Глава 25
Резиденция епископа представляла собой тяжеловесный особняк в тюдоровском стиле, связанный обширными, украшенными скульптурами садами с церковью Св. Лючии, самой большой — и самой богатой — Католической церковью в Далласе. Его украшали балконы и башенка и несколько витражей, сияющих разноцветными оттенками сквозь дождь.
Феликс подумал, что если не считать электрического освещения, он мог быть построен двести или триста лет назад.
— Коту не понравился этот парень, — заявил Кирк, когда они вышли на широкую, дугообразную дорогу. — Сказал, он слишком хорош для грешников.
Отец Адам нахмурился.
— Я думаю, что вы встретите другое отношение прямо сейчас.
Кирк тонко улыбнулся.
— Кот рассказал нам об этом, тоже. После того, как ты набросился на него.
Священник шевельнул свои четки.
— После того, как он получил шанс поразмыслить об этом. — Он посмотрел на Кирка. — Есть причина, почему люди становятся священниками, Кирк.
Заместитель добродушно пожал плечами, его волосы казались еще более рыжими в полумраке у епископского парадного входа.
— Я пойду вперед, — сказал Отец Адам, когда Феликс приостановился.
Феликс кивнул, закурил сигарету и стал наблюдать, как священник перепрыгивает через лужи к входной двери.
— Феликс? — прошептал Кирк, сидящий рядом с ним.
Феликс посмотрел на него.
— Да?
— Мы действительно должны отрубить ему голову?
— Похоже так.
Кирк покачал головой и уставился на окно. Он поежился.
— Кто это сделает?
Феликс нахмурился.
— Кроу, я думаю. Если он справится с этим.
— Что, если он этого не сделает? По мне, он выглядел не очень хорошо.
Феликс пожал плечами.
— Тогда кто-то другой, я полагаю.
— Ты?
Феликс уставился на него.
— Почему я?
Теперь пожал плечами Кирк.
— Ты второй в команде.
Феликс вторично посмотрел на него, затем отвернулся. Иисусе Христе! Это то, что они думают? Черт! Я парень, который уходит!
Или был, напомнил он самому себе, смутно, прежде чем они нашли меня, тоже.
Дерьмо! Тем более разумно уйти.
Так почему ты чувствуешь себя таким виноватым?
Я не. Я не. Я не. Я… Я не знаю, что я чувствую…
И он слишком сильно загасил сигарету о пепельницу на приборной панели.
Позади них вспыхнул свет, Блейзер въезжал на подъездную дорожку рядом с моторхоумом. Феликс переглянулся с Кирком, затем вышел наружу поприветствовать их.
Кот все еще выглядел ужасно, пепельным и бледным. Но Джек Кроу смотрелся… чертовски хорошо. Его широкие плечи распрямились, и, похоже, его отношение… Но нет. Эти глаза. Слишком глубокие. Запавшие и темные и невидящие.
— O, Феликс! — воскликнула Аннабель. Обходя Блейзер, ее глаза заливали слезы.
И затем она сделала нечто странное. Она обняла его и прижала свою голову к его груди и всхлипнула.
Феликс тупо уставился на нее. Затем он сделал то, что ему хотелось: он обнял ее и успокоил ее.
Не то, чего она хотела, подумал он внезапно.
Чего она ожидала.
Когда он стоял, поддерживая всхлипывающую Аннабель, он увидел Даветт, слезы тоже стояли в ее глазах. Они обменялись слабыми улыбками.
Кто, эти люди думают, я такой?
— Мистер Кроу! — прозвучало из входной двери.
Это был епископ, с Адамом и чем-то похожим на всех его сотрудников, волочилось вслед за ним из дома. Клирик подошел к затаившему дыхание, стоящему Джеку.
— Мистер Кроу! — повторил епископ. — Мы так огорчены вашей потерей. Мы… — И затем он запнулся, подыскивая слова. Наконец, он коснулся его рук, взял их в свои ладони. — Я очень сожалею, Мистер Кроу. Я не понимаю.
Феликс наблюдал, с каким подозрением Джек смотрит на епископа. Но что ты можешь сказать, Джек? Этот парень явно это понимает. Взгляни на него.
Джек резко кивнул, сказал, — Спасибо вам, епископ. Я ценю это. Мы… — и он обернулся и сделал жест, включающий остальных.
Епископ шествовал впереди.
— Отец Адам рассказал мне все. Входите. Пожалуйста. Позвольте нам помочь вам.
