[Семья Варда] господствовала беспредельно, я полагаю, пока не появились мы.

Земельный закон Василия II (996 г.)

Среди трех групп, боровшихся за власть в 976 году, казалось бы, меньше всего шансов на победу было у Македонян. Прошло уже много лет с тех пор, как император из этой династии реально и эффективно управлял государством, и наблюдатели предполагали, что в скором времени она прекратит свое существование или будет вновь отодвинута в сторону. Но они ошиблись. Македонской династии предстояло решать судьбу Византии еще 80 лет. Она должна была добиться дальнейшего расширения империи и периода относительного мира и процветания, но также и углубить пропасть между Константинополем и провинциями. И это привело к очередному серьезному кризису, на которые так богата история Византии. Сохранение династии, расширение границ, мир, процветание, а также, в какой-то мере, и кризис — за всем этим стоял человек, который управлял империей в течение полувека и определял ее судьбу еще 50 лет после своей смерти. Имя этого угрюмого тирана — Василий II (правил в 976–1025 гг.), и также он известен как Булгароктон (Болгаро­бойца).

* * *

В 976 году наиболее вероятным сценарием развития событий, особенно в представлении военных в Малой Азии, был такой: место, освободившееся после смерти Иоанна Цимисхия, займет другой полководец или кто-то еще, кто возьмет на себя роль императора и защитника законных наследников, Василия II и его младшего брата Константина VIII. Самым очевидным кандидатом был Варда Склир, шурин покойного императора Иоанна. Он имел поистине выдающийся послужной список.

Особенно Склир отличился в бою против войск Святослава, когда лично разрубил до пояса одного из военачальников русского князя. И именно он не дал Варде Фоке Младшему захватить престол в 970 году. Должность доместика схол была разделена, Склир стал доместиком восточных схол и был достаточно могуществен, чтобы встать на место Цимисхия.

Но в Константинополе, где городское население было предано Македонянам, многие думали иначе. Они ненавидели Никифора II и приняли Иоанна I, только когда он женился на представительнице Македонской династии. Многие придворные были согласны с этими настроениями народа и считали, что пришло время положить конец доминированию военных. Но что особенно важно, так же считал и самый влиятельный человек при дворе, Василий Лакапин, двоюродный дед двух молодых императоров. Хотя именно он сыграл важную роль в том, что в 963 году Никифор Фока был призван в Константинополь, теперь Лакапин решил положить конец правлению полководцев. Действуя якобы от имени молодых императоров, он отстранил Склира от командования схолами и отправил его к восточной границе командовать несколькими пограничными полками. Правителями империи были провозглашены 18-летний Василий и его младший брат Константин, но фактически всей полнотой власти обладал Лакапин.

Однако сколь проницателен ни был этот человек, он недо­оценил поддержку, которую Склир имел в Малой Азии. Разгневанный бывший доместик отправился на Восток, и, как только он убедился в том, что все его близкие родственники благополучно покинули Константинополь, войско провозгласило его василевсом. Это произошло в крепости Харпут. Под его знамя стекались добровольцы. Склир изъял деньги у всех местных сборщиков налогов и таким образом обеспечил достаточно средств для финансирования своей кампании. Кроме того, у него были налажены связи с соседними арабскими эмирами, живущими по ту сторону границы, и они также дали ему людей в войско. Против него бросали армии, и у него ушел почти год на то, чтобы дойти до Константинополя, но, когда он добрался до Никеи и оказался менее чем в 200 километрах от столицы, Лакапин впал в отчаяние. Ему надо было или найти кого-то, кто сумеет остановить Склира, или ждать сокрушительного поражения. Но все, кто мог бы на равных сражаться со Склиром, были не менее опасны, чем сам узурпатор. Нужно было идти на риск, и Лакапин вспомнил о человеке, которого Склир поставил на колени в 970 году, о Варде Фоке, который до сих пор томился в изгнании на острове Хиос. Как и его прославленный дядя, Варда не отличался личным обаянием, был мрачен и суров нравом. Но при этом он был опытным воином и обладал внушительной физической силой. О нем говорили, что его боевой клич приводил в замешательство целую фалангу противника и что он мог одним ударом руки убить человека. На быстроходном судне его доставили с Хиоса во Фракию, он был назначен доместиком и отправлен за Дарданеллы, чтобы сражаться со Склиром.

В течение года два титана бились на равнинах Малой Азии, и Склир в большинстве случаев одерживал верх. Когда в марте 979 года обе стороны в очередной раз встретились на полпути между Анкарой и Кесарией, войско Склира очень скоро стало теснить полки Варды. Решив, что славная смерть лучше, чем позорное поражение, Варда пришпорил коня и поскакал навстречу самому Склиру. В состоявшемся поединке Склир сумел отрубить ухо коню Фоки, но сам получил от Варды мощный удар по голове. Приближенные Склира положили его на землю, чтобы он пришел в себя, но не смогли привязать его лошадь. Конь военачальника поскакал сквозь ряды солдат, без всадника и весь в крови. Увидев его, воины решили, что их командир убит, и побежали с поля боя. Когда Склир пришел в себя, стало ясно, что все проиграно, и он также бежал на арабскую территорию, добрался до Багдада, а там сдался на милость халифа. Так, почти случайно, Варда Фока спас Лакапина.

Теперь могущественный евнух безраздельно правил в Константинополе, а у восточных границ командовал доместик Варда Фока. В традициях своих предков он совершал регулярные набеги на арабскую территорию, вымогая деньги у незащищенных городов, обогащаясь сам и обогащая своих людей. Это хрупкое равновесие нарушилось только тогда, когда на сцену вышел новый и весьма неожиданный участник: молодой император Василий II. В юности и в возрасте за 20 он, как и его отец Роман II, жил легко и свободно, не интересуясь политикой, наслаждаясь всем тем, что могут дать безграничное богатство и власть, и предоставляя Лакапину управлять империей. И, как и Вринга в случае с Романом II, двоюродный дед Василий Лакапин всячески поощрял его в этом, стараясь держать молодого императора подальше от государственных дел. Однако же со времени разгрома Склира Василий II начал интересоваться происходящими событиями и требовать, чтобы его допустили до его законных обязанностей. В 980 году, когда из Багдада прибыли посланники, чтобы договориться о том, что делать с Вардой Склиром, Василий настоял на том, чтобы принять их лично, хотя Лакапин и вмешивался в их переговоры. Еще несколько лет Василий терпел эту опеку, но в 985 году настал день, когда он сообщил своему двоюродному деду, что тот отстранен, его обширные поместья конфискуются, а сам он отправляется в ссылку. Император постановил даже, что монастырь, основанный Лакапином, должен быть уничтожен, чтобы не осталось никаких следов его былого могущества. Так почти в одну ночь евнух потерял все, и его карьера закончилась.

Ход был смелый, но рискованный. Василий лишился самого опытного и надежного советника, и теперь ему предстояло доказать, что он может править империей самостоятельно. И у него появилась возможность сделать это, так как после смерти Иоанна Цимисхия болгары взбунтовались против их включения в состав империи. В то время как правящие силы Византии были заняты подавлением бунта Склира, правитель болгар Самуил сумел взять Преслав и к 985 году продвинулся на юг до самой Лариссы, центра Фессалии. Летом 986 года Василий II отправился с войском спасать ситуацию, но потерпел поражение, когда попал в классическую болгарскую засаду в одном из ущелий в Балканских горах. Византийцам пришлось пробиваться сквозь заслоны болгар, и они вынуждены были оставить почти все свое снаряжение.

