Глава 38
— Водичка — самое то! — довольно сообщился мне Санька, выйдя из мутноватых вод Тугелы и прыгая на одной ноге, вытряхая воду их ушей.
— Н-да? — поглядев на поднимающееся над горизонтом красноватое солнце, скинул с себя одёжку и влетел с разбегу в реку. Вдосталь наплававшись саженками и стряхнув недосып, вылез на берег и принялся одеваться прямо на мокрое тело.
— Уже? — потянулся Санька, не спеша одеваться, но и не вылезая благоразумно из-под полотняного навеса, растянутого у берега. Африканское солнце куда как свирепее нашего среднерусского, учёные уже!
— В штаб. Хочу пораньше, пока там сутолока не началась. Есть несколько идей по организации нашего авиаотряда, ну и по части разведки.
— Может, позавтракаешь сперва?
Прислушавшись к брюху, мотнул отрицательно головой и начал наматывать обмотки.
— Позже… ну или при штабе угощусь.
— А… там же Мишка! Да, голодным не останешься.
Под жакарандой, раскинувшей свои ветви над внутренним двориком, расставлены столы, на которых разложены карты и документация. Сниман, Бота, командир Европейского Легиона Вильбуа-Морейль, Максимов, Бляйшман и ещё с десяток офицеров рангом пониже, среди которых и Понмарёнок.
Карты, документы, штабная суета, взлохмаченные адъютанты… Не нужно быть асом шпионажа, чтобы понять — готовится наступление. Часовой из Мишкиного коммандо, поприветствовав меня кивком, перегородил дорогу во дворик, выставив в проходе руку с винтовкой, не переставая притом жевать табак.
— А, Егор! — радостно заорал повернувшийся в этот момент дядя Фима, — давай-ка сюда, нам сильно не хватает твоей шахматной головы!
— Ой-вэй, — схватился он шутовски за голову, — совсем забыл, шо здесь не говорят на одесском! Я уже здесь и да, а они ещё нет, ну ты представляешь?!
Наморщив лоб, Бляйшман продублировал всё это на смеси немецкого и голландского. Короткая команда от Снимана, и часовой пропускает меня, дружелюбно осклабившись коричневыми от жевательного табака кусалками. Пройдя во двор, услышал за спиной харчок, и коричневая жижа сбила с ветки куста в паре метров от меня крупную многоножку. Снайпер, ети!
По нервенному поведению дяди Фимы, с его неуместными одессизмами, издали ясно, што ситуация может и не ой-вэй, но где-то рядышком.
— Решил постучаться в дурака? — интересуюсь на голландском у компаньона, пожимая руки всем присутствующим. Переводить смысл идиомы не потребовалось, и колючие взгляды Бота и Вильбуа-Марейля потеплели. Самоирония без самоуничижения приветствуется в любом нормальном обществе.
— Проблема в логистике, — Бляйшман уже серьёзен, и даже говорит без всегдашнего акцентика, подтянув меня за рукав к столу, распихивая штабных без малейшего пиетета.
— Нужно подтащить вперёд как можно больше припасов перед грядущим наступлением на Дурбан, не слишком встревожив англичан, — добавил Мишка, пошевелив затёкшими плечами, — Ну и по возможности — отвлечь их на других направлениях.
— Угу… можно карты и документацию?
Требуемое выдали, я уселся чуть поодаль, упав жопой на складной полотняный стул, изучать представленное.
— Вы не смотрите на возраст! — слышу краем уха дяди Фиминое, а затем и многословный хвалебный панегирик моим талантам, начиная от шахмат, заканчивая умением сходиться с людьми, финансовыми и почему-то — мастерством кулачного бойца, на которое он напирал особо.
Стараясь абстрагироваться, изучаю ситуацию, и голоса штабных вроде как и доносятся, но будто через толщу воды, искажаясь до полной неузнаваемости.
— Ага… — делаю себе пометочку, потом вторую… черкаю карандашом по предоставленной карте, наконец разгибаюсь…
… и удивлённо гляжу на солнце, давно перевалившее за полдень, а потом и пустой кувшин воды рядом со мной. Ага, брат позаботился, а я и не помню…
Встал, потянувшись всем своим затёкшим телом, и направился к штабным на заклание.
— По грузам есть несколько идей, из Палестины ещё, — пустив записи по рукам, начинаю рассказывать о сложной схеме движения грузов из Палестины. Тот случай, когда не хочется мараться о прямую контрабанду, но использовать лазейки в законах не только можно, но и нужно.
