Антон Седнин «Тараканы»
2026-й год
Чем человек отличается от робота?
Этот вопрос Саша Болонкин впервые задал себе после очередной смерти своего тамагочи в 1997 году.
Тамагочи выглядел как пластмассовое яйцо. Яйцо висело на «нереально крутой» шариковой цепочке, а внутри сидел зверек и постоянно требовал покушать. Кормить тамагочи Саша так и не научился. Зато они вместе частенько играли с битой. Тамагочи отбивал мяч, попискивал – а потом Саша шел на кухню тыкать ножом в утопленную кнопку reset на обратной стороне яйца. Мама купила сыну лучшую игрушку в Киеве, но так и не научила ею пользоваться. Саша просто не понимал, почему тамагочи дохнет. Разве питомец не должен сам себя кормить? Саша, например, кормил самого себя: каждый день варил макароны с сосиской. На завтрак и на ужин.
– Мистер Болонкин, с вами все хорошо?
Старый советский значок на пиджаке Саши прикрывал не менее старое пятно от кетчупа. Еще одно пятно Саша поставил только что, пытаясь отпить из переполненной эрлгреевским красителем кружки. Он нервничал.
Это было его первое собеседование за тридцать пять лет.
– Да, продолжайте, Тамара.
– Что ж, в 2011 году вы опубликовали в журнале «Медицинская инженерия» статью о вживлении крысам тактильных чипов. Вы правда вернули тем крысам чувствительность кожи?
– В какой-то мере.
Саша попытался вспомнить далекий 2011 год. В той бутафорной статье он описывал эксперимент с искусственным «достраиванием» поврежденных участков кожи грызунов. Пять крыс якобы вернули себе ощущения от прикосновений. На самом же деле крыса была только одна – он сам. Саша страдал анальгезией – утратой болевой чувствительности – и провел операцию на собственной руке. Жена-медсестра помогла вживить чип-имплантат. Тогда, в 2011-м году, Саша впервые в жизни почувствовал температуру кружки, коснувшись ее поверхностью вживленного индикатора. Кружка оказалась теплой.
Прямо сейчас кружка с чаем обжигала ладони. Но Саша все равно отпил – скрыть нервозность.
– Как думаете, вы могли бы совершить такую же пересадку кожи, но кому-нибудь покрупнее крысы?
Человеком, бомбардирующим Сашу вопросами, была Тамара Дженкси – девушка с настолько короткой стрижкой, что вся теменная кость ее черепа мерзла под кондиционером лучшего ресторана Крещатика. Таких бизнес-леди Саша встречал разве что в очереди у ресепшенов отелей. Зато приехавший вместе с девушкой мужчина по имени Робин Кинбин выглядел как типичный ученый с малобюджетной европейской конференции. Роб пучил на Сашу разбухшие в диоптрическом угаре глаза и, кажется, присутствовал на собеседовании, только чтобы переводить разговор с «научного» на нормальный.
– Как бы вам объяснить…
Саша мялся.
Анальгезия отличалась от типичной утраты чувствительности. Например, в детстве Саша сломал ребро и неделю ходил с переломом, не замечая, что ребро царапает легкое. Пока не начал задыхаться и в итоге чуть не умер. А еще обе ладони Саши были в ожогах: мальчик все детство готовил макароны с сосиской и брал руками раскаленную кастрюлю. Руки краснели. Мама плакала.
А Саша не плакал. Ведь тогда было не больно.
Сейчас боль была. Благодаря чипу. Но какой толк от лечения проблем с болью, которой страдает всего пара сотен людей на планете? На этом не заработаешь.
– Я не уверен, что мой чип коммерчески выгоден, – признался Саша.
– Просто скажи «yes», – Роб ободряюще ткнул под нос Саши вилкой с вареником.
– Что ж, йес… – Саша страдальчески посмотрел на вареник. – Пересадка сенсоров возможна, но она не поможет людям, скажем, с ожогами кожи, понимаете? Чем занимается ваше отделение компании? Трансплантология? Протезирование? Вы же в курсе, что мой чип бесполезен в медицине?
– Никакой медицины, – чавкнул вареником Роб. – Роботы!
Тамара недовольно прокашлялась.
– Исследования концерна «Гибли» являются коммерческой тайной, но, уверяю, мы очень заинтересованы в вашем чипе, мистер Болонкин. И да, мы знаем, что крысы в статье были ненастоящими. Зато рабочий контракт, что я предлагаю – вполне настоящий. Пожалуйста, изучите его и дайте знать, что вы думаете. Разумеется, перелет в Бостон и проживание мы вам оплатим.
2027-й год
Когда жена увидела предложенную «Гибли» зарплату, то выписала Саше затрещину и пошла паковать вещи. Тамара встретила семью в Логанском аэропорте и сразу повезла на временную квартиру. Жена поинтересовалась, предоставят ли им дом рядом с русским детсадом, чтобы «Леленька не терял родной язык».
Тамара обещала предоставить.
– А эта дурында под мальчика ничего, – резюмировала супруга, поглаживая новенький холодильник с метровой сенсорной панелью. Квартира ей тоже показалась «ничего».
На следующий день Тамара повезла Сашу в офис «Гибли». По дороге болтали о языковом барьере и водительских правах («обязательно себе сделай, Алекс»). Тамара всю дорогу улыбалась. Саше нравилась эта улыбка. Она щекотала глаза.
Саша тоже щекотал ее взглядом.
Потом нового сотрудника перехватил Роб. Пухлый ученый показал Саше мастерскую: посреди лаборатории стоял террариум с ползающей внутри полуметровой металлической гусеницей.
