ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Туман Бесчисленных
Стоя за спиной у Сюзенны, Майя расчесывала ее шелковистые волосы. Бросив взгляд в зеркало, она ощутила укол зависти. На Сюзенне вновь было то же белое платье, что и в ночь испытаний. Тревога была ей к лицу; прикусив губу, она нашла глазами лицо Майи.
— Я знаю, что не надо волноваться, но почему-то волнуюсь, — шепотом призналась Сюзенна. — Пальцы дрожат. Поможешь мне с вуалью?
— С радостью, — ответила Майя и потянулась за шелковой, легкой как паутинка вуалью, лежащей в присланном женой альдермастона сундучке. Солнце уже село. Родители Сюзенны ждали в аббатстве, и с ними — альдермастон и его жена. Сабина решила провести эту ночь в аббатстве, надеясь, что это поможет ей понять волю Истока и смело встретить страшную судьбу, которая, по всей видимости, ждала всю страну.
Майя бережно извлекла вуаль из сундучка и поднесла прелестную вещицу Сюзенне. Легонько сжала плечо подруги:
— Ты такая красавица. Додд будет счастлив.
Сюзенна залилась краской, не в силах скрыть нервной усмешки.
— Если свадьба и может быть предзнаменованием, то моя явно предзнаменует что-то странное, — тихо сказала она. — Родители не слишком обрадовались нашему союзу, хотя, впрочем, рады были услышать о том, что твой муж пригласил нас в Дагомею. Они меня даже не отговаривали, спасибо им за это.
Майя улыбнулась и уже почти опустила вуаль на место, как Сюзенна вдруг остановила подругу.
— Майя…
— Что?
Сюзенна замялась.
— Ты говорила, что… ты вступила в брак в Дагомее… в военном лагере мужа, верно? А вы… м-м… консумировали свой брак той ночью?
Говоря это, она старательно отводила глаза, словно опасаясь ступать на неверную почву.
Майя закусила губу и залилась краской.
— Нет. Тут я тебе ничего не посоветую.
Она старалась говорить спокойно, но щеки ее горели огнем.
Сюзенна кивнула и стиснула руки на груди. Майя опустила вуаль на золотые волосы. Лицо Сюзенны едва угадывалось под тонкой тканью.
В дверь постучали, и Майя торопливо открыла. На пороге стоял сенешаль альдермастона, а за спиной у него — Кольер.
— Нынче ночью в аббатстве туман, — сверкнул ямочками Томас. — Альдермастон послал меня за Сюзенной. Все уже собрались и готовы к церемонии.
Сюзенна встала со стула и шагнула к ним. Майя обняла ее и коснулась ее щеки сквозь вуаль. Она любила подругу, но отчего-то ей было грустно. Что-то принесет им всем завтрашний день?
— А я, — вмешался Кольер, подставляя Майе руку, — пришел потому, что ты все еще исполняешь бдение. Твоя бабушка и друзья нынче будут заняты, так не могу ли я составить тебе компанию?
И он очаровательно улыбнулся, заставив Майю покраснеть. Она не осмелилась бы просить его прийти, но рада была, что он пришел.
— Спасибо тебе, — с признательностью сказала она.
Рука об руку они вслед за Томасом и Сюзенной вышли из дверей большого дома. Аббатство было окутано сырым туманом, и это было странно, ведь туман такой обычно поднимается на заре. Сырой и прохладный воздух отдавал металлом. Выйдя за дверь, Майя тотчас же ощутила, как на лицо ей оседает роса. Стены аббатства были совсем рядом, но туман скрывал их.
Вместе они дошли до дверей аббатства, где перед Майей вновь встала невидимая стена: не входи! Она остановилась и стояла, цепляясь за руку Кольера и глядя, как исчезает за железными дверями аббатства Сюзенна. Стены у нее над головой таяли в тумане, но, даже не глядя на них, она знала каждый зубец, ибо много дней прожила в их тени.
— Прогуляемся по саду? — предложил Кольер.
— Это было бы славно, — ответила Майя, не успев еще отойти после подготовки к свадьбе Сюзенны. Утро, унижение леди Деорвин и Мюрэ — все это было очень давно, и многое успело измениться между ними. Как будто бы день этот был дверной петлей, на которой качнулся мир, и скрип закрывающейся двери казался ей почти осязаемым.
