Глава 28
Кунал оторопело взглянул на нее с расширенными от изумления зрачками. Эша сама изумилась тому, что сказала, не понимая, зачем солгала. Возможно, он поверил бы, скажи она правду, но… лучше понаблюдать за ним, послушать, что интересного он скажет.
– Почему ты призналась? – мрачным, озадаченным тоном спросил Кунал, словно ожидая подвоха.
Она пожала плечами, в то время лихорадочно думая.
– Ты же спросил, – подчеркнула она, нахмурившись. – Может, потому что я люблю действовать вопреки ожиданиям, как говорят мне друзья. А может, я так пытаюсь тебя смутить. – Глядя на его лицо, она ощутила, как слова зажили собственной жизнью. – Может, все потому, что я вроде бы нравлюсь тебе и мне интересно, останется ли это в силе после признания.
А вот это прозвучало слишком близко к правде.
Он покачал головой.
– Ты созналась. Нравишься ты мне или нет, теперь неважно. Если ты убила генерала, я должен передать тебя для суда. – Нечто похожее на сожаление промелькнуло на его лице. – Даже если я лично тебе кое-чем обязан.
Несколькими словами он погасил огонь в ее теле, и пришедшая на смену злость тоже согревала Эшу, но совсем иначе.
– Должна ли? За убийство того, кто зарезал тысячи людей? – спросила она с каменным лицом.
Харун предупреждал, что именно из-за такого поведения ее могут убить. Эша бросила вызов солдату, который имел перед ней преимущество. Последнее, что стоило бы делать в такой ситуации, – провоцировать его, однако Эша не удержалась.
– Ты и сам, скорее всего, за пару недель поубивал больше народа, чем я – за всю жизнь. И где же тут справедливость?
– Кого бы я ни убил, это произошло в бою, – раздраженно сказал Кунал. – И притом – в бою по правилам. Ты же зарезала его в постели.
– Ну, таковы мои правила. Я не солдат. Я – Гадюка.
Кунал выглядел невозмутимым, но его пальцы начали постукивать по бедру.
– Даже у мятежников есть правила, которым они обязаны следовать.
– Я не имею отношения к этим мя…
Кунал показал ей булавку Клинков.
Эша попыталась ее схватить, но он перехватил ее запястье и убрал вещицу.
– Мы всегда подозревали о наличии связи между Гадюкой и мятежниками. Я считал, что эти легенды не могли родиться из-за действий одиночки. Но теперь, встретив тебя…
– Не изображай, что знаешь меня, солдат.
– Если тебе велели стать Гадюкой… – произнес он с задумчивым видом. – Это другое дело. В таком случае вины на тебе нет.
Злая часть Эши возжелала раздавить это предположение.
– А тебе не приходило в голову, что я намеренно избрала путь Гадюки? Выбрала из чувства долга по отношению к своим людям? Уж если кто и может понять такое, так это ты, солдат.
Эша погрузилась в ненависть, и та окутала ее, точно старое одеяло. Какое же облегчение вернуться на круги своя, не испытывая ничего, кроме гнева.
– Нет? Если у меня хорошенькое личико, я не имею права выбора? Раньше я так и думала. Твой король, – Эша выплюнула это слово, – того же мнения, раз убрал всех женщин с военной службы. – Она отступила назад только для того, чтобы обнаружить себя окончательно загнанной в угол. Толстый парчовый ковер защекотал руку. – Я не чувствую ни тени сожаления оттого, что отправила этого генерала на погребальный костер. Он посылал сотни – тысячи – семей рыдать над кострами своих возлюбленных. Одним чудовищем меньше.
Одним военным с властью уничтожать такие же семьи, как у Эши, – меньше.
– И ты мне ничем не обязан. Я лучше прыгну в зубы тигру, чем приму помощь бронзовокожего, желтобрюхого солдата Крепости, – завершила речь Эша.
На лице Кунала отразилось замешательство – будто он разделился надвое и каждая половина пыталась взять верх в отчаянной битве.
Под внимательным взглядом Эши Кунал направился к двери и легко сломал оконный засов так, что тот намертво заблокировал окно. Теперь они находились в разных углах комнаты, Кунал перед дверью, а Эша замерла напротив.
– Ты права, – выговорил Кунал, и она в шоке уставилась на него. – Как бы ни не хотелось это признавать, он был суровым человеком. Жестоким, когда мог быть милосердным, крутым, когда доброта сработала бы точно так же. Возможно, он был моим… моим наставником, но даже я знал – он не всегда был хорошим человеком.
Он согласился? И что она должна на это ответить?
У нее уже сложился его образ – бронза и кровь. Но теперь пробелы закрасились серым цветом – неизвестностью. И Эше это было не по нраву.
Он покачал головой.
– Но все это неважно. Мне приказано вернуть тебя в Крепость. Ты предстанешь перед честным судом, и правосудие свершится. Так я выплачу свой долг. Под моим присмотром тебя не убьют.
