Глава 40
Кунал не мог отвести от нее глаз, ожидая ответа – и готовясь бежать, если понадобится.
Он не верил, что рассказал о таких вещах, облек в слова такие мысли. Однако Эша проникла в его кровь словно яд еще с той далекой первой встречи… Конечно, им вроде бы удалось заключить хрупкое перемирие, но последние минуты снова напомнили Куналу, с кем он имеет дело.
Эше он не нужен. Но отчасти именно поэтому он ее так хотел.
Если бы он мог позаимствовать хоть капельку этой силы, этого огня в ее глазах, то смог бы стать человеком, которым бы гордилась его мать. Даже сейчас Кунал сомневался в данных ему приказах из-за ее слов. Он открыл правду о дяде благодаря погоне за ней. Он не оспаривал приказов с первой луны в Крепости, когда личное мнение выбили из него, казалось, навсегда.
Эша потянулась к нему, взяв его голову в руки, и Кунал сдержал дрожь от прикосновения.
Она колебалась, словно сама не была уверена в своих словах.
– Я бы не стала, – мягко произнесла она. – Не стала бы оставлять записки человеку, которому желаю смерти. Я бы его просто убила. И я даже не понимаю, отчего так поступила.
Она смолкла и покачала головой.
Шелковые слова и серебряные обещания – вот и все, что он получит, поверив Эше. Однако разница между ее небрежным тоном и печальными глазами сказала Куналу, что девушка сейчас искренна. Она бы его не обидела. Но Кунал не понимал, каким образом можно продлить это перемирие.
– И тебе не стоит верить всему, что я болтаю, – сообщила она более твердым голосом. – Оставь меня тут и ступай обратно.
Она словно повторяла его мысли, но Кунал покачал головой.
– Нет. Я не могу.
– Кунал, возвращайся домой. На что ты рассчитываешь? Собираешься преследовать меня целые луны или, может, годы? Посмотри, куда эта тактика тебя завела… В лучшем случае ты пройдешь мимо пограничной стражи и продолжишь преследование в Дхарке. Только там не любят бронзовых доспехов. Во время войны многим досталось куда больше, чем мне. Ты умрешь, не успев меня отыскать.
Кунал понимал это – как понимал боль и утрату. Истории о бесчинствах солдат после узурпации трона доходили до него и раньше, но он их игнорировал. Он хотел верить, что избранная для него дорога – это путь чести.
– Что случилось с тобой во время войны? – спросил он легким и нежным тоном, чтобы не спугнуть эту новую Эшу. От боли, заполыхавшей в ее глазах, у него перехватило дыхание.
Она пальцем медленно очертила контур его губ, так сосредоточившись на этом занятии, что Кунал уже и не надеялся на ответ.
– Если ты когда-либо решишь бросить погоню, я тебе расскажу. До тех пор ты – тот же солдат короля-самозванца, а я – мятежница. Если только ты не вздумаешь влиться в ряды Клинков, – сухо сказала она. – Но я и пытаться не буду тебя перевербовать, солдат. Даже учитывая твою ценность как союзника, включая знания и опыт. – Эша посмотрела в сторону. – Но до того дня, если он настанет, мы – на противоположных сторонах. Мы и так уже подвергли опасности не только самих себя.
Кунал закрыл глаза, позволив себе насладиться ощущением ее теплых пальчиков, гладивших его лицо. Стараясь не дать угаснуть искорке надежды в сердце.
Если он уйдет из армии, то утратит все, чем жил. Но чего стоит такая жизнь?
Теперь ему казалось, что, когда Эша уйдет, вслед за ней исчезнет единственное, что он яростно старался сберечь после смерти матери. Он потеряет свое сердце.
Кунал ненавидел ее за то, что она сказала правду. Он вел себя безрассудно, подверг опасности чужие жизни, предал своих товарищей. И чего ради?
А если он постарается выполнить свой долг солдата – опять-таки, чего ради?
