Зап. 10

Норберт Ролинский и Норман Рольски путешествовали совершенно по-разному. Ролинский вроде бы ездил часто, но это всегда оборачивалось катастрофой для его бюджета. Он отправлялся в путь, когда ему не хватало ивентов, а за границей могло что-то происходить. И тогда, когда у него просто не было другого выхода.

Упаковав миниатюрный чемоданчик размером с две коробки для обуви, он выходил из дому за четыре-пять часов, сперва добираясь разными транспортными средствами до аэропорта, где необходимо было зарегистрироваться не позднее чем за три часа до вылета, а потом ждал.

Он стоял в нескончаемых очередях, его просвечивали, трассировали, ощупывали и сканировали всеми возможными способами, выворачивали карманы, каждый предмет разглядывали, оценивали и проверяли на просвет, его обнюхивали рычащие собаки, его прогоняли сквозь строй облаченных в броню служащих с руками на кобурах, и каждый раз нужно было заново пристраиваться в хвост в лабиринте ограждений.

Потом его запихивали в самолет, где он втискивался на жесткое сиденье, почти упираясь лицом в спинку переднего кресла, а затем снова ждал с заложенными ушами, сотрясаемый турбулентностями, страдая от жажды и голода, час за часом созерцая узоры на покрытии пола и чувствуя боль в позвоночнике и мышцах, пока наконец не оказывался в другом аэропорту — в новых очередях, под сканерами и взглядами очередных пограничников в чуть иначе выглядевшей форме.

Норман Рольски путешествовал с комфортом.

Сперва он узнал, что в салон можно взять «что хочешь» в разумных пределах, за исключением лишь фортепиано или скаковой лошади. Потом у него забрали его бронированные чемоданы, которым предстояло лететь «другим транспортом», — один с личными вещами и другой со скафандром. При себе у него остался несессер с одеждой, которой должно было хватить на три дня, а также небольшая сумка с тем, что можно было взять на борт самолета и о чем обычно он мог только мечтать.

Они отправились в путь на трех серых микроавтобусах, таких же как и тот, на котором он уже ездил, но дальше началось настоящее развлечение. Он мог сидеть развалившись в глубоком кресле, прихлебывать кофе, который было куда поставить, и смотреть в собственное окно.

Они ехали часа четыре, за которые он успел осушить банку пива, съесть пачку крекеров, выкурить киберетку, просмотреть сплетни и новости, поиграть и даже сходить в пахнущий лесом маленький туалет.

Собственно, это была даже не поездка — всем тем же самым он мог бы заниматься в свободное время у себя в комнате.

Потом стало еще лучше.

Аэропорт Траян-Вуйя, напоминавший остекленный куб с торчащей диспетчерской башней, по крайней мере снаружи выглядел так, словно ему было лет сто — добавились только солнечные панели на крыше и фотоэлектрические зеленые стекла по всему фасаду. Возможно, в середине двадцатого века он не был окружен заграждениями и наполненными гравием проволочными корзинами, вокруг не стояли бронированные машины, а в воздухе не носились рои полицейских дронов. Возможно.

Черт его знает, как тут тогда все выглядело.

Им не пришлось искать место на парковке.

Они не высыпали из микроавтобусов, чтобы встать в очередь на регистрацию в большом пустом зале.

Въехав через боковые ворота, они вошли в зал через боковую отодвигающуюся дверь, напоминая группу туристов, хотя и довольно своеобразную. Было холодно, так что татуировки скрывались под ветровками и куртками, но все равно они выделялись среди остальных. Песочные и серо-зеленые брюки с карманами и молниями, ботинки на солидных подошвах, старомодные бейсболки, бритые головы или коротко подстриженные волосы… Даже стояли они как-то иначе, вроде бы свободно и беззаботно, но вместе с тем словно насторожившись и напрягшись для прыжка. Некоторые позаботились о том, чтобы выглядеть более невинно, надев пиджаки и какие-то неприметные куртки от дождя, но все равно отличались от стоящей в очередях пестрой толпы. Вся их одежда была либо песочного цвета, либо черная, либо буро-зеленая, либо в крайнем случае синяя.

Норберт насчитал восемнадцать человек, в том числе Тайгера, который стоял посередине и собирал у них паспорта, Фосу и Птакера. Он узнал давно не встречавшегося ему Кролика, еще троих, которых уже где-то встречал, может, тогда в Дубае, и двоих отдаленно знакомых из отеля «Мунтения».

Тайгер отдал пачку паспортов усатому типу в серо-голубой форме с надписью POLIŢIA DE FRONTIERĂ и направился куда-то вбок, к раздвижным дверям из молочного стекла с табличкой «VIP Lounge».

За дверями находился бар, в котором время остановилось еще в начале века, — потускневший хром, деревянные столы, слегка облупившиеся зеркала, матовое стекло, пластик. Однако в нем имелись кресла, столики и мужчина в белой рубашке за стойкой.

— Можно взять по одной, у нас есть около получаса, — объявил Тайгер. — Они заканчивают заправляться, потом погрузят багаж, и можем потихоньку идти.

— А контроль? — спросил Норберт.

— Уже, — безразличным тоном объяснил тот. — Это частный рейс.

— И не скажешь куда?

— Снова не знаешь? — удивился Тайгер. — На Сейшелы. Возьми себе кофе, рюмку цуйки и наслаждайся жизнью.

Норберт даже не помнил, где находятся Сейшелы. Какие-то острова… Африка? Азия? Карибы?

Кроме его группы, занимавшей кресла у нескольких столиков, здесь были еще несколько бизнесменов в искрящихся костюмах, с закрытыми дисплеями лицами, которые жестикулировали, время от времени что-то бормоча, словно пытаясь сосчитать рой невидимых мух перед носом.

Норберт наслаждался вращающимся креслом, кофе и рюмкой сливовицы, которые он послушно заказал, и размышлял о том, когда человек становится безразличным к подобным вещам, переставая обращать на них внимание. Сам он слишком хорошо помнил нескончаемые часы, которые он провел на ногах или сидя на угловатом чемодане, таращась на табло вылетов или высвечиваемые раз за разом предупреждения и запреты.

Здесь все происходило без особой спешки, но много времени не заняло. Господин POLIŢIA DE FRONTIERĂ отдал Тайгеру пачку паспортов, и на этом все закончилось. Не было никаких билетов, посадочных талонов, идентификаторов безопасности, никто даже не заглянул Норберту в карман пиджака. Он поднял свою сумку, в которой могли лежать еда, напитки, электронные устройства и даже гранаты, и они вышли через задний выход прямо на летное поле, к небольшому электрическому автобусу.

И всё.

Временами жизнь Рольски оказывалась намного проще.

