Глава 24

Степнов съехал с проспекта на узкую дорожку, проходящую вдоль лесопарковой зоны. Место находилось на отшибе их района: берег Москвы-реки, справа — давно заброшенный машиностроительный завод, слева — лес. Никто бы не обратил внимания на оживление, наметившееся на территории завода, если бы не один забредший сюда стукачок-наркоман, гордо именующий себя «агентом под прикрытием».

На улице накрапывал моросящий дождь, небо было серым и, казалось, нависло над самой землей. Бросив машину немного в стороне, Саша медленно направился по обочине в сторону берега, где последние несколько дней был их пункт наблюдения за основным входом на завод.

— Где они? — сев в машину к операм, спросил он, взяв с сидения бинокль и вглядываясь в территорию завода.

— Внутри. Три человека и Тохыч, — не поворачиваясь к нему, ответил Влад, сидящий за рулем. — Остальные разгрузили коробки и уехали.

После того разговора в кабинете Саши они больше не общались. На совещаниях Влад вел себя сдержанно и ограничивался лишь холодным кивком приветствия, а кто-то из ребят заметил на его столе начатое заявление об уходе.

— Еще знакомые лица есть? — спросил Степнов, продолжая осматривать местность.

— Нет, — сказал второй опер, которого звали Дима. — Ничего примечательного.

— Значит, надо узнать, что там за тусовка и что там за подарки. Вот Тохыч нам и расскажет, — задумчиво проговорил Саша, откладывая бинокль и доставая из кобуры пистолет.

— Так уж и расскажет? — хмыкнул Влад, по-прежнему не глядя в его сторону.

— А мы его хорошо попросим, — передернув затвор и поставив оружие на предохранитель, усмехнулся Степнов.

Словно тени они медленно прошли к входу и бесшумно шмыгнули в чуть приоткрытую дверь. Здание было совершенно заброшенным: пустые глазницы окон, длинные коридоры, в которых эхом отдавался каждый шорох, в залах ржавые части станков, покрытые слоем пыли. Первым шел Саша, держа перед собой пистолет и осторожно ступая по прогнившему полу, за ним следом Влад, позади другой опер. Мертвая гулкая тишина давила, перехватывая дыхание, казавшееся сейчас оглушающе громким.

Тохыч, он же Антон Хычевин, приторговывал наркотой в клубах и давно находился в разработке, однако больших опасений не вызывал. Видимо, парень решил заняться настоящим бизнесом. Только было интересно, на какие средства, а главное, под чьим прикрытием. Сам по себе Хычевин ничего серьезного из себя не представлял, взять его одного не составило бы труда.

Гораздо весомее было взять того, с кем он работал.

— Не нравится мне все это. Сань, может, все-таки, наших вызовем? — шепотом спросил опер Дима, но Степнов промолчал. Место действительно было не особо удачным — они плохо ориентировались внутри здания, к тому же, шли в полутьме, подсвечиваемой лишь тусклым светом узких высоких окон.

А в памяти всплыли недавние слова Влада: «Кто будет плакать на твоей могиле, если с тобой что-то случится?». Он прав, никто. Теперь уже нет. Это он теперь плачет на могиле матери и сестры, а вот к нему даже прийти будет некому. И Юля, наконец, сможет вздохнуть спокойно. Господи, каждая мысль почему-то всегда заканчивается упоминанием о ней… Не сложно догадаться для чего ей пришлось лечь в больницу. Сделав аборт, она постарается забыть о его существовании. И нет смысла снова к ней идти. Ей не нужны его извинения, не нужна его помощь. Ей нужно забвение.

— Саня! — кто-то со всей силы толкнул его в плечо, и он полетел в сторону, где-то сзади послышались выстрелы. Обернувшись, Саша увидел появившиеся из темноты силуэты, лежащего на полу Влада, на груди которого расплывалось кровавое пятно, а рядом, держа пистолет на вытянутой руке, застыл Дима.

Резко выкинув руку вперед, Саша несколько раз нажал на курок. Один из силуэтов упал на пол, двое оставшихся отступили в открытую дверь одного из залов. Не раздумывая, Степнов кинулся за ними, сделав несколько выстрелов.

Еще один из преступников упал. Не останавливаясь, Саша бежал дальше за тем, кто уже практически достиг выхода, узнав в нем Хычевина, и нагнал его уже на крыльце, за шкирку втащив обратно и приставляя пистолет к его голове.