Он любил Джансу, свою родину, но понял, что солдаты были только марионетками в руках короля – их кормили удобными баснями. Сила побеждала верность, зверство – сострадание, жадность – умеренность. Теперь Кунал даже не был уверен, что после назначения на должность командующего что-то изменится, и неважно, сколь отчаянно он этого желал.
Но, кроме этой жизни, он ничего не знал. Его приняли как солдата.
Он не знал, в кого превратится, сняв доспехи. Кем станет без дяди, несмотря на все ужасы, которые тот сотворил, в том числе и Сандару.
Теперь Эша гладила его затылок, играя с завитками волос. Кунал склонил голову, почти прижавшись лбом ко лбу.
– Даже если я брошу погоню, ты все равно исчезнешь. Так зачем мне останавливаться? – тихо спросил он.
– Не знаю, – прошептала в ответ Эша с улыбкой, озарившей ее лицо. – Но я не вернусь назад. Никогда не вернусь в это богами забытое место. Хочешь попробовать притащить меня туда силой – давай. Или просто иди в Крепость и расскажи, что Гадюка пропала. Никто больше не найдет меня и не оспорит твою историю. Ты вновь станешь солдатом, вдобавок получишь репутацию человека, рисковавшего жизнью ради Крепости. Все равно никто не ожидал от тебя успеха. В конце концов, Гадюка – это миф, – бросила она с горящими глазами.
Кунал открыл рот и снова закрыл.
– Ты ведь не подумал об этом, правда? – уточнила она.
Ее слова попали в цель – в них звучала истина, которую он не хотел признавать. Но Крепость никогда не была его домом. Только местом, где он жил.
Кунал хотел рассказать ей, объяснить, но увидел в ее глазах, что Эши уже нет, осталась только Гадюка.
– В самом деле, идеальный план. Ни одному из вас не суждено стать командующим: вас втянули в нечестную игру, по правилам которой молодых солдат стравливают друг с другом, чтобы отыскать шпиона, в чье существование никто даже не верит. Все выглядит так, словно вас намеренно подставили.
Услышав такое, Кунал склонил голову набок. Ему отчаянно хотелось удержать Эшу еще хоть на секунду, и он молча притянул девушку ближе – так, что между ними осталось расстояние не более волоска.
В глазах Эши вспыхнуло нечто опасное, и она схватила его за подбородок.
– Что скажешь, солдат? Или ты оглох?
Кунал проигнорировал вопрос, прерывисто дыша. Если они поцелуются, если пересекут эту границу – все изменится. Не останется стены невежества, за которой можно прятаться, не останется иллюзий, что это лишь игра.
Такой поступок определит все их будущее.
Кунал так долго избегал риска, что теперь жаждал его с силой, удивившей его самого.
Все вокруг поблекло: звуки бурлящего города, затхлый и пыльный душок переулка и вывешенного на просушку белья. Все исчезло, и он видел только Эшу.
Она склонила голову, и Кунал подался вперед, предоставляя ей сделать последний шаг.
Эша взметнула свободную руку к его лицу и рванула вниз веревку с бельем. Комок мокрого шелка рухнул Куналу на макушку, и он отшатнулся, выругавшись с виртуозностью, которая бы заставила Лакша гордиться.
Сквозь яркие тряпки он все же увидел, как Эша уходит.
И, прислушавшись к сердцу, позволил ей это сделать.
Она приостановилась и оглянулась, прощаясь одними глазами, а потом исчезла за поворотом.
* * *
Легкий дождик побрызгал на пыль, точно краской на бумагу. Кунал вскарабкался на крышу, убрал с глаз влажные волосы и сосредоточился на силуэте Эши, занозы в его сердце, которая уже почти исчезла из виду.
Он обдумал их разговор. На мгновение он и в самом деле взвесил возможность прекратить погоню.
Кунал не мог решить, была ли это слабость или новая разновидность силы – прямо отрицать данные ему приказы.