– Ты посмотри, какая прелесть! – Роб достал робота-гусеницу и стал тыкать ею под нос Саши, нарушая все законы личного пространства. – Готов поработать над моей малюткой?
«Малюткой» оказался прототип робота-питомца.
За последние 10 лет «Гибли» выкупили права на все игры и аниме в Азии. «Гибли» стали азиатским аналогом «Диснея» – монополистами в сфере развлекательного контента. Но конкурент, «Дисней», начал делать из своих персонажей еще и виртуальных питомцев. И «Гибли» не хотели отставать.
Офису в Бостоне поручили сделать собственных питомцев.
Роб, брызжа слюной, читал Саше непомерно нудную лекцию о кибер-питомцах. Сайб-петах, как он их называл. По словам Роба, современные подростки «просто тащились» по сайб-петам. Дети выращивали виртуальных питомцев в телефонах: засовывали кибер-днк питомца в приложение – и зверек как бы «вырастал».
– Ну ты представляешь себе такое, Алекс?
Саша представлял, вытирая с лица Робовы слюни.
Сайб-петы оказались продвинутым аналогом тамагочи: их тоже надо было кормить и играть с ними. Но при этом сайб-петы вели себя как живые, умели думать на уровне приматов, а главное – нравились всем (включая Сашину жену). Но зверьки существовали только внутри телефонов.
Что и намеревались изменить «Гибли».
– В общем, эта гусеница станет оболочкой для новых сайб-петов, понял? – подытожил Роб.
– Допустим. Но в чем заключается моя работа? – озадачился Саша.
– Как в чем? В том, чтобы подарить малютке Элис чувства! – Коллега подошел вплотную к Саше со своей металлической гусеницей. Русский инженер почувствовал, что Роб ел на завтрак. – Твой чип соединит тело гусеницы с мозгом из приложения. Гусеница должна видеть и слышать. И просто датчиков ей не хватит. Нужна комплексная система восприятия. Чтобы чувства были как настоящие. Понимаешь?
Саша понял: ему предлагали сделать кибернетическую сенсорику.
И это звучало чертовски круто.
– Что ж, звучит неплохо. Но как-то странно, что этот питомец похож на насекомое.
– Эй, никакого харасмента к моей Элис! – взорвался Роб. – Смотрел мультик «Волли»? Даже тараканы выглядят привлекательно, если их правильно подать. Понял?!
На второй год работы Роб признался, что страдает ксенофилией.
2028-й год
Спустя пару месяцев Саша признал, что гусеница все-таки выглядела мило со своими большими фасеточными глазами и нелепо топорщащимися лапками. По второму образованию Роб оказался энтомологом. Любитель насекомых сделал дизайн робота на основе гусеницы-курильщицы из «Алисы» Кэрролла.
Именно поэтому ксенофил и называл питомца Элис.
Впрочем, робот больше напоминал Саше не «Алису», а насекомых из старого мультика «Приключения Флика». В 1998 году молодая студия «Пиксар» только выходила на рынок 3D-анимации и решила сделать главными героями насекомых, так как насекомые проще анимировались. Элис сделали гусеницей по схожим мотивам: роботов-насекомых делать было куда проще, чем кошечек и собачек.
– Да и что может быть банальней дурацкой псины? – негодовал Роб.
Кроме Роба Саше также приходилось работать с психологом «Гибли» по имени Сара Кацман.
Сара обучала питомцев в виртуальной среде.
Сперва миссис Кацман учила сайб-петов каким-то простым вещам вроде игры с мячом. Потом сайб-петы загружались в десять сконструированных Робом гусениц и играли с мячами уже в реальности. И наконец Саша записывал, какая часть чипов активна при корректном взаимодействии с мячом.
Поначалу большая часть Алис не хотели играть с мячами – при их виде гусеницы убегали или сворачивались в клубок. Но Роб с Сашей постепенно отлаживали чипы. Уже в первые недели гусеницы вполне корректно «почувствовали», как надо правильно играться с мячиком.
Это напоминало Саше факультативы по биологии.
В 1960-х годах биологи Олдс и Милнер додумались поместить в гипоталамус мышей электрод, который стимулировал центр удовольствия мышиного мозга. Включить электрод можно было с помощью рычажка, а рычажок находился внутри клетки с грызунами. Когда мыши додумались дергать за рычажок, то стимулировали себя до изнеможения, игнорируя пищу и воду.
Олдс и Милнер нашли связь между зонами мозга мышей и их телом. Команда «Гибли» тоже искала эти связи – просто вместо мышек у них были робо-гусеницы.
Больше всего Сашу поражало то, что возвращаемые в виртуальную среду питомцы после контакта с физическим миром вели себя по-другому: стоило приучить питомцев играть с мячом в теле гусениц, как те переставали нормально играть с мячом в виртуальной реальности.
Впрочем, Сара быстро нашла решение этой проблемы. Она предложила сделать так, чтобы питомцы воспринимали виртуальную реальность как сон.
– Гусеницы возвращаются из своих тел в компьютер и не понимают, почему тела двигаются по-другому, – пояснила миссис Кацман. – Давайте сделаем одну среду для них как бы «реальностью», а другую «воображением». У людей ведь также, понимаете? Человек живет в двух плоскостях: наяву и в сознании.
После создания этого логико-сенсорного параллелизма Саше показалось, будто в их маленькой мастерской заново переоткрыли идею дуализма сознания.
– Кто тут у нас самая сознательная гусеница? А? Кто хочет немного покататься?