А Варде Фоке только этого и было нужно. Империи, оказавшейся в руках глупого юнца, явно грозило уничтожение. Требовался зрелый и опытный человек, готовый взять власть в свои руки. И на следующее лето, уже второй раз в жизни, Фока был провозглашен в Кесарии императором. Его имя все еще много значило, и немало влиятельных семей поддержали узурпатора. Даже старый соперник Фоки Варда Склир решил вернуться из Багдада и примкнуть к восстанию, получив обещание, что, воцарившись в Константинополе, Фока сделает его доместиком. Тот с радостью встретил бывшего врага в Кесарии, но затем заточил в крепость. Для Фоки Склир был слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе.

Шансы на выживание Василия II были теперь очень невысоки, ведь большая часть малоазиатской знати и их последователи выступили против него. Но Василий был византийцем. А что значат для византийца неравные шансы с несметным числом противников, когда он владеет Константинополем? Это значило, что в руках Василия были все ресурсы имперской казны, и он стал искать союзников. Именно тогда он обратился к Владимиру, сыну Святослава, который княжил в Киеве, и предложил ему щедрую плату и руку своей сестры Анны в обмен на военную помощь и соглашение об обращении Владимира в христианство. Ответом на предложение молодого василевса стали 6000 могучих варяжских наемников. С их помощью в 988 году в битве при Хрисополе Василий разбил войско, возглавляемое братом Варды, а следующей весной в Абидосе сошелся в бою с самим узурпатором. Как и тогда, когда был разбит Склир, дело решило не столько военное превосходство, сколько неожиданный поворот судьбы. Варда подумал, что проще и быстрее будет убить или захватить в плен своего соперника, и лично повел лучшие войска туда, где находились Василий и его брат Константин. Мятежник уже почти пробился к ним, но вдруг осадил коня и поскакал обратно. С трудом спешившись, он медленно лег на землю. Когда его люди подбежали к нему, Варда был уже мертв. Никто так и не узнал, что стало причиной его смерти. Некоторые говорили, что он был поражен каким-то метательным оружием: брат Василия Константин даже утверждал, что это было его рук дело. Также ходили слухи, что слугу Варды подкупили, и он отравил своего господина. А некоторые приписывали это вмешательству Богородицы, икону которой Василий прижимал к груди на протяжении всего сражения. Независимо от причины, лишившись своего предводителя, мятеж закончился с минимальными потерями с обеих сторон.

Василий торжественно прошел маршем со своей армией через всю Малую Азию и в ноябре 989 года достиг Антиохии. Брат Фоки Лев сдал город императору. Варда Склир также попал к нему в плен после того, как сбежал из заточения и попытался вновь заявить свои права на престол. В этом случае Василий проявил милосердие, поскольку Склир был уже в преклонных летах. Ему был дарован титул куропалата и дозволено с почетом удалиться в свои поместья в Малой Азии, а его сторонники были избавлены от преследования. Василий настоял также на том, чтобы они встретились, дабы обсудить соглашение, и в назначенный день Склир появился в лагере Василия. Они сидели и пили вино в шатре императора, и Василий сделал глоток из чаши Склира, прежде чем передать ее своему гостю: оба еще помнили о судьбе, постигшей Фоку. Молодой василевс обратился к старому полководцу с просьбой дать ему совет: как в будущем предотвратить раздоры, терзающие империю с 976 года? На это Склир откровенно ответил императору, что надо держать в узде людей знатного происхождения: «Искореняй чрезмерно возгордившихся наместников. Не давай слишком много военным. Истощи их несправедливыми поборами, чтобы они были заняты своими собственными делами».

На этом разговор подошел к концу. Несостоявшийся император уехал, и Василий больше никогда не видел его. Однако же совет, данный Склиром, запомнился василевсу. Почти с самого начала между величественной столицей Византии и ее провинциями существовало некое противоречие. Политическая доктрина, согласно которой тот, кто не обладал Константинополем, не мог быть императором, заставляла правителей оставаться в столице и препоручать защиту границ кому-то другому. А это, в свою очередь, угрожало тем, что популярный и победоносный полководец придет в столицу со своим войском, чтобы свергнуть государя или сделать его своей марио­неткой, как и поступили Роман I, Никифор II и Иоанн I. Чтобы разрешить эту дилемму, Василий II выработал собственный уникальный стиль управления. С одной стороны, он решил взять на себя командование армиями, став первым императором-полководцем из Македонской династии со времен своего прапрадеда Василия I, и таким образом побить военачальников Малой Азии в их собственной игре. Он даже перенял их воинственный облик и презрительное отношение ко двору в Константинополе и его церемониям. Давая аудиенции, он надевал простое пурпурное одеяние и избегал украшений, в отличие от своих предшественников, носивших шелка и множество драгоценностей. Интеллектуалы, вроде Фотия, не были желанными гостями при его дворе, и он настаивал на том, чтобы все прошения и приказы были написаны простым и доходчивым языком. Но это была только одна сторона медали. С другой стороны, он жестко настаивал на своей легитимности в качестве порфирородного, точно так же яростно, как его предки. Именно это вкупе с захватом военного руководства обосновывало и поддерживало решительные действия императора против военной аристократии, ее власти и привилегий.

Что касается командования византийской армией, то после поражения 986 года Василий оказался неожиданно успешным полководцем, хотя вел свои кампании совсем не так, как военная аристократия, и преследовал иные цели. На границе с Сирией он прекратил нападения на арабские города и нисколько не стремился воевать против неверных, что было так важно для Никифора II и Иоанна I. Вместо этого Василий довольствовался тем, что отстаивал уже достигнутые позиции и, в частности, боролся с угрозой, исходившей от режима египетской династии Фатимидов, которые стремились вытеснить византийцев из Северной Сирии. В 995 году во время военного похода на Балканы Василий получил известие о том, что Фатимиды осаждают старую столицу Хамданидов, город Алеппо. Вместе с 17 000 воинов Василий стремительно двинулся на Восток и прибыл в Антиохию на несколько недель раньше, чем могли ожидать его враги. После целого ряда сражений в 1001 году фатимидский халиф аль-Хаким согласился на перемирие, и широкие боевые действия прекратились. Экспансия на Востоке во время правления Василия происходила за счет христиан, а не мусульман и во многом достигалась не завое­ваниями, а путем договоров. Соседние армянские государства становились все более раздробленными из-за внутренних междоусобиц и турецких набегов на востоке, и их правители все чаще обращали свои взоры на византийского императора, ожидая от него помощи и защиты. Одним из таких правителей был Давид, царь Тао-Кларджети, государства, расположенного на берегу Черного моря между Арменией и Грузией. Он помог Василию II подавить восстание Варды Склира, а в 990 году, не имея наследника, составил завещание, согласно которому его земли должны были отойти византийскому императору. Когда в 1000 году он умер, Василий II сделал Тао-Кларджети византийской фемой Ивирия. Другие правители последовали примеру Давида, иногда обменивая свои армянские земли на поместья в Малой Азии и византийские придворные титулы. К концу правления Василия границы империи простирались далеко на восток, как никогда раньше, — за озеро Ван.

Если на Востоке Василий вел только оборонительные войны, то на Западе он пошел на все, чтобы вернуть территории, утраченные Византией в 976 году после восстания в Болгарии. Но и здесь его тактика отличалась от той, что придерживались два его предшественника. В то время как Иоанн Цимисхий завоевал Болгарию в ходе молниеносной кампании всего за несколько месяцев, Василий решал эту задачу много лет, ведя непримиримую войну на истощение противника. Каждый год, когда ситуация на Востоке позволяла это, он вел свое войско вглубь болгарской территории, сжигая и грабя все на своем пути. Потомки приписали ему победу над болгарским войском и ослепление всех 15 000 взятых в плен, кроме тех немногих, кому оставили один глаз, чтобы они могли отвести своих незрячих товарищей домой. История эта почти наверняка миф: ослепление 15 000 человек лишило бы Болгарию значительной части трудоспособного населения, но современники тех событий никак об этом не упоминают. Но даже если и так, миф свидетельствует о той мрачной решимости, с которой Василий подчинял себе Болгарию. Затяжное противостояние подошло к концу летом 1018 года, когда болгарские полководцы сложили оружие и земли к югу от Дуная вновь перешли под власть Византии.