По меньшей мере инстинкт самосохранения или амбиции должны были заставить его просто вырубить Эшу и отволочь в крепость, как она и предложила. Но у Кунала всегда было сердце – вещь, которая хорошему солдату ни к чему.
Он разжал кулаки: на ладонях остались полукруглые отметины от ногтей. Нахмурившись вслед растаявшей на городских улочках Эше, он порылся в своем мешке, чтобы найти свисток и припрятанную записку.
Два резких свиста – и в отдалении замелькали крылья. Над Куналом закружился, снижаясь, ястреб. Он задрал клюв, словно обнюхивая воздух рядом с человеком и стараясь определить, прилично ли это – отдохнуть на его вытянутой руке.
Кунала посчитали достойным доверия, и ястреб грациозно сел, впившись когтями в обнаженную кожу.
С самого детства Кунал подзывал своих соколов и ястребов вот так – без защитной рукавицы. Нечто в соприкосновении кожи и когтей откликалось в самой глубине его души. Это ощущение он и сам не мог бы точно объяснить – просто на мгновение появлялось переживание яростной животной свободы. Кунал чувствовал его в костях, в крови и благодаря ему становился цельным существом.
Он извлек кусочек сушеного мяса, и птица с наслаждением его проглотила. Теперь ястреб смотрел прямо на Кунала, ожидая задания. Кунал привязал маленькую записку к когтям ястреба и понаблюдал за его полетом – волшебным и вольным рывком по ветру.
Ребенком он всегда мечтал летать и взбирался на деревья так высоко, что крона заглушала мамины крики. Эта жажда не изменилась с возрастом, и он частенько брал худшие часы дежурства ради того, чтобы побыть в одиночку на вершине Крепости, пережить миг покоя и целостности, которого не находил больше нигде в стенах этого массивного сооружения.
Вот так он и встретил Эшу. Так заварилась эта каша.
Последняя весточка Алока прибыла раньше, до того как Кунал снова нашел и потерял Эшу.
«Привет, Кунал.
Крепость уж не та без тебя и Лакша.
Надеюсь, один из вас придет в себя и вернется домой. Неужто это в самом деле стоит должности командующего? Им вечно приходится жилы рвать на работе. Да-да, уже представляю, как ты на меня хмуришься. Но могу обрадовать: я распечатал твою почту и прочитал, что ты официально стал Щитом Сенапа. Будешь жить в Гвали».
Узнав о назначении в столицу, Кунал ощутил легкий трепет удовольствия. Такого он не ожидал, но здорово иметь эту возможность сейчас, со всей неразберихой в жизни.
«Так что просто возвращайся, ладно? Ты же сумел стать важным Щитом, так что нет нужды ловить Гадюку и прикреплять еще одно перо к своему тюрбану.
Вообще нам велели помалкивать насчет убийства генерала, хотя командующий и так не больно-то об этом болтает. Ну хоть перемирие пока длится.
Все это очень странно, и в Крепости ощущаются какие-то подводные течения. Будь все как обычно, я бы списал это на Солнечную встречу, которая произойдет через одну луну, но нутром чую иное.
Может, все просто напуганы тем, как здорово я надеру им задницы на состязании лучников во время Солнечных игр. Помяни мои слова…»
Продолжение было в том же духе, и Кунал спрятал записку, обдумывая мольбу Алока забыть о миссии и вернуться домой. Зная о том, что дядя Сету руководил бойней в Сандаре, Кунал не был даже уверен в том, что хочет стать командующим и пойти по его стопам, лелея идею величия.
Кунал видел свою сущность – и это были не сталь и кровь. Он стоял одной ногой здесь, а другой – там, не желая отказываться от воспитания Крепости и не в силах избавиться от собственных чувств.
Он попал в ловушку.
Хорошо хоть, у него были теперь сведения о соперниках – в ближайшем гарнизоне удалось вдохновить стражу посплетничать, поделившись мармеладными конфетами.