В тех диковатых краях сложилась интереснейшая ситуация, когда формально тамошние земли находятся под юрисдикцией Османской империи, но с превеликими исключениями. Сеттельменты[i], всевозможные уступки мелким вождям — как де-юре, так и де-факто. Переплетённые интересы Британии, Франции, Германии… не говоря уже об Османской империи, Персии и племенных вождях, контролирующих важный оазис.
Сперва — чистой воды любопытство, а потом на любопытство легла прибыль от торговли антиквариатом и поделками обитающих там племён. Юридические лазейки переплелись с каким-никаким, но знанием политической системы тех мест, и в голове начали рождаться разнообразные схемы. Чаще — абсолютно бесполезные, но иногда и действенные.
— Ага, ага… забормотал Бляйшман, цепко схватив бумаги и дальнозорко отставив их от себя, — а я-то гадал! Да, это изящней традиционных наработок, а это… Нет, к сожалению нет — времени не хватит на выстраиванье схемы. Но интересно… влезть можно?
— Плюс два процента в Африканской транспортной компании.
Некоторое время меряемся взглядами, потом слышу вздох, нижняя губа печально обвисает, и мне становится стыдно за обдирание на деньги такого хорошего человека. Быстро борю это нехорошее чувство, и Фима наконец кивает, печально обвиснув носом и щеками.
— Ф-фу… — выдохнул он, — голова, а?! Посидел молодой человек несколько часов, и наша логистическая проблема стала чуть менее проблемной!
— Большая часть наработок, увы — рассчитана только на мелкие партии товара, или же требует наличия времени, — поясняю я, — но всё-таки вписал их. Быть может, вы сможете как-то поправить мои схемы под нынешнюю ситуацию.
— Сможем, сможем, — Фима выдернул бумаги у Вильбуа-Морейля, ошалевшего от такой непринуждённости, и начал вчитываться ещё раз, — ага…
— И… — останавливаюсь в нерешительности, — я тут подумал…
— Так, — рядом материализовался Мишка, плотно сжимая поднятый кулак, отчего затих всякий шум. Однако…
— Нам ведь нужно не просто штурмовать подготовленные позиции, а желательно как-то выманить их, верно?
— Верно, — доброжелательно отозвался Сниман, нутром почуяв интересное для карьеры.
— А если нам воспользоваться той же логистикой и изобразить подготовку к обороне? Глядите… — подошёл к обычной школьной доске, подвешенной на ветвях жакаранды, и мелом изобразил примитивный чертёж Дурбана и Ледисмита.
— Наши войска, опираясь на Ледисмит, как на опорный пункт, препятствуют нормальному продвижению британских войск вглубь континента.
— Недостаточно, — буркнул француз, и хотел было сказать ещё што-то, но замолк, покосившись выразительно в сторону буров. Ну да, ну да… в первые недели войны буры имели все шансы занять Дурбан без боя, но то ли от нерешительности командующего, то ли надеясь на решение конфликта дипломатическим путём, не стали.
— Если, — провожу линию от Ледисмита к Дурбану, останавливаясь на полпути, — наши войска выстроят оборонительную линию чуть ближе, это сильно усложнит позицию британцев?
— Существенно, — медленно сказал Бота, но… — а-а! Обозначить?!
— Да! Заказать шанцевый инструмент, партии… ну не знаю… землекопов… есть такие?
— Всё есть, — Сниман азартно подался вперёд, грызя трубку крепкими зубами.
— Я так понимаю, — гляжу на европейца, — идея блокирования британцев не только осуществима, но и имеет ряд выгод?
— Можно существенно затянуть войну, — согласился он, задумчиво глядя на меня, — Такая половинчатость вполне в традициях буров, да простят меня присутствующие, да и с политической точки зрения несёт ряд выгод. Затягивание войны менее выгодно захвата Дурбана, но даёт возможность как-то отреагировать на ситуацию европейским государствам.
— Изображая подготовку к блокаде, выманиваем бриттов из Дурбана, — оживился Бота, — А войска, засевшие в осаде, и войска, приготовившиеся атаковать, но перехваченные на марше, это совсем разные войска…
Буры переглянулись, перевели взгляд на меня, и понятливый адъютант притащил поближе тот полотняный стульчик. Опустив на него зад, я понял, што отсижу его сегодня, как никогда, пусть даже сугубо в метафизическом смысле.
Сколько в тот день было издано приказов, отправлено писем и телеграмм, знают только адъютанты, ведущие такой подсчёт. Разошлись, когда начало уже темнеть, хотя Вильбуа-Морейль с Максимовым и пытались было закрыть все дела, но… буры. Основательность и неспешность этого народа не всегда к месту.
Каких-то великих откровений я в тот день больше не делал, да и по совести — сырая моя идея никак не тянет на откровение, тем паче великое. Её быстро и весьма основательно переделали под текущий момент, оставив де-факто только суть — выманивание британцев из Дурбана.