Василий доказал, что может сравниться с военной аристократией на поле боя, даже если действовал другими методами, но этого было недостаточно. Угроза, которую знать Малой Азии представляла для династии в Константинополе, должна была быть нейтрализована навсегда. Император подождал, пока его позиции достаточно укрепятся, и приступил к выполнению тех рекомендаций, который дал ему Склир. Летом 995 года, когда Василий шел обратно в Константинополь через Малую Азию после кампании в Сирии, к нему прибыла делегация из маленькой деревни. Пришедшие жаловались на неких Филокалов, которые благодаря своему богатству скупили все земли в деревне и окрестностях, превратив их в свое поместье. По приказу Василия все земли были тут же конфискованы и возвращены жителям села, а большой загородный дом Филокалов снесен до основания. Император и его свита двинулись дальше и в Кесарии были радушно приняты в доме Евстафия Малеина, одного из богатейших людей Малой Азии. Василий принял приглашение хозяина, но он хорошо помнил, что именно в этом доме девять лет назад был провозглашен императором Варда Фока. И в конце своего пребывания император предложил Малеину отправиться вместе с ним в столицу, притом облек свою просьбу в такую форму, что отказаться было невозможно. А по прибытии в Константинополь Малеин был заключен под домашний арест и так, в заточении, но во вполне комфортных условиях, оставался до самой смерти. После нее все его имущество было конфисковано.

Однако Василий повел борьбу не с отдельными людьми, а с целым классом. Вернувшись в Константинополь, зимой император издал новый закон, получивший зловещее название «Новый закон благочестивого императора Василия Младшего, направленный против тех богатых людей, которые накопили свое богатство за счет бедных». Введенный с 1 января 996 года, он расширил прежнюю политику строгих ограничений на приобретение крестьянской земли. Согласно ему, все земельные участки, незаконно приобретенные начиная с 922 года, теперь подлежали возвращению прежним владельцам. А дополнительно введенный закон от 1004 года изменил способ сбора основного налога, уплачиваемого крестьянами, — аллиленгия. Прежде любая недоимка со стороны одного человека должна была восполняться за счет других членов сельской общины, но теперь налог обязан был выплатить кто-либо из крупных землевладельцев этого района. Цель закона была достаточно ясна: он наносил финансовый удар по крупным землевладельцам и в то же время гарантировал императору сбор налога. Кроме того, переложив бремя выплаты недостачи с крестьянства, он снижал риск того, что обедневшие крестьяне попадут в зависимость от могущественного патрона.

Столь агрессивная политика в отношении самых влиятельных фигур империи не могла не вызвать протест. Делегация духовенства и монахов во главе с патриархом Константинополя умоляли императора смягчиться, но безрезультатно. Бунт случился не сразу, но, когда он начался, его возглавила семья Фоки. Потерпев поражение в борьбе за престол в 989 году, она, однако, сохранила богатство и влияние. Василий не скрывал своей неприязни к Фокам и в своем законе от 996 года назвал их в числе самых злостных стяжателей богатства и земель. В 1021 году, в то время как Василий находился с военным походом в Армении, Никифор Фока, сын злосчастного Варды Фоки, объединился с другим крупным феодалом из Малой Азии, Никифором Ксифием, и провозгласил себя императором. Этот Фока обладал характерной для всей семьи непривлекательной внешностью и носил прозвище Кривошеий, но его имени было достаточно, чтобы привлечь широкую поддержку по всей Малой Азии. Однако его борьба за власть продлилась недолго: он был убит в лагере, когда поссорился со своим сообщником Ксифием. Без Варды мятеж сошел на нет, а Василий получил возможность конфисковать имущество у всех, кто в нем участвовал.

Каким бы краткосрочным и неудачным ни было это восстание, оно показывает, что даже к концу своей жизни Василий II сталкивался с серьезными вызовами со стороны малоазиатской знати и никогда не чувствовал себя в полной безопасности в этой части империи. Его политической опорой был Константинополь, где он как представитель Македонской династии мог рассчитывать на поддержку населения. Не то чтобы он искал популярности. Нет, Василий II никогда не опускался до разбрасывания щедрых пожертвований, с помощью чего императоры до и после него приобретали любовь толпы, и все добытое в походах и в результате конфискаций оседало в подвалах Большого дворца. Он не пытался культивировать образ добродетельного христианского правителя и, видимо, предпочитал, чтобы его не столько любили, сколько боялись. Не старался Василий и снискать расположение чиновников Большого дворца. Он не слушал их советов и жестоко карал любого, кого подозревал в нелояльности. О Василии говорили, что он лично обезглавил одного из своих чиновников, а китонита — охранника императорских покоев, который пытался отравить его, скормил дворцовым львам. Василий II был багрянородным, и этого казалось достаточно, чтобы поступать так, как он считал нужным.

Но не только успехи на военном поприще и поддержка народа позволили Василию править безраздельно. Было кое-что, на что он охотно тратил деньги, и именно это стало, пожалуй, главной его опорой. Еще в 989 году Василий призвал на помощь русов в борьбе против Варды Фоки и после прибегал к услугам иностранных наемников. Они нужны были ему на тот случай, если кто-то из его военачальников поднимет мятеж и привлечет армию на свою сторону. Предпочтение он отдавал армянам и русам — христианам из стран, входивших в орбиту византийского культурного влияния. Именно они составляли значительную часть его армии. В этом смысле Василий действовал точно так же, как до него поступали Константин I, Юстиниан I и Константин V, которые обращали себе на пользу обширные человеческие ресурсы территорий, граничащих с империей.

Вскоре после назначения нового патриарха Константинопольского, декабрьским вечером 1025 года Василий II скончался. Он правил так долго, что уже почти не осталось в живых тех, кто помнил времена, когда не он сидел на престоле. Похоронили Василия, по его собственному распоряжению, не в храме Святых апостолов в Константинополе, где покоилось большинство его предшественников, а в деревне Эбдомон за городскими стенами, где расположены были небольшой дворец и церковь в честь Святого Иоанна Богослова. Как будто и в смерти Василий хотел быть подальше не только от феодалов из провинций, но и от чиновников Большого дворца. Эпитафия, которую Василий II написал сам, гласила, что он «всю жизнь неусыпно оберегал детей Нового Рима». И это не было пустым бахвальством. Однако наследие, которое он оставил, оказалось противоречивым: на одной чаше весов — полная казна и расширившиеся границы империи, на другой — враждебная, озлобленная провинциальная аристократия.

* * *

Наследовал Василию II его брат Константин VIII. Теоретически он стал императором после смерти своего отца еще в 963 году, совместно с Василием, но был полностью отстранен от правления сначала Никифором Фокой и Иоанном Цимисхием, а позже братом, который не желал делиться властью. Василий предоставил Константину возможность предаваться охоте, купанию в банях и его любимому увлечению — чревоугодничеству, но не отвел ему никакой политической роли и назначил лишь небольшой почетный караул. Тот факт, что теперь, на 70-м году жизни, Константин стал правителем империи, было большим упущением со стороны Василия II. Всю жизнь он стремился к тому, чтобы Македонская династия правила из Константинополя без вмешательства военных феодалов Малой Азии, но так никогда и не женился и не произвел на свет наследника, который мог бы занять его место. У Константина, в отличие от него, была жена, женщина по имени Елена Алипина, и у них родилось трое детей, все девочки. Совершенно очевидно, что нужно было найти им подходящие партии, чтобы династия продолжилась. Одна из них, Зоя, была помолвлена с немецким императором Оттоном III, но, отправившись на собственную свадьбу, по прибытии в Италию она узнала, что жених умер, и сразу отплыла обратно в Константинополь. Больше ничего в этом отношении предпринято не было, и к 1025 году все три женщины были не замужем и уже в летах. При этом старшая, Евдокия, ушла в монастырь и приняла постриг.

