Глава 11
Новые обстоятельства
Надзиратель Жуковский вышел на службу уже через три дня после схватки с бандитами. Лицо у него было иссиня-багровым, спереди отсутствовали два зуба, и отек на губе не спадал. Иван Павлович каждые пять минут подходил к зеркалу, смотрел на себя и ругался:
– Вот сволочи! Как же я теперь буду баб штабелировать? Кто ко мне подойдет с такой вывеской?
Другие надзиратели со смехом рассказали Лыкову, что Жуковский отсидел трое суток на гауптвахте за то, что гулял в саду «Варьете» с девицей легкого поведения. Его увидел полицмейстер Захаров, и не только посадил в клетку. Он еще накатал жалобу Бабычу. В доносе указал, что неоднократно лично «внушал надзирателю не забывать семью». Такое вмешательство в приватность покоробило даже столичного чиновника. Иван Павлович на это сказал:
– Захаров научился в Карсе на собак брехать, а на людей гавкать. В Екатеринодаре так нельзя. И вообще, плевал я на него. Вот как с зубами быть? Дорого встанут и железные. Про золотые и думать нечего. Эх, бабы, бабы…
Пришельцев притворно сурово прикрикнул на подчиненного:
– Царскую службу нести – не чем попало трясти. Бери поручение и вперед. А на зубы мы тебе денег найдем.
Алексей Николаевич счел нужным разъяснить слова начальника отделения. Бабыч вошел к министру внутренних дел с ходатайством. Он описал подвиг Жуковского и Вольского и попросил для них награды. Надзирателя генерал предложил отметить Владимирским крестом четвертой степени, а тяжело раненного городового – медалью «За храбрость» на Георгиевской ленте. Из столицы пока прислали денежные награды: сто пятьдесят рублей надзирателю и сто – городовому.
Жуковский повеселел:
– За полторы сотни я себе из золота зубы вставлю! И еще на пьянку-гулянку останется. Ну тогда, бабцы, держись… Закусаю!
Лыкову ночью пришли в голову новые мысли. Он усадил кубанских сыщиков и начал речь:
– Вам не кажется, что мы сузили наши поиски? Ловим исполнителя Вариводу, а забыли про заказчика.
– Как же забыли? – тут же возразил Корж. – Асьминкина с Кухарским щупаем, и Дробязкин на очереди. Сами же заставили нас списки подозреваемых сочинить.
– Заставил. Но можем ли мы ими ограничиться?
Статский советник понял, что запутал коллег, и пояснил:
– В городе готовится диверсия. Мы вцепились в историю с поджогом скважины в Ширванской и прорабатываем эту версию. А если нефть тут ни при чем? И бандиты просто исполнили побочный заказ? Что, если тут политика? И Вариводу с его оружием наняли эсеры или анархисты?
– Тогда наше дело сторона, – объявил Пришельцев. – Это к жандармам, мне уголовных хватает.
– Я пришел к такому же выводу, – согласился Лыков. – Оставляю вам покамест ваших жуликов, дознавайте, как мы договорились. Мне придется пойти в КОЖУ, просить о помощи. Каковы ваши голубые мундиры? Можно с ними кашу варить?
Надзиратели дружно промолчали, а Пришельцев скис:
– Когда был Засыпкин, дело ладилось. Мы помогали охранникам, те – нам. Под пулями вместе бегали! Засыпкина отозвали, политический сыск теперь у полковника Тихобразова. Он человек к сотрудничеству не расположенный. Все под себя норовит. Попробуйте вы, у вас полномочия. Но на многое не рассчитывайте.
Коллежский асессор помолчал и добавил:
– Да так куда ни сунься. Все нам, сыщикам, начальники: полицмейстер, следователь, прокурор, судейские, жандармы. Только и слышишь: дай то, дай это. А помощи от них шиш. Вот служил раньше в Окружном суде следователь по важнейшим делам Назар Ретов, он был не такой. Вникал в наши сыщицкие дела, понимал трудности. Помогал! Но выслужил пенсию и уехал под Анапу гарбузы выращивать. Положится теперь не на кого.
