пулемётов, пулемётов. Мы совершали длинные марши ночью, в полной боевой экипировке и в противогазе. Часто при температуре ниже минус двадцати. Мы проводили ночи, расчищая завалы на железных дорогах. Ездили в колхозы, чтобы убеждать колхозников пахать и сеять тогда, когда это велит Партия. И еще много чего тяжелого было, но для нас это было не тяжело…» Вопрос – где Беговича учили стрелять из пистолетов-пулемётов и заставляли совершать марш-броски на двадцатиградусном морозе? Неужели в аспирантуре кафедры мировой экономики КУНМЗ?

Другой видный югославский коммунист, Божидар Масларич, пишет: «В КУНМЗ, где я был сначала студентом, а потом и преподавателем, мне очень мало платили. Поэтому я пошёл учиться в техническую школу Коминтерна, там я был шесть месяцев на одном курсе с немцами… В 1934 г. техническая школа начала расширяться, изначально она не предполагала деления по национальностям [деление было по языкам. – Н. Б.], но уже в 1934 г. в ней открылся отдел для югославов, которым поставили руководить меня. Одновременно с этим я продолжал преподавать в КУНМЗ… Я был не только руководителем технической школы, обучение в которой продолжалось год, но и руководителем шестимесячных курсов для женщин, из наших на них училась, например, Зденка Кидрич… Существовали также и трёхлетние курсы, которыми руководил Никола Ковачевич». Карло Мразович сообщает: «Я был шефом югославского отделения КУНМЗ… При университете существовало секретное отделение, где имелась картотека студентов-слушателей, их биографии, анкеты и фото. Шефом секретного отделения был человек из ГПУ, венгр по национальности. Картотека хранилась в условиях особой секретности, никто не мог ею воспользоваться. Тем не менее, поскольку я помогал вновь прибывшим югославам писать биографии и давал им псевдонимы, я всё обо всех знал… Помимо КУНМЗ и аспирантуры я также закончил военную академию и имел чин подполковника».

Таким образом, перед нами совершенно чёткий механизм по отбору кадров в КУНМЗ для коминтерновских спецшкол и советских спецслужб (ОГПУ, Разведуправление Красной Армии). Кадровик К. Мразович встречает югославских студентов, помогает им писать биографии, даёт псевдонимы, попутно отбирая наиболее перспективных. Затем, после изучения соответствующими органами, они переходят на попечение Б. Масларича и начинают «бегать в противогазах» и «расчищать снежные завалы». Во главе угла находится Отдел кадров, тождественный «секретному отделению» в КУНМЗ.

В заключение приведём небольшую цитату из «Материалов к биографии» В. Дедиера. Тито рассказывал ему, что в Москве «… серьёзно набросился на военную литературу, штудировал из русских писателей Фрунзе, много читал немецких классиков, Клаузевица и других. Таким образом, во время своего пребывания в Москве Тито во многом расширил свои знания по военной проблематике». Нам представляется, что это тот минимум информации, связанный с обучением Иосипа Броза в «Партизанской академии», который Дедиер смог поместить в биографию Тито…

Иосип Броз покидает Советскую Россию в конце 1936 г., начинается период его жизни, когда он перемещается между Веной, где находилось ЦК партии, Парижем, где Тито участвовал в отправке международных добровольцев на гражданскую войну в Испании, и Москвой, куда его время от времени вызывали. На этот период его биографии (1937–39 гг.) приходятся, помимо всего прочего, и период сталинских «чисток», когда практически всё руководство КПЮ было репрессировано, однако Иосипу Брозу удалось уцелеть. Если мы принимаем на веру версию об обучении Броза в «Партизанской академии», а также о его тесных связях с советскими спецслужбами, то ответ на вопрос, почему он уцелел, становится более или менее очевидным: Тито сам в значительной степени являлся частью советской охранительно-карательно-разведывательной системы. После ареста руководителя партии Милана Горкича, в период 1938–39 гг., руководство партией фактически осуществляется Иосипом Брозом и Стеваном Лиличем, руководителем партийной «техники» (ответственным за конспирацию и связь с Москвой). Лишь в 1940 г. Тито становится формальным руководителем югославских коммунистов.

Однако Иосип Броз не стал бы единственным в своём роде уникальным государственным деятелем, не стал бы Маршалом Тито, если бы не Вторая мировая война. Именно во время войны ему удалось стяжать тот авторитет и популярность, которые позволили ему не только возглавить Югославию, но и бросить вызов Иосифу Сталину. Оставляя в стороне собственно ход боевых действий и вопросы тактики титовских партизан, мы хотели бы обратить внимание на деятельность партизанского Агитпропа, в частности, отдела, который по коминтерновским лекалам занимался созданием образа народного вождя. У нас есть все основания полагать, что работа над имиджем Тито началась уже во время Второй мировой войны, и тогда же образ Тито впервые был внедрён в общественное сознание. Как человек, имевший непосредственное отношение к Коминтерну, Иосип Броз Тито прекрасно понимал значение агитации и пропаганды как для деятельности коммунистической партии, так и для партизанского движения. При руководстве титовских партизан существовал отдел Агитпроп, которым руководил будущий диссидент Милован Джилас.