Однако то, что Василий не постарался выдать племянниц замуж, вполне объяснимо. Если бы они сочетались браком с кем-то из византийцев, это должны были быть люди богатые и с положением, а как раз таких император опасался.

Но к осени 1028 года вопрос обеспечения преемственности встал как никогда остро. Константин VIII заболел. Тревожась о будущем, он сделал то, чего Василий всегда избегал, — спросил совета своих придворных. Нужно было подобрать кого-то на роль преемника — как Маврикия в 582 году. При этом царедворцы должны были подыскать кандидата, который не станет жертвовать их интересами и интересами Македонской династии в пользу армии и отдаленных провинций. Конечно же, они не хотели видеть в этой роли успешного полководца, который при поддержке армии мог создать им большие проблемы. Потому, обсудив кандидатуру Константина Далассина, опытного воина, владевшего к тому же большим поместьем в феме Армениакон, придворные решили, что он похож на Никифора Фоку, и отвергли его. В конце концов остановились на более безопасной кандидатуре Романа Аргира, дальнего родственника Македонян, занимавшего должность эпарха Константинополя. На престол его возвели поспешно и не слишком ловко. Он был вызван во дворец, гдеему сообщили, что он должен развестись с женой и жениться на младшей дочери императора Константина, Феодоре. Честолюбивый Аргир с радостью согласился, его жену благополучно отправили в монастырь, патриарха принудили дать благословение на этот брак, но тут Феодора наотрез отказалась идти под венец. Пришлось срочно убеждать среднюю дочь, Зою, занять ее место. Константин VIII умер через три дня после свадьбы, и Аргир был провозглашен императором как Роман III (правил в 1028–1034 гг.).

Это бракосочетание положило начало почти 30-летнему периоду, когда несколько императоров поочередно правили благодаря браку с племянницей Василия II. Сама Зоя политикой не интересовалась. В то время как ее очередной муж вершил дела империи, она занимала себя тем, что создавала новые экзотические благовония. Для этого в ее спальне стояла жаровня, и императрица была настолько одержима своим увлечением, что нимало не смущалась удушающей жарой, царившей в покоях в летние месяцы. До наших дней дошло очень немного портретов византийцев, и один из них — Зоин. Она изображена на мозаике в соборе Святой Софии. Портрет выглядит весьма лестным для женщины, которой на момент его создания было за 60, но его реалистичность подтверждается описанием, оставленным тем, кто хорошо ее знал, — царедворцем Михаилом Пселлом:

«У нее были большие, широко расставленные глаза с густыми бровями. Нос с маленькой горбинкой. Волосы золотистые, а тело ослепительной белизны. Кто не знал ее лет, подумал бы, что перед ним совсем молоденькая девушка».

Когда в 1034 году Роман утонул в собственной ванне при загадочных обстоятельствах, Зоя сразу же вышла замуж снова — на этот раз сделав выбор сама — за одного из командиров дворцовой стражи, человека на несколько десятков лет моложе ее, с которым она, возможно, состояла в связи еще до смерти Романа. Новый император правил как Михаил IV в 1034–1041 годах, пока не умер от эпилепсии, от которой страдал всю жизнь. Затем последовал короткий период, когда племянник покойного императора, принятый Зоей как сын, правил под именем Михаила V (1041–1042 гг.). Но стоило ему попытаться отставить свою приемную мать в сторону и утвердиться в качестве самостоятельного императора, как его правление резко закончилось. Преданность жителей Константинополя Македонской династии ничуть не поубавилась, и на улицах столицы вспыхнули беспорядки. Михаил V был вынужден бежать из дворца, а Зоя с триумфом вернулась туда. Через несколько месяцев совместного с сестрой Феодорой правления, летом 1042 года, Зоя вышла замуж в третий и последний раз — за Константина Мономаха, который стал Константином IX (правил в 1042–1055 гг.).

Хотя за период с 1028 по 1055 год сменилось четыре императора, преемственность власти обеспечивалась чиновниками Большого дворца. Если Василий II после падения Василия Лакапина в 985 году предпочитал править единолично, не прислушиваясь ни к чьим советам, то в эти несколько десятилетий после его смерти все пошло по-старому, и за троном обязательно стояла какая-то влиятельная фигура. Сначала это был евнух, пришедший с малоазиатского побережья Черного моря и известный под именем Иоанна Орфанотрофа, поскольку занимал должность смотрителя сиротского приюта в Константинополе. Он служил в Большом дворце при Василии II, и преемники великого императора сочли, что Иоанн слишком полезен, чтобы обходиться без него. Ему можно было спокойно передать все повседневные административные дела, поскольку он отличался исключительным усердием и вниманием к мелочам. В любой момент Иоанн мог оказаться там, где его меньше всего ожидали, прискакав верхом из Большого дворца. И горе нерадивому чиновнику, который пренебрег своими обязанностями, если евнух решил проверить счета. К тому же он умел во время шумных пирушек оставаться настороже и вслушиваться в каждое слово, произнесенное его подчиненными. А на следующий день напоминать им, похмельным и смущенным, об их неблаговидных высказываниях и поступках. При этом на нем самом бурно проведенная ночь никак не сказывалась. Звезда Иоанна поднялась еще выше, когда в 1034 году его брат, дворцовый стражник Михаил, женился на Зое и стал императором Михаилом IV. Когда же болезнь Михаила стала усиливаться, управление империей фактически перешло в руки Иоанна. Но в конце концов и Орфанотроф соскользнул с намыленного столба византийской политики: юный и недолго правивший Михаил V отстранил его от должности и сослал в монастырь. Когда же в 1042 году императором стал Константин IX, Иоанна ослепили: это был жестокий, но эффективный способ лишить его шанса возвыситься вновь. Вскоре после этого некогда могущественный евнух умер.

А во дворце появился новый могущественный серый кардинал. Михаил Пселл не был евнухом, он проложил себе путь к дворцовой карьере хорошо подвешенным языком. Как утверждал Пселл, во время первого его разговора с Константином IX император был «охвачен странным чувством удовольствия» и испытал сильное желание обнять молодого человека. Маловероятно, что это влечение было любовным, поскольку у императора имелись многочисленные наложницы, но так или иначе Константин решил, что Пселл может быть ему очень полезен. Он сделал его своим главным советником. Пселл вел официальную переписку, писал публичные выступления, обосновывая политику Константина, — в общем, ему, по его же словам, «была доверена самая почетная обязанность». Столь значимую роль он играл до 1075 года и имел на политику почти столько же влияния, сколько и император. Пселл оставил отчет о своей жизни и работе в виде воспоминаний, которые, хотя и пристрастны, дают очень точное представление о жизни в Большом дворце.

В этот период правления часто сменяющихся императоров и могущественных царедворцев положение дел вновь стало таким, как при Константине VII, и политика формировалась людьми, для которых в центре всего стоял Константинополь, были ли они аристократами, как Роман III и Константин IX, или людьми скромного происхождения, как Михаил IV и Михаил Пселл. Они питали глубокое недоверие к открытой войне как политическому инструменту и очень скоро отказались от агрессивной экспансии прошлых десятилетий. Военные действия за пределами границ империи теперь велись редко. В 1030 году, когда эмир Алеппо отказался подчиняться Византии, Роман III отправился в Сирию, но его поход не увенчался успехом. Арабы напали на византийское войско и рассеяли его, и Роман вынужден был спешно отступить обратно в Антиохию. В 1030-е была также предпринята попытка захватить Сицилию, а в 1045 году Византия включила в свой состав армянский город Ани, который был завещан императору его правителем. После этого, однако, режим взял власть на консолидацию. Войны, как правило, были оборонительными, как в 1041 году, когда византийцы подавили восстание в Болгарии, и в 1043 году, когда русы напали на Константинополь с моря и были отбиты. Вместо того чтобы воевать, с потенциальными врагами предпочитали договариваться. С 1001 года Византия не воевала с сильным мусульманским государством, с которым соседствовала на востоке, — египетским халифатом Фатимидов, а в 1027 году перемирие было закреплено формальным договором. В 1045 году был также заключен мир с русами. Сын князя Ярослава, Всеволод, женился на дочери Константина IX от предыдущего брака, и нападения на Константинополь из Киева прекратились.