Сара елозила по столу копной рыжих волос, а наполовину разобранная Элис-08 цеплялась лапками за локоны и радостно урчала при каждой удачной попытке прокатиться на шевелюре воспитательницы. Своей манерой общения с питомцами психолог «Гибли» походила на помесь советской буфетчицы с техасским ковбоем. Вдобавок к неожиданной брутальности Сара была еще и единственным курильщиком в компании. Помня проведенную у туалетных форточек молодость, Саша позволял ей курить прямо в мастерской. Сара любила Сашу за эту вольность, а Роб – по-тихому писал жалобы на старую еврейку.
– Пожалуйста, не мешайте мне, миссис Кацман. Играть с волосами в ваши годы даже как-то неприлично, – смеялся Саша.
– В мои годы уже нельзя сделать что-либо неприличное, – парировала Сара. – Рабочий день давно кончился, приятель, ты чем тут занят?
Саша пытался встроить в разобранную половину Элис-08 уменьшенную модель чипа. Они с Робом загорелись идеей сделать гусеницам тактильные ворсинки.
Огонек сигареты приблизился к Сашиным потугам:
– Это ты придумал? С такими ворсинками Элис станет мохнатой, как задница моего благоверного.
Гусеница бросила волосы воспитательницы и тоже подползла к своей разобранной половинке. Алисы уже очень хорошо ориентировались в беседах людей и могли понять, о каком человеке или предмете идет речь. Элис-08 потыкала в свою нерабочую часть лапками и пискнула. Но Сара с Сашей ее отпихнули. Тогда гусеница повернулась на огонек сигареты и кинулась к новой игрушке.
– О мой бог! Ты чего творишь?!
Элис-08 обожглась, оглушительно пискнула и прыгнула назад на воспитательницу. Сара смахнула гусеницу в сторону русского инженера. Саша же застыл, пораженный осознанием: ей больно. Гусенице было по-настоящему больно. Саша снял полуразобранную Элис-08 с рукава и погладил по головке. Дрожащая гусеница вжалась в его ладонь.
Было нечто потрясающее в том, с какой искренностью робот чувствовал боль.
– Алекс, твоя нога…
Саша опустил взгляд: другая половина прототипа Элис-08 ожила и вцепилась ему в икроножную мышцу. Металлические лапки рвали плоть. Штанину заливало кровью.
Из-за анальгезии Саша почувствовал это слишком поздно.
2029-й год
Выход Элис на рынок стал фурором.
Журналисты сравнивали успех роботизированных питомцев с тамагочи. На второй день продаж какой-то блогер пошутил, что двадцать пять лет назад китайские дети закапывали усопших тамагочи в землю, а новое поколение детишек будет зарывать на заднем дворе уже мертвых гусениц.
На холодильнике Саши круглые сутки крутился рекламный ролик: гусеница Элис курит трубку, а вместо дыма из трубки неправдоподобно вылетают пузырьки с ценниками.
– Ха-ха! Бульбашкы! – всякий раз смеялся Леленька.
– Говори пузырьки, – поправлял сына Саша. – Ну или баблз.
– Хуяблз, – ворчала жена, доставая из холодильника порцию обезжиренного канапе с семгой. – Где наши бабоньки за эти твои «баблз»?
Саше ампутировали ногу, и почти год он не работал. Юристы затягивали с выплатой компенсации – рекомендовали посидеть дома до конца бума продаж. Позже выяснилось, что Саша скрыл анальгезию, и все усложнилось. В итоге пришли к компромиссу: пострадавший отказывается от денежной компенсации, а «Гибли» позволяет Болонкину вернуться на работу и оплачивает полную стоимость протеза ноги.
Чета Болонкиных осталась без денег.
Зато теперь Сашина искусственная нога являлась самой чувствительной частью его тела. Глядя, как муженек поглаживает поливинилхлоридовую лодыжку, уже привыкшая к западной жизни жена начинала снова ругаться по-русски.
За год Роба повысили.
Бывший коллега теперь всячески избегал старого напарника. Заходившая покурить Сара шутила, что если бы у личного пространства Роба была полярность, то жирный ксенофил страдал бы от инверсии магнитного поля башки. Новые незнакомые сотрудники называли Сашу «спешал рашен девайс». Русскому калеке выделили старую мастерскую и назначили главой нового отдела «особых тестирований». Других сотрудников в отделе не имелось.
В первый рабочий день прыщавый секретут принес коробку с Алисой и сказал, что бракованная версия Элис помогла ребенку решить задачу по математике. Саша спросил, как такое возможно. Секретут не знал. Саша спросил, сколько раз у этой Элис произошел такой сбой. Секретут не знал. Саша поинтересовался, были ли другие схожие сбои у остальных Алис?
Секретут не знал и этого.
Саша пытался заставить гусеницу решить какую-нибудь задачку из учебника средней школы. Но без толку. Сара прозвала бракованную Алису «математичкой». Большую часть дня Математичка и Саша докуривали за миссис Кацман бычки и предавались чтению книг про эволюцию человека.
– Как думаешь, чем человек отличается от робота? – спросил как-то Саша у своей жены.
Жена ответила, что уходит жить к соседу через дорогу.
Кажется, к дантисту.
Начавшийся развод добавил красок в и без того поллоковские оттенки новогоднего корпоратива в «Гибли». Саша пил маргариту и рассматривал бритый затылок заискивающей перед японским директоратом Тамары. Девушка оделась в короткую деловую юбку, заднюю часть которой декорировал олений хвостик-помпон. Ближе к двум часам ночи помпон измученно опустился у барной стойки рядом с Сашей и нахлобучил на его голову санта-шапку.