Всерьез тревожиться стоило о Ракеше – солдат в последнем городке сказал, что тот шел во внутренние районы страны и в каждом поселении хвастал напропалую, отправляя записки о своих успехах. Очевидно, с тех пор как Лакш стряхнул его со своего следа, он искал сведения о мече-плети. А вот Лакш, судя по всему, с отъезда из Онда не отмечался в гарнизонах. И непонятно, к добру или к худу.
Ни одного из них не было в этом городе, а значит, ни один пока не приблизился к правде о Гадюке. Когда Эша предложила притвориться, что он ее не знает, Кунал увидел шанс изменить будущее. Конечно, такое ударит по его самолюбию, но сейчас это неважно.
Можно вернуться и признать поражение – но поражение перед лицом предполагаемого ассасина, окутанного облаком мифов. И на обратном пути можно искупить вину, к примеру, схватить преступника либо мятежника и таким образом выровнять чаши весов.
Он мог бы это сделать. Прежняя жизнь ждет его, словно берег, который приветствует море в любое время суток. Жизнь продолжится, он примет назначение Щитов Сенапа в Гвали и в свое время может даже дорасти до командующего.
Или может уйти со службы и проложить свой собственный путь, построить дом где-нибудь в тихом местечке с высокими деревьями и видом на океан. Там, где он сможет рисовать сколько заблагорассудится.
Кунал вздохнул и сел на крышу, потирая шею и вглядываясь в окружающий пейзаж. Летний зной медленно спадал, и в воздухе повисла дымка.
Природа здесь, у гор Гханта, была мягче, жара не так свирепа, поэтому на домах висели цветущие лозы. Земля простиралась впереди покрывалом, более зеленым, чем все, что он видел за многие луны. Глубочайшим облегчением было видеть землю и реку столь благоденствующими – они напомнили Куналу обо всем, чего он лишился. Было бы легко снять с себя вину – он ведь не генерал, не король и не наследник знатного дома.
Но Кунал понял, что не в состоянии забыть.
Картины трущоб, пораженных засухой земель Уджрала заслонили собой зелень, и на сердце лег камень.
Позволит ли должность командующего исправить жизни этих людей или он просто станет очередным ошейником на загривке зверя? Придется ли ему отдавать приказы об уничтожении невинных? Или это был личный выбор его дяди?
Он осознал, что больше не впадает в ярость при мысли о бесчестном убийстве дяди. А разве смерть вообще может быть достойной? Она всегда была потерей, точкой, а не запятой.
И Эша.
Она хотела от него лишь одного – чтобы он оставил ее в покое.
Их история завершилась; в такие моменты в сказках герой отправляется восвояси. Но Кунал не чувствовал себя героем-триумфатором.
Он не чувствовал себя героем, точка.
Расстраиваясь и обманываясь на каждом шагу, его сердце и разум обратились против него в тот момент, когда Куналу следовало быть сильным.
Он выехал из Крепости с ясным пониманием того, что хорошо, что плохо, кто прав, кто виноват и что собой представляет мир. Вернувшись сейчас, он останется без утешительной иллюзии и с саднящим сердцем, вылечить которое, как видно, сможет только время.
Но уж лучше вернуться с пустыми руками, чем смотреть, как в ее глазах множится ненависть, когда он перекинет ее через седло.
Кунал укусил себя за щеку изнутри, болью отгоняя мысль, что после Эши его жизнь никогда не будет прежней.
* * *
На постоялом дворе Кунал привязал лошадь к деревянному столбу в конюшне, а затем взял щетку и принялся за вычесывание, пока шкура не заблестела.
Сегодня он решил отдохнуть: лениво побродить по городу, останавливаясь, только чтобы купить продукты в дорогу и пару ненужных безделушек для друзей – Алок точно обрадуется. Он уже обнаружил компаньона для своей мраморной миниатюры – небольшую, детально вырезанную копию Айфорского кряжа, приюта богов и духов.