Отчего-то он вбил себе в голову, что их ждет транспортный самолет без знаков различия, в который они войдут по опущенному пандусу, в наскоро опорожненный грузовой отсек, полный лебедок и свернутых ремней, чтобы усесться на импровизированные сиденья из трубок и ткани. Ему казалось, что это вполне соответствует тому обществу, в котором он путешествовал.

Самолет, рядом с которым они вышли из автобуса, был достаточно большим — но лишь по сравнению с бизнес-джетом для руководящего звена. Уже не авиетка на несколько мест, но скорее уменьшенный вариант пассажирского лайнера. Среди «эйрбасов» и «боингов» на взлетной полосе он выглядел игрушкой, хотя и смотрелся на их фоне словно ласточка среди гусей. И он нисколько не походил на транспортник.

У него имелся собственный складной трап, на бортах виднелась загадочная надпись «МеркаторЭйр». А дальше все было как в обычном полете, только лучше. У входа их приветствовала стюардесса в серо-голубом жакете, пилотке и косынке на шее, пилоты сидели в кабине с открытой дверью, а не за бронированной переборкой, в светлом салоне не было обычных нумерованных сидений, только большие раскладывающиеся кресла, складные столики из полированного дерева, ковровое покрытие толщиной с лесной мох, а вдоль борта даже шла деревянная барная стойка, и в словно вырубленном в продолговатом черном камне вазоне стоял букет цветов.

Не было никакого традиционного балета, представляющего работу ремней и кислородных масок, никаких сообщений и наставлений.

Капитан приветствовал их по интеркому и сообщил лишь, что взлет через пять минут, а полет до аэропорта Виктория займет десять часов. И все.

Обычно взлета требовалось ждать около часа, но здесь это в самом деле случилось через пять минут. И сам взлет выглядел иначе.

Норберт впервые сидел около иллюминатора — впрочем, так располагалось каждое отдельное кресло, так что взлет уже не был для него исключительно смесью визга двигателей, вибрации и легкой тошноты. Собственно, он чувствовал себя словно мальчишка, который впервые в жизни сидит в настоящем самолете. Полоса поползла назад, фонари и сухая трава на обочине через пару секунд размазались и сразу же унеслись вниз, а вид из окна сменился макетом из миниатюрных домиков и прямоугольников полей. Самолет набирал высоту значительно круче обычного, минуту спустя они вошли в облака, а затем салон залило светом яркого морозного солнца на высоте четырнадцать километров. Раздался гонг, и можно было расстегнуть ремни. Очевидно, можно было и самостоятельно ходить, поскольку некоторые развернули кресла лицом друг к другу, появились облачка пара из кибереток, кто-то пересел на диван в хвостовой части, кто-то взял себе пиво из бара, кто-то еще подставил под дозатор широкий бокал, наливая виски и добавляя лед из другого дозатора.

Птакер и еще один тип сидели друг напротив друга за столиком, с дисплеями на лицах, переставляя несуществующие фигуры. Еще несколько человек играли в виртуальные карты, один из них курил табачную сигару. Стюардесса с подносом без единого слова прошла мимо, а затем поставила перед ним ониксовую пепельницу.

Где-то на заднем плане слышалось низкое гудение двигателей, за хвостом самолета пламенело закатное зарево. Небо приобрело темно-синий цвет, появилась серебряная монета луны.

— И во что ты только вляпался, — пробормотал Норберт. Протянув руку к сенсорному экрану, он выбрал стейк средней прожарки из клонированной говядины породы ангус, жареный картофель с маскарпоне из хрена, спаржу с голландским соусом, а ко всему этому двойную порцию виски.

А потом еще одну.

Он находился где-то вне зоны действия закона, что вызывало странное чувство.

Когда он проснулся около двух часов ночи, салон был погружен в полумрак, пронизанный искорками ночных огней вдоль пола и на стенах; светилась только матовая лампочка над овальным диваном, где сидело несколько человек перед заставленным бокалами и несколькими бутылками рома столиком из черного дерева. Его разбудило напеваемое вполголоса «I’ve got a ticket to the moon».

Закрыв шторку иллюминатора, он включил звуковую завесу вокруг кресла, обнял шелковую подушку и снова заснул.

Они приземлились в четыре часа, магическим образом превратившиеся в шесть по местному времени, в глубокой бархатистой тропической тьме. Город Виктория на острове Маэ скользнул внизу редкой россыпью огней, появилась узкая полоса аэродрома под утесом, у самого океана. С одной стороны скала, с другой — поблескивающая, черная как смоль темнота.

Норберт машинально стиснул пальцами кожаный подлокотник, и у него вдруг промелькнула в голове мысль о том, сколько самолетов уже лежит там на дне.

Взвизгнули колеса шасси, выпустив облачка дыма от удара о полосу, взревели на обратной тяге двигатели — и все. Заспанный дракон паранойи проворчал лишь, что по сравнению с тем, во что он ввязался, ночная посадка на берегу скалистого острова выглядит игрушкой, и снова скользнул куда-то в глубь живота.

Открылась дверь, и внутрь ворвался горячий воздух, будто самолет охватило пламя.

Все процедуры вновь не стоили упоминания — им велели подождать в очередном ВИП-зале под крутящимся вентилятором, среди бамбуковых кресел и столиков, выдав по легкому фруктовому напитку, пахнущему манго и кокосом. В темноте за жалюзи горели рыжие натриевые фонари.

Через пятнадцать минут Тайгер бросил на стеклянный столик пачку паспортов, все допили свои напитки и направились прямо к автобусу, в который двое в комбинезонах грузили их багаж.

Аэропорт находился рядом с морским портом, так что они не поехали в глубь острова, а только какое-то время лавировали среди бетонных зданий и груд разноцветных обшарпанных контейнеров. В конце концов они оказались на набережной, возле которой стояли полуразвалившиеся китайские и индийские сухогрузы, а над головой лениво вращались ветряки. Они миновали серую тушу индийского ракетного корвета, несколько траулеров с кевларовыми ветровыми движителями и остановились напротив пустынной яхтенной пристани возле продолговатой белой моторной лодки.

— Следующая пересадка: «Меркатор Наутика», подводный отель. Официально на ремонте, — объявил Тайгер. — Вам выделят номера, но не распаковывайте вещи. Душ, завтрак, три часа подремать, и в час собираемся в нижнем вестибюле с ручной кладью.

Когда они подъезжали к набережной, в небе забрезжил рассвет, а когда выходили из автобуса и поднимались по трапу на палубу, внезапно взошло яркое тропическое солнце. Служащие в песочного цвета брюках и синих футболках с вышитой на груди эмблемой отеля отдали швартовы, и лодка бесшумно отошла от причала. Норберт остался на кормовой палубе, вместе с остальными. Там стояли синие с белым диваны и несколько столиков на хромированных трубках, но он остановился у релинга, опустил на глаза дисплей и начал снимать окружающий пейзаж — безвкусный, словно из рекламного ролика для состоятельных клиентов. Белый песок, покачивающиеся на ветру верхушки пальм, заросли тропической зелени, похожие на приплюснутые пирамиды красные крыши бунгало, глубокая синева неба и малахитовое море. Легкая, банальная красота, которую стыдно было бы кому-то показать, но ему просто хотелось сохранить ее для себя.