— Далеко собрался? — со всей силы швырнув его о стену и с трудом переводя дыхание, со злостью проговорил Саша и, доставая телефон, набрал номер дежурки. — Алло, это Степнов. Витек, вызови нам скорую и бригаду на Поморскую, 21, здание бывшего завода.

— Начальник, я тут вообще не при делах, знакомый попросил съездить, людей проводить, а что за люди я и сам не в курсах, — торопливо проговорил Хычевин, как только Саша нажал на отбой.

— А я еще тебе вопросов не задавал, — вытащив из кармана наручники, Степнов пристегнул руку парня к металлической трубе, проходящей вдоль стены. — Посиди пока тут.

На ходу убирая оружие в кобуру, опер быстро направился обратно, только сейчас ощутив, как жжет в правом предплечье и, опустив взгляд, увидел, что рукав ветровки промок от крови. Черт, задело, все-таки.

На полу, привалившись спиной к стене, полулежал парень, белая футболка которого была измазана кровью, вытекающей из живота.

— Сука, — прошипел он, прижимая руки к ране, и поднял на Сашу злой взгляд.

Забрав его оружие, валяющееся возле противоположной стены, Степнов мазнул взглядом по лежащему неподалеку парню, глаза которого были широко раскрыты, а неподвижный взгляд устремлен в потолок — выстрел пришелся точно в висок.

Опер Дима сидел на корточках возле Влада, прижимая к его ране снятую с себя и свернутую в несколько раз толстовку.

— В больничку его надо, — подняв на начальника глаза, сказал опер.

— Вызвал уже, — кивнул Саша, тоже опускаясь рядом и наклоняясь к раненому. — Влад, держись…

— Саня, это Мельниховские, — помолчав, тихо произнес Дима, оглядываясь на убитого.

— Я уже понял, — коротко ответил Степнов, устало потерев виски, и снова вглядываясь в мертвенно-бледное лицо Влада. Если бы не он, это ему, Саше тогда лежать бы здесь, истекая кровью. Он оттолкнул его в последнюю секунду, получив пулю, предназначенную ему.

— Шведов нас за это не похвалит, — вздохнул опер.

— Знаю, — отрезал Саша. — Это мой просчет, и отвечать тоже мне…

Халат, ночнушку, нижнее белье и все необходимые туалетные принадлежности на следующий день ей купили и принесли девчонки с работы — ее соседка по кабинету Таня и кассирша Даша, за что Юля была им очень благодарна. Они же ее успокоили, что главбухша не «рвет и мечет», как она ожидала, а вполне искренне пожелала ей быстрее поправляться.

Первую ночь в больнице Юля тихо проплакала, отвернувшись к окну и тайком смахивая слезы, думая о том, какую злую шутку сыграла с ней судьба. Сначала всеми силами мешала ей сделать аборт, медленно, но верно подводя к принятию решения оставить этого ребенка, и все для чего? Чтобы потом, когда она уже привыкла к мысли, что скоро станет мамой, отнять его? В палате их было трое, еще одна кровать пустовала. Молодая веселая Рита работала в отделе кадров одного из районных отделов, совсем недавно вышла замуж и ждала своего первенца, но, несмотря на юный возраст и отсутствие хронических заболеваний, у нее уже не в первый раз возникала угроза. Пожилая серьезная Надежда Валентиновна уже много лет трудилась вследствие, у нее было двое взрослых сыновей, а в больницу она легла на плановую операцию.

Рита постоянно болтала, пытаясь развлечь новую соседку, а заодно и себя, но Юля не была настроена обсуждать ее семейные дела, мужа, свекровь. Благо, что кровать была расположена у окна, и она часто просто смотрела на голубое небо, качающиеся ветки деревьев и прыгающих по ветвям деревьев птиц, размышляя о своей судьбе.

Юля не знала, правильно ли поступила, решив сохранить беременность или нет.

Теперь ей всю жизнь придется жить с мыслями об отце ребенка и воспоминаниями этого жуткого периода своей жизни. Но теперь уже все, назад пути нет… Ну, почему у нее все не просто в жизни? Не так, как и должно быть у обычного человека. Полная семья — мама, папа, брат или сестра. Молодой человек, который стал бы любящим мужем, красивое свадебное платье, искры шампанского в бокалах и крики «Горько». Свое уютное семейное гнездышко, где она бы ждала мужа с работы с ужином и с радостью обустраивала детскую для своего первенца. Все это осталось где-то в другой жизни, в той, где счастливая Юля обсуждала бы с соседками по палате, как она почувствовала, что забеременела, как на это отреагировал муж, кого он хочет больше — сына или дочь, и все остальные милые сердцу нюансы, которыми наполнена обычно жизнь будущих мам.