– Понял вас, – вздохнул питерец и отправился на Красную, 112.
Он уже представлялся Тихобразову по случаю прибытия. Жандарм и сыщик познакомились, обсудили сотрудничество, полковник обещал полное содействие. С напоминания об этом и начал Лыков:
– Александр Николаевич, вот вы и понадобились. Уголовными концами занимаются Пришельцев и его люди. А вдруг за бандитами стоят политические террористы? Это более чем вероятно.
Тихобразов к предположению гостя отнесся всерьез.
– Екатеринодар, – сказал он, – славился террористами всех мастей. Сильнее всех досаждали анархисты, но и эсеры лили кровь, и дашнаки, и вторая армянская террористическая партия «Гнчак». Надо отдать должное нынешнему тифлисскому полицмейстеру Засыпкину. Он буквально вычистил город.
– Это было три года назад, – напомнил Лыков. – А сейчас как обстоят дела?
– Сейчас тихо. Но вы правы: вдруг ребята опять подняли голову? Тогда это анархисты, больше некому. Давайте разбираться.
Начальник управления вызвал двух офицеров: адъютанта КОЖУ ротмистра Матегорина и заведующего агентурой ротмистра Фон-Гоерца. Сыщик повторил им свой рассказ о готовящейся диверсии. Фон-Гоерц тут же вспомнил:
– Оружие, которое вы описываете, мне встречалось раньше. Был какой-то безумный изобретатель, из казаков. Фамилия его Рябоконь. Ходил по городу и просил денег на изготовление действующего образца. Средств ему, конечно, никто не дал, и горе-кулибин уехал. Там тоже была труба, которая метала бомбы, но, видимо, лишь на бумаге, если денег Рябоконь собрал ноль.
– А можно подробнее узнать о его изобретении?
– Мы вели наблюдение за казаком. Так, для очистки совести. Я вечером поищу следы в архиве и завтра вам телефонирую. Куда лучше, в гостиницу или в сыскное?
– В сыскное, будьте добры.
Закончив про загадочную трубу, ротмистр обратился к истории:
– Не тем будь помянуты годы великой смуты! Столько народу тогда погибло, выполняя долг. В селении Армавир, которое никак не станет городом, убили более пятидесяти купцов. Зато и на революцию экспроприировали полмиллиона. В Екатеринодаре тоже, можно сказать, развернулась настоящая война. Самым тяжелым был тысяча девятьсот седьмой год. Эсдеки застрелили помощника полицмейстера Журавля, анархисты – помощника пристава Боняка и пристава Величко. Знаменитый Сашка Морозов всадил три пули в спину правителя канцелярии начальника области Руденко, когда тот садился в трамвай… Самое возмутительное преступление совершил молокосос по фамилии Чуйков. Он убил директора народных училищ Кубанской области Шкиля прямо в служебном кабинете. Большого, к слову сказать, радетеля народного образования. Убил и благополучно сбежал. Так у негодяев хватило наглости явиться потом к вдове и вымогать у несчастной женщины деньги! Полиция поставила в квартире засаду и взяла четверых, попутно перебив им руки-ноги. Через день на улице поймали и Чуйкова. И повесили. А Морозов живым не дался, не такой был человек. Когда его выследили, он застрелил троих наших, а потом пустил себе пулю в лоб. Вот с кем приходилось бороться, Алексей Николаевич.
Лыков хорошо помнил те жуткие годы и не перебивал ротмистра, давая ему высказаться. Тот продолжил:
– Экспроприаторы, было и такое время, совершенно перестали прятаться. Они ходили по магазинам, фабрикам, конторам и открыто собирали дань. На революцию! На пивоваренный завод Людкевича шлялись несколько раз и всегда заранее предупреждали о своем визите по телефону. Или вот еще, был такой гласный Фабриченко. К нему явились домой, жена сказала, что он на заседании. Они пошли прямо в городскую думу, вызвали купца с заседания, отвезли на квартиру и заставили заплатить. Представляете? Полиция, да и мы, жандармы, какое-то время были словно парализованы. И население перестало ждать от нас защиты, смирилось. Ограбленные торговцы, встречая на улице своих обидчиков, лишь раскланивались с ними, и не думая обращаться к властям. Э-хе-хе…
– Но в конце концов власти взялись за дело, – напомнил ротмистру статский советник.