— Только мне понадобится плащ. Сегодня такая странная погода — так холодно и сыро.
— Конечно.
Они повернули к Большому дому, благо идти было недалеко.
— Ты сегодня какая-то тихая. Тоже думаешь обо всем, что сегодня было?
— Да… и еще я очень устала, — призналась Майя, потому что ей казалось, что в голове у нее тоже туман. — Я столько времени без сна… И аббатство сегодня какое-то странное.
Она обернулась, но не увидела даже двери — все скрыл туман. На мгновение ей почудилось, что аббатства больше нет, что его унес туман, и утром, когда туман рассеется, они увидят пустое место. В тумане слышались какие-то звуки — солнце село недавно, и по аббатству бродили ученики, которые готовились праздновать Духов день. На поляне воздвигли майский шест и навязали на него цветные ленты. В кухне наготовили столько угощений, что и не повернуться. Праздник был все ближе, но будущее Муирвуда оставалось темным и неясным. Если будет на то воля Истока, на следующий день над аббатством встанет новый альдермастон.
— Да, действительно, — согласился Кольер, поскреб горло, настороженно огляделся. — Как будто за спиной все время кто-то стоит. Не по себе как-то.
Не сговариваясь, они ускорили шаг, вошли в дом, добрались до комнаты Майи. Девушка открыла дверь и дрожащими руками схватила плащ. Никогда еще у нее не было так тяжело на душе. Кольер остался стоять у двери; на лице его была написана задумчивость.
В коридоре застучали сапоги. Кольер оглянулся, и лицо его стало кислым.
— Что там у вас, Кэрью? — спросил он, чуть поморщившись. Майя застегнула плащ вокруг шеи и оказалась у двери одновременно с капитаном Кэрью.
— С вами хочет поговорить Крабвелл, — сообщил Кольеру капитан, кивнув Майе, но не сказав ей ни слова.
— Я сегодня из аббатства не выйду, — фыркнул Кольер.
— Он тоже, — ответил Кэрью. — Кранмир говорил с королем, умолял его не действовать второпях. Кажется, в этом человеке еще осталась искра разума. По-моему, он обеспокоен предупреждением Великой Провидицы. Крабвелл хочет воспользоваться этим, чтобы утихомирить короля. Если вы сумеете заключить с ним договор, быть может, он и успокоится, — тут Кэрью наконец посмотрел на Майю. — Это ненадолго, если Гидеон не будет упрямиться.
— Договор? — поморщился Кольер. — И это накануне Духова дня? Этот ваш Крабвелл вообще когда-нибудь спит?
— Может ли паук перестать плести сети? — ухмыльнулся Кэрью. — Договор… и переговоры о приданом. Больше он от вас ничего не просит. Потом он попробует подпоить короля, и к утру все бумаги будут подписаны. Поверьте, Гидеон, открытого конфликта не хочет никто.
Кольер побарабанил пальцами по подбородку.
— Где сейчас отец Майи? В аббатстве?
Кэрью страдальчески возвел глаза к потолку.
— Из аббатства он давно уехал. Засел в таверне «Пилигрим», любезничает с этой Секстон. Крабвелл полагает, что и свадьба не за горами.
Кольер с отвращением фыркнул.
— Ну да, уж Кранмир-то запросто устроит ему развод. Твой король смердит, как выгребная яма, Кэрью, ты в курсе?
Кэрью кивнул и ухмыльнулся.
— Наши шпионы говорят, что ваш король не лучше… только пахнет от него не выгребной ямой, а конюшней. Идем же! Я уже устал ходить туда-сюда. Поговори, наконец, с Крабвеллом.
Лицо Кольера на миг омрачилось, однако Майя сдержанно кивнула в знак того, что отпускает его. Он благодарно улыбнулся, погладил ее теплой рукой по щеке и устремил на нее взгляд своих голубых глаз.
— Я скоро вернусь. Запри дверь, жена.
— Хорошо, — ответила Майя и на миг сжала его руку. Кольер и Кэрью ушли, на ходу перебрасываясь колкостями. Больше в коридоре не было никого — лишь светились несколько яр-камней. Вот только тростник на полу был очень затоптан.
