124. Горькая правда
Я успел привыкнуть к ужасам групповой терапии. Все эти красочные подробности, истеричные признания, яростные тирады слились в один белый шум. Карлайл мастер своего дела. Он старается отойти на второй план, чтобы мы могли поговорить друг с другом, советуя и направляя, только когда это действительно нужно.
Алекса все время занимается одним и тем же. Стоит ей выйти на ковер — и все, у нее монополия, особенно если в группе новичок. Она снова и снова пересказывает, что сотворил с ней сводный брат и каково было резать себе горло — разве что другими словами, чтобы все поверили, что на сей раз она придумала что-то новое.
Справедливо ли с моей стороны мечтать, чтобы она замолчала? Жестоко ли то, что мне хочется наорать на девочку, чтобы она наконец заткнулась и не рассказывала одно и то же в миллионный раз? Похоже, сегодня у меня в голове немного прояснилось. Я стал разговорчивее. Я могу думать словами. Не знаю, долго ли так еще будет, но я собираюсь выжать из этого все возможное.
В сегодняшней версии рассказа Алекса стоит перед зеркалом, смотрит в свои глаза и не находит там ничего, достойного жизни. Но не успевает она поднести к горлу швейцарский нож, как я выкрикиваю:
— Прости, но я уже видел это кино!
Все взгляды устремляются ко мне. Я продолжаю:
— Осторожно, спойлер. Девочка пытается покончить с собой, но остается жива, а ее подонок-брат исчезает в неизвестном направлении. Первые несколько раз отлично вышибало слезу, но теперь фильм устарел даже для телевидения.
— Кейден… — произносит Карлайл так осторожно, будто решает, какой провод обрезать, чтобы обезвредить бомбу. — Парень, ты слегка перегибаешь.
— Нет, я просто говорю правду, — отвечаю я. — Разве не за этим мы здесь? — Я перевожу взгляд на Алексу: она не сводит с меня глаз, быть может, боясь того, что последует. — Каждый раз, когда ты вспоминаешь об этом, — замечаю я, — все как будто повторяется снова и снова. Только теперь уже ты сама себя на это обрекаешь.
— Мне что, просто забыть это? — В глазах девочки стоят слезы, но сегодня во мне нет ни капли сочувствия.
— Нет, ни в коем случае не забывай. Просто перевари это и иди дальше. Живи своей жизнью, а то получится, что он заодно отнял и твое будущее.
— Ты злой! — выкрикивает Алекса. — Ненавижу тебя! — Она закрывает лицо руками и всхлипывает.
— Ну… по-моему, Кейден прав, — осторожно произносит Рауль. Хэл кивает в знак согласия, Скай отворачивается куда-то влево, как будто ей все равно. Остальные просто смотрят на Карлайла: то ли боятся, то ли слишком напичканы лекарствами, чтобы иметь собственное мнение.
Терапевт, все еще не решивший, какой провод перерезать, подает голос:
— Ну, Алекса имеет право чувствовать то, что чувствует…
— Спасибо, — произносит девочка.
— …Но, может быть, кое в чем Кейден и прав. — Потом он спрашивает каждого из нас, что для него значит «идти дальше», и спокойная беседа продолжается. Хотя я говорил от чистого сердца, все же хорошо, что он перерезал правильный провод.
В конце сеанса терапевт отзывает меня в сторону. Я уже знаю, о чем пойдет речь. Он будет отчитывать меня за неподобающее поведение. Может, даже пригрозит рассказать об этом Пуаро.
К моему изумлению, он произносит:
— На самом деле, ты сказал очень правильную вещь. — Заметив мое удивление, он продолжает: — Слушай, это заслуженная похвала. Может быть, ты выбрал не самую удачную формулировку, но Алексе надо было это услышать, сознает она это или нет.
— Да, а теперь она меня ненавидит.
— Не морочься, — отвечает Карлайл. — Все мы проклинаем тех, кто говорит горькую правду в глаза.
Затем он спрашивает, знаю ли я свой диагноз: ведь сообщать нам или нет — всегда дело родителей. Мама с папой проронили несколько научных словечек, но и только.
— Никто ничего не говорил, — признаюсь я под конец. — По крайней мере, мне в лицо.
— Да, сначала всегда так. В основном потому, что диагноз может меняться, а слова слишком много весят. Понимаешь, о чем я?
Прекрасно понимаю. Подслушал как-то разговор родителей с Пуаро. Он использовал слова «психоз» и «шизофрения» — те слова, которые почему-то боятся произносить вслух, разве что шепотом. Психические-Расстройства-Которые-Нельзя-Называть.
— Мои родители упоминали что-то биполярное, но, по-моему, им просто больше понравилось это слово.
Карлайл понимающе кивает:
— Хреново, а?
Я смеюсь. Очень точное определение.
— Да не, как сыр в масле катаюсь, — отвечаю я. — На раскаленной сковородке, понятное дело.
Теперь смеется он:
— Раз ты шутишь, значит, лекарства действуют.
— Из меня сегодня просто какой-то фонтан бьет.
— Со временем таких фонтанов будет больше, — ухмыляется Карлайл.
— Для этого нужно очень много китов, — замечаю я.
— Хватит с тебя и дельфинов, — отвечает терапевт.
У меня перед глазами немедленно встает стена спальни Маккензи. Интересно, не закрасили ли ее, чтобы оградить сестру от всех следов моей болезни? В конце концов, в дельфинах-самураях тоже есть что-то ненормальное.