– Взялись. В восьмом году тоже много крови пролилось. Убили еще одного пристава, Кузнецова, городовые гибли при исполнении. И начали тогда эту нечисть отстреливать, как собак. При арестах, ежели не сдавались, мы с полицией решили их не щадить, кончать на месте. Много перебили, еще больше поймали. Сейчас в Екатеринодаре спокойно.
– А если недобитки вдруг задумали диверсию? Кто в первую очередь на это способен?
– Анархисты, – дружно сказали оба ротмистра.
– То есть вы не всех постреляли и пересажали? – уточнил Лыков.
– Всех попробуй пересажай… – горько усмехнулся Матегорин. – Уж не знаю почему, но идеи анархизма больше всего завладели умами безмозглой молодежи. Каких только банд не создали! «Кровавая рука», «Черный ворон», «Мстители», «Девятая группа анархистов-коммунистов», «Легион», «Анархия», «Добровольный летучий боевой отряд»… Много с ними пришлось повозиться. Чуть не сто человек усадили на скамью подсудимых. Семерых вздернули, тридцать семь получили каторжные работы. Ячейки остались, но они теперь как змеи, у которых вырвали ядовитые зубы. Шипят, а укусить-то нечем.
– Эти змеи под наблюдением? – предположил сыщик.
Фон-Гоерц через плечо обернулся на начальника управления, тот кивнул.
– Да, мы за ними присматриваем, – подтвердил ротмистр. – Плотно и постоянно.
– За анархистами?
– За всеми.
Заведующий агентурой с достоинством стал перечислять:
– Эсдеки: имеем внутреннее осведомление двумя агентами, «Комаровым» и «Морским». Эсеры – тоже два, «Василевский» и «Васильева». Анархисты-коммунисты – сразу три пары глаз: «Грузин», «Полезный» и «Духанщик». И не только здесь имеем, но и в Армавире, Ейске, на Тихорецкой и в Романовском. Что вас интересует?
Лыков подернулся вперед:
– Ясно что: есть ли у анархистов силы для террористического акта? Могут ли они быть заказчиками Вариводы?
Ротмистры думали недолго. Матегорин буркнул Фон-Гоерцу:
– Чего уж там… Скажи.
Начальник управления пояснил:
– До недавнего времени мы бы вам ответили: нет. Ячейки под наблюдением, там одни разговоры. Работы никакой не ведется. Иногда только приезжают с Кавказа беспокойные грузины, но мы их быстро изымаем из обращения. Однако три дня назад ситуация изменилась. В город приехал Тарас Семикобылин. Это очень опасный человек, правая рука покойного Муромцева.
– Из Варшавы пожаловал?
– Точно так.
Лыкову не надо было объяснять, что переменилось. Известный террорист Муромцев, недавно убитый полицией в Лондоне, был ему хорошо известен. В 1905 году в Варшаве этот негодяй лично бросил бомбу в кафе «Бристоль», убив несколько «буржуев». По логике анархистов, пролетарии в такие заведения не ходят. Значит, тех, кто ходит, можно казнить без разбора… Затем Муромцев сколотил первую банду «Рабочий заговор» и ограбил банк Шерешевского, где опять пролилась кровь. При эксе в Промышленном банке погибли семь человек: охранники и случайные посетители. Полиция напала на след шайки и взяла почти всех, но главарь ушел. Он создал организацию «Черный филин», которая провела несколько десятков нападений, были человеческие жертвы. Сыщики разгромили и ее, а Муромцев сбежал в Лондон, где и сгинул. И вот теперь его помощник здесь, в Екатеринодаре.
– Вы следите за гостем?
– Это сложно, – ответил за подчиненных полковник. – Очень осторожный господин. Школа варшавская, не как у здешних. Меняет внешность, никому не доверяет. А сюда Семикобылин приехал не просто так, а по какому-то очень важному делу. Какому – мы не знаем.
