17. Стать ветром
Буря бушевала всю ночь.
Юкико улучила лишь несколько часов полноценного сна, как тусклый утренний свет прорвался сквозь зеленый занавес, заставив ее открыть глаза. Ей снова снился зеленоглазый самурай, плывущий по алым волнам моря из лотосов. Он протянул руку, чтобы коснуться ее губ, и она, дрожа, замерла от восторга. Теперь она хмурилась от этих дурацких снов и воспоминаний. Она – одна, в первобытном лесу, в компании с несуществующим зверем и проклятым гильдийцем, и вместо того, чтобы думать, что делать дальше, она спит и видит сны о мальчишках.
Она открыла глаза, и в животе у Буруу заурчало в унисон с тихим урчанием в ее собственном желудке. Кин уже проснулся и стоял под раскидистыми ветвями своего клена, держась на безопасном расстоянии от грозового тигра. Он пытался разогнуть разорванные пластины своей кожи при помощи гаечного ключа, стуча по разорванным трубам рукояткой, стараясь соединить их как можно плотнее. Тупой лязг металла заглушал шум дождя.
Юкико ощупала влажные корни под своим деревом и нашла несколько грибочков. Прежде, чем пойти искать дальше, она предложила половину Кину.
– Не надо, – прожужжал он, указывая на пучки труб и отсеков на своей спине. – Мне хватит питания на несколько недель.
Юкико удивленно моргнула.
– Этот костюм кормит меня внутривенно. Сложная цепочка белков и минеральные добавки. Нам запрещено есть пищу хаданаси.
Юкико нахмурилась, услышав это слово.
– Что такое «хаданаси»?
– Люди без кожи, – он пожал плечами. – Такие, как ты.
– А что не так с такими людьми, как я? – Юкико положила руки на бедра.
– Вы загрязнены лотосом. Как и пища, которую вы едите, и вода, которую вы пьете. Нам запрещается вступать в непосредственный контакт с его цветами или с тем, что касается их.
– Оглянись, – засмеялась Юкико. – Ни одного лотоса на несколько миль вокруг. Им тут и не пахнет. Давай, попробуй грибочков.
Кин покачал головой.
– Запрещено.
– Ну, костюм тебе тоже запрещено снимать, как и показывать лицо девушке-хаданаси. – Она прикрыла рот руками, изображая ужас. – Но это не остановило тебя на неболёте.
О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ?
Тсс.
ТЫ СЛИШКОМ МНОГО ГОВОРИШЬ С НИМ. ПОГОВОРИ СО МНОЙ.
Буруу подтолкнул ее клювом, чуть не сбив с ног.
Минуту!
Юкико протянула грибы Кину, ободряюще кивая. Тот тихо вздохнул и скривился. Оглянувшись по сторонам, как будто кто-то действительно мог увидеть его, он расстегнул застежки на шлеме. Горловина снова развернулась, обнажив переплетающиеся пластины, которые изогнулись в красивых па, раскрываясь. Металл заскрежетал, будто два клинка терлись друг о друга. Она услышала сухой чмокающий звук, когда Кин снял шлем, прижав его к себе рукой, изо рта у него тянулись секции кабеля, которые тоже терлись между собой. Он взял гриб с протянутой ладони и сунул его в рот, на пробу. На лице у него отразились сомнения, но, тем не менее, он съел и второй гриб.
– Странный вкус, – он покачал головой.
– Приготовлено по уникальному рецепту Йиши, – улыбнулась Юкико. – Экологически чистый продукт – чище и быть не может.
– Ну, хоть что-то.
– Почему Гильдия так боится контактов с лотосом?
– Он отравляет разум. Загрязняет сознание. А мы должны оставаться чистыми. Беспристрастными. Тогда мы сможем надлежащим образом контролировать его использование. – Он снова коснулся рукой лба и, пожав плечами, произнес. – Кожа сильна, плоть слаба.
– А на остальных тебе наплевать? Пусть дышат? Отравляют свои тела, туманят разум?