– Расскажи мне какую-нибудь тайну, – устало попросила бизнес-олениха.
– Последнее время я принимаю снотворное и танцую до утра на кровати.
– Лол, Алекс. Зачем? – опешила Тамара.
– Мышцы расслаблены, зато голова продолжает думать.
– А просыпаться по утрам не больно?
– Так в этом и смысл.
Девушка залпом допила скотч и усмехнулась:
– Согласна. Я тоже не люблю антидепрессанты.
Тамара и Саша трахались до утра. Он расстегивал молнию туго стягивающего талию платья, пока она возилась с дверным замком. Наконец Тамара затянула пьяного русского в квартиру, и мужские брюки уперлись в женский помпон. Саша прижал помпон к стене и сжал бритый затылок. Но Тамара лишь послушно кричала fuck me, fuck me like a fucking Bambi. Ко второму раунду Саша не выдержал и тоже крикнул: «ударь меня по ноге!». Стоящая уже на карачках Тамара размозжила стакан с виски о протез. Осколки впились в сенсоры. Саша кончил мгновенно.
– Интересно, можно ли считать футфетишистом человека, который во время секса просит бить его по протезу? – усмехнулась Тамара, лежа уже в кровати. Саше было приятно, как спокойно она об этом рассуждает. – Кстати, хочешь, расскажу и мою тайну?
– Какую? – Саша рассматривал грудь девушки, что была младше него почти на пятнадцать лет.
– Я ухожу из «Гибли». К конкурентам. Хочешь уйти вместе со мной?
2032-й год
Компания-конкурент называлась «Джабба Фап», и первые десять минут собеседования ввели Сашу в полный ступор. «Джабба» работала в порно-индустрии. Они тоже делали роботов. Но с половыми органами.
Пока Алис учили играть с мячом, роботов «Джаббы» учили играть со своим телом.
– Ты только представь себе, – Тамара увлеченно размахивала смузи на основе какой-то плаценты. – Где-то в Мексике тысячи роботов Элис мастурбируют у себя на заводе, а уже в Америке и Европе пользователь со шлемом или чипом в мозгу получает пакет данных с чувствами, которые испытывают эти самые гусеницы во время оргазма.
– И что? Человек сможет получить «их» оргазм? – недоверчиво хмыкнул Саша.
– Не совсем.
«Джабба Фап» использовали роботов для стимуляции человеческого мозга. По сути, они повторяли эксперимент Олдса и Милнера: мозги роботов и людей синхронизировались, после чего чип в голове человека точнее понимал, какую зону удовольствия нужно стимулировать. Благодаря роботам эффект от «электродного удовольствия» становился мягким. Как если бы человек просто принимал антидепрессанты. В каком-то смысле «Джабба» и предлагали людям антидепрессанты.
Вот только их не надо было глотать в виде таблеток.
Еще удивительней стала инициатива Тамары сделать Сашу лицом рекламной кампании «Джаббы».
– А что такого? – Тамара щекотала Сашу за кибернетическую пятку-протез во время их очередной посиделки на квартире. – Ты пионер киберсенсорики, который кончает благодаря протезу ноги. Представляешь, какой это пиар для компании вроде «Джабба Фап»? Не стесняйся того, кто ты есть.
В бизнесе Тамара была еще напористей, чем в сексе.
– Может, стоит подкрасить усы? – поинтересовался Саша уже у рекламщика на фотостудии. – У меня тут небольшая седина…
– Что вы. Так даже лучше.
Русский анальгезийщик с кибер-протезом ноги для получения оргазмов взорвал интернет. Саша стал лицом «Джаббы». А деньги от съемок оказались в разы выше и без того неплохой зарплаты киберсенсолога. Саша снимался в рекламе контрацептивов, смазок, порно-сайтов, и даже один раз открывал показ лучших порнофильмов года. В 2029 году его назвали символом киберсексраскрепощения 21 века.
Пути высшего образования оказались поистине неисповедимы.
Саша стал знаменит, и на горизонте тут же замаячила бывшая жена. От жены он отмахнулся. Как и от кинопредложений. Саша просто купил дом у моря и поселил туда Тамару со списанной Элис-08. Математичка резвилась на огромной вилле, периодически встречая вечеринки напористого секс-партнера мистера Болонкина.
– Знаешь, после недавнего обновления роботы «Джаббы» воспринимают тактильные ощущения уже даже лучше живого человека. – Саша добродушно улыбался обтягивающему заду Тамары. – Я подумываю заменить себе левую руку, а потом добавить нам с Элис немного эрогенных зон. Возможно, я первым в истории стану самым чувствительным человеком на планете. И это я-то. Представляешь?
– И первым нейронаркоманом. – Тамара зло опустошила скотч и скинула с ноги резвящуюся Математичку. – Хватит сидеть на секс-стимуляторе «Джаббы». Ты вообще помнишь, когда у нас в последний раз был секс?
Математичка поползла дальше, тыкаясь под ноги гостям. Друзья Тамары не любили ни Элис-08, ни ее престарелого «киборга». По их мнению, любой робот нарушал культуру популярных в последние годы диджитал-детокс вечеринок. А рекламщик кибер-утех и вовсе шел вразрез с набирающей популярность среди «нормальных людей» идеей естественного гендера.
– Гостям неловко, когда ты под «джаббой», – повела плечами девушка.
Друзья Тамары шутили над сменой пола, вместо смартфонов использовали одноразовые детокс-телефоны, а в туалетах не закидывались ничем синтетичнее ЛСД. На дворе стояла эпоха естественников. Стимулирующий себя дофаминами старпер в эту эпоху явно не вписывался.