Так просто, чтобы проверить новую аппаратуру, и на память.

Как туристу.

Отель «Меркатор Наутика» оказался большим белым диском, возвышавшимся в двух метрах над поверхностью моря, посреди роскошного залива на соседнем, выглядевшем необитаемым острове. Он стоял в километре от берега, опираясь на цилиндрическую конструкцию, окруженный тремя круглыми, как подносы, террасами.

Одна из них исполняла роль пристани, возле которой были причалены несколько моторных лодок с развернутыми солнечными панелями, на двух остальных были растянуты белые зонтики и спущены в море стальные лесенки.

Вот только там было пусто.

В дискообразном сооружении находились рестораны и бары, вестибюль со стойкой администрации — и, собственно, всё.

Норберт ждал ключа, сидя в кресле с видом на пустой ресторан и террасу и размышляя, кем нужно быть, чтобы проводить отпуск в подобном месте. В Европе мало кто мог себе позволить выехать куда-нибудь дальше чем на пятьсот километров, но были и такие. И уж наверняка верхушка Новосоветов, какие-нибудь высокопоставленные китайцы, индусы, вполне возможно и те из саудовцев, кому в свое время хватило ума вкладывать нефтедоллары во что-нибудь не имеющее отношения к нефти, лучше всего в черные финансы суннитов. Может, и немногочисленные американцы.

Интересно, какие шансы побывать здесь были у «полевого пиар-консультанта» из фирмы «СильверСэндс»?

Он взглянул на сидевшего за тем же столиком Кролика, с которым после Дубая еще не обменялся ни единым словом.

— Сколько тут может стоить пребывание?

— Мне-то какое дело? Я за это не плачу, — столь же неприветливо, как и тогда, ответил Кролик. Норберт не понял — то ли тот его недолюбливает, то ли у него просто такая манера поведения. — И хватит меня снимать, ты у меня душу забираешь, — добавил Кролик, и Норберт подумал, что тот сейчас уничтожит ему очередной омник. Он поднял дисплей, о котором успел забыть.

— Я не снимаю. Так просто — делал видовые съемки с корабля, но уже выключил. Это во-первых. А во-вторых, мне поручено снимать ивент про всю эту авантюру. По решению Шамана, так что привыкай.

— О’кей, я лично считаю, что нам это нужно как мертвому припарка, но если прикажут — подчинюсь. Раз тебе пока все равно, то сканируй что-нибудь другое вместо моей морды.

В цилиндре, на котором стояло сооружение, скрывались четыре лифта и наверняка лестница. Номера на четыре часа, которые они получили, находились на первом уровне — как оказалось, в другом дискообразном сооружении, стоявшем на дне в пятнадцати метрах дальше. Там имелся другой вестибюль, бар и ресторан во внешних куполах, к которым вели остекленные туннели. Неровные стены изображали коралловые рифы, о которые наверняка можно было основательно оцарапаться, возвращаясь из бара; все лампы, кресла и прочие вещи вызывали ассоциации с капитаном Немо или подводной лодкой миллионера, если бы нечто подобное вообще существовало. Повсюду виднелись панорамные окна с видом на освещенное дно, рифы и проплывающих вокруг рыб.

Найдя свой номер, Норберт присел на кровать возле окна, глядя на косяк блестящих, словно монеты, рыбок, которые плыли во все стороны перед его стеклом, и подумал, что это как бы аквариум наоборот. Ночник на тумбочке напоминал латунный водолазный шлем девятнадцатого века.

Он принял душ в угловой ванной, где все, включая полотенца, имело подводные мотивы, краны были стилизованы под рыбьи морды, а раковина действительно напоминала раковину, затем переоделся и пошел в ресторан.

Завтрак несколько его разочаровал, поскольку был во французском стиле, и ничего, кроме круассанов, джемов, йогуртов, фруктов и кофе, там не обнаружилось. Рыбу не подавали. Немного постояв с подносом в руках, он увидел сидевших за одним столиком Фосу и Птакера. Он вопросительно кивнул, и Птакер тем же жестом указал ему на стул.

— Дело не в том, что ты им не нравишься, — сказала Фоса, помешивая в маленькой чашке с узором из морских коньков. — Они тебя просто не знают. Сюда попадают разные люди, и сперва им бывает хреново. Их испытывают. И пока не станет ясно, что с тобой можно иметь дело, тебя предпочитают игнорировать.

— Иногда попадаются так называемые коммандосы из «Жучка», — добавил Птакер. — У нас отбор, так что такое бывает редко, но в других фирмах встречаются специалисты по ловле воров из супермаркета, строящие из себя ветеранов. В первой же стычке такой либо обосрется, либо погибнет, так зачем привыкать?

— Я вообще никакой не гребаный коммандос. И в первой же стычке наверняка обосрусь или погибну. Моя задача — ивент снимать.

— Но никто пока не знает, кто ты такой. Разве что, может быть, Кролик.

Норберт доел рогалик с инжирным джемом, допил кофе и сок из манго.

— Справишься, — сказала Фоса. — Мы знаем, что с тобой можно иметь дело.

Отчего-то слова ее показались ему не слишком искренними.

Спать ему не хотелось, поездка всегда его возбуждала, так что он отказался от сна и провел свободное время в баре за кофе, глядя на плавающих вокруг купола рыб, покачивающиеся кусты водорослей и актиний, с упакованным чемоданом возле кресла.

Как обычно, он не знал, что будет дальше, но постепенно начал к этому привыкать.

В час Тайгер уже ждал в вестибюле.

— Ладно, меняем дислокацию. Едем на собственно базу. Мы объединили два полигона — испытательное пребывание на базе и лабораторию нейтральной плавучести. Курс будет интенсивный, поскольку у нас всего неделя, так что готовьтесь вкалывать всерьез. А теперь идите за мной в шлюз номер два, по тому коридору.

Коридор заканчивался цилиндрическим помещением с круглой дверью, словно ведущей в банковское хранилище. Дальше было нечто похожее на салон самолета, но сиденья стояли в два ряда посередине, спиной друг к другу и лицом к бортам с большими иллюминаторами.

Они сели, глядя в окна. Дно здесь не подсвечивалось, как вокруг отеля, так что открывался лишь вид на серо-зеленую мрачную пустоту. Глубина пожрала все цвета.

Что-то зашипело и щелкнуло, жесткие швартовы освободились из гнезд и сложились. Шевельнулись размещенные вдоль бортов цилиндрические движители, и подводная лодка поплыла вперед.