– Мне? – он моргнул. – Мы говорим не обо мне. Не я устанавливаю правила.
– Но ты соблюдаешь их.
– Когда это необходимо. Мы все подчиняемся кому-то, Юкико-чан. Или ты приехала сюда поохотиться на грозовых тигров по собственному желанию?
О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ?
Тсс. Я скоро расскажу тебе.
– Значит, ты никогда не курил лотос? Никогда не прикасался к нему?
Он долго молчал. Когда он заговорил, голос его стал нерешительным, мягким.
– …Только один раз.
Он снова надел шлем, оглядывая раскачивающийся зеленый занавес, пелену дождя. Глаза его светились, и ее искаженное алое отражение плавало в линзе.
– Давай уже пойдем. Твой друг выглядит голодным.
И он полез сквозь кусты. Юкико и Буруу последовали за ним.
ОН МНЕ НЕ НРАВИТСЯ.
Юкико улыбнулась про себя.
Ты ревнуешь?
ОН СЛИШКОМ МНОГО БОЛТАЕТ. ОТ ЗВУКА ЕГО ГОЛОСА У МЕНЯ ЛОМИТ УШИ. ТРЕШИТ, КАК МАРТЫШКА. И ОН ТАКОЙ ТОЩИЙ. БЛЕДНЫЙ.
Ты ревнуешь!
ГЛУПОСТИ. Я – АРАШИТОРА. ОН – ЧЕЛОВЕК. СЛАБЫЙ. ЩУПЛЫЙ.
Ну, хорошо, нечего ревновать. Он просто странный мальчик. Но он безвреден.
СКАЖИ ЭТО ВОРОБЬЯМ, КОТОРЫЕ, ЗАДЫХАЯСЬ, УМИРАЮТ ПРЯМО В НЕБЕ. ИЛИ РЫБАМ, КОТОРЫЕ ТОНУТ В ЧЕРНЫХ ВОДАХ РЕК. СКАЖИ ЭТО КОСТЯМ МОИХ ПРЕДКОВ.
Буруу зарычал так низко и утробно, что этот звук завибрировал у нее в груди.
ОН И ЕГО ПЛЕМЯ – ЭТО ЯД.
Юкико ничего не ответила, и Буруу погрузился в угрюмое неловкое молчание. Троица, спотыкаясь, брела сквозь ливень, и каждый был погружен в свои мысли. Над головой сверкнула молния, на секунду осветив все вокруг ярко-белым цветом – мир стал прозрачным и чистым. Но тем темнее показался наступивший после этого мгновенья мрак.
Гром грянул, будто дьявольский смех.
Он не мог отвести от нее глаз, спрятанных за красным стеклом защитной маски. Она была прекрасна в подсветке из искр, вылетающих из его разорванной кожи. Он замедлил темп и пошел за ней, нога в ногу, наблюдая, как она движется между деревьями, плавно, почти беззвучно, словно танцует под музыку, слышную только ей. Коряги, заросли и даже падающие листья, казалось, боялись помешать ей. И он подумал, что даже буря, наверное, не касается ее, когда она вот так идет между струй дождя. Ветер нежно целует ее щеки и ласково перебирает волосы.
Ему хотелось стать ветром…
Он думал о ней, когда они вместе стояли на носу «Сына грома», и ее лицо озарилось радостью и удивлением. Он вспоминал, как она взяла его за руку – впервые за всю свою жизнь он ощутил прикосновение другого человека. Как она, без страха, разговаривала с ним, даже после того, как узнала, кто он на самом деле. Именно так, представлял он, обычные люди и говорят друг с другом каждый день.
Ему было трудно наблюдать за девушкой и одновременно смотреть под ноги. Поэтому вскоре он споткнулся и неуклюже влетел в зеленые заросли, как пьяный газонокосильщик. Его ботинок застрял между корнями, и он со скрипом упал лицом вниз. Мертвая листва под ним съежилась и тлела в потоке искр, летящих от его кожи. Подняв голову, он увидел, что она стоит над ним, протягивая руку с легкой улыбкой на лице. Он взял ее руку, чувствуя только, как давит материал перчаток на его ладонь. Его руки дрожали. Когда она изо всех сил пыталась поднять его на ноги, она заговорила, и ее голос донесся, как будто из-под толщи воды.