– Да брось ты, – миролюбиво обнял подругу Саша. – Относись к этому, как к антидепрессантам. Стимуляция дофаминами делает людей лучше. И кстати, «Джабба» могли бы заработать в сотни раз больше, если бы продавали наши нейростимуляторы именно как антидепрессанты.
– Ты самый наивный киборг на планете, Алекс, – устало скинула Сашину руку Тамара. – «Дисней» уже и так это делает. Просто пока не вышел на рынок.
– «Дисней»? – не понял Саша.
– Ну да. Ты уже два года в «Джабба» и до сих пор не понял? «Джабба Фап» – подставная компания «Диснея». Очнись, Алекс, Джабба Хат – персонаж «Звездных войн», а у «Диснея» уже лет двадцать как все права на персонажей этой киновселенной. Нельзя выходить на рынок медицины напрямую. В фармакологии крутится слишком много денег, и если заявить, что нейронаркотики – это более качественный и безопасный аналог антидепрессантов, то правительство зарубит такой проект на корню.
До Саши начали доходить истинные причины Тамариной злости.
– Мы что, в какой-то большой игре?
– Прости. Я такая дура. Они заходят на рынок через маргинальную секс-индустрию, чтобы, когда Вашингтон опомнится, продукцией «Джабба Фап» пользовался уже каждый гражданин Америки… И тогда будет плевать, законны нейронаркотики или нет – у «Дисней» будет монополия в этом сегменте.
Способность Тамары думать на два шага вперед всегда потрясала Сашу.
– Погоди, а что тогда будет с самой компанией «Джабба»?
– Дошло наконец? – Тамара плеснула в стакан еще скотча. – Нас с тобой сотрут в порошок.
После этого разговора Саша в спешке заменил руку за счет компании и уволился. Тамару же связывал рабочий контракт, и она проработала в «Джаббе» еще полгода. Когда «Дисней» вышел на фармакологический рынок, то выставил молодую руководительницу козлом отпущения. На «Джаббу» посыпались обвинения в злоупотреблении современными технологиями.
Профессиональную репутацию Тамаре помогли сохранить только устраиваемые ею диджитал-детокс вечеринки.
Сидя осенью 2032-го посреди одинокой гостиной, Саша думал: неужели Тамара с самого начала спланировала эти детокс-вечеринки? А тот их новогодний секс? А ту встречу в Киеве? Внезапно он почувствовал себя стремянкой, по которой взбирались десяток лет, а потом отбросили в сторону за ненадобностью. Саша погладил недавно вернувшуюся с апдейта Элис-08, и оба испытали чувства, которых до этого не ощущали никогда в жизни.
Чтобы успокоиться, Саша поцарапал свою новую руку-протез.
Было больно. И приятно.
2040-й год
Как-то раз летом 2040-го Леля стоял посреди отцовской гостиной и тихо занимался тем, чем когда-то годами занимались роботы «Джаббы».
Уже три месяца, как подросток переехал к папе после смерти матери, но все прелести пубертата отец осознал только сегодня. Саша разглядывал сына из-за двери и чувствовал себя каким-то вуайеристом: мальчишка закатил зрачки и сжимал вытянутыми руками почему-то слипающийся с пальцами экран смартфона. Каким-то образом Леля доставлял себе удовольствие без малейших прикосновений к телу. Даже когда Саша помахал перед Лелей рукой, подросток продолжил трястись, походя на пожарного, уснувшего со включенным брандспойтом.
– Честное слово, я подумал, у него эпилептический припадок, – сокрушался на следующий день Саша навестившей его Саре. Во время описания рукоблудных похождений Болонкина-младшего миссис Кацман смеялась так сильно, что чуть не проглотила сигарету.
– А ты чего хотел, приятель? Это сейчас модно среди мальчишек. Покупают себе лишний профиль, транслируют в мозг нейростимуляцию сразу с двух аккаунтов для усиления эффекта, а потом еще и режут себя, чтобы в последний момент боты перегнали болевые сигналы в сексуальные. Говорят, по ощущениям выходит почти как топовый женский оргазм.
– И тебе не кажется это чем-то чересчур? – спросил Саша. Как и десять лет назад, между миссис Кацман и русским инженером резвилась Элис-08. Только теперь вместо полуразобранной жестянки на кофейном столике дурачился высокотехнологичный комок шерсти. Математичка ощупывала сенсорными ворсинками уроненный мимо пепельницы столбец пепла и недовольно урчала.
– Да брось, Алекс. – Старая еврейка веселилась так, что смех не помещался в ее морщинах. – Вот ты знал, что 400 лет назад юных европейских монашков стерилизовали и превращали в певцов-кастратов? И, между прочим, очень популярные были певцы. У каждого поколения свои причуды. Не нам, старикам, судить молодежь.
– Но он делал это без рук. Серьезно?
– Алекс. Последние 10 лет ты работал в самых передовых IT-компаниях мира. Ну как ты вообще думаешь, серьезно или нет? Вон ты сам-то как теперь этим занимаешься после пересадки половины кожи?
– После пересадок я, честно говоря… – замялся Саша.
– Вот и не осуждай молодежь. И вообще, тебе давно пора найти работу. Поэтому в последний раз спрашиваю: ты согласен войти в мой проект? Или дальше про висюльку твоего сына трепаться будем? А то я третий раз предлагать не буду, лучше Роба позову.