А она еще и не до конца осознала, что действительно беременна, хотя в приемном отделении ей поставили уже десять недель. Господи, целых десять недель… А ведь, по сути, все произошло восемь недель назад. И в то время, когда она морально готовилась к этой дурацкой проверке, ее организм уже вовсю вел подготовку к будущему зачатию.

— Сергеева, завтра в 12 часов быть на УЗИ, — перед сном зайдя в палату, проинструктировала ее постовая медсестра, строгая Тамара Павловна. — Это на втором этаже — отделение диагностики напротив хирургии. 206 кабинет, третья дверь налево. С собой иметь полотенце. Без опозданий, — и, обращаясь уже ко всем, напомнила: — Девочки, завтра общий обход с утра, поэтому подъем в 6.30.

И наведите порядок в тумбочках. Все, всем спокойной ночи! На следующий день, направляясь на УЗИ, Юля впервые за время госпитализации прошла через все отделение, и это расстояние показалось ей невероятно длинным. Она старалась идти медленно, все время прислушиваясь к своим ощущениям и боясь вновь почувствовать боль внизу живота. К счастью, после приема лекарств боль сразу уменьшилась и постепенно сошла на нет, но ощутимое напряжение где-то внутри по-прежнему присутствовало.

— Хотите посмотреть? — сделав записи в карте, поинтересовалась молодая УЗИ- стка.

— А можно? — несмело спросила Юля.

— Да, конечно, — врач повернула к ней экран монитора. — Вот он…

— Он? — затаив дыхание, переспросила девушка.

— Он. Ребенок. Пока я еще не вижу, кто это, мальчик или девочка, — с улыбкой взглянув на Юлю, пожала плечами та. — А вы кого хотите? — Не знаю. Мне все равно. Главное, чтобы с ним все было в порядке, — задумалась Юля, вглядываясь в экран, и обратила внимание на то, что внутри плода что-то быстро пульсирует. — А это что? — Это? — врач загадочно улыбнулась, — это сердце… — Сердце? — ошеломленно переспросила девушка.

— Ну, да. Он еще маленький, всего семь сантиметров по КТР, но у него уже бьется сердечко. Сердце у плода начинает биться уже с пятой недели.

Семь сантиметров! Юля не поняла, что значит КТР, но это было и не важно. Важно то, что она видела своего малыша, видела, как бьется его сердечко, и теперь осознание того, что он живой, настоящий буквально захватило ее.

Все это было так неожиданно и ново, так ошеломительно. И какая разница, кто его отец? Этот малыш, живущий внутри, только ее. Она — мама, и это невероятно. А Степнов может и дальше упиваться осознанием того, что имел над ней власть те жалкие минуты. Если это и есть главное достижение его жизни, то ей жаль его. Пытаясь ее сломать, он сам того не подозревая, лишь сделал ее сильнее. Господи, разве она когда-нибудь могла представить, что ей под силу пройти через такое и улыбаться, прижимая руку к своему животу, чувствуя, как в душе расплывается любовь к этому малышу? Юля выходила из отделения диагностики наполненная новыми впечатлениями, погруженная в свои мысли, и впервые за последние несколько месяцев на ее губах играла легкая улыбка. Но от того, что она увидела в следующий миг, сердце упало куда-то вниз, и сразу стало нечем дышать. По коридору прямо на нее шел Степнов.

Скорая приехала через десять минут. Влада погрузили в машину, Саша поехал вместе с ним. Пуля прошла навылет, лишь зацепив предплечье, и по пути в ведомственную больницу ему прямо в салоне наложили на руку временную повязку. Уже в отделении рану обработали и сделали перевязку.

Влада забрали в реанимацию, и несколько часов Саша просидел возле отделения, ожидая результата операции. Прикрыв глаза, он только сейчас ощутил, как сильно устал, а очнулся, лишь услышав чьи-то шаги, и вскочил на ноги. Из палаты вышел врач и сказал, что операция прошла нормально, но парень пока под наркозом и несколько часов еще побудет в реанимации.

— Повезло ему. Если бы пуля прошла чуть выше, то попала бы в сердце, — заключил он и, развернувшись, опять скрылся за дверями операционной.

Саша снова медленно опустился вниз на скамейку, устало провел рукой по лицу.

Влад, который презирает его, считает мразью, все равно закрыл его собой.