Он не понял ни слова из того, что она сказала.
Зверь иногда смотрел на него через плечо, излучая презрение. Когда они останавливались отдохнуть, тот наблюдал за ним, вытянув хвост и загнув его кончик кольцом, и он почувствовал себя маленьким пушистым существом, которое пытается пересечь широкое открытое поле, а солнце над ним закрыто тенью крыльев.
Поэтому он держался на расстоянии десяти футов от них и просто смотрел, как она двигается.
А потом он начал замечать странности.
Сначала мелочи. Например, они одновременно изменили направление, шагая ритмично, в ногу, шаг за шагом. Примерно в полдень они оба внезапно остановились и без видимой причины стояли неподвижно, как статуи, целых две минуты, не обменявшись ни звуком, ни взглядом. Он нерешительно топтался на месте, пока тяжелые секунды тикали в такт с каплями дождя, и уже готов был открыть рот и заговорить, как чары разрушились, и они снова двинулись вперед, как ни в чем не бывало.
Один раз она посмотрела на зверя и рассмеялась, будто он сказал что-то забавное. Но зверь-то молчал. Не рычал, не мурлыкал, и уже тем более не говорил никаких слов. И все же она улыбнулась, коснувшись его плеча, и под смутным чувством ревности в его голове зародилась немыслимая догадка.
Неужели такое возможно?
Во второй половине дня из нагрудника, разорванного когтями зверя, с тревожной регулярностью стали вылетать голубые языки. Юкико заметила, что он отстает, шаркая и волоча ноги через заросли. Даже глаз в его маске богомола, казалось, тускнеет.
– Что случилось? – спросила она.
Он вздрогнул, будто его внезапно разбудили.
– Дождь проникает под кожу, – зло прожужжал он. – Твой друг повредил внутренние уплотнения. Влага разрушает мои реле.
– А ты можешь починить их?
Все его устройства заскрипели, когда он покачал головой.
– Бак с ацетиленом треснул. Резак и сварочный аппарат не работают, – еще один металлический вздох. – Политехник, который не может отремонтировать даже собственную кожу. Хотя, я, наверное, должен радоваться. Он бы уничтожил меня, если бы я был голым. – Он прикоснулся ко лбу уже знакомым жестом. – Кожа сильна, плоть слаба.
В разрыве над сердцем возникла электрическая дуга и каскадным водопадом выплеснулась вниз по нагруднику, окрасив трубы на грудной клетке в яркий бело-синий цвет.
ЧТО ОН ГОВОРИТ?
Его скафандр испорчен. Я думаю, это ты повредил его.
Буруу приподнял крылья, вспомнив изуродованные перья.
ПУСТЬ ИЩЕТ СОЧУВСТВИЯ В ДРУГОМ МЕСТЕ.
Вдоль восточного склона журчал горный ручей, который становился все шире, и на гладких зубцах затопленного речного камня появлялись белые буруны. Они напились чистой воды, но это не могло утолить терзающее их чувство голода. Вода показалась им удивительно прохладной по сравнению с душной влажностью леса.
Дальше плато уходило вниз, и, когда они спустились, воздух стал плотнее, а духота усилилась, несмотря на постоянный дождь. Ручей пролился небольшим водопадом, образовав большое озеро в естественном углублении среди скал. Юкико зашла по пояс в воду и нырнула, смывая пот и грязь с тела. Кожу приятно холодило. Она провела руками по голове, волосы плыли в воде позади нее – черный шелк на сверкающем стекле.
Буруу уселся на краю скалы, выступающей над водой, напряженно взмахивая хвостом. Кин бродил по берегу, изредка выплевывая из груди струи ярких искр, словно разбитый световой маяк.