Параллельно с сокращением военных действий шла реорганизация провинций, чтобы столица могла более эффективно контролировать наместников фем. Первоначально стратиг ведал и гражданскими, и военными делами, но в течение Х века его роль постепенно свелась к решению лишь военных вопросов. Гражданские дела, в том числе судебные иски, были передоверены местным судьям. В 1040-е годы в Константинополе было создано своего рода министерство юстиции, чтобы контролировать деятельность этих местных судей. Переосмысливалось и военное значение фем. Созданные, чтобы отражать набеги арабов вглубь Малой Азии, войска фем стали в значительной степени ненужными, так как эти нападения прекратились, а основу византийской армии составляла теперь наемная тагмата. В середине своего правления Константин IX решил распустить армию фемы Ивирия в Армении и потребовать от ее 50 000 солдат-крестьян вместо военной службы платить денежные налоги, которые обеспечили хорошее пополнение казны.

Одним словом, правящие круги Константинополя вернулись к старым византийским методам обеспечения безопасности, не связанным с военными действиями, в частности к ра­зумному использованию денег. Богатые дипломатические дары вновь вошли в обращение. Иностранные гости, посещавшие Константинополь, получали подарки в виде золота, серебра и шелковых одежд и предложение стать союзниками императора. Свойственные Василию II бережливость и нелюбовь к эффектным церемониям были забыты. И Роман III, и Константин IX строили в Константинополе новые крупные монастыри, расходуя на их украшение деньги из казны. Но это была не просто расточительность. И Роман, и Константин повышали таким образом престиж империи, используя тактику, которая так хорошо сработала, когда удалось обратить в христианство русов. И она продолжала работать. В 1045 году вождь печенегов Кеген посетил Константинополь и принял крещение. Ему даровали титул патриция и три крепости вдоль Дунайской границы. Вместе с ним туда отправился монах, чтобы окрестить в реке 20 000 подданных Кегена. И точно так же, как Василий II, новые властители охотно брали на службу наемников, которых можно было держать под своим командованием, хотя теперь среди них было все больше западных европейцев, особенно норманнов, а не русских и армян.

Эти политика была не только не нова, но и вполне разумна, но малоазиатская военная аристократия, которая с 989 года оказалась в значительной степени отстранена от принятия решений, по-прежнему встречала ее в штыки. В ее глазах грандиозные строительные проекты в Константинополе были чистой воды расточительностью, а мирные договоры с иностранными державами — не более чем трусостью. Кроме того, эти люди прекрасно понимали, что реформа управления провинциями преследовала, помимо повышения эффективности, и другие цели. С тех пор как местные судьи стали более подконтрольны Константинополю, чиновники Большого дворца могли быть уверены, что тех не прибрали к рукам стратиги. Возмущала аристократов и вербовка иностранных наемников. Один из них предупреждал императора:

«Если иностранцы не имели царского происхождения в своей стране, не одаряйте их большими почестями и не доверяйте им высоких постов. Ведь поступая так, вы не поможете себе и не доставите удовольствия своим военачальникам, которые имеют римское происхождение».

Словом, все, кто правил Византией в тени покойного Василия II, разделяли его глубокое недоверие к военачальникам и хорошо понимали, как опасно может быть появление нового Фоки, который решит бросить им вызов. Именно поэтому Константин VIII окончательно расправился с этой семьей: внук Варды Фоки был арестован по ложному обвинению и ослеплен. Однако преемники Василия II понимали и другое: не менее опасно было полностью отворачиваться от военных феодалов. Поэтому они пошли на некоторые уступки. Взойдя на престол в 1028 году, Роман III отменил принятый Василием II в 1004 году закон об аллиленгии, который делал богатых собственников земли ответственными за недобор налоговых поступлений в их округе. Едва ли это был радикальный шаг, так как и Василий II, и Константин VIII думали над тем же, но Роман хотел таким образом продемонстрировать свои намерения. Кроме того, он освободил людей, которые были заключены в тюрьму за неуплату аллиленгия, и вернул из ссылки Никифора Ксифия, который участвовал в восстании 1021–1022 годов. Однако в долгосрочной перспективе разрыв между провинциями и Константинополем преодолеть не удалось. Последовали новые заговоры и наказания. В 1029 году стратиг Фракиссийской фемы Константин Диоген был арестован за измену и покончил жизнь самоубийством, бросившись с башни. К 1040-м годам напряженность достигла опасной отметки.

* * *

Вспышка произошла, когда власть в Константинополе обошлась с одним из самых успешных полководцев империи примерно так же, как Василий II поступил с Филокалом и Малеином в 995 году. Георгий Маниак по рождению не принадлежал к военной аристократии, но вошел в ее ряды, тем более что выглядел он как настоящий полководец. Как и Варда Фока, он был огромного роста, с громовым голосом, хорошо слышным даже в разгар битвы. Прославился Маниак в 1030 году после того, как арабы разгромили войско под командованием Романа III и заставили его удирать назад в Антиохию. Бывший в то время стратигом фемы Телух, Маниак напал на арабское войско, возвращавшееся домой с победой, и захватил 280 верблюдов, навьюченных трофеями. В следующем году он взял Эдессу, а в 1038 году его отправили в Южную Италию, чтобы он вернул из-под власти арабов Сицилию. На следующий год ему удалось отвоевать большую часть восточного побережья острова, включая город Сиракузы.

Известия об этих успехах вызвали в Константинополе неоднозначную реакцию. Маниак вернул империи утраченные территории, но Иоанн Орфанотроф едва ли забыл, что за завоеванием Никифором Фокой Крита последовали его поход на Константинополь и захват престола. И когда ему пришло письмо от родственника, который служил в войске Маниака, предупреждавшее, что генерал задумал захватить престол, Иоанн не стал долго раздумывать. Он отстранил Маниака от командования и распорядился доставить его в Константинополь и бросить в темницу. Но Маниаку повезло. После того, как семья Иоанна Орфанотрофа утратила власть в результате беспорядков 1042 года, императрица Зоя освободила полководца и отправила обратно в Италию командовать войсками. Однако семена недоверия и раздора были посеяны, и, когда Маниак узнал, что его владения в Малой Азии были безнаказанно разграблены одним из соседей, имевшим связи при дворе, он замыслил мятеж. Константин IX, новый император, узнал о заговоре и отправил чиновника по имени Пард вновь отстранить Маниака от командования. Но тот опоздал. К тому времени, когда Пард прибыл, Маниак уже был провозглашен императором, и его солдаты, фанатично преданные своему командиру, набросились на Парда, как только он въехал в лагерь, и убили его. Теперь пути назад не было. Маниак пошел с армией к морю, пересек Адриатику и двинулся на Константинополь.