Потому что так привык, потому что просто не мог поступить иначе. Он не побоялся рисковать своей жизнью. Хотя, может, и не стоило. Возможно, для всех было бы лучше, если бы его не стало. Влад прав. Какой смысл в его жизни? Нет никакого смысла. Мало того, что он ничего не смог построить в своей жизни, так еще и другие поломал.

Юля… Ей дорого стоило его минутное удовольствие, она еще долго будет собирать себя по осколкам. Она, наверное, также рыдала в тот вечер дома, как и Вика. Хорошо, хоть руки на себя не наложила. Как бы он хотел сделать для нее хоть что-то, хоть как-то помочь. Только вот чем? Да и не примет она от него никакую помощь.

В кармане куртки, лежащей рядом на скамейке, завибрировал мобильник.

— Какого черта вы устроили этот цирк? — на повышенных тонах спросил Шведов. — Ты вообще в курсе, кого вы подстрелили? — Мы не знали, что это они. Это было мое решение, ребята здесь не при чем, — безразлично ответил Степнов.

— А какая мне разница, кто при чем, кто не при чем! Проблемы-то с Мельниховскими теперь мне разгребать, — сквозь зубы проговорил начальник и добавил: — Что мне теперь прикажешь делать? Все на этого мелкого барыгу вешать? Кто поверит? — Мы можем раскрутить Мельниховских. Хычевин даст показания, — устало предложил Саша.

— Чего? Ты вообще в своем уме? Раскрутить Мельниховских… Они нам половину прибыли приносят! — взвился Шведов. — А Хычевин твой в допросной повесился полчаса назад, так что забудь про него…

— Помогли? — помолчав, невесело усмехнулся Степнов.

— Тебя, Саша, это не должно волновать, — отрезал Константин Николаевич. — Этим делом я сам займусь. А тебе придется отвечать за превышение должностных полномочий, срыв операции, ранение сотрудника… Хотел я тебе внеочередное дать, а теперь ПНСС получишь. Майора и того, снять придется…

Саша медленно нажал на кнопку отбоя. Все правильно, заслужил… ПНСС…

Хорошо, если с начальствующей должности не снимут. Он поставил под угрозу жизни своих подчиненных просто потому, что не смог вовремя остановиться.

Как всегда, слишком много на себя брал, руководствуясь импульсивным порывом, а не здравым смыслом.

К черту звание… Влад жив, это главное. Потом, когда он придет в себя, нужно поблагодарить его, и попросить прощения тоже надо. Это было больно признавать, но все, что он сказал тогда, являлось чистой правдой.

Совсем недавно Саше казалось, что весь мир у его ног. Он был на невероятной высоте, такой, что захватывало дыхание. Потом в какой-то миг сорвался вниз в зияющую, бездонную пропасть, в которую и продолжает лететь по сей день. А, может, резко скинув его с пьедестала, на котором он возвышался над всеми остальными, судьба решила дать ему возможность взглянуть на свою жизнь и окружающих совсем иначе? Действительно, кто он без своей должности? Кто он без покровительства Шведова? Без денег, которые так легко достаются благодаря власти? Что с ним будет, если он лишится этой должности и станет снова обычным опером? Что будет, если Шведову, наконец, надоест прикрывать его и он вообще выгонит его из органов, а деньги на счетах рано или поздно закончатся? Тогда его мир, наверное, рассыплется на множество частей, которые уже никогда невозможно будет соединить воедино. Но и сейчас, пока еще приговор не объявлен, и вроде бы должность при нем, и Шведов в очередной раз готов решить возникшую задачу, и денег, в общем-то, хватит на ближайшие несколько лет, он все равно чувствует себя пустым и разбитым.

Как тогда сказал Влад? «Он одиночка, и ему это нравится». Только впервые в жизни, Саша вдруг задумался — а так ли это на самом деле? Что хорошего в том, что он один? Раньше у него хотя бы были мама и Вика, он всегда мог приехать к ним, прижаться к материнскому плечу, поймать веселый взгляд сестры. Его всегда ждали, ему были рады, и он знал, что нужен. А теперь кому он нужен? Кто в нем нуждается? Кто также будет ждать его появления и искренне радоваться? Кто?! Если у него никого нет, совсем никого. Он один, и никому в этом мире нет до него дела.

Взяв куртку, Степнов поднялся со скамейки и направился к выходу из отделения. Витая в своих невеселых размышлениях, он вышел к лестнице, подняв глаза, мазнул взглядом по сторонам, прикидывая в какую сторону нужно идти, и, резко остановившись, замер на месте. В нескольких шагах от него стояла Юля.