Похожий на сверкающую медузу отель «Меркатор Наутика» остался позади, а их транспортное средство направилось в зеленоватый мрак в конце утеса, а потом начало опускаться вглубь.

— Ладно! — крикнул Тайгер. — Ангол, Кивак, Кавказ, Тихий! Сзади в грузовом отсеке — контейнеры с лунными модулями. Достать! Остальным — скидывать шмотки! Надеть скафандры! Пятнадцать минут! Быстро!

Четверо перечисленных открыли грузовой отсек и начали выкатывать контейнеры, раскладывая их рядами на свободное место на полу. Норберту какое-то время пришлось между ними протискиваться, но он наконец увидел свой, с наклеенной черной надписью РОЛЬСКИ, лежавший у самого борта.

Раздалось щелканье множества замков. Термокомбинезон и памперс лежали на самом верху. Стиснув зубы и борясь со смущением, Норберт сбросил одежду среди совершавших молниеносный стриптиз полутора десятков татуированных, атлетического сложения мужчин. Он машинально и почти подсознательно огляделся в поисках Фосы, но та скрылась где-то среди остальных.

Часы убийственных тренировок сделали свое дело. Втиснувшись в памперс, он сел на ящик, натянул комбинезон и носки, затем штаны вместе с ботинками, потом верхнюю часть. Щелкали застежки, руки сами попадали куда надо. Ранец системы жизнеобеспечения находился в задней части ящика на качающихся консолях, его можно было поднять выше и поставить на место, присев к нему спиной. Норберт делал все как положено, и похоже было, что времени ему хватит. Он даже успел, будучи уже в скафандре и перчатках, но без шлема, запихнуть гражданскую одежду и ботинки в чемодан и закрыть его, и лишь потом надел шлем.

— Полный тест! — орал Тайгер. — Всех систем! Снаружи шесть тысяч гектопаскалей и вода. Кто хоть что-то напортачит — умрет!

Скафандр Норберта продекламировал: «Все системы в норме», — но вокруг раздалось несколько тревожных звонков. Норберт увидел, что как минимум трое возятся с кольцами уплотнителей, и ощутил нечто вроде гордости.

— Первая четверка спускается в шлюз, — командовал Тайгер. — Выходите наружу, на дно, и не пытайтесь в этом плавать. Ваши лунные модули нагружены так, что плавучесть будет имитировать слабую силу тяжести, так же, как и на месте. Перемещайтесь осторожным шагом или прыжками, расстояние около километра, направление на мигающую лампу над входом. Вроде бы недалеко, но сопротивление воды — не шутка. Встаньте возле своих кресел, и по четверо в шлюз. Включить связь и закрыть забрала, мать вашу!

Звук движителей изменил тон, корпус слегка содрогнулся, и подводная лодка остановилась. Норберт схватился за кресло, слыша собственное дыхание словно из ведра и чувствуя, как у него снова начинает зудеть веко.

— Внутренний люк открыт, — сообщил громкоговоритель.

Первая четверка вошла внутрь, и люк закрылся.

— Идет откачка воздуха. Давление ноль. Внешний люк открыт.

— Сообщения такие же, как и те, что вы будете слышать на месте, — раздался в наушниках голос Тайгера. — На самом деле шлюз заполняется водой, а потом опорожняется, но для вас это сейчас не имеет никакого значения. Сейчас для вас вода — это вакуум.

— Давление выровнено.

— Следующие четверо!

Белый корпус субмарины казался серым, дно в этом месте было голым, и создавалось впечатление, будто они стоят на угрюмой зеленоватой равнине, уходящей в зеленый мрак. Ботинки поднимали облака песка со дна.

Тайгер вышел последним.

— Чего стоите как на похоронах? Все должно выглядеть так же, как и при любом покидании транспортного средства. Развернуть оборонительный строй! Первый на двенадцать часов, второй на три, третий на шесть, четвертый на девять и так далее! Вы что, блин, в отпуск приехали?! А ну, пошли! Фокус, в середину и назад! Все вперед!

Передвигаться под водой в вертикальном положении оказалось намного тяжелее, чем можно было себе представить. Каждый шаг превращался в неуклюжий замедленный прыжок. То и дело кто-то падал, поднимая тучу песка, и Тайгер ругался на чем свет стоит.

В итоге километровый марш занял больше часа. В какой-то момент стал виден медленно мигающий желтый свет, но казалось, что до него так же далеко, как и в самом начале. Мышцы жгло от сражения с неподатливой жидкостью, дыхание напоминало металлический шум работающего механизма. Норберт почувствовал, что начинает обливаться потом под специальным бельем, а затем внутренний тесный комбинезон вдруг резко охладился.

База походила на несколько приплюснутых белых куполов, вдавленных в угрюмую, поросшую бурыми непривлекательными водорослями скалу. Водоросли слегка покачивались, и среди них плавали серые невыразительные рыбешки.

— Тот большой люк под мигалкой — главный шлюз, на восемь человек. Но мы пойдем через боковой, по одному. Вы должны это уметь даже во сне. Становись! Кто там первый, Слон? Начинаем. Подходишь к шлюзу, поднимаешь крышку панели, активируешь ее, и появляется красный огонек — воздух в камере. Включаешь «сброс давления», огонек становится зеленым, поворачиваешь красный рычаг засова люка до положения «шлюз открыт», открываешь на себя, входишь, нажимаешь «закрыть люк», люк закрывается, потом «выравнивание давления», зеленый огонек, шлюз заполнен воздухом, рычаг на внутреннем люке в положение «внутренний люк открыт», выходишь, закрываешь, садишься и ждешь. Можешь открыть забрало и выключить ЛММ. Все просто, как устройство зонтика. Пошел! Остальным: лечь! Встать! Кто что-нибудь напортачит — возвращается в конец очереди. Лечь! Встать!

Упасть было совсем несложно, поскольку падение происходило в замедленном темпе и достаточно мягко, но, чтобы встать, приходилось с силой оттолкнуться руками от дна и подтянуть ноги к груди, а потом удержать равновесие в плотной, колышущейся жидкости. И все это с рвущимися от боли мышцами во всем теле и с ящиком системы жизнеобеспечения на спине.

Именно тогда до Норберта наконец дошло, что армия — неважно, наемная, частная или еще какая-нибудь — это в любом случае армия. После очередного «лечь» он понял, что день закончится чисткой скафандра до блеска — собственной зубной щеткой.

В шлюз он вошел где-то в середине отряда, с облегчением перестав исполнять команду «лечь-встать». Работу устройства он понял сразу — оно не открывалось, будучи заполненным воздухом, а когда он уже оказался внутри, ему пришлось откачать воду, чтобы открыть внутренний люк. Все переключатели сопровождались четкими надписями, и от него требовалось лишь несколько действий, так что он ничего не испортил, и в конец очереди ему возвращаться не пришлось.