Они так и сделали. И епископ был, решил Феликс позже, совершенно замечательным. Он, казалось был везде, ухаживая за ними. И где не был он, был его штат, несколько молодых священников или священников будущих — Феликс не был уверен, что сможет разобрать. Они пригласили их внутрь и высушили и рассадили и раздали что-то, что можно было выпить и что-то пожевать и не обидиться, пока готовился ужин, хотя ни у кого не было аппетита, и это было большее на что был способен епископ. Этот надменный, аристократический, Божий дом, слишком хороший для подобного к вам отношения, изменился, сфокусировавшись на тепле и остром, пронзительном понимании.
Феликс никогда раньше не встречался с этим человеком. Но этот парень был священником.
Но его помощь с телом Карла сейчас было самым главным для Команды. Он слушал тихо и терпеливо, когда жуткие подробности погребения убийцы вампиров объясняли ему. Он сделал это без видимого потрясения или отвращения или чего-то такого, что тогда им было не нужно. Выслушав, он ненадолго ушел, дабы переодеться в полное епископское облачение и приказал своим людям сделать то же самое, и то, что всегда было прежде всего еще одной ужасной работой, стало бы в свете множества свечей в золотых канделябрах и успокаивающих символов епископского дворца, чем-то еще.
Как только они обнаружат Джека.
Феликс был в одной из многих комнат для отдыха, пытаясь привести себя в порядок для ритуала. Ему удалось высушить волосы и погладить рубашку. Ну, может ветровка скроет кое-какие складки также, как она скрывала Браунинг. Он подумывал о том, чтобы снять его, это были похороны и все такое. Но в действительности это были воинские похороны, не так ли?
У двери раздались легкие шаги за которыми последовал голос Даветт.
— Феликс?
Он открыл дверь. Она привела себя в порядок, тоже. Ее волосы, цвета меда, были мягкими и чистыми, аккуратно расчесанными и прекрасными.
— Привет, — было все, что он смог придумать.
— Привет, — улыбнулась она в ответ, смущенно опустив глаза. — Ты видел Джека?
— А? Нет.
— Мы не можем найти его и… Ну, они готовы начать.
Феликс кивнул ей и затем вышел из комнаты отдыха в холл. Аннабель и Кирк и некоторые люди епископа были там, выглядя обеспокоенными.
— Где Кот?
— Он уже в часовне, — шепнула Аннабель встревоженно.
— Что насчет Адама?
— Они все там, Феликс, — сказала Даветт. — Это просто Джек.
— O'кей, — сказал он, раздумывая. Он пошел по коридору, но остановился, когда понял, что все следуют за ним. Он обернулся и оглядел их нетерпеливые, выражавшие надежду лица и…
И он захотел закричать на них: Что вы хотите от меня?
Но вместо этого он сказал, — Мы встретимся с вами в часовне.
И он просто постоял, ожидая, пока они неохотно разойдутся.
Когда они ушли, он подумал секунду, решил, что он знает, где Кроу может быть. Он продолжил движение по коридору, вышагивая по толстому пайсли-ковру, казавшемуся роскошным и дорогим, с картинами, висящими на обеих сторонах отделанных дорогими панелями стен, которые, вероятно, были еще более дорогими. Коридор привел его в центр дома, с высоким, двадцатифутовым потолком, шестидесятифутовое место, которое почему-то называлось Общей Комнатой.
Феликс не ожидал найти там Джека, но он уже пошел. Он остановился на мгновение, любуясь этой комнатой, выглядевшей, как фойе самого эксклюзивного отеля в мире. Хорошая работа, если вы можете себе это позволить.
Но он знал, где находится Джек, не в этих великолепных комнатах. Не в доме.
Феликс прошел через официальную столовую, через веранду, с большими дубовыми панелями и открыл входную дверь.
Ночь была еще прохладной для лета, но буря утихла и высыпали звезды. Феликс вышел в дверь и прикрыл ее за собой и постоял немного, позволив глазам приспособиться к темноте. В десяти футах от себя он увидел огромную фигуру, сидящую на краю широкого крыльца, мягко сливавшуюся с тенями.
— Джек? — окликнул он тихо, почти шепотом.
— Здесь, — был усталый ответ.
Феликс поколебался, затем сошел по широким ступеням и сел. Влага с залитых дождем ступеней начала немедленно просачиваться сквозь его брюки и он тут-же снова встал.
Сверху вниз он посмотрел на Джека, сидящего перед ним — сгорбившегося — положившего локти на колени.
— Мокровато, не так ли?
Тусклая фигура пожала плечами, легкое движение во тьме.
Вставай, ты, сукин сын! Хотел закричать Феликс, охваченный внезапным гневом и отвращением. Вид съежившегося Джека привел его в ярость и он захотел схватить его и встряхнуть, но какая-то часть его знала, что он несправедлив.
Но черт возьми! Джек должен быть лидером в этом деле, и там были люди, ожидающие его. Рассчитывающие на него.
Он попытался успокоиться, прежде чем говорить, но он знал, что его голос прозвучал жестко. — Пора идти, мужик. Время сделать это.
