Глава 29

И снова это слово. «Солдат». Когда она говорила так, Кунал чувствовал себя под ее взглядом безликим деревянным болванчиком. Отвратительное ощущение.

– Отлично. Вот что я скажу, – нахмурился он. – Я никогда не хотел быть солдатом.

Кажется, это привлекло ее внимание.

– И кем же тогда ты хотел стать?

Кунал заколебался. Но он уже начал, и ему хотелось показать Эше, что он не просто болван в доспехах, а человек. Может быть, хороший человек, несмотря на поступки, о которых предпочел бы забыть.

– Художником. Я мечтал рисовать. Но мне бы никогда не позволили. Вместо красок и кистей я получил лук и меч. К счастью, я оказался хорошим бойцом и почти забыл, чего хотел раньше. Но я не выбирал.

«Я хотел угодить дяде Сету».

В его голосе прозвучала горечь, и Эша подняла бровь. Кунал понял, что выдал ей – врагу – слишком многое. Но от того, что он сказал вслух о своих мечтах, в душе всколыхнулись чувства, которые он подавлял годами. После смерти матери он ухватился за военное дело, потому что такой выбор дядя одобрил, потому что так он иногда гордился бы Куналом. Он поверил дяде, когда тот сказал, что Куналу нужно продолжить семейную традицию отца и дяди и пойти в армию. Поэтому Кунал забросил мечты об искусстве, возвращаясь к ним в редкие минуты одиночества.

Но сейчас он осознал, что стал простым инструментом короля, которому не было дела до своих людей и земли. В пораженном засухой Уджрале и здесь, в Фаоре, с его разрушенными зданиями городского совета, Кунал начал постепенно узнавать новую сторону Джансы. Ту, где люди не могли дышать свободно, а правосудие рассыпалось под натиском власти.

У Кунала был долг перед дядей – он обязан был отдать ему дань уважения. В конце концов, дядя был его единственным кровным родичем. Но Вардаан…

Кунал остановился. Его мысли приняли предательский для солдата оборот, но Кунал чувствовал, что от этих раздумий так просто не отмахнешься. Вызывающие слова Эши напомнили о том, что он увидел в Уджрале, и о тяжелых размышлениях после.

Он оглянулся и увидел, как Эша с задумчивым видом наблюдает за ним.

– Ни за что бы не подумала, что такой могучий и грозный солдат не мечтал всю жизнь махать мечом. Видно, ошиблась. Под всей этой бронзой у тебя и впрямь бьется сердце.

Она ухмыльнулась, рассматривая его с головы до ног и обратно, отчего все внутри Кунала завязалось узлом. А следующий взгляд лишь затянул узел туже.

– Из-за этого еще тяжелее тебя ненавидеть, – тихо добавила она. Выражение ее глаз смягчилось.

И она смолкла, позволив пространству между ними наполниться тишиной.

Отчего она стала Гадюкой? Отчего убила его дядю?

Куналу хотелось понять эту девушку, которая приводила его в отчаяние. А еще больше хотелось огрызнуться, доказать – он только следовал приказам и верил, что защищает страну. Хотя он и знал – это не оправдание.

Но Эшу, кажется, беседа уже не интересовала. Ее губы сжались в жесткую линию.

– Отлично, продолжай считать меня бессердечной королевской пешкой, – ответил он. Злость победила.

– Когда найдешь тела друзей, обезображенные пытками так, что и не узнать, вот тогда и поговорим, чего стоит солдатская честь. – Эша с вызовом вздернула подбородок. Ее глаза вспыхнули неприкрытым презрением.

– Даю тебе слово. Я обязан тебе жизнью. Ты получишь справедливый суд, – ответил он с излишней пылкостью, как раз потому, что понятия не имел, сможет ли это гарантировать.

– Да ну? А кого-то из моих товарищей Клинков судили честно после последнего налета? Или до того?

Кунал лишь уставился на нее. Внезапно Эша показалась очень усталой, и пламя воинственности в ней вроде бы погасло.

– Знаешь, что было бы справедливо? Если бы ты сегодня позволил мне выспаться на этой кровати.

Кунал начал качать головой.

– Я не прошу развязать меня, просто пусти на кровать, Кунал. Я выдохлась. Я неделями ночевала на деревьях, а в пути меня сопровождали только обезьяны-ревуны.

Он моргнул. Эша впервые назвала его как-то иначе, а не «солдат».

– Ладно.

– Правда?

Она выглядела потрясенной. Он кивнул, недоумевая, с какой стати согласился, и на ее лице расплылась не ухмылка, а настоящая улыбка. Он укусил себя изнутри за щеку, чтобы прийти в чувство.

Под ее взглядом он точно не сможет заснуть.

Кунал поднял Эшу на ноги. Его руки задержались на плавном изгибе ее талии.

Она пахла как дым и дерево, а под всем этим таился намек на аромат ночной розы – той, что цветет только в самое жаркое лето.

Кунал помог ей добраться до края кровати, и Эша запрыгнула туда и улеглась.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы успокоиться, и он стащил рубашку и уттарью. Поколебавшись, Кунал стянул и доспехи. Тщательно их почистив, он сложил их у стены.

Всего за пару минут она крепко уснула. И Кунал сам улегся на кровать, борясь с тяжелеющими веками и глазея на ее сонную фигурку.

Ее близкое присутствие жгло Кунала изнутри, но этот огонь было не сравнить с ошеломительной усталостью, накопившейся за последние дни. Сон быстро взял верх, и Кунал задремал, страдая от аромата ночной розы.

Когда утром он проснулся, ее не было. Ему бы удивиться, но он чувствовал только вялое смирение.

Все, что от нее осталось, – теплая вмятина там, где лежало тело, и маленькая записка. Когда Кунал изогнулся, чтобы ее подобрать, то приметил на полу остатки веревок.

«Ты кое-что упустил при обыске».

Кунал взглянул на следующую строчку и быстро отвернулся, щеки жарко вспыхнули. Набросок, который она нарисовала… Он торопливо перешел к оставшейся части.

«Перемирие. Не буду убивать тебя во сне, солдат. Ты подарил мне жизнь, я сделаю то же. А теперь поймай меня, если сможешь».

Кунал почти что видел блеск в глазах Эши, читая эти слова.

«P.S. Откровенность за откровенность. Ты хотел стать художником. Я хотела стать бродячей актрисой, хотя мама никогда бы этого не разрешила. Жизнь повернулась к нам обоим не той стороной».

Даже комкая бумажку в кулаке, он улыбался этой приписке.

Она проскользнула прямо между его пальцев. Снова. Но она открыла ему кое-что.

Бродячая актриса. Никогда бы не догадался.

«Поймай меня, если сможешь».

Это был вызов, а Кунал не любил проигрывать.