Юкико опустилась под воду, под струящиеся потоки, снизу напоминавшие хрустальную рябь. Она подумала об отце, об Акихито и Касуми, надеясь, что они уже в безопасности. Всплыв на поверхность, она зажмурилась под дождем, льющим из сердитых туч над головой, объединившихся в эскадры огромных военных кораблей на черной поверхности моря. Грянул муссонный гром, эхом катясь с горы и отражаясь от поверхности зубастых скал, словно падающие вниз, в глубину, небольшие камни.
Она посмотрела на Буруу, сидевшего на черной гранитной скале. Кин забрел куда-то в лес.
Вода хороша. Заходи. Смоешь остатки крови о́ни.
Она заметила, как он напрягся, как почти непроизвольно шевельнулись мышцы, хвост вытянулся в прямую линию, словно рукоятка кнута.
НЕ ШЕВЕЛИСЬ.
В чем дело?
ЗАМРИ. КАК КАМЕНЬ.
Его напряжение передалось и ей. Закусив губу, она со страхом следила за ним глазами. Буруу беззвучно расправил крылья и погрузился в воду рядом с ней, выпустив когти. Послышался сильный всплеск, поднялась волна, подкинувшая и накрывшая ее с головой. Она вынырнула и, отплевываясь, завизжала, отбрасывая мокрые волосы с лица. Буруу бросился в воду. Зрачки его расширились, вода позади него вскипела, подняв со дна серый ил. Она выбралась на берег и схватилась за танто.
Что это?
Буруу выскочил из озера с высоко поднятой головой, с его меха струями скатывались тонны холодной воды. Он встряхнулся, расправил крылья на невероятную ширину, стараясь удержать равновесие.
ДОБЫЧА.
Юкико увидела двух толстых форелей в когтях, одна из которых все еще слабо сопротивлялась, широко открывая рот и вдыхая сырой горный воздух. Она с облегчением вздохнула, пряча улыбку.
Ты напугал меня!
Я РЯДОМ. НЕЧЕГО БОЯТЬСЯ.
Он подмигнул ей, склонив голову на бок, затем подбросил одну рыбину в воздух и, поймав клювом, проглотил целиком.
ИДИ. ЕШЬ.
Откусив от второй рыбины половину, он положил все еще дергающиеся остатки на гладкие камни на берегу. Юкико присела рядом, чтобы разрезать рыбу ножом, когда вдали прозвучал слабый крик, звук ломающихся веток и металлический грохот. Поднявшись на ноги, она побежала в лес.
– Кин-сан?
Ответом ей была долгая тишина, наполненная барабанным грохотом дождя по широким листьям.
– Помогите! – едва слышно донеслось из глубины.
Она бросилась в заросли, сжимая в руках нож, Буруу последовал за ней. В небе вспыхивали молнии, но по мере того, как они углублялись в лес, становилось темнее. Кин звал ее по имени, и она бежала на его голос. Меж деревьями шумел ветер, с воем подпевая буре.
– Где ты?
Слабый вскрик где-то на западе.
– Не молчи! – в отчаянии крикнула она.
Они пробирались сквозь кустарники, в тропической духоте, под пеленой дождя.
Наконец, Буруу наткнулся на него, остановившись на краю глубокой ямы и глядя на мальчика в ловушке внизу. Сверху яму закрывали переплетающиеся ветви кустарника, накрытые слоем листьев, поэтому ее сложно было заметить. Гильдиец угодил прямо в нее, провалившись во тьму.
НЕУКЛЮЖИЙ ДУРАК.
Кин упал на длинные бамбуковые палки, ощерившиеся заостренными пиками. Его костюм защитил его от худшего, но одна наплечная пластинка была вырвана, и бамбук проткнул аппаратуру на спине. Гидравлический подъемный кран дергался, будто пытаясь справиться с тяжелым грузом. Из лопнувших топливных баков вниз стекали потоки чи, окрашивая кровью грязь под его ногами. Из разорванного наплечника вырывались всполохи сине-белого пламени, а линзы на глазах потрескались и потемнели.
