140. Время слов закончилось
Мне еще предстоит выполнить приказ убить попугая. Мне еще предстоит внять наставлениям птицы и убить капитана. Я не способен ни на то, ни на другое.
Но все меняется, когда бездна наносит новый удар.
Слева по носу начинается волнение — что-то кроется под полоской пенящейся воды.
Капитан призывает к тишине на палубе — вот только заставить всех замолчать, когда тебе самому приходится шептать, довольно сложно, так что он посылает Карлайла сказать каждому матросу в отдельности, чтобы тот придержал язык и все остальные части тела, которыми обычно шумят.
— Двадцать градусов вправо! — шепчет капитан мне.
Я поворачиваю штурвал. Сегодня сильный попутный ветер, и корабль быстро уносит нас прочь от опасности.
— Что это было? — спрашиваю я.
— Тс-с, — шикает капитан. — Пока они нас не слышат, все будет хорошо.
По правому борту появляется пятнышко бурлящей воды — еще ближе к кораблю, чем в прошлый раз. Капитан с глубоким вздохом произносит:
— Лево руля!
Я выполняю команду, но слишком быстро поворачиваю колесо, и оно скрипит. Звук отражается, усиливаясь, от всего корабельного нутра, как грозные ноты виолончели. Капитан морщится.
Корабль поворачивает прочь от бурлящей воды, и мне на мгновение кажется, что опасность миновала, но тут море вспучивается прямо перед нами и я замечаю в нем нечто ужасное. Бледное, как труп, заросшее рыбами-прилипалами создание — и обхватившее его темное, жирное щупальце другого чудовища. Они скрываются в пучине, и вода успокаивается.
— Это были… те, о ком я думаю?
— Да, — отвечает капитан, — мы проплываем воды двух врагов.
Мы плывем в молчаливом ожидании. Вдруг кит, вокруг которого обвивается туша кальмара, выскакивает из воды едва ли в пятидесяти ярдах от правого борта. Создания огромны. Вдвоем они больше двух наших кораблей. Кит бьет хвостом по воздуху — щупальца кальмара выжимают из него все силы. Чудища вновь скрываются в пучине, поднимая огромную волну. Она бьет нас в борт, так что мы едва не переворачиваемся.
Мы скользим по кренящейся палубе, и только капитан не теряет равновесия. Когда корабль выравнивается, он хватает меня и ставит обратно за штурвал:
— Избегай этих созданий. Почувствуй их присутствие и избавь нас от него.
Хотя я чую под нами чью-то злобу, у нее нет четкого направления. Они как будто повсюду одновременно, и мне некуда свернуть.
— Они слишком поглощены друг другом, чтобы заметить нас, — продолжает капитан. — Зато если услышат нас, мы пропали. Иди верным путем, и мы уйдем невредимыми.
Я вспоминаю его рассказ о двух противниках:
— Если они враждуют друг с другом, на нас-то зачем нападать?
Капитан шепчет мне на ухо:
— Кит презирает хаос, кальмар ненавидит порядок. А наш корабль — побочное дитя обоих.
Я начинаю понимать. Хотя чудовища и могут найти в корабле частицу себя, они замечают лишь то, что презирают. Так что мы — смертельные враги двух смертельных врагов.
— Мы можем пережить поднятую ими бурю, — произносит капитан. — Но едва они заслышат нас, с нами покончено.
Новая опасность приходит с левого борта. На этот раз кит не выпрыгивает из воды целиком, так что удар слабее, чем раньше. И правда, кит нас не видит. Его глаза закатились и ничего не видят. Он мечется, бьется и кусает обхватившие его щупальца толщиной с хорошее бревно. Кальмар издает раздирающий уши визг. Я поворачиваю штурвал, чтобы убраться от них подальше — на сей раз медленно и бесшумно.
И тут сверху раздается истошный визг ничуть не тише кальмарьего:
— Мы тут! — вопит попугай. — Мы тут, тут, тут!
За мгновение до того, как исчезнуть под водой, глаза кита из невидяще-белых становятся блестящими и черными — и, клянусь, их взгляд направлен на меня.
Мы остались без защиты, и капитан изливает свою ярость на птицу:
— Пернатый дьявол скорее потопит корабль, чем согласится смотреть на мою победу! Разделайся с ним, Кейден! А то он разделается с нами первым!
Я нащупываю за поясом кремневый пистолет — но уже бесполезно заставлять птицу замолчать. Поздно. Чудовища уже заметили нас. Видя, что я не спешу бросаться в погоню за попугаем, капитан швыряет меня с мостика на палубу:
— Делай свою работу, парень! Если только не хочешь оказаться в брюхе одного из них.
Попугай сидит на верхушке фок-мачты и вопит куда громче, чем можно ждать от такой некрупной птицы. Я лезу к нему по вантам. При виде меня он улыбается. По крайней мере, мне кажется, что это улыбка. Сложно сказать наверняка.
— Погляди! Погляди! — кричит он мне. — Отсюда такой хороший вид!
Он не знает, что я пришел убить его. Я сам еще не знаю, смогу ли.
— Перспектива! Перспектива! — ухает птица. — Теперь понимаешь?
Сверху все видно куда яснее. Два создания отпустили друг друга и окружают корабль с двух сторон — противники объединились против общего врага.
— Тут и конец плаванию. Капитан пойдет ко дну с кораблем, — произносит попугай. — Как положено, как положено.
Тут щупальце кальмара выстреливает из воды и обхватывает палубу. Корабль кренится. Я вцепляюсь в веревки. Чернильно-темное чудовище обвивает вторым щупальцем бушприт и отрывает его от носа. Будь там Каллиопа, ее разорвало бы пополам.