Эша так и покатилась от смеха под его озадаченным взглядом.
– Перед честным судом? Невежество – и впрямь благословение богов, – ядовито прошипела она, чувствуя свое родство с прозвищем, как никогда ранее. – Да никакого суда вообще не будет. Ты просто лжец. В лучшем случае на меня кинут взгляд, а потом – швырнут в клетку или на съедение канюкам. Прошли те дни, когда джансанцы уважали женщин и чтили их равные права перед законом. Твой алчный, трусливый король за десять лет власти украл у джансанок права, которые соблюдались веками!
Кунал выглядел ошеломленным, словно не ожидал от нее такой осведомленности о политике Джансы. Эше понравилось его шокировать – пусть не считает ее только убийцей!
– Я женщина, которая убивала мужчин, и ты думаешь, мужчины будут судить меня по справедливости? Не накажут за то, что я перечеркнула их иллюзии о женской слабости лезвием меча?
Он снова удивленно поднял бровь, и Эша поняла, что сказала больше, чем следовало. Она сейчас продемонстрировала врагу, что ее учили и воспитывали не сельские торговцы и что ее до глубины души волнует происходящее в Джансе.
– Ты не знаешь этих мужчин. Не все они плохи.
– Но не все хороши. А для порчи вина хватит и нескольких гнилых виноградин.
Кунал открыл рот, но быстро закрыл, осознав, что возразить ему нечего. Он глубоко вздохнул и поглядел в сторону, а после провел пальцами по волосам, отросшим длиннее, чем полагается солдату. Затем снова посмотрел на нее проницательными глазами цвета янтаря, и Эше померещилось в них волнение.
На его лице боролись досада, разочарование и что-то еще. Казалось, он не знает, что же с ней делать.
Эша подумала, что это взаимно.
* * *
Если бы Эше вздумалось найти в Кунале что-то хорошее, она похвалила бы его за то, что он всегда вначале думал, а потом уже говорил. Вероятно, для метящего в лидеры солдата это полезный навык, и, скорее всего, благодаря ему Кунал смог вступить в ряды Щитов Сенапа.
Вот только Эша отроду не отличалась вдумчивостью, и ее нетерпение росло.
– В твоих словах есть правда, но это не отменяет того, как должен поступить. Ты вернешься обратно. Предстанешь перед судом – я об этом позабочусь. Правосудие восторжествует. Не знаю насчет остальной Джансы, но в Крепости после моего назначения командующим все произойдет именно так.
Он нахмурился, беспокойно барабаня пальцами по ножнам.
Эша вспомнила других солдат в лесу и задохнулась от внезапной догадки.
– А-а, так один из вас станет командующим.
Кунал было заговорил, но передумал, молча сжав пальцы в кулак.
Она просто тратила драгоценное время на споры с этим парнем, который мог стать следующим командующим Крепости. Не имело значения, что говорило ее сердце – разум громко требовал: бей или беги! Делай что-нибудь! Словами до него не достучаться, и ей надо бежать в Амали.
Она воспользовалась его задумчивостью, рванувшись к кровати, где спрятала свои гибкие мечи. Но, не сделав и шага, отлетела назад – нож поймал край ее уттарьи и приколол Эшу прямо к деревянному шкафу.
Кунал шагнул вперед с печальной ухмылкой.
– Я не идиот, Эша. Хотя ты, кажется, думаешь иначе.
Нет, она точно так не думала. Эша пораженно замерла, осознав, что нож всего на волосок разминулся с ее плечом.
– Если б я не считала всех солдат Крепости подонками, то попросила бы тебя обучить меня этому трюку.
Он подошел еще ближе. В тусклом свете свечи Кунал казался позолоченной статуей.
– Это не трюк. Много лет тренировок и умение сосредоточиться. – Он внимательно посмотрел на нее. – Но я могу научить тебя. Позже.
Сердце Эши подпрыгнуло при этих словах, и она возненавидела себя за это.
Она потрясла головой. Он безумен.
И она – безумна, раз ей не все равно.
Он был обязан ей жизнью. Очевидно, он являлся одним из тех джансанцев, которые все еще жили по старинным кодексам чести. Они были детьми Нарии, и сейчас не было ничего важней. Но что с ней творится? Эша не питала иллюзий по поводу того, что случится с ней в Крепости, что бы там ни обещал ей Кунал.
Двигаясь тихо и грациозно, он крепко связал ей руки и вытащил нож из складок ее уттарьи. При других обстоятельствах Эша бы обрадовалась встрече с достойным противником.
Но сейчас она хотела только дать ему хорошего пинка. Он легко увернулся от удара и крепче стиснул ее руки за спиной.
– Не заставляй меня связывать и ноги.
Эша дико вытаращилась на Кунала. Нет, он спятил, если думает, будто она позволит отвезти ее обратно и не станет кусаться и царапаться всю дорогу. Она не сдастся так легко.