Казалось, ничто не помешает Маниаку достичь своей цели, как это сделал в 963 году Никифор Фока. Но этого не произошло, и виной тому стала случайность, такая же, как внезапная гибель Варды Фоки в 989 году. В феврале 1043 года шедшая на восток армия Маниака встретилась с войском, посланным из Константинополя, чтобы остановить ее. У императорской армии было мало надежды на успех, ведь одно только имя Маниака вселяло в солдат ужас, и после короткой стычки они начали спешно отступать. Маниак преследовал противника, когда его внезапно поразила стрела, попавшая ему в правый бок. Он упал с лошади и испустил дух, прежде чем кто-либо успел прийти ему на помощь. Без Маниака мятеж тут же прекратился. А Константину IX за время его правления повезло столь же крупно еще один раз. В 1047 году другие военные мятежники достигли стен Константинополя, и, когда император стоял на крепостной стене, оценивая оборону города, стрела просвистела у самой его головы. Но и эта попытка захватить престол также выдохлась, когда мятежникам стало ясно, что никто из находящихся в городе не впустит их за стену. До поры до времени военной аристократии пришлось сойти со сцены.

* * *

Вернуться к власти преемникам Никифора Фоки помогли два обстоятельства. Первым стали новые угрозы безопасности на границах. Отчасти это также было наследием правления Василия II. Присоединив Болгарию, он лишил империю государства, отделявшего ее от печенегов на Дунае. В прошлом печенеги были полезными союзниками в борьбе против болгар и русов, но теперь на пути их набегов лежали византийские земли. Набеги начались в 1027 году, а в 1040-е стали настолько частыми, что Константин IX и его советники вынуждены были прибегнуть к старому испытанному методу: они разрешили печенегам селиться на территории империи, в бывшей Болгарии, в обмен на военную службу. К несчастью, печенегам не понравились предоставленные земли, и в 1048 году они двинулись на юг, через Балканские горы, на территорию, которую византийцы вовсе не собирались отдавать им. Противостояние затянулось на несколько лет, причем все это время византийская армия преследовала печенегов на Балканах, но безрезультатно. Поняв, что победить в этой войне не удастся, в 1053 году Константин заключил с печенегами 30-летний мир на крайне невыгодных условиях и разрешил им селиться к югу от Балканских гор.

Обострение ситуации на Балканах сопровождалось угрозами в других местах от врагов, с которыми византийцы прежде не сталкивались. На юге Италии отбытие Георгия Маниака в 1043 году открыло путь викингам. Родичи тех викингов, которые позже захватили Англию, они прибыли в Южную Италию в 1018 году, чтобы воевать в качестве наемников византийских мятежников. Но вскоре рассорились со своими нанимателями и начали захватывать территории для себя. В другой части империи, в недавно присоединенной Армении, такая же опасность исходила от турок-сельджуков. Как и печенеги, сельджуки были кочевым народом из азиатских степей, который мигрировал в Северо-Восточную Персию. Они приняли ислам и к середине XI века стали главной силой в мусульманском мире. В 1040 году под предводительством Тогрул-бека сельджуки одержали победу в битве при Данданакане, после чего к ним отошла значительная часть Средней Азии и Персии. Этот регион граничил с Византией как раз в Армении, и во времена правления Константина IX турки начали совершать набеги на византийскую территорию через эту границу.

В этой новой ситуации, когда экспансия внезапно сменилась оборонительной тактикой, феодалы из провинций больше не выглядели потенциальными бунтарями и стали, скорее, героями, отвечающими на вызовы, в то время как правительство в Константинополе демонстрировало свою неэффективность. В 1048 году, разорив армянский город Арзни, сельджуки напали на византийскую армию, которая спешила на помощь горожанам. Ее командующий, грузинский князь Липарит, отправленный Константином IX на борьбу с турками, был окружен и попал в плен. На правом фланге, однако, византийцы оказались гораздо успешнее. Катакалон Кекавмен, губернатор города Ани и ветеран сицилийской кампании Георгия Маниака, разгромил сельджуков и преследовал их до наступления темноты. Похожий случай произошел несколько лет спустя, когда печенеги устроили засаду на отступающую византийскую колонну в Балканских горах. В то время как большинство византийских войск были рассеяны и стали для противника легкой добычей, один офицер, Никифор Вотаниат, сохранил свое подразделение. Целых 11 дней его солдаты отбивали атаки печенегов, как утверждалось, без пищи и сна, пока наконец не добрались до Адрианополя и не вошли в город.

Пока храбрые воины, такие как Катакалон и Вотаниат, проявляли доблесть на поле боя, режим в Константинополе окончательно лишился своей легитимности. Второе обстоятельство заключалось в том, что Македонская династия угасала. Зоя умерла в 1050 году, и, когда пять лет спустя скончался ее муж Константин IX, возник вопрос, кто станет преемником. Многие придворные считали, что на престол нужно возвести высокопоставленного чиновника, но остальные все еще сохраняли приверженность Македонской династии. Последняя племянница Василия II, Феодора, была жива, и многим казалось естественным, что она должна воспользоваться своим законным правом и взойти на престол. В результате еще полтора года старая императорская династия наслаждалась последними днями во власти, пока, наконец, Феодора не умерла от болезни пищеварительного тракта. А несколько дней спустя евнухи и чиновники Большого дворца объявили, что новым императором станет придворный из семьи Вринга, человек в уже весьма преклонных летах, получивший при восшествии на престол имя Михаила VI (правил в 1056–1057 гг.). Царедворцы без стеснения возвели на престол человека из своей среды, и этот выбор едва ли мог показаться другим бесспорным.

* * *

Кризис наступил на Страстной неделе следующего, 1057-го, года. Это было время, когда император традиционно раздавал ежегодные награды своим чиновникам и советникам. Он сидел за длинным столом в одном из залов Большого дворца, а должностных лиц вызывали в порядке убывания ранга. Им выплачивали золотые монеты, да так, что некоторые из высших чиновников брали с собой слуг, чтобы те помогли унести тяжелые мешки. А поскольку в списке гражданских должностных лиц было несколько сотен имен, церемония длилась несколько дней. Новый император Михаил VI не стал отступать от заведенного обычая, но на этот раз, как все заметили, выплаты были даже более щедрыми, чем обычно. В конце концов, своим восшествием на престол Михаил был обязан исключительно придворным, и он не хотел показаться неблагодарным.

Затем наступил черед военных получить свое вознаграждение. Ряд видных военачальников прибыли в столицу в надежде, что им воздадут должное. Одним из них был Катакалон Кекавмен, отразивший нападение сельджуков в 1048 году. Иоанн и Константин Дука представляли одну из самых старых и заслуженных династий полководцев, и кроме них там был и Исаак Комнин, который владел землями вокруг города Кастамон в Малой Азии. Михаил Пселл присутствовал при том, как они вошли в зал для награждений. Он стоял позади императора и позже описал все, что произошло дальше. Щедрость, проявленная по отношению к дворцовым чиновникам, на военных не распространилась. Они не только не получили ни чинов, ни денег, но были обвинены императором в том, что не справляются с отражением набегов сельджуков и печенегов и используют свое положение для личного продвижения.

Ошеломленные и оскорбленные, генералы покинули зал. Разыскав главного советника Михаила VI, Льва Параспондила, они потребовали от него повлиять на императора, но и тут не встретили понимания. Выйдя из дворца, они отправились через Августеон к собору Святой Софии, обсуждая, что им теперь следует предпринять. Так составился заговор, и единственный пункт, по которому возникли разногласия, касался того, кто должен возглавить бунт. Очевидным кандидатом на пост императора казался Катакалон, но он отказался. В конце концов сошлись на кандидатуре Исаака Комнина и без дальнейших проволочек покинули город. Около месяца спустя в Гунарии, в его владениях в Малой Азии, Исаак был провозглашен императором.