Яростная тряска едва не отрывает меня от веревок. Это кит врезался нам в борт, почти прогнув его. Капитан приказывает артиллеристу выпалить из пушки, но кит уже скрылся в пучине. Кальмар целиком вылез на нос и черными лозами щупалец обвил фок-мачту. Нос накреняется под его весом, матросы вопят и цепляются за доски. Я карабкаюсь повыше, чтобы убежать от жадного щупальца.
Внизу Карлайл пытается ударить кальмара заостренной ручкой швабры, как будто это гарпун, но у чудовища слишком толстая кожа, чтобы это могло причинить ему особый ущерб.
— Хватайся за мои когти! — приказывает попугай. — Я унесу тебя отсюда.
— А остальные?
— Это их судьба, а не твоя.
— Мы слишком далеко от берега.
— У меня могучие крылья!
Его тон почти убеждает меня, но я все равно не могу поверить. Он маленький. Он кажется беспомощным в сравнении с капитаном.
— Верь мне! — требует птица. — Ты должен мне верить!
Но я не могу. Просто не могу.
Тут я замечаю штурмана. Он поднялся на палубу и бросился к капитану, не обращая внимания на бушующую битву. Даже отсюда я вижу, что ему гораздо хуже прежнего. Бледная кожа на ветру отваливается клочьями. Похожие на страницы ошметки падают на палубу, где их поглощает черная жижа. Он хватает один из клочков кожи и показывает капитану: новый курс! Капитан отталкивает штурмана — курс заботит его меньше всего.
Кит снова таранит нас в борт, и штурман наконец оглядывается по сторонам. От выражения его лица у меня мороз по коже. На нем написана железная целеустремленность. «Свиток-свита-сверить-жертва», — проносится у меня в голове. Я знаю, что будет дальше, еще до того, как он лезет на грот-мачту. Он поднимется в воронье гнездо. И спрыгнет.
— Плохо, — произносит наблюдающий за ним попугай. — Плохо, плохо, плохо.
— Если хочешь кого-нибудь спасти, спаси его!
— Слишком поздно. Наша наука — не из разряда точных, но мы делаем, что можем.
Я не собираюсь с этим мириться. Штурман залез уже до половины. В его сторону выстреливает щупальце, но промахивается и хватает листок его кожи. Штурман не сводит глаз с вороньего гнезда над головой. Я должен спасти его!
От фок-мачты до грот-мачты не допрыгнуть, а если я попытаюсь слезть, то угожу прямо в разверстый зев кальмара. Но есть же и другие способы!
— Отнеси меня к штурману! — требую я у попугая.
Тот качает головой:
— Лучше не надо.
И, хотя я не имею ни малейшего представления, на каком я сейчас положении в иерархии, я самым властным своим тоном рявкаю:
— Это приказ!
Попугай вздыхает, больно пронзает мои плечи когтями и, хлопая крыльями, взлетает с грот-мачты. Он сказал правду: даже с такими маленькими крылышками он выдерживает мой вес. Мы летим над битвой, и он сбрасывает меня в воронье гнездо через мгновение после того, как туда влезает штурман.
Мгновение спустя мои глаза привыкают к обманчивым размерам вороньего гнезда. Я оглядываюсь — никого. Только осколки стекла вокруг барной стойки. Наконец я вижу штурмана: он карабкается на планку для прыгунов. Я едва узнаю его, почти без кожи.
— Нет! — кричу я. — Прекрати! Не делай этого! — Я пытаюсь подбежать к нему, но мешают осколки под ногами.
Теперь на его лице смиренная улыбка.
— У тебя своя цель, у меня своя, — произносит он. Даже его голос шуршит, как бумага. — Цель, мель, мания… молчание. — И прежде, чем я могу что-нибудь сделать, он прыгает.
— Нет! — Я протягиваю руки, но слишком поздно. Он падает в море, и лоскутки кожи отрываются страница за страницей, пока он не исчезает совсем, так и не долетев до воды. Только тысячи страниц падают в море, кружась, как конфетти.
Я смотрю на танец пергамента на ветру, не веря, что штурман ушел навсегда. Попугай пытается крылом закрыть мне глаза:
— Не смотри, не смотри. — Я с отвращением отталкиваю птицу.
Кальмар, похоже, внезапно удовлетворил свою жажду разрушения. Он отпускает корабль и скользит обратно в воду. Кит, разогнавшийся для очередного толчка, ныряет под судно. Несколько мгновений спустя чудовища выныривают далеко от корабля, снова сплетясь в поединке и забыв о нас. Противники получили жертву. Корабль спасен.
— Неожиданно, — произносит птица. — Очень неожиданно.
Я в ярости оборачиваюсь:
— Ты мог остановить его! Мог его спасти!
Попугай наклоняет голову в шутовском поклоне и низко свистит:
— Мы делаем, что можем.
То, что я чувствую, не выразить словами. Мои ощущения снова разговаривают на неведомых наречиях. Но так и надо — время слов закончилось. Настало время действовать. Я даю право голоса слепой ярости и выхватываю пистолет. Он заряжен. Не помню, чтобы я его заряжал, но знаю, что это так. Я прижимаю его к груди попугая. Спускаю курок. Выстрел разносится, как пушечный залп. Единственный глаз попугая, изумленного предательством, прикован ко мне и я слышу его последнее слово:
— Ты видел капитана раньше. — Голос птицы слабеет с каждым словом. — Ты его раньше видел. Он… не то… что ты думаешь. — Попугай испускает последний вздох и застывает. Время слов закончилось для нас обоих. Я беру его неподвижное тельце и швыряю с вороньего гнезда. Оно описывает дугу, как пернатый снаряд, и исчезает в море.