– Погодите-ка, – удивился Лыков. – Ваш гость в городе, но вы не знаете, где он скрывается?
– Увы, так и есть.
– Но он точно в Екатеринодаре?
– Точно, три дня как. Мы ждали его на вокзале, по примете: шведская кепка с поднятыми клапанами, застегнутая на желтую пуговицу. И чемодан с наклейкой венской гостиницы «Империал». Такой пассажир ни с одного поезда не сошел. А позавчера руководитель «Боевой группы анархистов-коммунистов» Пантелеймон Бахчиванджи сообщил своим, что встречался с товарищем Тарасом! Тот в городе и уже ведет рекогносцировку будущего акта. От которого-де в Екатеринодаре содрогнется земля.
– Мой, – взволнованно сказал Алексей Николаевич. – Все сходится с товарищем Тарасом.
Некоторое время Лыков обдумывал услышанное, потом стал задавать вопросы:
– За Бахчиванджи следят?
– Разумеется, – ответил Фон-Гоерц.
– Новых данных пока не получили?
– Нет. Сидит у себя, дом на углу Казачьей улицы и Широкого переулка. Двести шестой квартал, вот он на плане. Место для наблюдения очень неудобное, из двора три выхода. И филера видать за версту. Наш человек, «Духанщик», виделся с товарищем Пантелеймоном этой ночью. И тот сказал, что сегодня хочет покататься по Кубани на пароходе. А раньше никогда он так не делал. Мы думаем, на пароходе будет их встреча. Все филеры наготове.
Лыков отреагировал быстро:
– Вы поверили про пароход? Это же явная ложь. Опытный человек никогда не заявится в такую ловушку. С него что, в воду прыгать в случае опасности?
Жандармы смутились.
– Но Бахчиванджи определенно сказал про Кубань.
– Или вашего агента подозревают, или врут на всякий случай, чтобы отвести глаза, – уверенно заявил сыщик. – Сами рассудите. Анархист опытный, варшавского закала. И он сунется на пароход, откуда нельзя сбежать? Подумайте лучше о другом. Пулка Муромцев по национальности был латыш, его настоящая фамилия Стенцель. Янис Стенцель. Латышские анархисты опираются на своих земляков. Есть такие в городе?
– Тут всякой твари по паре, – констатировал адъютант управления. – Много поляков и немцев. Про греков уж не говорю. Эстонцы попадаются. Латыши если и есть, то немного. В Екатеринодаре полиция до сих не учредит адресный стол, мы замучимся искать здесь этих чертовых латышей. Придется послать запрос во все четыре полицейские части и в отдел. Пока нам ответят, Семикобылин уже что-нибудь взорвет…
– А по предыдущим дознаниям лифляндцы проходили?
– Кажется, нет, – неуверенно ответил Матегорин.
– Во-первых, проверьте…
Ротмистр тут же встал:
– Разрешите, Александр Николаевич? Мне кажется, Лыков дело говорит. И насчет парохода тоже.
– Сходите в архив и проверьте всех лифляндцев, – ответил полковник. – Про пароход не уверен. Я телефонировал полицмейстеру, тот выделил в мое распоряжение шесть городовых Второй части под командой помощника пристава Кулешова. Наши филеры и пять унтер-офицеров наготове. Дом Бахчиванджи наблюдают три человека. Это все не понадобится? Как по-вашему, Алексей Николаевич?
– Не понадобится. В городе готовится экс, и Бахчиванджи заранее уводит вас в сторону.
Адъютант ушел, а остальные в ожидании его возвращения стали пить чай. Перерыв затянулся. Лыков вышел в приемную и листал там газеты. Наконец Матегорин вернулся в кабинет начальника. Он положил на стол тощую папку:
– Вот, только это.
Тихобразов извлек из нее лист:
– Что это? Рапорт филера Скрипки от десятого ноября тысяча девятьсот восьмого года. Член Северо-Кавказского союза анархистов Иван Афанасьев трижды встречался с кассиром стекольного завода Вильде. Звать его… Карл Румнис. Латыш. И все?
– Все, господин полковник. Других латышей нет, только этот проходил.