– С тобой все в порядке? – спросила Юкико.
– Топливопровод поврежден, отказал главный контроллер, – он покачал головой. – Вылететь не получится. Ничего не вижу.
– А сам цел?
Он пытался стянуть шлем, ругаясь под нос. Наконец, он освободил голову и откинул шлем, как оригами из меди, и, замотал головой, стряхивая дождевые капли. Он несколько раз с силой нажал на маленькую кнопку среди разрывов на груди, подкручивая и поглаживая ее толстыми металлическими перчатками, шипя от отчаяния.
– Аварийный сброс кожи не работает. Эти искры могут воспламенить чи, – он в отчаянии огляделся, дергая за бамбуковую пику, крепко державшую его. Циркулярная пила на запястье периодически включалась, выплевывая искры. Он попытался разрезать бамбук, но костюм мешал ему.
– Кабель, – крикнула Юкико. – У тебя на бедре. Брось его нам.
Кин нащупал отсек на ноге, открыл его и размотал тонкий металлический провод с крюком на конце. Кин раскрутил его и швырнул вверх. Юкико прыгнула, но не успела подхватить его, и провод снова свалился в яму. Из плеча Кина вырвался еще один сноп синих искр, отражаясь в грязной, окровавленной бронзе.
– Попробуй еще раз, – крикнула она между раскатами грома.
Провод вылетел из его руки, и крюк вонзился в земляную стенку ямы двумя футами ниже вытянутых пальцев Юкико. Вспыхнула еще одна электрическая дуга, опустившись вниз по бронированной оболочке, и вытекающий чи с глухим вздохом вспыхнул синим шаром и взорвался. Мальчик в ужасе закричал.
– Бросай, – кричала Юкико. – Бросай!
Кабель вновь взметнулся вверх и опять не долетел до рук Юкико. Она взвыла от отчаяния. Но тут рядом появились серые чешуйчатые когти, все еще покрытые кровью форели, и, вытянувшись, вцепились в крюк неуклюжей хваткой. Буруу зарычал и клювом подхватил провод, потянув изо всех сил. Кин кричал и хлопал перчатками по всему телу, пока две тонны мускулов вытягивали его из ловушки. Гром неодобрительно гремел. Для равновесия Буруу расправил крылья и шагнул назад, оставляя на влажной земле глубокие следы от когтей и кабеля, когда юноша появился на краю ямы. Юкико сбивала пламя мокрыми ветвями, и оно, наконец, погасло благодаря дождю и странной белой пене, вылетавшей из клапанов у ворота костюма.
Кин задыхался, горло и лицо были покрыты черной сажей. Рукояткой своего танто Юкико пыталась освободить заклинившую кнопку аварийного освобождения, пока не раздался глухой металлический щелчок. Уплотнения тяжело распались, скафандр начал отслаиваться, нагретый металл исходил паром под дождем. Под панцирем скафандра тело Кина от горла и до ног было покрыто светлой, плотно прилегающей тканью. Это странная ткань расплавилась на плечах и груди, и кожа в этих местах покраснела и покрылась волдырями. С ужасом Юкико увидела черные резиновые трубки внутри костюма, подключенные непосредственно к телу Кина. Вдоль его ребер, на внутренней стороне рук и возле ключицы была закреплена арматура из темного металла.
– Господь Идзанаги, спаси нас, – выдохнула она.
Буруу фыркнул и покачал головой.
ОНИ ПОРТЯТ ВСЕ. ДАЖЕ СВОИ ТЕЛА. НЕНОРМАЛЬНЫЕ.
Кин моргнул, морщась от боли, облизывая покрытые волдырями губы.
– Все плохо?
– Ты получил ожоги, – она сглотнула. – Это плохо. Тебе нужно лекарство.
– Аптечка, – прошептал он. – На левом бедре. Обезболивающее. Антибиотики.