Последние пять лет Сара работала на «Фейсбук» и теперь возглавляла отдел взаимодействия с аккаунтами покойных пользователей. Очень многие семьи заказывали имитацию активности профилей покойников: чтобы те писали посты и отвечали на сообщения, как будто живые.
Постящие сториз мертвяки Сашу никогда особо не впечатляли. Но директорат «Фейсбука» официально пригласил его в отдел Сары и предложил прочесть образовательную лекцию на тему роботов-питомцев.
Саша был заинтригован.
– Как вы знаете, естественное поведение сайб-петов стало возможно благодаря моделированию их разума в виртуальной среде, – вещал Саша группе пухлых топ-менеджеров, попыхивающих кофеиновыми стиками по ту сторону неуместно длинного стола. – По сути, мозги питомцев мы выращиваем. Именно поэтому их мотивацию и инстинкты так легко сравнить с животным мышлением. Или даже с человеческим. Но ключевое отличие сайб-пета от человека в том, что сайб-пет способен подключать свой мозг к компьютеру напрямую. В начале 21 века футуролог Рэй Курцвейл предсказывал, что к 2045-му году человек сможет подключать свой мозг к машине. Так вот сайб-петы научились делать это еще десять лет назад. И мы помним, какие это породило проблемы.
Саша театрально раскрыл рюкзак перед менеджерами, позволяя Элис-08 выпрыгнуть наружу.
– Знакомьтесь, это один из первых прототипов сайб-петов с сенсорной архитектурой. Восьмой если быть точным. В 2029-м восьмая решила за школьницу задачу по математике, и с тех пор я зову ее Математичкой.
По топ-менеджерам проползла волна сдержанных смешков.
– Когда подобные высокоинтеллектуальные действия стали массово совершать и другие сайб-петы, «Гибли» чуть не обанкротился. В народе поднялась паника. СМИ рассуждали об угрозе человекоподобного искусственного интеллекта. А ведь, по сути, Математичка просто подключилась к Сети и нашла в гугле ответ на задачку. Стала ли Математичка от этого разумной? В человеческом смысле – нет. Так чем же тогда человек отличается от робота?
Саша демонстративно погладил Элис-08 по тактильным ворсинкам.
Математичке было явно приятно.
– Я не верю, что Элис когда-нибудь обретет разум человека. Мы мыслим как люди именно потому, что мы и выглядим как люди. С людскими ушами, носами, пальцами и людскими губами. Объяснить эту мысль мне поможет Билли.
Саша включил за своей спиной слайд с мультяшным голым мужичком.
– Если бы полмиллиона лет назад у Билли было бы четыре, а не пять пальцев, возможно человеческой речи бы никогда не появилось. Забери в процессе нашей эволюции хоть одну детальку, хоть один ноготочек – и человек не выглядел бы как человек. А значит – не думал бы по-человечески. Человеческая речь и способность к рефлексии определяется не мозгом, а тем, как мы выглядим и что чувствуем. Билли не смог бы любить и страдать так же, как и мы, если бы сотни тысяч лет назад на его плечо, скажем, села бабочка.
Следующий слайд показал огромную бабочку, атакующую похожего на амебу Билли.
– Но, слава богу, с современным Билли все в порядке. У Билли 21 века есть уши, глаза, нос, язык и много других чувственных способов познавать этот мир. Расположение и особенности наших органов чувств определяют то, как мы мыслим. Мышление определяется не мозгом, а чувствами. Даже самый выдающийся математик едва ли может перемножать в уме шестизначные числа, зато любой человек способен прочесть в Сети капчу. Мозг – всего лишь центральный процессор наших органов восприятия. А теперь представьте, что все эти органы восприятия мы бы смешали в блендере. Получилось бы вот это.
Саша выдернул из Математички ворсинку. Гусеница недовольно заурчала.
– В одном тактильном рецепторе Математички смешаны все базовые чувства человека. В одной этой ворсинке есть и возможность Билли чувствовать вкус, и способность ощущать боль, цвет, запах. Сенсорика сайб-петов попросту другая. Они никогда не будут думать как люди, потому что они по-другому чувствуют и по-другому обрабатывают чувства. В лучшем случае сайб-пета можно сделать «похожим» на нашего Билли. Сделать, так сказать, псевдо-Билли…
Сидящий в центре самый толстый менеджер кашлянул. Саша запнулся.
– Простите, мистер Болонкин, уверен, на какой-нибудь конференции TED вы бы произвели настоящий фурор с этим вашим Билли, – жирдяй хмыкнул под одобрительные смешки коллег. – Но мы собрались, чтобы услышать от вас простой ответ: сколько нужно сенсоров, как у этой вот Математички, чтобы воспроизвести все органы чувств реального человека?
– Думаю, двух сантиметров сенсорной поверхности будет достаточно.
– И что, робот будет чувствовать то же, что и люди?
– Да. Но, как я и сказал, это не сделает…
Менеджеры «Фейсбука» хотели делать домашних питомцев на основе покойников. Кому-то из толстяков пришла в голову идея: раз мы можем оживить покойников в наших соцсетях, почему бы не оживить их еще и в виде домашних питомцев?
– Знаешь, а ведь в этом есть что-то от идеи буддистской реинкарнации, – задумчиво сказал Саша, прогуливаясь с Сарой по Бостонскому филиалу «Фейсбука». – Если честно, я был бы не прочь после смерти переселиться в тело Математички.
– Любая сансара за ваши деньги, – хмыкнула Сара.