– Мы арестовывали Румниса?
– Нет, только вызвали два раза на допрос.
– А где протоколы?
Ротмистр развел руками:
– Это было при подполковнике Шебеко, я тогда еще не служил здесь. Видимо, при слиянии охранного пункта с КОЖУ часть бумаг потерялась.
– Позовите сюда Скрипку, срочно.
Снова пришлось ждать. Лыков начал раздражаться: времени в обрез, а тут то одно, то другое. Но догадку насчет этнических предпочтений анархистов следовало проверить.
Филер пришел быстро, прочитал свой старый рапорт и толково доложил:
– Помню этого Румниса. Он, видать, оказывал боевикам мелкие услуги. Всегда на словах, из вещей ничего не брал и не передавал.
– Кроме Афанасьева латыш с кем еще общался?
– Э-э… С Кольцовым из «Мстителей», которого застрелили, когда он деньги вымогал на анархию. И с Бахчиванджи.
Офицеры повеселели:
– С нашим? Который сейчас главный боевик у анархистов?
– Так точно.
– Что еще можете вспомнить про Румниса? – спросил статский советник. – Почему его не арестовали? Может, хотели взять в наблюдение и выявить связи?
– Не могу знать, ваше…
– …высокородие.
– Виноват. Я только филер, мое дело маленькое. Помню лишь, что встречался кассир всегда в тех номерах, на которые промысловое свидетельство брать не нужно.
– А где чаще всего?
– Почти три года прошло, ваше высокородие. Вроде это было подле его дома. Сам Румнис обитал в Сквозном переулке. А виделся с товарищами в меблирашках Дудугавы. Это недалеко от его квартиры, угол Дмитриевской и Ново-Марьинской. Там еще артезианский колодезь.
Филера отпустили, и Фон-Гоерц тут же сообщил:
– Знаю я этого Дудугаву, давно он у меня на подозрении. То тут, то там мелькает. Предъявить ему пока нечего, но…
– Судя по фамилии, хозяин меблирашек грузин, а не латыш, – уточнил питерец.
– Да, уроженец Кутаиса. Помните, Алексей Николаевич, мы вам говорили, что в последнее время анархисты притихли. Читают книжки, теорию зубрят, а про бомбы и револьверы забыли.
– Да, и что сейчас вся активность анархистов в Кубанской области со стороны приезжих, – подтвердил Лыков. – Приезжают всегда грузины.
– Именно. А мы их берем на эксе. Так сорвали ребятам уже не одно дело. Попытки ограбления конторы на станции Крымской, денежной почты в Расшеватке, почтово-телеграфной конторы в Романовском хуторе – везде были генацвале. Может, это нить? Латыш Муромцев-Стенцель, ныне покойный. Его правая рука варшавский русак Семикобылин. Другой латыш Румнис, который, возможно, и прячет товарища Тараса. И неугомонные грузины, всегда готовые кого-то ограбить в пользу революции. Все это суть одна интернациональная компания анархобоевиков? А явка в номерах Дудугавы?
Лыков поддержал идею:
– Маленькие номера самые удобные для конспирации.
– Почему? – удивились жандармы.
– Читайте правила. Если они без стола, от одного хозяина, и не более шести комнат, такие номера не облагаются промысловым налогом. И полиция туда обычно не заглядывает. Там нечего проверять, взятку не дадут!
Полковник Тихобразов хотел что-то сказать, но тут на его столе зазвонил телефон. Он взял трубку, выслушал сообщение и сказал:
– Ведите, как было приказано.
Положил трубку и объявил, обращаясь ко всем:
– Бахчиванджи вышел из дому. Идет к Садовой.
Ротмистры загалдели:
– Это он на трамвай. Хочет к пристаням ехать, как и говорило осведомление.
– Алексей Николаич! – перекрыл гомон подчиненных Тихобразов. – Что скажете? Вести нам боевика на пристани или нет? Там шесть городовых наготове, с помощником пристава. И наши унтер-офицеры.
– Я бы, Александр Николаевич, послал людей в два адреса. Городовые пусть следуют к пристаням, для очистки совести. Прогуляются впустую. Уверен, что никакого Тараса Семикобылина они там не поймают, это отвлекающий маневр.