За шлюзом находилось узкое цилиндрическое помещение, на стенах которого висели замысловатые стояки, а под ними тянулся ряд гнезд для подзарядки кислородом и электричеством; на полках громоздились белые с желтым цилиндры углекислотных фильтров, так что, скорее всего, это был склад скафандров и снаряжения для них. Те, кто уже прошел через шлюз, сидели в ряд на полу с открытыми забралами шлемов, опираясь ранцами о стену. Стекавшая со скафандров вода исчезала во вделанной в пол решетке.

Норберт выключил СЖО, открыл забрало и в первую очередь почесал веко и переносицу.

После оказалось, что это лишь резервный склад, и им велели перейти в помещение у главного шлюза, где им следовало развесить скафандры на стояках, заменить углекислотные фильтры и подключить к зарядке системы жизнеобеспечения. Затем они двинулись внутрь поселения — в носках, памперсах и черном «умном белье», — где им отдали чемоданчики с личными вещами.

База располагалась на дне залива, но во всем остальном была точной копией базы на Луне. В нескольких местах в стене имелись небольшие горизонтальные окна с видом на темное, серо-зеленое морское дно, столь же бесплодное и пустое, как и тот ландшафт, что им предстояло увидеть на месте. Окон было немного, и легко можно было забыть о том, что находишься под водой.

Каюты представляли собой ниши в стене, натыканные как попало, немногим больше койки, которая складывалась так, что на ней можно было сидеть, опустив ноги на место поднятой части матраса; личные вещи помещались в пластиковом рундуке под койкой, еще имелся небольшой откидной столик с лампочкой — и, собственно, все. Некоторую иллюзию приватности создавала раздвижная занавеска, но места было в лучшем случае столько же, сколько в небольшой палатке.

Бытовые условия были сравнимы с подводной лодкой, но все равно лучше, чем в некоторых отелях, где Норберту доводилось жить. И уж наверняка комфортнее, чем в капсульных отелях, где в модуль можно было забраться только ползком, не имея возможности даже нормально сесть.

Почти сразу же выяснилось, что тренировка на базе заключается попросту в том, чтобы в ней жить — выучить, где что находится, а также спать, есть, пользоваться туалетом и душем. Каждое из этих действий требовало умения обращаться с некими загадочными устройствами.

Повсюду было довольно тесно — стены были заняты шкафчиками, панелями управления, вентилями, какими-то закрепленными с помощью эластичных лент пакетами или экранами.

Тайгер велел им собраться в самом большом, по сравнению с остальными, помещении, именовавшемся кают-компанией. Там имелся складной стол из ламината, за которым могли поместиться все, и экраны на стенах, так что им предстояло там не только есть, но и проходить какие-то инструктажи. Все уселись за стол в развязных позах, кто-то положил на его край ногу, кто-то присел на тумбу возле кухонных шкафчиков, появились киберетки.

— Ладно, — начал Тайгер. — Все уже наверняка заметили новенького, но знакомы с ним лишь некоторые из вас, и кое-кто уже перешептывается за спиной. Это не оператор. Его зовут Фокус, и он ивентщик. Штатский, но прикомандирован к нам от компании «СильверСэндс». Шаман хочет, чтобы он снял фильм о том, чем мы занимаемся. Парень вполне справляется, но коммандоса из себя не строит, так что просьба над ним не измываться. Не мы ему платим, к тому же ему уже доводилось бывать в горячих точках без какой-либо поддержки, и там ему приходилось весьма тяжко. Те из вас, кто был в Дубае, возможно, помнят — это тот самый внеплановый штатский, которого пришлось эвакуировать. Он подчиняется непосредственно мне, как представитель прессы. На эту тему всё, и хватит истерики. Теперь база. Те, кто уже был в космосе, тоже будут участвовать в тренировках. Ваша задача — помогать остальным. К концу недели каждый должен уметь приготовить себе еду, посрать, помыться, знать, как действует система контроля состояния воздуха и подачи кислорода, и как ее в случае чего починить, а также как действует система восстановления воды или радиоизотопный реактор. Здесь живут в основном не за счет запасов. Кислород мы восстанавливаем из углекислого газа, а на месте еще немного получаем из реголита. Воду человек лишь заимствует, отдавая ее в виде испражнений, пота, дыхания, — все возвращается в машину. Чего морщитесь — в природе все точно так же, только круговорот дольше.

Тренировка шла своим монотонным, утомительным чередом. Они ели, спали и работали в тесноте, учась смешивать обезвоженные пайки с горячей водой, ополаскивать тело туманной дымкой из похожего на пистолет опрыскивателя в отсасывающей всю влагу кабине и то и дело сталкиваясь с неожиданностями. Оказалось, например, что остекленный шкафчик, соединявший в себе функции микроволновки, духовки и пароварки, называется МПП (Многофункциональный пищевой процессор), а похожий на седло с высокой лукой вакуумный унитаз — Универсальная система переработки отходов. Каждое, даже самое дурацкое устройство сопровождалось замысловатым названием и инструкцией по обслуживанию и было спроектировано таким образом, чтобы работать в условиях уменьшенной силы тяжести, как можно экономнее и в замкнутой системе.

Тяжелый затхлый воздух сушил слизистые, вонял озоном и пластиком.

Каждый день они надевали скафандры и выходили с базы через шлюз, учась передвигаться по морскому дну. Они целились из макетов оружия, пытались прятаться за скалами и перемещаться от одного укрытия к другому, хотя могли совершать лишь неуклюжие, медлительные прыжки.

Норберт учился снимать с помощью своего скафандра, в котором имелось четыре камеры — на шлеме, на наплечнике и по одной вспомогательной на тыльной стороне каждой перчатки, а также весьма неплохая операционная система. Вот только в таких условиях трудно было получить приличную устойчивую картинку, поскольку каждый шаг подбрасывал Норберта вверх, а вокруг крутилось полтора десятка размахивавших оружием людей, исполнявших некий пьяный танец в замедленном темпе. Ему приходилось учиться снимать материал, одновременно не путаясь под ногами, ни на кого не натыкаясь и не оказываясь ни у кого на пути.

Массивные, обшитые белым пластиком макеты автоматов сверкали лазерами, в наушниках раздавались искусственные звуки выстрелов, хотя он не понимал, зачем — все равно на Луне ничего не будет слышно.

— Это акустические показания индивидуального радара поля боя, — объяснил Тайгер. — Он обнаруживает не только наши выстрелы, но и возможных противников, только придает им другое звучание. Он может воспроизвести также звук двигателей машин, наших и чужих, или летящих пуль. Это позволяет ориентироваться в происходящем в том числе и на слух. Сразу знаешь, что что-то едет, с какой стороны, где стреляют, далеко или близко.