Заканчивая уход за лошадью, Кунал протянул ей несколько маленьких кусочков сахара и бессознательно похлопал себя по карманам, убеждаясь, что скульптура на месте. Когда выдастся минутка, он раскрасит ее целиком – каждый город, включая яркие цвета и людей. Может, даже сам начнет ваять по мрамору.
Кунал догадывался, куда могла направиться Эша, однако вместо поспешной погони он провел вчерашний день в размышлениях, прорабатывая каждый шаг, каждый стратегический ход, чтобы разглядеть путь к вероятной победе. Победить несмотря ни на что и сохранить свое чувство достоинства. Он не верил, что сможет отдать Эшу под суд, а мысль о том, что он привезет ее прямиком на смерть, заставляла содрогаться до глубины души.
Он ни в коем случае не мог дать Эше умереть.
Стоила ли одна девушка всего будущего? Пусть он и не верил в него больше, но ведь другого у него не было.
В одно мрачное мгновение Кунал представил, как найдет постороннего человека и притворится, будто он и есть Гадюка. Но он не догадался украсть один из мечей Эши в качестве доказательства и не мог вынести мысли о невинной крови на руках.
Потом он подумал о том, чтобы подставить преступника, но и это было невыносимо.
Как же он мог, будучи солдатом, даже помышлять о том, что враг или преступник имел свои причины встать на такой путь, сделать неверный выбор? В бою его бы убили за несколько секунд из-за колебания, вызванного такими размышлениями.
Кунал тосковал по тем детским дням в летнем дворце. Когда он был мальчишкой, жизнь казалась такой простой – мама направляла его, а нянечка присматривала.
Вернувшись к реальности конюшни, он убрал щетку и снова привязал кобылу.
Вздохнув, он открыл дверь гостиницы, выпуская на улицу какофонию звуков.
Главный зал представлял собой большую комнату с высоким куполообразным потолком, с которого струились шелковые полотнища – они делили помещение на квадраты. Подушки с красно-белыми узорами служили сиденьями для разных гостей, от торговцев с вычурными золотыми ожерельями до школьников в чистеньких белых одеяниях и хихикающих молодых женщин со звонкими браслетами. Кунал локтями пробился к задней части зала, поближе к выходу и лестницам.
К нему сразу подбежала служанка, сквозь опущенные ресницы следя, как гость усаживается на низкие подушки.
Теперь Кунал носил одежду странника, с уттарьей, переброшенной через плечи и поверх головы.
Спустя считаные минуты прибыла еда, окруженная облачком пара и тяжелыми пряными ароматами дхарканской кухни. Кунал блаженно выдохнул. В Крепости не позволяли есть такие блюда, а он любил их с детства.
Нечто в остром сильном запахе, в плотности чечевицы и риса согрело его душу. Казалось, эта еда наполнила какую-то дыру внутри, которой он и сам не замечал раньше и которая образовалась под влиянием тревог, смущения, раздражения.
На миг он закрыл глаза, откинул голову на деревянную стену. Свет согревал правую сторону лица, но Кунал об этом не беспокоился. Ни один знакомый его сейчас бы не признал.
Его волосы отросли и мягко вились, приняв темно-каштановый оттенок из-за вечного солнца, а борода стала гуще. Ему даже нравилось это ощущение. У папы была солидная длинная борода и потрясающая грива. Только это Кунал и запомнил из отцовского облика – с тех времен, когда знал его.
Предупредительная служанка пришла убрать пустую тарелку, и едва Кунал открыл глаза поблагодарить ее, как что-то привлекло его внимание.
Блеск бронзовой кирасы прямо посреди комнаты. Кудри и красная рожа, на которой написаны высокомерие и голод.
Ракеш присел среди продавцов мечей, и рисовое вино выплеснулось из металлической чашки в его руке прямо на пол. Кунал напрягся, стараясь расслышать беседу.