– Понял. Второй адрес – где артезианский колодец?
– Да, и он уже настоящий. На мой взгляд. Вот туда нам надо ехать и взять с собой самых храбрых из ваших унтеров.
– Полагаете, встретим Семикобылина в номерах?
– Есть шансы. И вернее, чем свидание на пароходе. Еще учтите, господа: операция анархистов уже началась.
– Это как? – не понял Матегорин.
– А вот так, Иван Федорыч. Бахчиванджи уводит ваших людей черт знает куда, на берег Кубани. Именно в эту минуту. Значит, через час настоящие боевики вылезут из своей норы. Скорее всего, на экс. Надо торопиться.
– По коням! – скомандовал Тихобразов, и ротмистры побежали вешать на себя оружие. Сыщик крикнул им в спину:
– Пусть один из вас будет в партикулярном! Мало ли что…
Догадка Лыкова получила свое подтверждение, когда жандармы окружали угол Дмитриевской и Ново-Марьинской. Меблирашки Дудугавы располагались в новом доходном доме на втором этаже. Фон-Гоерц даже не успел расставить своих людей, когда из подъезда вышли трое. На голове одного красовалась кепка с желтой пуговицей! Семикобылин держал под мышкой парусиновый портфель, и это очень не понравилось Лыкову. Двое его спутников были грузины: рослые, свирепой наружности и в длинных пальто. Возможно, под одеждой боевики прятали оружие. Как быть? Жандармы еще только занимали позиции. Через дорогу статский советник под руку с Матегориным покупали у разносчика папиросы. Ротмистр был одет в мятую визитку и пытался держать по-армейски прямую спину колесом. Террорист сразу заметил подозрительную пару и что-то сказал своим спутникам. Правоохранители замешкались. Тут к подъезду подлетела роскошная коляска. Троица уселась в нее, и сильные кони рванули. А жандармы остались. Хорошо еще, что они не успели вылезти из укрытий.
– Засаду не обнаружили, – обрадовался Алексей Николаевич. – Это наш шанс.
– Какой еще шанс? – взвыл ротмистр. – Упустили! Куда ринулись негодяи?
Не слушая его, сыщик подозвал старшего агента.
– Пролетку сюда, живо.
Из переулка вылетел экипаж слежения. Алексей Николаевич поменялся шляпой с одним из филеров и заставил ротмистра сделать то же самое. В ответ на недоуменный взгляд жандарма пояснил:
– Они нас срисовали, надо надеть другую шапку. Это сбивает с толку. Плащ тоже снимите, бросьте на пол.
– Он новый, перепачкается.
– Иван Федорыч, вы портфель видели? Там наверняка бомба. Вам что важнее, жизнь или чистота плаща?
Ротмистр беззвучно выругался и последовал совету питерца. Экипаж быстро мчался по Ново-Марьинской, и вскоре сыщик притормозил возницу:
– Вон они, не успели далеко уехать. Теперь медленнее, держись в четырех повозках от них. А лучше в пяти!
Погоня вела террористов, но ситуация оставалась сложной. Тех трое, и правоохранителей трое. Остальные жандармы отстали, и неизвестно когда появятся. У них еще три экипажа, но пока рассядутся, пока догонят… Лыков взвел браунинг и сунул его в карман пиджака. Хорошо бы узнать цель экса… Может быть, они успеют вмешаться? Когда начнется пальба, примчится подмога и выручит незадачливый авангард. Нужно выстоять пять минут и при этом не погибнуть. Все это сыщик объяснил своим спутникам. Пока говорил, понял, что боевого опыта ни ротмистр, ни филер не имеют и надежды на них мало. Ну дела…
Между тем анархисты уже выехали из города и держали путь к бойням. Там нечего взрывать, но по дороге располагались те самые войсковые артиллерийские склады. У Лыкова похолодело на сердце. Неужели они опоздали? И сейчас состоится нападение, со стрельбой и взрывами? Трое преследователей против трех беков. Конечно, погреба охраняют часовые, но если люди отчаянные, у них есть шанс. Статский советник весь взмок и чуть было не приказал филеру атаковать анархистов. По счастью, те свернули на дорогу, ведущую в обход кладбищ к свиному хутору.