– Мне надо вытащить тебя из этого костюма. Эти трубки… Как мне отсоединить их?
– Нажми… поверни против часовой стрелки, – его лицо скривилось от боли, зубы резко белели на фоне обожженных губ. – Боже, как больно.
Юкико нащупала аптечный отсек на левом бедре Кина, вывалив его содержимое на листья. Мальчик бормотал, повторяя свою мантру, снова и снова шепча ее себе под нос.
– Кожа сильна, плоть слаба. Кожа сильна, плоть слаба.
В куче инструментов Юкико обнаружила несколько шприцов, помеченных кандзи как «обезболивающее». Один она вонзила в шею Кину, и шприц тихо зашипел, когда она нажала на поршень, чтобы ввести лекарство. Мальчик вздохнул, сглотнул и, закрыв глаза, опустил голову ей на колени.
ОСТАВЬ ЕГО. ОН ОБРЕЧЕН.
Нельзя бросить его просто так, Буруу.
Юкико взялась за кабель, торчавший над сердцем Кина, почувствовала, как он извивается в ее руках. Резина под кончиками пальцев была гофрированной, теплой и слегка маслянистой на ощупь. Она поморщилась, сбрасывая волну внезапно накатившей тошноты. Сделав глубокий вдох, она закрыла глаза и нажала, поворачивая устройство до тех пор, пока не услышала слабый щелчок. Тихо хлопнув, кабель отсоединился от металлического штыря в теле Кина. Сломанные двигатели с урчанием остановились, кабель втянулся в подкладку скафандра. Глубоко дыша, она повторяла эти действия, пока полностью не отсоединила Кина от его «кожи», удерживаемой на теле при помощи дюжины круглых штыковых зажимов, надежно закрытых от дождя.
Она взяла свой танто и начала срезать тканевую подкладку с кожи Кина. Пламя расплавило эту паутину на его теле, и она отрывалась вместе с кожей. Ее губы, несмотря на дождь, пересохли, и во рту стоял вкус желчи.
Вколов ему в руку антибиотик, она наложила повязку на ожоги, обнаружив в аптечке крошечные рулоны, которые раскручивались в невероятно длинные бинты. Она обшарила другие отсеки костюма, разыскивая лекарства, и обнаружила трубочку с серой жижей, которая пахла вареной капустой. Надеясь, что эта жижа и есть его «питательные вещества», она сунула все находки в пакет на его поясе. Буруу нетерпеливо заурчал.
БЕССМЫСЛЕННО. ЕГО УБЬЕТ ЗАРАЖЕНИЕ КРОВИ. ДАВАЙ УЖЕ ПОЙДЕМ.
Я уже говорила, что не брошу его.
НО ЧТО ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ? ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ НЕСТИ ЕГО.
Мы можем положить его тебе на спину.
НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК НЕ ОСЕДЛАЕТ МЕНЯ. ДАЖЕ СЁГУН. И УЖ ТОЧНО НЕ ЭТОТ РАСХИТИТЕЛЬ.
Юкико почувствовала, как на глаза навернулись слезы разочарования, но плакать не стала. Проморгавшись, она оглядела лес вокруг, и, наконец, взгляд ее остановился на яме с ловушкой. Ясно, что здесь потрудились люди, утопив сеть в землю и хитро ее скрыв. Судя по стенам, виду бамбуковых шипов и пятнам крови, ловушку устроили давно и регулярно восстанавливали.
Это уже вторая ловушка, которую мы тут обнаружили. Значит, здесь живут люди.
И?
Значит, люди, которые ставят ловушки, вернутся и проверят их. Нам нужно, чтобы Кину помогли эти люди. Я не справлюсь с этим сама.
Буруу помолчал, и она почувствовала, как в нем растет слабое чувство восхищения. Он встряхнулся в предвкушении, и в разные стороны полетели струи дождевой воды.
ОХОТА НА ОХОТНИКОВ.
Юкико улыбнулась, и в ее глазах отразилась молния.
В точку.