Так Михаил VI ускорил то, чего больше всего боялись правящие круги в Константинополе, и если он надеялся, что Исаак Комнин внезапно и очень кстати умрет, как это произошло с Вардой Фокой и Георгием Маниаком, то его ждало разочарование. Комнин и его войско двинулись на запад в Никею, обратили в бегство высланную им навстречу армию императора и вошли в Никомедию. Михаил VI попытался договориться с Комнином, отправив к нему посланников во главе с Пселлом и предложив Комнину стать наследником престола. Мятежник уже готов был согласиться, но ему не пришлось этого делать. В Константинополе на улицах собрались толпы народа, бунт против Михаила VI возглавил сам патриарх. Поняв, что даже его собственные советники уже не поддерживают его, Михаил отрекся от престола. Два дня спустя Исаак Комнин торжественно въехал в Константинополь, бурно приветствуемый толпами на улицах. Теперь, когда никого из Македонян не осталось, жители Константинополя готовы были увидеть на престоле полководца из провинции.

Закрепив за собой столицу, Исаак стал действовать мудро, чтобы избежать нападок, которые обрушивались на Никифора Фоку. Он быстро расплатился со своими солдатами, чтобы у них не возникло соблазна грабить дома горожан, и отправил их обратно в Малую Азию. Не стал он преследовать и сторонников прежнего режима, которые так долго и упорно старались отстранить военачальников от власти. Пселл, который ожидал, что его арестуют, был принят новым императором очень дружелюбно и получил очередной титул. Но никто не сомневался в том, что перемены неизбежны. И первым о них возвестил новый выпуск золотых монет. Вопреки прежней практике, император приказал выбить себя стоящим с обнаженным мечом в руке: новый властитель собирался действовать решительно.

* * *

Как многие из тех, кто очень долго находился в оппозиции власти, император Исаак и его сторонники недооценивали, насколько трудно будет поменять политику прежнего режима. Первоочередная задача была очевидна: восстановление обороноспособности империи, слабость которой показали последние набеги сельджуков, норманнов и печенегов. На это требовались деньги, а казна была истощена. В считаные недели после восшествия на престол Исаак принял жесткую программу сокращения расходов, в числе прочего отменив все то, на что тратились его предшественники: награды и пенсии, назначенные Михаилом VI, богатые подношения церкви, крупные строительные проекты. Больше всех пострадали от этого курса на экономию придворные и служащие дворца, но даже Михаил Пселл, входивший в их число, не мог не признать, что сокращать расходы необходимо. Проблема заключалась лишь в том, что Исаак действовал слишком быстро и потому быстро восстановил против себя своими реформами и духовенство, и жителей Константинополя, как в свое время и Никифор Фока. Но если Фоку, по крайней мере, обожали его солдаты, то Исаак в своем стремлении к справедливости сократил выплаты и военным, чем вызвал и их недовольство.

Если бы Исааку удалось в этот период одержать впечатляющую победу, все было бы хорошо, но в первые месяцы после его воцарения на престоле дела шли все хуже и хуже. Весной 1059 года сельджуки осадили город Мелитену, который прежде уже был яблоком раздора в приграничных войнах с арабами. Большинство мирного населения покинуло город загодя, но те, кто остались, через несколько недель, когда Мелитена все-таки пала, были преданы мечу. Византийская армия преследовала противника, ушедшего с добычей, но не только не остановила его, а позволила благополучно вернуться на свою территорию. Разве это обещал обнаженный меч Исаака?! Несколько месяцев спустя Комнин попытался вернуть свой авторитет, когда печенеги, перейдя Дунай, вторглись в Болгарию. Он сам повел на них войско, подобно Василию II, но, к сожалению, едва император появился на горизонте, нарушители границ тут же скрылись. Возвращаясь в Константинополь, византийская армия попала под проливной дождь. Река разлилась, и при попытке переправиться через нее многие утонули. Уже в столице удрученный и подавленный Исаак свалился в лихорадке, и казалось, что надежды на выздоровление нет. Его смерть вызвала бы борьбу за престол между всеми видными военачальниками империи. Чтобы избежать этого, придворные уговорили Исаака отречься от престола в пользу другого заговорщика 1057 года, Константина Дуки.

Взойдя на престол как Константин Х (правил в 1059–1067 гг.), Дука предпочел действовать не так прямолинейно, как Исаак. Хотя он и был отпрыском одной из старейших военных фамилий, но вовсе не производил впечатления императора-солдафона. Желая добиться популярности при дворе, он не только восстановил многие из наград и пенсий, отмененных Исааком, но и назначил новые. Объявив, что придает огромное значение отправлению правосудия, он тратил много времени на слушания по гражданским делам. Что же касалось положения на границах, Константин избегал конфронтации и ни разу не повел свое войско в поход. Вместо этого он прибегал к дипломатии и в 1063 году продлил мирный договор с Фатимидами, отлично зная, что власть в Каире опасалась сельджуков не меньше, чем он. Но бедствия продолжались. В 1060 году сельджуки в течение восьми дней грабили город Севастию, а четыре года спустя сельджукский султан Алп-Арслан вторгся в византийскую Армению и разорил город Ани, который византийцы получили во владение всего за 20 лет до того. При этом Константин сознательно держал армию на мели. Севастия пала так легко, потому что в ней не было гарнизона. Поначалу турки не решались напасть на нее, поскольку издалека купола церквей напоминали войсковые шатры, но, когда им стало ясно, что город совершенно беззащитен, они попросту беспрепятственно вошли в него.

Дело в том, что, несмотря на свое военное прошлое, став императором, Константин Х стал видеть все в ином свете. Он прекрасно сознавал, что теперь, когда общепризнанной законной династии не стало, ничто не мешало любому успешному полководцу совершить государственный переворот и сверг­нуть его, как он в свое время сверг Михаила VI. И на этот раз жертвами станут Константин и его семья. Поэтому он, сознательно или бессознательно, следовал совету, который Варда Склир дал когда-то Василию II: «Не давай слишком много военным». Но в конечном счете противоречия существовали не между мирными жителями и военными, а между потребностями столичного центра и отдаленных и недавно присоединенных провинций. Эти противоречия неминуемо должны были привести к катастрофе.

* * *

В декабре 1067 года Михаил Пселл был приглашен на беседу с императрицей. Константин Х умер в мае, и с той поры империей правил регентский совет, который состоял из вдовы Константина, Евдокии, его брата Иоанна Дуки и Пселла и опекал сына покойного императора, Михаила VII, который был еще мальчиком. «Тебе и невдомек, — сказала императрица Евдокия, — в каком упадке и расстройстве находятся государственные дела. Войны вспыхивают одна за другой». Этого Пселл не мог отрицать: недавно сельджуки напали на Кесарию, город, расположенный не на территории Армении, а в глубине Малой Азии, далеко от границы. Тем не менее, опасаясь, что решение, которое предложит императрица, окажется не самым приятным, он сказал, что все это следует хорошо обдумать. В ответ на его слова императрица усмехнулась и объявила, что решение уже найдено: она намерена снова выйти замуж. Ее выбор пал на Романа Диогена, каппадокийского аристократа и сына Константина Диогена, покончившего с собой в 1029 году, когда его обвинили в измене. Послужной список Романа был безупречен, а во времена прежнего императора, будучи губернатором фракийского города Сердика, он нанес несколько поражений печенегам. Таким образом, Евдокия надеялась вручить власть в руки сильного правителя-полководца — каким явно не были ни Исаак I, ни Константин Х, — чтобы он царствовал совместно с законным императором Михаилом VII, как Никифор II Фока с Василием II и Константином VIII. Брак заключили в первый день 1068 года, и Диоген был провозглашен императором Романом IV (правил в 1068–1071 гг.).