Сначала Кроу не пошевелился. Затем он медленно встал, подбоченился и уставился в ночь.
— Есть сигарета? — прошептал он еле слышно.
Феликс кивнул.
— Конечно. — Он вытащил сигарету, передал ее и помахал своей зажигалкой.
Иисусе, Джек! Подумал он, когда пламя озарило лицо мужчины.
Кроу выглядел напряженным и выпотрошенным и обессиленном и… и избитым.
Но он не сказал ничего. И Кроу не сказал ничего. Он просто пыхнул дымом два или три раза, все еще глядя в ночь. Затем Феликс почувствовал, что он глубоко затянулся и выдохнул. Затем он отбросил заискрившую сигарету, поправил свой пояс, и шагнул к двери.
— Идем, — сказал он грубо.
Так что, они пошли делать дело, и пока они шли, Джек впереди, Феликс за ним, произошла трансформация. Сначала, Джек выглядел жалким и виноватым, с его измятой рубашкой и его мешковатыми штанами, мокрыми на заду, от сиденья на влажных ступенях. Походка была не намного лучше, больше похожа на неохотные шаги. Но неуклонно, темп ускорялся, эти широкие плечи распрямлялись, и эти мощные ручищи разогнулись и оглаживали рубашку и эта большая голова высоко поднялась на распрямившейся шее и…
И Феликс почувствовал, что улыбается от изумления. Через тридцать секунд после испытанного отвращения он подумал: Посмотрите на этого парня! Посмотрите на него, шествующего.
К тому моменту, как они дошли до прихожей за часовней, Джек выступал с важным видом, словно бурильщик. Он затормозил, резко, перед дверью часовни и сделал еще один глубокий вдох и обернулся и посмотрел на Феликса.
Феликс посмотрел в те же самые запавшие глаза, и он увидел, что боль все еще там, и усталость все еще была там, и решил, что это, вероятно, более впечатляюще, чем все до этого.
Джек вопросительно кивнул Феликсу.
Феликс кивнул в ответ.
И они вошли и сделали это.
Тело Карла, завернутое в тяжелую белую ткань, лежало на столе перед алтарем. Там находился епископ, окруженный своими облаченными служителями и эти курящиеся кадила, что они использовали и десятки свечей. Женщины сидели на скамье позади. Мужчины, Кирк и Кот и облаченный Адам, стояли у стола.
Все это было, пришлось признать Феликсу, красиво. Вы действительно нуждались в Католиках для больших дел.
Джек подошел к столу и Феликс занял свободное место подле него. Феликс подумал, что тело Карла выглядит лежащим неловко. И вот тогда, он увидел пилу.
Пила вообще-то не была пилой, но острым камнем, способным скользить внутри рифленого ремня, поддерживающего голову и шею тела. — Резка — состояла в том, чтобы резко ударить о тупой конец камня тяжелым деревянным молотком, который Джек сжимал в правой руке. Рядом с молотком был кол, затейливо вырезанный кусок дерева с половину размера бейсбольной биты и соответственно тоньше. В свете свечей, Феликс смог прочесть на стороне обращенной к нему:
— Карл Джоплин. — Он мог видеть тянущуюся надпись на другой стороне округлой деревяшки, но не смог прочесть ее.
Сначала были молитвы, не слишком отличавшиеся от мессы, к которой Феликс привык, но как-то подлиннее.
Или, может быть, я готов покончить с этим, подумал он.
И затем он подумал, Смог бы я сделать это, если бы мне пришлось?
Могу ли я стоять здесь, сейчас, пока Джек делает это?
Затем настало время и Джек Кроу потянулся и установил режущий камень на место, а затем он схватил молоток и высоко поднял его и пробормотал что-то, что Феликс не сумел расслышать и затем молоток опустился вниз и раздался ужасный звук — сник — и ткань вокруг горла чисто отделилась и затем тяжелая жижа начала окрашивать края.
Джек не стал делать паузу, чтобы приостановить этот поток полотенцем, свободной рукой. Вместо этого, он схватил кол, приставил его к сердцу одного из своих самых близких товарищей и с силой вогнал его туда, одним твердым ударом.
Было еще больше молитв, но Феликс их не слышал. Он ничего не слышал, кроме стука своего собственного сердца и задавался вопросом, был ли это страх или ненависть к зверям, которые сделали это необходимым.
Через некоторое время Феликс понял, что он единственный, кто все еще стоит там, кроме людей епископа, готовых забрать тело. Осознав это, он кивнул самому себе и отошел назад, уступая им место. Но только прежде чем сделать это, он вытянул шею, чтобы увидеть надпись на другой стороне кола.
Она гласила: — Ни единого проклятого сожаления.