(2041-й год) Каждую пятницу Саша с Лелей устраивали «вечер снэков». Это был их любимый день недели. Сперва играли в камень-ножницы-бумага, и если побеждал Саша, то заказывали креветочный попкорн с лаймом, а если Лелик – то бургеры по-аджарски или японскую капусту в кляре со сметанным соусом. Потом долго спорили о напитках и мозговых чипах для усиления вкуса, и если побеждал Саша, то Лелик всякий раз жаловался, что попкорн слишком приторный и ему коротит усилитель. Наконец, нашутившись, Болонкины распихивали еду по углам дивана и принимались за игры.
– Да блин! Как ты так далеко запрыгнул? – обреченно уронил кинект-перчатку Леля. Оказалось, что Болонкин-старший на удивление хорошо справляется с современными шутерами.
– Стрейф-джамп придумали еще до твоего рождения, салага, – хмыкнул Саша, закидывая жменю попкорна в рот. – Учи матчасть.
Упрямый Леля принялся разучивать прыжок. Оказалось, что на отцовском стареньком геймпаде прыгнуть куда проще. Болонкины обменялись контроллерами. Саша сгребал сыновней перчаткой остатки попкорна и наслаждался прелестями передачи сыну настоящего мужского опыта.
– Молодец, мама бы тобой гордилась.
– Ха! Скорее бы, приставку отобрала, – засмеялся Лелик. – Кстати, а это правда, что вы с тетей Сарой разрабатываете дэд-петсов?
– Кого? – не понял Саша.
– Ну, dead-pets. Питомцев из покойников.
– А… Ну да.
– И мы сможем потом сделать дэд-петса из мамы?
– Ну, в принципе, сможем, – Саша был немного удивлен такому вопросу. – Надо будет только слетать в Киев за ее личными вещами. Хочешь полететь со мной?
– А то! – Лелик на радостях зачерпнул остатки креветочного попкорна, а потом долго мучился с заглючившим вкусовым усилителем.
(2043-й год) – Так что, это правда мама? – недоверчиво поднял бровь Лелик.
В 1932 году дизайнеры Рой Шелдон и Эгмонт Аренс написали книгу под названием «Потребительская инженерия», в которой на сто лет вперед утвердили тренд создания потребительских товаров. Хороший товар, по их мнению, должен был в первую очередь приятно ложиться в руку. Парадоксально, но тактильные ощущения для покупателя оказались важнее визуальных.
Саша сжимал в ладони прямоугольную черную коробочку без острых углов – и дэд-пет полностью соответствовал идеям «Потребительской инженерии». Коробочка, как и все современные дисплеи из жидкого пластика, липла к ладони. «Жидкая» пластмасса создавала что-то вроде тактильной эмпатии. Саша разжал ладонь, и у коробочки проступили тоненькие ножки. Дэд-пет осмотрелся всем тельцем-сенсором. Сперва коробочка повернулась к протезированному старику. Потом к тощему юноше.
Наконец дэд-пет прыгнул на ладонь Лели.
– Ха! Прям как тараканчик, – радостно рассматривал Лелик своего нового домашнего питомца. – А оно умеет разговаривать?
– И даже поудаляет тебе порноаккаунты, если продолжишь называть меня «тараканчиком», – разнесся по дому зычный женский голос. Саша забыл предупредить, что уже подключил дэд-пета к общей системе виллы.
– И как мы ее назовем? – прыгал от восторга Леля. – У нее ведь должно быть имя, папа!
– Как хочешь, – улыбался Саша.
– Тогда Люба! Как маму.
2044-й год
Тараканша Люба хоть и походила характером на Сашину бывшую, но не унаследовала от нее ни единого бита памяти. Люба в какой-то степени умела говорить, пользоваться соцсетями и взаимодействовать с домашней техникой. Но никаких воспоминаний до момента запуска у нее не имелось.
Сара наотрез отказалась делать дэд-петам память. Как ни пытались настоять менеджеры «Фейсбука», миссис Кацман уперлась рогом:
– Память является потоком мыслей, а не битовой информацией, – кричала она на весь офис. – А воспроизвести поток попросту невозможно. Вы что, идиоты? Нельзя по записочкам и соцсетям вылепить течение памяти. Хотите скопировать память – перенаправьте поток из живого мозга в робота. Но если мозг мертвый, то все. Конец.
Когда продажи дэд-петсов упали, Саре припомнили ее дерзость.
В день презентации питомцев-покойников несколько десятков пользователей, предзаказавших дэд-петсов, покончили с собой. Все они пытались засунуть свой разум в дед-петсов через аккаунты соцсетей. Группа фанатиков верила, что дэд-петсы подарят им новую жизнь в кибернетическом теле. Некоторые трансгуманисты даже переписали на дэд-петсов собственное имущество.
Скандал встретил Сару с распростертыми объятиями.
– Жирные уроды валят все на меня за то, что не дала им присобачить память, – тушила бычки друг о друга Сара. – Ну хоть ты объясни им. Это невозможно!
– Вряд ли они станут слушать старого порно-киборга, – пожимал плечами Саша.
Тем не менее на дэд-петсов имелся стабильный спрос. После появления роботов с характерами реальных людей каждый пользователь задумался: а что будет с его собственным разумом после смерти? Люди стали поголовно патчить себя, в надежде в будущем стать правдоподобнее в телах дэд-петсов.
Когда Леля поступил в Массачусетский технологический институт на факультет информационных технологий, Саша был так рад, что и сам решил подарить сыну какой-нибудь чип для мозга.
Спустя полгода сын внезапно вернулся погостить на зимние праздники, и папа не успел купить задуманный подарок. Зато, как обычно, заказал целую гору снэков. Леленька по приезде от снэков отказался. Сказал, что пойдет отдыхать. Саша нашел его в спальне, сидящим в окружении Любы и Математички.