Похоже, Тайгер всерьез ожидал войны на почти безлюдном куске пемзы в четырехстах тысячах километров от дома.

Пайки выглядели вполне сносно — они были запечатаны в алюминиевые пакеты, в которые следовало впрыснуть порцию горячей воды из похожего на пистолет дозатора, после чего содержимое превращалось из горсти крошек и пыли в густую похлебку. Имелись также плоские жестянки и разнообразные батончики, напитки и соки пили из фляг с мундштуком, еду выкладывали в прямоугольные контейнеры с магнитом на дне, которые прилипали к подносу; ложки и вилки также закреплялись в специальной перегородке. Судя по всему, процесс смешивания с водой высушенной порции фасоли с колбасками, а потом поедание ее меланиновой ложкой из коробочки представляли для кого-то научную проблему, над которой ему пришлось немало помучиться. К тому же составлявший меню явно принадлежал к числу традиционалистов, полностью игнорируя кулинарную моду и тенденции, — еда на вкус была словно дома у бабушки и ничем особенным не притворялась. Простая жратва простых людей.

Норберт пытался запоминать прозвища, но несмотря на тесноту, в которой они жили, дружеские отношения у него ни с кем не складывались. Он чувствовал, что не принадлежит к их клубу, будучи членом совсем иной касты, и что они еще не решили, какой именно. Нырок, Моро, Султан, Маркер, Доцент, Ангол, Трактор, Кавказ, Сидней… Имена путались у него в голове, и он предпочитал ни к кому непосредственно не обращаться.

Под водой было легче — прозвища были напечатаны сзади на ранцах системы жизнеобеспечения и на шлемах, но там все были слишком заняты, что-то крича друг другу, целясь куда-то в морскую тьму из своих лазерных игрушек и перепрыгивая от одной скалы к другой.

Учения на базе оказались еще хуже. Сперва раздавался сигнал тревоги, а потом им приходилось устранять аварию — без предупреждения, часто посреди ночи. Норберт уже начал различать звук сирены. Блеющее повизгивание — разгерметизация. Прерывистый вой — падение уровня кислорода. Раздражающая, пульсирующая сирена — пожарная тревога, серия истерических верещаний — авария питания. К счастью, перед каждым была поставлена своя задача, так что соответствующая команда приступала к диагностике и ремонту, а от остальных требовалось лишь не паниковать и не путаться под ногами. Норберт обычно оказывался именно в этой группе, так что он просто оставался в своей нише, иногда в маске с поглотителем углекислоты на лице, и ждал развития событий.

Тяжелее всего он переносил ощущение замкнутого пространства. Даже снаружи у него первым делом возникало чувство, будто он заперт внутри шлема, словно в ящике, который невозможно открыть. Повсюду было тесно и людно, повсюду приходилось проталкиваться сквозь толпу в одинаковых голубых комбинезонах и футболках, везде он вынужден был ждать в очереди — в туалет, в душ, к дозатору с кофе. На фоне всего этого его келья с задвинутым жалюзи давала минуту отдохновения, становясь убежищем, в котором он мог почитать или посмотреть не подвергнутые цензуре программы и фильмы первой половины века. Связи на базе не было, но имелись немалые запасы фильмов, книг, музыки и игр в подключенном к одному из серверов банке данных. Особенно ему нравилась одна сатирическая программа на автомобильную тему, удивительных времен расцвета индивидуальных, управлявшихся вручную машин.

Иногда он смотрел в серую мглу за небольшим иллюминатором возле койки, но, кроме редких рыбок, там не было абсолютно ничего — за исключением одного случая, когда он заметил такого же «конькобежца», как и давным-давно в аэропорту под Парижем, черный нечеткий силуэт с белым пятном на месте лица. Что удивительно, человек этот парил в положении стоя, где-то на границе поля зрения. Норберт смотрел на него, чувствуя дрожь во всем теле и почти прижавшись лицом к стеклу, пока через несколько секунд тот не растворился в морских просторах. Норберт немного полежал, почти парализованный только что увиденным, пока не пришел к выводу, что видел аквалангиста, а это уже было серьезное дело.

В центре управления дежурил некто Моро, сидевший в окружении трех наискось закрепленных на стенах бронебуков.

— Похоже, я видел аквалангиста, — осторожно сказал Норберт.

— Быть такого не может, — заявил Моро тоном абсолютно уверенного в своей правоте человека. Он сделал несколько жестов, и картинки на экранах начали меняться. — Сонар молчит, ни на одной камере никакого движения. Ноль. Вон, видишь? Единственный тунец в полукилометре отсюда. Больше ничего.

— Но я в самом деле видел.

— У своей бабушки, — сухо ответил тот. То была некая загадочная военная фраза, использовавшаяся в разных ситуациях как универсальный отрицательный ответ. Когда кто-то ссылался на несчастную бабушку, это означало, что разговор окончен.

Норберт вернулся к себе на койку, все меньше сомневаясь в том, что сошел с ума, а потом ему вдруг вспомнилось определение «сенсорная депривация». Полное отсутствие внешних раздражителей может вызывать галлюцинации. А все, что тут происходило, было сплошной сенсорной депривацией.

Норберт проснулся оттого, что кто-то потряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел в тусклом ночном свете Кролика. Тот приложил палец к губам.

— Одевайся, и в кают-компанию. Есть дело.

Было четыре утра. Норберт раздраженно натянул комбинезон, жалея о бесцельно потерянных часах сна. Коридоры базы были пусты, жалюзи у коек задвинуты, кто-то храпел.

В столовой сидел только Тайгер, вглядываясь в экран бронебука. Они сели за стол, и Тайгер развернул экран к Норберту.

— Глянь.

Норберт узнал «ХотФан», не слишком серьезный инфопортал, специализировавшийся на скверных любительских роликах, обычно изображавших наркоманские подростковые дурачества: неудачные акробатические трюки, падения с лестницы и прочее. Сам он никогда им не пользовался, поскольку там было не заработать. Страница предназначалась для детишек, желавших заявить о своем существовании или осмеять кого-нибудь на весь МегаНет.

Фильм длился три минуты и был взят с какого-то социального портала. Норберт жестом попытался включить воспроизведение, но тут же сообразил, что омника у него при себе нет, и ткнул пальцем в экран.

Картинка была скверная, туманная и в низком разрешении. В сером полумраке перемещались небольшие белые силуэты, совершая длинные медленные прыжки. Кто-то сделал наезд, весьма неуклюжий и нервный, картинка покрылась пикселями, а потом слегка очистилась, и стали видны детали — ярко сияющий главный фонарь на шлеме, внешняя броня с наплечниками, прямоугольная глыба ранца СЖО, поднимаемые толстыми подошвами клубы песка. Силуэты прошлись по дну и скрылись за скалой. Фильм носил название «Астронавты на дне моря!».