Девушка до сих пор стояла перед ним и выглядела изумленной из-за такой перемены в госте.
Кунал улыбнулся ей и подался вперед.
– Кто этот мужчина? – спросил он.
Ее глаза широко распахнулись, она стала теребить браслет-валайю на запястье. Гостиница, управляемая дхарканцами, которую не сожгли дотла, под защитой жителей города – в новой Джансе это было поистине чудо. Но перед лицом солдата это была жалкая защита. Теперь Кунал понял выражение ее лица. Боязливое, но дерзкое.
– Он приехал раньше и устроил целое заседание. Солдат из Фаора, – шепнула служанка. Она поглядела на одного, на другого и придвинулась ближе. – Клянется, что нашел Гадюку и собирается предъявить предателя суду. – Она покраснела. – Это он так сказал – «предатель». И с какой стати этот суд, не пойму. Поздновато гоняться за Гадюкой и обвинять его после стольких лет.
Служанка поняла, что сказала чересчур много, и мигом замолчала.
Кунал тепло ей улыбнулся, чтобы дать понять – он не станет повторять ее речи. Она расслабилась и снова стала смотреть застенчиво.
Внутри Кунала все кипело. Он должен узнать, обнаружил ли Ракеш верный след или просто бахвалился.
Он шепотом поблагодарил служанку. Она было повернулась, чтобы уйти, и он резко схватил ее за запястье.
– Сможешь послушать и передать мне, о чем он там толкует? – Он быстро подумал. – Я недолюбливаю солдат, а этот на вид – один из худших.
Глаза девушки расширились, и она кивнула. Кунал вздрогнул. Лгать становилось все легче и легче.
Девушка, послав Куналу улыбку, поспешила за угол, где восседал Ракеш с компанией.
Он не заслуживал ее восхищения. Ибо стал небрежным, недооценил противников. Как Ракешу удалось напасть на след Эши? Знал ли он, кто такая Гадюка?
Если он знал, что это Эша… Куналу сейчас было что терять. Отпустить Эшу и позволить Ракешу победить – это разные вещи. От мысли о Ракеше-командующем в Кунале закипала кровь.
Как и от мысли о Ракеше, ловящем Эшу, вообще пребывающем где-то рядом с ней. Кунал вспомнил слова Алока о том, что произошло с домом Балода. Отчаяние вело к дурным решениям, а если речь о Ракеше, все выльется в жестокость.
Эша принадлежала Куналу. Неважно, схватит он ее или нет. И должность командующего также принадлежала ему.
Видеть Ракеша, единственного из всех людей, охотником-победителем…
Кунал просто не мог отступить и позволить ей погибнуть в лапах Ракеша.
Кунал ущипнул себя за нос, стараясь ослабить невероятную тяжесть в груди.
Спокойствие. Контроль. Нужно оставаться спокойным и обдумать все.
Фаор. Может, кто-то заметил ее, сложил два и два. Ракеш мог знать обо всем или же знал только то, что Гадюка отправился в этом направлении.
Из этого города мало дорог вели в Дхарку. Официальный пропускной пункт, охранявшийся джансанскими солдатами, исключался. Она точно пойдет через горы Гханта, а значит, и через долину Мауна – что, в свою очередь, дает мало пространства для маневра. Если Ракеш загонит ее в угол в верном месте, притом одну, Эша попадет в беду.
Это очевидно. Даже Ракеш разберется.
Кунал сидел и ждал, наблюдая за Ракешем и ощущая, как ненависть лавой растекается по всему телу. Эша сможет о себе позаботиться, если Ракеш нападет в одиночку, но что, если он отправит ястреба и позовет подмогу?
Эша велела ему ступать домой. И он был готов.
Однако столкнувшись лицом к лицу с такими обстоятельствами, Кунал захотел победить.
Если победу одержит Ракеш – если он вообще притронется к Эше, – Куналу не найти покоя до конца дней.