Усилием мысли Майя велела яр-камню разжечь огонь в камине, захлопнула дверь и заложила в петли засов.
За спиной у нее раздался шорох.
Сердце подпрыгнуло. Она развернулась и успела увидеть лицо шерифа Менденхолла, а затем на голову ей опустился черный мешок.
* * *
Она была связана по рукам и ногам — щиколотки, колени, запястья, локти, — а в рот ей сунули кляп. Запах мешковины, в которую ее завернули, заглушал все. Ее несли несколько человек. Они передвигались быстро и бесшумно. Проникший сквозь одежду холодный воздух сказал Майе, что они вышли наружу, и сердце ее забилось быстрее от страха. Она пыталась кричать, но толстый кляп не пропускал крики, превращая их в сдавленное мычание. Она забилась в узах, пытаясь освободиться, и почувствовала, как веревки на запястьях чуть разошлись. Она попыталась ударить ногами, но ее держали четверо, если не больше, и против них она была бессильна. Она быстро устала, ей не хватало воздуха, потому что кляп мешал дышать; на какой-то миг ей показалось, будто она сейчас задохнется.
Теперь они шли по земле, под сапогами шелестела трава. Майя слышала голоса, но сквозь плотную ткань лишь изредка могла разобрать слова.
— Клянусь Кровью, ну и туман!
— Темнота — хоть глаз выколи. Надо было взять факелы.
— Какие еще факелы, дубина! Чтобы нас видело все аббатство?
Страх и ярость боролись в сердце Майи. Она не сомневалась, что эти люди несут ее к отцу, в таверну за пределами аббатства. Но еще больше, чем встреча с отцом, ее страшила мысль о том, что, покинув аббатство, она будет беззащитна перед Бесчисленными. Она не прошла испытаний, у нее нет кольчужницы, которая защитила бы ее от этих тварей. Кистреля тоже нет, а впрочем, кистрелем она пользоваться и не стала бы. В приступе страха она снова забилась, пытаясь вырваться.
— Брыкается, — пожаловался один.
— А ты чего ждал? — ответил ему голос шерифа. — Тише, леди Майя, мы вам ничего не сделаем. Нас не за этим послали.
Она не могла сказать ему, чего боится. Не могла произнести правду вслух. Одна мысль об этом наполняла ее стыдом и виной. Она хэтара. Она опасна даже без кистреля. А за пределами аббатства она может даже убить. Подумав об этом, Майя содрогнулась, страшась своего возможного будущего.
— Ничего не видно! Мы хоть правильно идем?
— Правильно, — уверенно заявил шериф. — Я тут всю зиму провел. Выведу куда надо даже с завязанными глазами.
— Туман хуже завязанных глаз. А альдермастон нас не проклянет?
— Да заткнись ты, — оборвал его другой голос. — Хоть раз в жизни помолчи. Видишь деревья?
— Это Сад сидра, — объяснил шериф. — Здешние запахи собьют со следа собак. И мешок от лука я не просто так на нее надел.
Вот, значит, что это за вонь. Она покачивалась в ритме их шагов, ее тело сотрясалось всякий раз, когда несущие оступались. В мешке было жарко, она вспотела, ее тошнило.
— Сад у них тут изрядный, но мы уже почти дошли. За садом склон, там кончается стена. Там нас будут ждать с фонарями.
Сердце Майи сжали стальные тиски. Она знала, что сопротивляться бесполезно, что это лишь утомит ее прежде времени. Но как остановить этих людей?
Все начинается с мысли.
Сквозь тошнотворную тряску и качание она заставила себя собраться и очистить разум. Страх — враг. Чтобы обрести ясность разума, нужно спокойствие. Сконцентрируйся на том, чего ты хочешь, вызови его к жизни своей волей, и Исток поможет тебе. Страх начал отступать, и в сознании у нее появились новые мысли. Все это придумал ее отец. Он не хотел рисковать и ждать исхода завтрашней стычки. Не хотел, чтобы его люди видели разлад между ним и дочерью и задумывались о том, на чью сторону встать. Если дочь будет у него, пусть даже чисто физически, ему будет легче завладеть всеми аббатствами страны.
Он не знал или не понимал одного: что случится с Майей за пределами аббатства. Ведь Эрешкигаль наверняка ждет под стенами, готовая вновь украсть раз захваченное тело и объявить его своим.
