Глава 22

Кунал медленно шел по суетливым улицам базара, высматривая любые странности, но в основном наслаждаясь толчеей.

Последние несколько часов он провел, расспрашивая горожан. Он показывал им рисунок с Эшей, рассказывая, что ищет невесту, которая струсила перед свадьбой и сбежала. Действовала эта историйка на удивление хорошо. Многие были не против поговорить, однако новых зацепок Кунал так и не получил.

Единственный раз он отвлекся от преследования Эши, чтобы прочитать записку от Алока, которую утром принес ястреб. Ответ Алока приободрил его не только благодаря юмору письма, но и потому, что оно развеяло его одиночество. У Кунала оставался друг и союзник, пусть и далеко.

Алок рассказал ему о разладе между Вардааном и аристократией. Вардаан начал раздаривать деньги и земли, причем зачастую именно те, которыми уже владели благородные дома, впавшие в немилость. Одним из жертв этого передела стал низший благородный дом Балода, откуда вышел Ракеш. Кунал отметил этот факт, чтобы обдумать позднее.

А сейчас он осматривался.

Он мог бы ходить здесь часами, наблюдая и изучая людей, мысленно делая наброски смеющихся глаз, морщинистых лиц, пестрых одежд. У него чесались руки, так хотелось порисовать на холсте. Он долгие годы не брался за кисть, только быстрые наброски углем и мелом, которые можно так же быстро спрятать и выбросить. Как настаивал дядя, эту часть души он должен оставить в прошлом. Портрет Эши стал первой за много лун работой, которую он показывал людям.

Кунал подчинялся дяде, уважал его как своего генерала, даже любил. Но если бы дядя Сету не стоял за его спиной, возможно, Кунал смог бы в итоге стать человеком, которым сам желал стать – а не тем, кем хотел его видеть генерал.

Он обязан завершить эту миссию, отдать долг дяде, но что потом? Кунал вскинул голову, и солнце ласково скользнуло лучом по щеке. Может, он снова станет рисовать, уже не скрываясь.

Когда-то давно он мечтал стать художником, но оставил мечту вместе с детством. А теперь он чувствовал, как эта мысль, эта мечта, эта надежда снова робко, неуверенно расправляет крылья…

Базар был радугой, которую можно не только увидеть, но и пощупать, и даже вдохнуть вместе с невероятными ароматами пряностей и жареных закусок. Слева от Кунала позвякивали связки браслетов из цветного стекла, справа выстроились в ряд расписные кувшины. Чуть поодаль продавец зазывал покупателей, размахивая своим товаром – расшитыми бисером сандалиями на длинных ремешках с характерным для этих краев узором.

Это буйство красок взывало к Куналу, искушая его забыть про все и наслаждаться моментом.

Кунал заметил открытую часть базара и решил отправиться туда, в живописную тесноту разноцветных палаток, которую обрамляли старые, покрытые трещинами колонны по границам базара. Улица в этом месте расширилась, но, пройдя дальше от центра, Кунал заметил, что она становится все уже, а здания – все богаче, затейливей и выше, с большими окнами и мостиками старинных каменных арок между ними.

На камчатном выцветшем покрывале кто-то выложил на продажу краски. Кунал потянулся к ним, слегка погладив кончиками пальцев каждую бутылочку. В его уме расцветали идеи, трансформируясь в образы, живущие в его сердце.

И над всем царили ореховые глаза – суровые и расчетливые, нежные и потерянные – тайна, которую он жаждал перенести на холст. В Уджрале у него открылись глаза на мир, которого он прежде не замечал, а вспыхнувшее в душе пламя не позволяло вернуться к прежней слепоте.

Поэтому он не боролся с волной чувств, нахлынувшей при мысли о Гадюке, или о девушке, которую он будто бы успел немного узнать. Вместо этого Кунал позволил ее лицу проступить в памяти и мысленно перенес цвета ее темных кудрей и бронзовой кожи на холст.

Он собирался поговорить с лавочником, как вдруг заметил впереди небольшую оживленную толпу и заспешил туда с любопытством и толикой надежды. Он увидел распродажу женских жасминовых гирлянд-гаджра, а потом – танцующую обезьянку. Какой-то мужчина клялся, что она на самом деле переодетый ребенок. Одни зеваки ругались из-за последнего королевского эдикта о воровстве, а другие предвкушали урожай манго – если, конечно, засуха его не сгубит.

Осматриваясь, Кунал стал пробираться поближе, как вдруг почувствовал, как по шее побежали мурашки, будто он упустил нечто важное. Кунала учили обращать внимание на такие предупреждения. Он внимательней вгляделся в толпу и вдруг увидел в нескольких шагах от себя движение… необычную походку.

Он узнал бы ее где угодно. Не думая ни секунды, Кунал ринулся в погоню, на ходу вынимая кинжал из ножен.