Но солдат опережал ее на шаг. Он действительно связал ей ноги.
Она бы поаплодировала тому, как быстро он учится, но веревки мешали.
Затем он умело ее обыскал сверху донизу. Щеки Эши пылали от его прикосновений, а он оставался невозмутим, будто каменный. А Эше бы понравилось, если бы он хоть немного смутился, – как-никак были у нее выпуклости, которыми она гордилась.
Наконец она почувствовала, что ноги ее не держат, а пустой живот болит от голода. Вместо ужина ей пришлось иметь дело с Куналом, и за последние два дня она держалась на фруктах, орехах и воде. Ужин ждал ее внизу, на кухне.
Может, ей надо отдохнуть, перед тем как продолжать борьбу. Все равно, пока он бодрствует, ей отсюда не выбраться.
В животе заворчало достаточно громко, чтобы Кунал услышал.
– Когда ты в последний раз ела? – спросил он.
Эша пробормотала, что бегство скверно влияет на аппетит и он как раз испортил ей ужин. Кунал покачал головой и, наклонившись, бережно взял ее на руки. Она поглядела на него снизу вверх, гадая, не смягчат ли солдата ее обморок или слезы. Гордость удержала Эшу и от того и от другого.
Все в этом солдате – его доброта к ней, почитание обычаев, которые прочие джансанцы практически забыли, и некая глубина, которую она ощущала в нем, – казалось неразрешимой загадкой.
Он усадил ее на пол между ванной и дверью, достал из сумки на столе лепешку-роти и пирожки с горошком и разделил на порции с аккуратностью знатока, словно уже делал это тысячу раз.
Эша предположила, что так и было. Солдатам приходилось следить за рационом во время войны.
Он положил ее долю на маленькой салфетке на пол. Она взглянула вверх, поджав губы и скорчив кислую мину.
– И как прикажешь это есть? Ногами? – Кунал снова нахмурился, и она сладко улыбнулась ему. – Если развяжешь меня, обещаю, что не сбегу. Только поужинаю как следует и засну сном младенца.
Он фыркнул, и тень улыбки запорхала на губах Эши.
– Что-то я не услышал твоего обещания не убивать меня во сне, так что, наверное, я не куплюсь.
Он сел на корточки рядом, достаточно близко, чтобы она могла пересчитать его ресницы и ощутила слабый запах гвоздики и сандала. Затем оторвал кусочек роти и предложил Эше. Она поглядела на него, приоткрыв рот, и Кунал дал ей лепешку. Она едва не захлебнулась слюной, наслаждаясь ее вкусом.
Эта роти, присыпанная специями и семечками, определенно стоила того, чтобы лишиться достоинства. По крайней мере, так она сказала себе.
Он кормил ее аккуратно и внимательно, но с легкой ухмылкой, надолго задержавшейся на лице. Как было бы здорово стереть ее одним хорошим ударом.
– Твои мысли сейчас так легко прочитать.
Она презрительно фыркнула. Никто не говорил такое о Гадюке. Он поглядел на нее, постукивая пальцем по носу.
– Ты воображаешь, как бьешь меня всеми возможными способами. Готов поспорить, что больше всего тебе нравится мысль про прямой кулачный в нос.
На миг Эша почувствовала себя обычной девчонкой, которую поддразнивает симпатичный парень. Она едва не забыла, что Кунал – один из тех солдат, с которыми она сражалась прошлые десять лет, и вскоре, притащив Гадюку на суд, станет грозным командующим. К счастью, ее руки и ноги по-прежнему были связаны, и это помогло вернуться к реальности.
Она быстро отвела взгляд в сторону, не желая видеть его глаз – слишком теплых, слишком близких.
– Да, точно в нос. Он слишком уж ровный.
Он расхохотался, и она постаралась сдержать легкую усмешку.
– Это обязательное условие для входа в Крепость. «Должен иметь идеальный ровный нос». – Он лукаво усмехнулся. – Еще хочешь?
Остаток его пайка лежал на полу, и Эша осознала, что Кунал едва притронулся к своей доле. Она начала отрицательно трясти головой, однако бурчание в желудке предало ее. Он разломил последний кусок роти на кусочки, обмакнул в ароматную приправу, свернул конвертиком и предложил Эше.
– Когда я сказал, что не трону тебя, то имел в виду именно это. Я не из породы лжецов.
Его голос звучал ласково, и Эша вновь отвернулась от его глаз.
– Может, и нет. Но ты все еще солдат, – спокойно сообщила она.
– Я обязан тебе жизнью и не обижу, клянусь честью как дитя Нарии. Но… – На скулах Кунала заиграли желваки. – Ты убила человека. Нарушив обычаи и законы битвы. – Он вздохнул. – Я повез бы обратно любого. В этом – мой долг.
Она уставилась на него.
– Расскажи мне то, чего я не знаю, солдат.