— Что это? — спросил он, прекрасно понимая, что задает идиотский вопрос.

— То, что видишь, — сообщил Кролик. — Кто-то нас заснял.

— Точно не я. Тут нет связи. Да и на черта мне это? Наверняка я сам есть в том фильме.

— Связь-то есть, но сомневаюсь, что ты сумел бы в нее вклиниться. Никто не говорит, что это ты.

— Если бы я считал, что это ты, — вмешался Кролик, — то я запер бы тебя в шлюзе и затопил бы его водой.

— Тогда какого черта вы мне это показываете?

— Потому что это твоя делянка. Медиа-шмедиа. Никто не подплывал настолько близко. Была яхта с бандой каких-то говнюков, но за мысом. Они ныряли, но сюда никто не заплывал. Эту бухту мы можем перекрыть за полкилометра до базы. Так как тогда? Под водой нет такой видимости.

— Могли воспользоваться гидродроном, — сказал Норберт.

— Отпадает, — покачал головой Кролик. — У нас здесь магнитный барьер. Как в военном порту.

Норберт снова запустил фильм.

— Есть камеры для подводной съемки. Со специальной матрицей. И специальные программы для очистки. Здесь, — он показал пальцем, — видно, что использовалась именно такая программа. Она извлекает из матрицы все что можно, включая тепловую сигнатуру. Если в фильме чего-то не видно, это не значит, что его там нет, просто оно теряется в фоновом шуме, в более глубоких слоях, а после обработки выходит на поверхность. Наверняка кто-то снимал издалека и случайно наткнулся, а потом поразвлекался с программой. Это портал для сопляков. А изначально фильм появился на еще более дурацком портале, на «Кавере». Вот сигнатура.

Кролик развернул к себе бронебук, постучал по клавишам и сделал несколько жестов, а затем выругался.

— Что такое?

— В исходном материале зашиты координаты GPS — эта камера вбивает их автоматом. Кто покопается — найдет.

— Ведь это всего лишь несколько силуэтов на дне моря на портале, где самой большой популярностью пользуются фильмы, в которых кто-то поскальзывается на дерьме!

Тайгер неопределенно пошевелил рукой. Вид у него был обескураженный.

— Но он где-то висит, в нем есть тэги и координаты. Если кто-то послал за нами ботов — то найдет.

— Но кто?

— Кто-то, кто играет в геополитику.

— Из-за того, что несколько парней надели макеты ЛММ и бродят по морскому дну? Да это может быть мотивационный тренинг в любой корпорации!

— Слышал? — заметил Тайгер. — Фокус сказал «ЛММ», а не скафандр. Работает!

Кролик неодобрительно закатил глаза.

— А что там в комментариях?

— Все стандартно. Сперва автора оскорбляют по-всякому, обвиняя его в неумелом обмане, а потом несколько посетителей ругаются на тему бессмысленности пилотируемых полетов в космос.

— Достань три акваланга, гидрокостюмы, ласты и разбуди пару человек, пусть сидят в полной готовности над гидроакустикой, — велел Тайгер. — Есть у нас подводные боеприпасы?

— Суперкавитационные. Три пачки, хватит на десять магазинов.

— Доставай три автомата и дай знать в отель, пусть пришлют нам три подводных скутера. Быстроходных. Буди Ангола, Кивака и Кавказа.

— Прерываем тренировки?

— Пока что ничего не происходит.

На следующий день они снова вышли на свою подводную полосу препятствий, но теперь всю акваторию постоянно патрулировали трое аквалангистов. Двое кружили вдали на похожих на укороченные торпеды подводных скутерах с прозрачным обтекателем спереди, третий плавал возле тренирующихся, медленно шевеля ластами и высматривая в зеленоватом мраке непрошеных гостей. Все трое были вооружены закрепленными на боку боевыми автоматами.

На поверхности бухту дополнительно патрулировала моторная лодка.

Но ничего не случилось. Ничего, отклонявшегося от ежедневной рутины.

Теплая морось в цилиндрической кабине, обдувающей затем пустынным вихрем, блестящее седло вакуумного туалета, жидкий кофе из кружки с соском, словно для младенцев, квадратные тосты из пачки, формочка яичной пасты, тренировки внутри, уход за скафандром и ранцем, учебная авария вентиляционной системы, теснота, макароны с тунцом в сырном соусе, протеиновый батончик, лекция по лунной тактике, сосиски в томатном соусе, салат из водорослей с чесноком, два эпизода сериала, сон.

Они находились уже недалеко от базы — виднелся пульсирующий свет фонаря над люком главного шлюза. По сути, тренировка закончилась, но они все еще держали строй, целясь во все стороны из стволов макетов.

— Ложись! Прячься! — раздалось в наушниках Норберта. Он почти не сомневался, что это очередные учения, чтобы они не слишком расслаблялись. Сама идея где-то спрятаться на плоском голом дне казалась ему абсурдной. Он бросился в сторону ближайшей скалы, планируя вниз с вытянутыми руками, когда вдруг послышались выстрелы — две глухие далекие очереди.

Охранявший их аквалангист плыл к своему скутеру с оружием в руках, ритмично работая ластами.

Смягчив падение руками, Норберт попытался втиснуться за скалу размером чуть больше мешка картошки. Он извернулся, пытаясь хоть что-то разглядеть в темной глубине, но видно ничего не было.

И тут из зеленоватого мрака выскочил серебристо-серый, похожий на торпеду силуэт, быстрый словно мысль. Мелькнуло продолговатое рыло под выступающим лбом, бьющий вверх и вниз широкий горизонтальный плавник.

Дельфин.

И еще один. И еще. Это выглядело совершенно абсурдно, будто их атаковал Дед Мороз. Или кроткая лань. Все любят дельфинов.

Дельфины промчались над ними, описав круг. Аквалангист сел на свой скутер и резко рванул с места, вздымая облако песка. Лежа на корпусе, он выставил вперед автомат, воткнув его в крепление на обшивке.

Он описал крутой вираж вокруг разбросанной по дну группы контрактников, пытавшихся спрятаться за небольшими рифами. Некоторые беспомощно целились из своих автоматов, которыми могли в лучшем случае посверкать.

Норберт решил, что это все-таки учения. Появилось несколько дельфинов, которых можно было использовать как имитацию атаки неопределенного противника. Просто стая разумных красивых созданий, имеющих собственный язык, увидела на дне людей и решила поиграть.

Он увидел, как один из людей Тайгера поднимается и пытается за несколько прыжков добраться до скалы покрупнее. А потом его таранил появившийся словно ниоткуда дельфин, врезавшись в него как разогнавшийся грузовик, и это уже не слишком походило на игру. Человека попросту смело, и он полетел как кукла в туче песка, вращаясь в замедленном темпе вокруг собственной оси, и в позе его было нечто тревожно-безжизненное. Макет автомата выпал из его руки и опустился на дно, голова в шлеме склонилась на грудь.