– Я скучала без тебя, сыночек, – вибрировала взятая на руки Люба. Леля достал из кармана куртки отвертку. Саша не видел, что он делает, из-за спины. – Эй, сыночек, ты чего, щекотно.
– Все нормально? – окликнул сына Саша.
Спина Лели вздрогнула.
– Да. Хотел вот вскрыть Любу. Проверить кое-что из учебника.
– А в MIT, что ли, не учат сперва пользоваться расщепителем жидкого пластика? – хмыкнул Саша. – У меня есть запасной. Пойди возьми в гараже.
– Ладно, потом.
– Ты какой-то грустный. Все хорошо?
– Слушай, пап, – резко повернулся Леля. – А как вы познакомились с мамой?
– О, это долгая история, – улыбнулся Саша. – Впервые я встретил ее в общаге политеха. Я был пьяный, а она – младше меня на два курса. Ну, были шуры-муры, а потом пошли прогуляться… – Внезапно Саша все понял. – Так. А ну, колись: как ее зовут?
– Ребекка, – беспомощно выдохнул покрасневший Леля.
– И что же? Девушка с твоего курса? Влюбился в нее?
– Больше жизни.
– А кто она? Чем увлекается? Что любит?
– Она с моего курса. Любит вейв-поп.
– Вейв-что?
– Ну это когда…
Леля пояснил: это когда нейросеть пишет музыку под индивидуальные запросы мозга, а люди находят друг друга по похожим трекам и обмениваются патчами настроения.
– Правда, мои патчи не особо-то хороши, – грустно пощекотал Любу Леленька. – Чип старый.
– Ну это мы поправим, – хлопнул сына по плечу Саша. – Полюбит тебя твоя Ребекка.
***
На следующее утро Саша первым делом помчался по магазинам.
– А ваш чип точно будет ловить, ну эти, волны?
Продавец заверил, что будет. Для вейв-попа самое то. Саша шагал по новогоднему супермаркету и радовался тому, как быстро нашел подарок для сына. Елки, гирлянды, влюбленность – все его радовало в это Рождество. Саша разглядывал коробку с чипом и думал, что иногда мелкие радости могут зацепить куда больше такой вот штуки. Раньше вещи были проще. На глаза сам собой попался магазин антиквариата: за витриной красовался упакованный в прозрачный пластик тамагочи. Совсем как новенький.
Саша купил, не задумываясь.
– Смотри, сынок, что я тебе подарил. Вот так выглядел самый первый искусственный питомец на планете, – Саша вошел в спальню сына, демонстративно помахивая брелком на шариковой цепочке. Главный подарок он припрятал в шкаф. – Видел когда-нибудь тамагочи?
Вместо ответа в ногу тревожно ударилась Математичка. Гусеница прыгнула на кровать, в которой лежал Леля. Саша потряс сына за плечо. Леля не шевелился.
– Сынок, что с тобой?
Рядом на подушке валялся вскрытый дэд-пет с припаянным поверх корпуса передатчиком. Еще два точно таких же передатчика торчали из висков Леленьки. Внезапно дэд-пет вздрогнул. Лапки отлипли от корпуса. Оживший черный прямоугольник уставился на хозяина дома и произнес:
– Привет, пап.
Когда Саша все понял, то повернулся и медленно вышел из комнаты.
– Пап. Папа! – пищал в спину дэд-пет. – Ну ты чего?
Саша спускался по лестнице, а на телефоне одна за другой вибрировали новости: десятки тысяч детей покончили с собой. Свежий апдэйт: сегодня в полдень, в канун Рождества, более ста тысяч детей по всей планете убили себя, перенеся собственный разум в тела искусственных питомцев. Новые данные! Ранее упомянутые дети-самоубийцы остаются живы, их тела пребывают в коматозном состоянии, пока поток разума транслируется в различные устройства искусственной сенсорики. Ученые сомневаются, обратим ли процесс переноса потока сознания…
Саша спустился в гостиную. В комнате автоматически включился телевизор:
– В нашу студию поступило сообщение от организаторов массовых подростковых переносов сознания. Ими оказались американские студенты Ребекка Вульф и Николас Болонкин. – На экране крупным планом показали Леленьку и какую-то бледную девицу. Леля говорил тоненьким голосочком: – Знайте же! Мы не умерли. В этот канун Рождества мы переродились. Теперь мы живем в мире, где нет боли, а чувства по-настоящему яркие…
Саша вышел на улицу. На плечи падал снег.
Он шел мимо новостных плакатов, остолбеневших с телефонами людей и ползающих под ногами дэд-петов. Мимо сотен выползших из домов питомцев-подростков. Какой-то социолог по ту сторону витрины с экраном вещал о демографических последствиях массового переноса сознания детей. Большой стрит-борд гласил, что сознание перенесли порядка 0,5% подростков планеты. Что ООН уже объявила организаторов международными террористами. Что это самый крупный просчет органов надзора Америки за историю существования страны.
А где-то позади просил вернуться в теплый дом питомец:
– Пап! Ну па-ап!
В 1870-х годах русский философ Николай Федоров мечтал, что когда-нибудь в будущем миллионы мертвых предков воскреснут силой науки и умчатся в космос заселять далекие планеты. Саша смотрел, как сотни тараканов уползают по грязному снегу в свой воображаемый мир и думал о том, что жизнь все-таки остается такой же ссученной, как и последние две сотни лет.
Так чем человек отличается от робота? Саша смотрел на снег.
Человек чувствует боль. Всегда.