Коляска злодеев пролетела между хутором и бойнями и направилась к Чистяковской роще. Когда она поравнялась с баком для приема нечистот, то остановилась. Семикобылин вышел осмотреться, потоптался, справил малую нужду возле бака. Сыщик с жандармами успели спрятаться за углом кишечного цеха. Что он там делает? Вдруг Матегорин хлопнул себя ладонью по лбу:
– Черт! Я понял!
– Что именно?
– Алексей Николаевич, я понял, где будет экс. За приемным баком, его отсюда не видать, находится еще один погреб. В том, мимо которого мы только что проехали, хранятся снаряды к войсковой артиллерии. А в малом погребе, который впереди, – боеприпасы к стрелковому оружию.
– Патроны?
– Да, чуть не миллион штук. Если считать с мобилизационным запасом. А на Кавказе за патрон дают рубль. Вот их цель!
Лыков улыбнулся:
– Молодец, Иван Федорыч. Так, скорее всего, и есть. Тогда, рассуждая логически, наши ребята сейчас закончат рекогносцировку и отправятся в Чистяковскую рощу. Это ведь она видна справа?
– Да, роща – прогулочное место, там легко затеряться, – подтвердил ротмистр.
– Ну и хорошо. Анархисты сядут в буфете, выпьют пива. И будут ждать, когда стемнеет. Кучер, скорее всего, их человек. А нападут они на погреба уже в темноте. Склад патронов охраняется обычным нарядом, не усиленным. Его легко перебить… Есть время подготовиться. Главное, чтобы нас не заметили, поэтому остаемся здесь, дальше не преследуем.
– А если упустим?
– Иван Федорыч, сами поглядите. После бойни дорога пустая. Нас сразу увидят. Лучше пошлем нашего возницу на трамвай, пусть едет в рощу, отыщет там троицу и возьмет под наблюдение. А мы подождем Фон-Гоерца с его людьми.
Так и поступили. Филер слез с козел и побежал на станцию трамвая. Ротмистр со статским советником, осторожно высовываясь из укрытия, убедились, что коляска с боевиками подъехала к Чистяковской роще. Осталось лишь дождаться подмогу.
Через четверть часа примчался заведующий агентурой и накинулся на них с вопросами. Лыков с Матегориным рассказали о своих предположениях. Тут же был составлен план. Люди Фон-Гоерца не подходили для задержания, поскольку были в форме. Лишь трое филеров, включая того, что ушел в Чистяковку, могли укрыться на местности. Алексей Николаевич с бойни телефонировал в сыскное отделение и вызвал Пришельцева с надзирателями.
Сыщики приехали все на том же трамвае, когда уже начало темнеть. Статский советник отругал коллежского асессора за медлительность. Тот ответил: а кто мне деньги за извозчиков вернет? Пока они препирались, чуть не упустили момент. Народ начал потихоньку расходиться с гуляния. Арестная команда смешалась с толпой и блокировала выход из рощи. Соотношение сил теперь было в пользу полиции, и командированный немного успокоился. Вдруг он увидел, как знакомая коляска выезжает из-за угла. И уже с седоками. Беки перелезли через забор в заранее оговоренном месте, где их подхватил кучер. Ах, сволочи! Терять время было нельзя, и Лыков решился. Он подбежал и трижды выстрелил в Семикобылина. Без предупреждения и пальбы в воздух, в нарушение всех инструкций. Возможно, правильнее было подбить лошадей, но ведь у террориста в руках находился портфель.
Выстрелы нарушили идиллию весеннего вечера. Завизжали женщины, кинулись в разные стороны обыватели. Жандармы растерялись, а сыскные нет. Отчаянный Корж повис на поводьях, не дав перепуганным лошадям понести. А Лыков прыгнул в коляску и вырвал портфель у раненого анархиста. Кто-то из грузин попытался ударить его кинжалом, но тут же получил пулю в грудь от Пришельцева. Через секунду все было кончено. Семикобылин лежал возле колеса и отходил, тело его содрогалось в предсмертных конвульсиях. Рядом корчился его товарищ, третий боевик сидел на траве и вращал глазами, крича что-то не по-русски.