При этом в литературе практически не упоминается о том, что наряду с Агитпроп-отделом при партизанском штабе существовало подразделение, занимавшееся, как это назвали бы сейчас, имидж-менеджментом Тито. При Тито находились фотограф и кинооператор Жорж (Григорий) Скригин, скульптор Антун Августинчич, поэты Радован Зогович и Стефан Митрович. Эта группа, в отличие от агитпроповцев Джиласа, была ответственна не за пропаганду коммунистической идеологии и антифашизма, а именно за имидж Тито. Старшим в группе являлся Зогович, а курировал работу имиджмейкеров уже упоминавшийся в этой статье Моше Пияде.

Вряд ли какой-либо другой лидер партизанского движения может похвастаться тем, что в перерывах между боевыми действиями его бюст лепил один из выдающихся скульпторов страны. Немало времени отнимала у Тито и художественная фотосъёмка, которой занимался Скригин. В интервью черногорскому журналисту Боро Кривокапичу Скригин рассказывал, что для имиджевого фото, которое планировалось отправить в Советский Союз и на Запад, Тито позировал ему три часа. В полевых условиях фотографу пришлось изрядно помучиться, чтобы выстроить подходящее освещение и добиться от Тито «художественного» выражения лица. Тем не менее Тито понимал важность хорошего «портфолио» и позировал Скригину беспрекословно. Отвозить фотографии Тито, сделанные Скригиным, западным союзникам должен был Иво Лоло Рибар, который, как известно, погиб и до цели не добрался. С ним пропали и фотографии Скригина. Узнав об этом, Моше Пияде сказал Скригину: «Напечатай эти фотографии заново. Союзники должны их получить, чего бы это ни стоило. Если не получилось отправить их с Рибаром, их отвезёт кто-нибудь другой…» В итоге фотографии английскому и американскому командованию передал Владимир Велебит, и вскоре портрет Тито – хрестоматийная фотография в тёплой шапке с пришпиленной к ней пятиконечной звездой – украшала обложку журнала «Лайф».

От Августинчича и Скригина, занимавшихся визуальным имиджем Тито, не отставал и Радован Зогович, воспевавший вождя в стихотворениях и поэмах. Написанная им ещё в начале войны поэма о Тито была в 1943 г. переправлена в Советский Союз, а в 1944 г. издана в СССР отдельной брошюрой, перевод осуществил советский поэт Николай Асеев. Позволим себе процитировать небольшой фрагмент русского перевода этой поэмы.

 
Я пою про Загорье, про матерь Марию,
Про док Кралевацкий, про всё,
Что глаза его видели с детской поры.
Про слезу, что сверкнула горячей отеческой лаской
При рассказе о страшном побоище Фрушкой Горы…
Кто был Тито отец, вы узнаете,
И кто мать, что его родила.
Разузнали и знайте, но помните – этого мало.
Ведь родители Тито – титана – народа дела
И борьба, что его воспитала!
 

Здесь поражает не сам факт славословий в адрес Тито, а то, что эти хвалебные стихи были сложены в окружённом со всех сторон силами противника штабе Тито. А в разорённом войной Советском Союзе нашлись средства, чтобы издать поэму о Тито отдельной брошюрой. Также мы видим удивительную перекличку этих строк с процитированной в начале статьи анкетой участника VII конгресса Коминтерна, которая стала для нас ключом к осмыслению раннего периода биографии Иосипа Броза. Перед нами – вехи образцовой биографии образцового коммуниста, причём нельзя сказать, что они не соответствуют действительности. Просто некоторые не вписывающиеся в эту канву моменты автором поэмы опущены…

Советское руководство поняло, что переусердствовало с поддержанием героического образа Тито, когда в сентябре 1946 г. в американском журнале «Тайм» появилась огромная статья о Тито под названием «Пролетарский проконсул». В этой статье утверждалось, что из всех коммунистических лидеров Восточной Европы только Тито представляет собой яркую, красочную, интересную личность, а не серого скучного коминтерновского бюрократа. Статью сопровождали фотографии Скригина, карандашные наброски Августинчича (один из них украсил обложку журнала) и цитаты из посвящённой Тито партизанской поэзии, в том числе поэмы Зоговича.

Есть сведения, что Сталина чрезвычайно разозлила эта публикация, и именно с неё началось охлаждение в отношениях Югославии и СССР. Реакция Сталина вполне понятна – сам того не ведая, он поучаствовал в создании образа Тито, в превращении одного из многих коминтерновских выдвиженцев в «пролетарского проконсула»…

Н. В. Бондарев