Новый император произвел кардинальную смену курса. Заключение договоров и подношение богатых даров были в очередной раз сняты с повестки дня, и им на смену пришли военные действия. Как прежде Ираклий, Роман принял решение первым делом расправиться со своими врагами на Востоке и собрался нанести удар по туркам-сельджукам. Заняв престол, он собрал большую армию и отправился с ней на восток Малой Азии. Одного только его присутствия оказалось достаточно, чтобы никаких сельджукских набегов в том году не случилось, но он не смог расправиться с противником, который даже не показывался на тех территориях, где находился император со своей армией. В следующем году Роман пошел по стопам Иоанна Цимисхия и вторгся в Сирию, вероятно чтобы показать, что Византия по-прежнему участвует в соперничестве за эмират Алеппо наряду с сельджуками и Фатимидами. Впрочем, это не помешало туркам вторгнуться на территорию Византии и разграбить Иконион.

На этом этапе Роман почувствовал некоторое разочарование, поскольку полная победа над врагами ускользала от него. Он прекрасно понимал, что от этой победы зависела не только безопасность границ, но и его собственное политическое выживание, поскольку в Константинополе у него было много врагов. Договариваясь о браке с Романом, Евдокия намеренно оставила своего деверя, Иоанна Дуку, и Михаила Пселла в неведении, прекрасно понимая, что они увидят в возвышении Диогена угрозу наследным правам юного Михаила VII и собственному положению при дворе. Пселл был личным другом Константина X и помог его восшествию на престол, так что его политическое будущее было неразрывно связано с могущественной фамилией Дук. Соответственно Пселл и его союзники, семья Дук, только и ждали подходящего момента, чтобы свергнуть Романа. Именно поэтому весной 1071 года император вновь отправился на восток Малой Азии, надеясь добиться полной военной победы, как это было в 971 году в Болгарии.

Поначалу кампании сопутствовал успех. Роман отбил у противника армянский город Манцикерт. Когда его разведчики сообщили о присутствии турецкой армии под предводительством самого султана Алп-Арслана, Роман решил, что у него достаточно войска, чтобы отвергнуть мирные предложения врага, и приказал идти на турецкую армию. Поначалу византийцы, казалось, одерживали верх. Сельджуки дрогнули под их натиском и рассеялись. Император преследовал врагов, пока не стало темнеть, и в итоге вместе со своим телохранителем оказался отрезан от византийской армии. После ожесточенного боя, в ходе которого его конь был убит под ним, а Роман несколько часов отбивался от противников мечом, император был взят в плен. Опустилась ночь, и битва при Манцикерте, произошедшая 26 августа 1071 года, закончилась. Она вошла в историю как катастрофа, но на самом деле таковой не была. Не была она и слишком уж кровопролитной, и жертв с обеих сторон оказалось сравнительно немного, так что ее нельзя сравнивать с тяжелейшими поражениями, которые византийцы потерпели от болгар в 811 и 917 годах. Большинство византийских солдат просто бежали с поля боя: один из офицеров Романа, Андроник Дука, сын озлобленного на соперника Иоанна Дуки, призвал их покинуть императора еще до того, как тот был захвачен врагами. Естественно, сторонники Романа расценили этот поступок как предательство, но его также можно рассматривать как разумный шаг, позволивший избежать более серьезных потерь. Пленение императора оказалось, конечно, тяжким ударом, но всего через восемь дней султан отпустил его и разрешил вернуться к своей армии: Алп-Арслан был гораздо больше заинтересован в возвращении в Сирию, чтобы продолжить войну против Фатимидов. Таким образом, предполагаемая катастрофа оказалась лишь злосчастной и досадной неудачей.

К катастрофе привели события, последовавшие за этой битвой, а ее источником стал конфликт между столицей и провинциями. В конце августа в Константинополь стали прибывать гонцы, принося противоречивые известия о поражении, о том, что Роман мертв, а по другим сведениям — попал в плен. В этих обстоятельствах Пселл и семья Дук, которые никогда не желали видеть на императорском престоле Романа, заявили, что теперь править должен Михаил VII, уже достигший подходящего возраста. Варяжская гвардия собралась вокруг молодого человека и начала стучать по своим щитам, провозглашая его единственным правителем. Но через несколько дней в столицу прибыли новые гонцы с известиями о том, что Роман жив и даже уже не в плену — он воссоединился со своим войском и идет на запад. Конечно, семья Дук могла принять это и дать Михаилу VII вновь вернуться к подчиненному положению, но они не пожелали сделать это, и по всем провинциям был немедленно разослан приказ более не признавать Романа императором. В последовавшем за этим противостоянии Роман IV, несмотря на весь свой опыт и авторитет, быстро потерпел поражение. В мае 1072 года его войско было разбито Андроником Дукой у города Адана. Вместо того чтобы продолжать безнадежную борьбу, пытаясь удержать город, Роман сдался, когда ему пообещали личную безопасность. Но Дука обещания не сдержал, и свергнутого императора ослепили, причем это было проделано настолько зверски, что через несколько месяцев Роман умер.

Это была безоговорочная победа Михаила VII и его сторонников, означавшая, что теперь он находится в полной безопасности как единственный император, правящий в Константинополе. В прошлом этого было бы достаточно, но десятилетия отчуждения между столицей и провинциями не прошли даром. Многие из тех, кто был предан Роману IV, отказались признавать суверенитет Михаила VII и создали свои независимые владения в Малой Азии. Французский наемник Руссель де Байоль, служивший в войске Романа во время сражения при Манцикерте, поднял мятеж и увел 400 отрядов, которыми он командовал, чтобы стать независимым правителем в феме Армениакон со столицей в городе Амасья. Местные жители, отчаявшись получить защиту от далекого Константинополя, стали платить налоги ему, и таким образом у них появилась сила, способная защитить их от турецких набегов. Филарет, армянин, который также был с Романом IV при Манцикерте, захватил под свою власть Эдессу и большую часть Киликии. В 1077 году Никифор Вотаниат, командир, который спас своих людей от засады печенегов в 1047 году, был провозглашен императором и начал поход на Константинополь. Позже в том же году другой генерал, Никифор Вриенний, объявил себя императором в Адрианополе.

Эти внутренние потрясения привели к тому, что защита границ начала ослабевать и турецкие набеги в Армению и Малую Азию возобновились. Совершал их не сам сельджукский султан, а его подданные, жившие вдоль границы, над которыми он был совсем или почти не властен. Обнаружив, что никто не оказывает им сопротивления, сельджуки перестали возвращаться в свои земли после набегов, а начали оседать на территории Византии, особенно на Анатолийском плато. Одна такая группа под предводительством полководца Данишменда-гази захватила город Севастию и взяла под свой контроль территорию вокруг него. Другая группа под командованием Сулеймана ибн Кутулмыша, двоюродного брата Алп-Арслана, дошла до запада Малой Азии, где Никифор Вотаниат сделал их своими наемниками, чтобы они помогли ему захватить престол. Взяв Никею, Вотаниат отдал ее в управление Сулейману, позволив туркам утвердиться там. К 1080 году император в Константинополе утратил контроль почти над всей Малой Азией, за исключением нескольких маленьких прибрежных анклавов.

Неизбежным результатом столь стремительной потери территорий стали взаимные обвинения и оскорбления. Сторонники Романа винили семью Дук в том, что она предательски свергла императора-воина. Пселл и семья Дук обвиняли Романа в опрометчивости и поражениях на поле боя. Некоторые заглядывали еще дальше в прошлое и вспоминали, как третий муж Зои Константин IX распустил войско фемы Ивирия и потратил деньги на строительство нового великолепного монастыря в Константинополе. Несомненно, все эти люди сыграли свою роль в приближении катастрофы, но процесс начался задолго до них. В конечном счете, каким бы великим воителем он ни был, именно Василий II положил начало отчуждению Малой Азии от столицы, уничтожая тот класс, который обеспечивал ее защиту, и восстановив его против центра политической власти, который много брал у провинций, но мало что давал взамен. В свое время Византия еще продемонстрирует свою почти легендарную способность останавливаться на краю пропасти и возрождаться, но непростые отношения между Константинополем и отдаленными от центра территориями сохранятся до самого конца ее существования.