125. Променад

Я сижу в панорамном холле и рисую, а Калли смотрит в окно. Так мы проводим наши крохи свободного времени. Сегодня мой живот бунтует. Колики, расстройство кишечника или еще что. Рядом с Калли я совершенно об этом забываю. Из огромного окна тепло как будто утекает наружу, так что в зале прохладно, но я не могу греть девочку среди бела дня, у всех на виду. Я фантазирую, как она приходит ко мне погреться каждую ночь — хотя, думаю, такое случилось всего один раз. В этот раз я предпочитаю отдаться на волю фантазии.

Из встроенных в потолок (чтобы мы, если что, не выдрали их с корнем) колонок играет пресная фоновая музыка. Приглушенные духовые сонно бурчат, как вечно недовольные родители Чарли Брауна. Даже музыка здесь как будто обколота лекарствами.

Калли рассматривает мои наброски:

— До болезни ты рисовал иначе, да?

Удивительно, как она угадала — хотя, может быть, это естественно. Иногда мне кажется, что мы знаем друг друга гораздо дольше, чем на самом деле.

— Сейчас я даже не рисую. Скорее выталкиваю что-то из головы.

Девочка улыбается:

— Надеюсь, под конец там что-нибудь останется.

— Я тоже надеюсь.

Калли осторожно берет меня за руку:

— Я хочу пройтись. Пойдешь со мной?

Это что-то новое. Обычно, если уж она обосновалась у окна, то не уходит, пока ее не заставят.

— Ты уверена? — спрашиваю я.

— Да. — И повторяет: — Да, уверена, — как будто убеждает саму себя.

Мы выходим в коридор и совершаем старомодный променад — рука в руке, игнорируя запрет на прикосновения. Никто нас не останавливает.

Коридор сделали овальным. Хэл сравнил его с жирным нулем и нашел в этом какой-то глубокий смысл. Здесь можно гулять, а не просто расхаживать из стороны в сторону, потому что никогда не упрешься в тупик. Сейчас я пытаюсь считать, сколько раз мы проходим мимо комнаты сиделок, но быстро сбиваюсь со счета.

— Не хочешь вернуться к окну? — спрашиваю я Калли. Не то чтобы мне так хотелось, просто мне думается, что этого хочет она.

— Нет, — отвечает девочка. — Сегодня там больше не на что смотреть.

— Но…

Она смотрит на меня и ждет продолжения. Только я и сам не знаю, что имел в виду. Так что мы идем в сторону ее комнаты.

— Закончи свой последний рисунок, — просит девочка. — Я хочу на него посмотреть.

Я просто набрасывал впечатления от музыки, так что готовый продукт нужнее ей, чем мне.

— Хорошо, — отвечаю я. — Покажу. — Нам никогда еще не было так неловко разговаривать. Даже когда мы молчим, и то лучше. Мой живот урчит и принимается болеть. Кажется, он тоже чувствует напряжение в воздухе. Наконец Калли подает голос:

— Я боюсь. Боюсь, что мы не сможем отпустить друг друга.

Я не уверен, что понимаю ее, но меня все равно беспокоят ее слова:

— Это не от нас зависит. Решения принимает доктор Пуаро.

Девочка качает головой:

— Пуаро просто подписывает бумаги.

Мы стоим у двери в ее комнату. Мимо проходят ухмыляющиеся черепа, не забыв кинуть на нас взгляд, означающий: «Я слежу за вами».

— Мы выйдем отсюда, — продолжает Калли, — но не вместе. Один из нас бросит другого.

Я не хочу об этом думать, но все-таки это правда. Жестокая действительность посреди жестокой недействительности.

— Мы должны пообещать, что отпустим друг друга, когда время придет, — произносит девочка. — Я обещаю. А ты?

— Да, — отвечаю я. — И я обещаю. — Но легче сказать, чем сделать. Если мысли стоят всего пенни, то обещания — и того меньше. Особенно те, которые наверняка нарушишь.