«Джон Тейт! Приди!»
Она послала эту мысль вовне, надеясь, что он услышит. В это желание она вложила все свои мысли, все чувства, все силы — пусть охотник придет ей на помощь! Кольера ослепит туман. Бабушка сейчас в аббатстве, она не успеет. Но Аргус сможет взять след и найдет ее, даже если это будет не под силу никому иному.
«Найди меня! Сад сидра, там, где кончается стена!»
Шаги замедлились, и где-то вдалеке стали слышны завывания Бесчисленных. Как будто она приближалась к огромному озеру, и волны его захлестывали края островка. Островком было аббатство, озером — весь прочий мир. Граница аббатства была все ближе, и сила Бесчисленных все ощутимее давила на ее волю — они были голодны, они в нетерпении втягивали воздух, предвкушая трапезу. Сердце ее вновь забилось от ужаса, и она попыталась вырваться. Обжигая кожу, она выворачивала запястья, но путы держали крепко.
Граница аббатства осталась позади.
Майя поняла это в тот же миг. Теплое чувство защищенности, к которому она успела привыкнуть после того, как попала в Муирвуд, угасло, словно свеча под порывом ветра. Чернота и отчаяние окутали ее, и это было стократ хуже, чем путы, мешок или удушающий кляп. Ненасытные скулящие твари окружили солдат, которые словно не чувствовали их мрачного присутствия — должно быть, потому, что давно к нему привыкли. Майя же была словно в дыму, и дым этот проникал ей в легкие и жег глаза.
— Спасибо, Шелтин, — поблагодарил шериф. — Король велел доставить ее нынче же ночью. Мне надо вернуться — пропажа скоро обнаружится, я возглавлю поиски и уведу их в другую сторону. Грейвз пойдет с тобой и проследит, чтобы ее доставили в целости и сохранности.
Бесчисленные сгрудились вокруг Майи, тычась в нее своими рылами. Она снова начала отбиваться, но уже не от солдат, а от этих омерзительных, проникавших под кожу прикосновений. Никакие веревки и путы не пугали ее больше, нежели эта стая темных сил, дымные твари, которые тыкались в нее со всех сторон.
«Ты наша. Ты такая же, как мы».
«Идем с нами, сестра! Выбери нас! Мы плоть твоя!»
«Мы кость твоя».
«Ты — это мы, и мы — это ты».
«Чур, я попробую первым!»
Клеймо на плече разгоралось огнем, мысли затягивало туманом. Из груди Майи вырвалось рыдание. Собрав всю свою волю, она вгрызлась в кляп. Бесчисленные не унимались, и исходящая от них чернота мало-помалу заполняла ее сознание.
— Унесите ее, — мрачно приказал шериф.
Она со стуком упала на землю. Вокруг кричали и хрипели. Внезапное падение вышибло из нее дух, и на мгновение она забылась. Очнувшись, она забилась с новой силой и сумела освободить запястья. Кто-то упал рядом с ней, хрипя от боли. Запястья саднили и были мокры от крови, но Майя освободила руки и теперь раздирала на себе путы, стараясь одновременно избавиться от веревки на локтях и на коленях.
— Беги! В деревню беги! В дере… — крик прервался бульканьем, какое могло издать только перерезанное горло.
Тела падали одно за другим. Майя перекатилась, пытаясь уйти в сторону и там освободиться. Она отчаянно боролась за свободу, спасалась уже не только от Бесчисленных, но и от того неизвестного, что убивало сейчас солдат шерифа.
— Я шериф Менденхолла! — раздался крик, и в нем звучал страх. — Не подходи! Не подходи!
Она слышала его последний вздох.
Смерть и убийство привлекли Бесчисленных, и они тучей слетелись на поживу, внезапно избавив Майю от своей черноты. Они смаковали последние вздохи умирающих и, скуля от счастья, пили их страх, отчаяние и ужас.
Нож рассек веревки на локтях, коленях и щиколотках. Чья-то рука сорвала тряпку, в которую была завернута Майя. Она услышала тяжелое дыхание человека, только что давшего бой. Майя сдернула с головы капюшон, мокрые волосы липли к лицу.
Склонившись над ней, стоял кишон с окровавленным кинжалом, и пот капал с его лица.