— Есть раненый! — рявкнуло в наушниках.

Между разворачивающимся почти на месте дельфином и раненым спикировал аквалангист. Его автомат глухо застучал, выплевывая тонкие серебристые струйки, которые пронизали водную толщу в погоне за животным, вскоре превратившись в горстки убегающих вверх пузырьков.

Норберт смотрел на все это и снимал, не понимая в буквальном смысле ничего из того, что происходило у него на глазах.

Снова появился дельфин, мчась без каких-либо усилий, словно снаряд. Норберт увидел на его спине какую-то упряжь, серую, как и шкура животного, а над головой — какой-то продолговатый, похожий на каплю предмет.

Внезапно раздался пронзительный резкий треск, ни на что не похожий и полностью чуждый звук, который Норберт ощутил как мощный удар в подбрюшье. Он впервые слышал звук, обладающий осязаемой силой. В наушниках послышался его собственный крик и хор голосов. Аквалангист вылетел из седла и безвольно опустился на дно. Скутер проплыл еще немного, пока автомат не отключил двигатель, и замедлил ход, а затем завис, медленно поворачиваясь вокруг оси.

— Есть раненый! — снова заорал кто-то прямо в ухо Норберту.

— Всем оставаться на местах!

Толщу воды вновь пронизал поток серебристых струек, и появился очередной аквалангист на скутере. Дельфин устремился вперед и вниз, оставляя за собой алую полосу, словно облако дыма за сбитым самолетом. Скутер описал крутой вираж и остановился спиной к ним, а передом к остальным двум кружащим дельфинам, как будто аквалангист исполнял роль хоккейного вратаря.

Он послал вслед дельфинам две коротких очереди, но ни в одного не попал. Животные метнулись в стороны, и одно из них помчалось прямо к базе. На мгновение задержавшись возле люка главного шлюза, дельфин прильнул к нему брюхом, затем развернулся на месте и устремился в глубь бухты, молотя воду могучим хвостовым плавником. Его товарищ столь же поспешно последовал за ним.

В том месте, где дельфин коснулся люка, остался серый диск величиной с тарелку с расходящимися в стороны, словно щупальца морской звезды, пятью выростами.

— Фугас! — крикнул кто-то.

Аквалангист пронесся над самой скалой, за которой прятался Норберт, едва не утащив его вбок потоком воды из турбин. Лежа на корпусе, он мчался прямо к люку, словно ракета. Включив заднюю тягу, он развернул скутер боком, спрыгивая на ходу; его швырнуло о люк, но он смягчил удар ногами и выхватил нож. Подцепив диск, он сорвал его и приложил к корпусу скутера, после чего дернул какой-то рычаг, красный, как у парашюта. Вокруг скутера расцвел венчик из надувных поплавков, и машина устремилась к поверхности.

— В укрытие! — раздался в наушниках очередной крик, хотя дальше укрываться было уже некуда. Аквалангист опустился на дно возле базы и сжался в комок, обхватив голову руками.

Несколько мгновений спустя на поверхности, выглядевшей словно нечеткое, колышущееся зеркало, что-то сверкнуло, и на них обрушился грохот взрыва. Норберт явственно ощутил, как дрогнуло дно, на котором он лежал. Вода на долю секунды потяжелела, как будто он снова оказался в кабине центрифуги. Где-то высоко наверху разливалось яркое мерцающее пятно.

— Эвакуация! Забрать раненых! В шлюз!

Они забрали протараненного дельфином наемника, который все еще был без сознания, и пораженного акустическим оружием аквалангиста. Тот, что отправил скутер с бомбой на поверхность, поднялся на ноги сам, но передвигался с трудом, словно оглушенный.

Когда шлюз открылся в первый раз, из него выплыл еще один человек в гидрокостюме с аквалангом, который сел на брошенный скутер и помчался в глубь бухты в поисках третьего аквалангиста.

Внутри, в тесных коридорах базы, царил хаос. С лежащего без сознания снимали скафандр, с аквалангиста, у которого шла кровь из глаз, носа и ушей, — гидрокостюм и акваланг. Их отнесли в лазарет, а второй аквалангист пошел туда сам, держась за стену.

Остальных погнали заряжать ранцы и менять углекислотные фильтры.

— Скафандр и база — это ваша жизнь! — кричал Кролик. — Что бы ни случилось, кто бы ни напал — все должно работать, иначе смерть! ЛММ должны быть в полной готовности!

Прежде чем все более-менее вернулось в норму, прошло долгих пятнадцать минут лихорадочной беготни, и лишь тогда Норберт смог наконец встретить кого-то, кто сумел бы ответить ему на главный вопрос: «Что тут, курва, вообще стряслось?!»

Увы, этим кем-то оказался Кролик.

— Чего ты не понял, мать твою?

— Я все снимал. Может, когда-нибудь пригодится. Дельфины?! Гребаные дельфины?

— Ну да, дельфины. Их уже много лет использовали для охраны портов. Они легко поддаются дрессировке, как собаки.

— Но ведь есть же конвенции о правах животных…

Кролик фыркнул.

— Конвенции — это для нас. Для Запада в общем смысле этого слова, по крайней мере того, что от него осталось. А богатым кто запретит? Китай, Индия или Советы подписывают конвенции и кладут на них с прибором. Можешь сколько угодно топать ногами. Моджахеды так вообще делают что хотят.

— Но дельфины?! И что они сделали с аквалангистами?

— Направленный ультразвуковой усилитель. Дельфины умеют издавать такие боевые ультразвуки — глушат с их помощью рыбу, отпугивают косаток. А этому дали оружие, которое их усиливает и концентрирует.

— Как себя чувствуют пострадавшие?

— Кавказ и Кивак хуже всего. Оба получили ультразвуковой удар. У Кавказа повреждены обе барабанные перепонки и легкие, Киваку досталось с большего расстояния, так что с ним чуть получше. Они сейчас в лазарете. Ангола зацепило перепадом давления при взрыве, но шарахнуло уже на поверхности, он успел спрятаться и заткнуть уши. Если бы не он, тут уже все было бы зачищено. Полностью.

— Он спас всех нас?

Кролик пожал плечами.

— Такая работа. Один за всех и прочая чепуха. Гельмута таранил дельфин, но у него только ушибы и сотрясение мозга. Его спас скафандр — если бы он плавал в гидрокостюме, то его всего бы переломало, а так просто вырубило. Ладно, собирай манатки. У тебя двадцать минут. Эвакуация.

— Мы покидаем базу?

— Тренировка закончена. Подводная лодка уже в пути.