К Алексею Николаевичу подошел смущенный Фон-Гоерц:
– Господин статский советник, я буду вынужден написать рапорт. По какому праву вы застрелили подозреваемого? Мы ведь даже не уверены, что это Семикобылин!
Лыков молча протянул ему портфель.
– Что это?
– Не забудьте указать его в вашем рапорте. Только не взорвитесь, когда будете досматривать.
Питерец повернулся и пошел прочь, к станции трамвая. Кубанские сыщики, не сговариваясь, двинулись за ним. Остались лишь жандармы. За спиной полицейских щелкнул замок портфеля и ахнул Фон-Гоерц.
– Дьявол! Всем отойти на сто шагов! Вызывайте артиллеристов!
Утром Тихобразов телефонировал в сыскное и сообщил Лыкову:
– Уцелевший грузин дал показания. Анархисты действительно намеревались грабить склад огнеприпасов. А Бахчиванджи отвлекал.
– Бомбу разрядили?
– С большим трудом. Спасибо, Алексей Николаевич. Теперь все мы понимаем, что могло случиться, если бы вы не прикончили эту сволочь.
– Фон-Гоерц передумал писать на меня ябеду?
Полковник сконфуженно ответил:
– Вы уж не сердитесь на него. Растерялся человек.
– Не сержусь. Вы лучше, Александр Николаевич, напомните ему про материалы наблюдения за казаком по фамилии Рябоконь. Помните? Который изобретал оружие. Ротмистр обещал дать их мне для ознакомления.
Тут Тихобразов расстроил сыщика:
– Мы пытались найти, но безуспешно. Журнал наблюдений еще зимой затребован в Тифлис, в Кавказское РОО. У нас ничего не осталось.
– Как не вовремя! Александр Николаевич, достаньте, пожалуйста, копии с журнала. Срочно! Сошлитесь на Высочайшее повеление. Ведь те, кого мы вчера изловили, – случайные злодеи. Хорошо, конечно, что они попались. Но мы ищем других.
Начальник КОЖУ обещал раздобыть нужные сыщику бумаги. А Лыков отправился на полицейский телеграф и вызвал к прямому проводу чиновника Восьмого делопроизводства Департамента полиции Анисимова. Тот был подполковником артиллерии в отставке и мог дать статскому советнику нужную справку.
Лыков со слов Кайтлесова описал загадочное оружие и спросил: что это может быть? Анисимов ответил: такого оружия не существует! С восклицательным знаком на конце… Сыщик не менее категорично сообщил, что оно есть и вполне себе стреляет. Разбойники называют его «кубанский огонь». Бывший пушкарь задумался минуты на три. Наконец телеграфная лента снова поползла. Алексей Николаевич в нетерпении потянул ее за конец. Эксперт изменил свое мнение. Он писал, что метатель огня напоминает полевую мортиру, которую наши артиллеристы придумали и испытали в Порт-Артуре при обороне от японцев. Вот это новость! Лыков ухватился за нее и спросил, где найти следы мортиры. Анисимов отослал его в Главное артиллерийское управление.
Поблагодарив коллегу, Алексей Николаевич задумался. Со своими полномочиями он мог потребовать от начальства, чтобы Анисимова послали в ГАУ искать следы порт-артурского изобретения. Горе-кулибин Рябоконь мог быть одним из героев обороны. Подсмотрел там мортиру, сделал подобную и попытался продать ее Военному министерству. Оно отказалось, и казак предложил пушку бандитам. Вполне себе версия. Но подполковник Анисимов теперь состоит на гражданской службе, а здесь полезнее будет человек военный. И Лыков отбил экспресс генерал-майору Таубе. Второй раз он описал телеграфными словами загадочное оружие, упомянул кратко, что следы его могут отыскаться в ГАУ, и попросил поддержки. Не забыв добавить про Высочайшее поручение.