Но «стучались в дурака» буры в тот день частенько. И вроде как даже с толком, по крайней мере — не прогнали.
А вот по логистике — таки да! Горжусь собой и нами! Мы с Бляйшманом и привлечённым железнодорожником-голландцем, которого пришлось посвятить в тайну, перерешали кучу задач, и кажется — удачно. Железнодорожник нервничал, потел, переживал за свою нейтральность, но обещание тайны, а если што — гражданства и денег, примирило его с прямым участием в войне.
Буры разошлись, и мы немножечко, но выдохнули. Оказывается, всё это время мы немножечко, но втягивали животы и расправляли плечи в присутствии генералов, в том числе психологически. А когда такое немножко, но целый день, оно сильно выматывает.
— Ой вэй, — вздохнул дядя Фима, растягивая сюртук в стороны, — мине опять стало меньше! Шо скажет Эстер, когда мы снова да, я таки и не знаю!
— Да! — он обернулся на нас с Мишкой, — Мальчики, я не знаю за ваши планы, но сегодня они меняются за ужин со мной! Давайте кафра за Санечкой, и снова — как раньше!
За ужином была еда, едва и ещё раз еда — даже и молча, настолько устали! Даже Саня — ему сперва все дела по отряду за моим неимением решать пришлось, а потом рисовать плакаты для агитации, а это не только работа, но и куча споров впополам с творчеством.
Мы трое, дядя Фима с Ёсиком, Ицхак Габбай, и тишина, а?! К десерту немножечко отдохнули, особенно дядя Фима.
— Вот, — мотанул он головой на Ёсика, — вторым секретарём взял, Ицхак в одиночку с таким объёмом не справляется. И не вздыхай мине и нам!
— Он думал, — пожаловался дядя Фима, — шо если приехал, такой весь красивый и почти образованный, я его сразу адъютантом возьму, с большим званием через родство! И будет он скакать по Африке с саблей и ружжом, совершая красивые подвиги и позируя для газет. А пока напозировался только на дизентирию!
Ёсик вздохнул и отмолчался так красноречиво, што я преисполнился сочувствия.
— Я бы тоже так думал, — ответил дяде Фиме солидно, накладывая себе чуть-чуть ещё печенек через немогу, но вкусно, — если бы имел образование, но не имел нехорошего жизненного опыта. Сейчас, на базу образования, ляжет вся эта гадотная война, и будет Ёся к её окончанию бравым интендантом с суровым взглядом и хорошими знакомствами.
— Вот! — поднял палец компаньон, — Слушай и мотай! Подвиги, они всё больше сами совершаются, помимо желания, ты уж поверь моему и нашему опыту!
Мы втроём согласно закивали, и очень даже выразительно. Ёся хмыкнул еле слышно, но приободрился, и стал ждать подвигов, которые сами.
* * *
«— Здравствуй, дражайшая супруга моя, Агриппина! Пишить тибе собственноручно супружник твой Серафим, из-за далёково моря-окияну, из самой Афреки.
Дотоптался када до Адесы, то грех за враки на душиньку брать ни стану — хорошо там, тёплышко. Жидовки, шта миня встретили Игоровы, бабы добрые, даром шта христапродавки. На работу устроили, с комнатой памагли, слова плахова проних ни скажу!
Работа тяжкая, но для миня по силам и уму, потому как справный мужик, а не прощилыга какой. Мужики здеся шутковать любят, но когда узнают про Сенцово и Игора с Санькой, а ищо про жидовок тех, то сразу в приятели набиваются. Ну и я не плошал, блюл себя за всех Сенцовских.
Тока мастер в порту, он миня сразу нивозлюбил, и начал гнобить за политику, подводить под каторгу иль увальнение. А я жа мужик справный, и терпеть такое невмочно, ну и по уху ему, а потом на пароход миня взял грек здешний — Коста, то бишь на русскам Констатин. Справный тожи мужик, но на здешний тока Адеский лад.
И доплыли мы с ним и ищё с другими многими до самой Афреки, воевать за Христа и против Нагличан. Воюем мы навроде пластунов, и я такой ухватистый оказался, што Синцовских всех прославляю.
На довольствии стоим денежном, хлебном и ином, а ишо трофеи бывают. Посылаю тибе, дражайшая супруга моя, девять гиней, а ишо шестнадцать фунтов и часы золотые две пары, одни даже целые. Ишо перстень сиребряный, мидалонов два, один который золотой…»
Услыхав про деньги, женщина спешно положила письмо, и трясущимися руками вскрыла засургученный пакет, лежавший до того в сторонке. На скоблённый дощатый стол вывалился кисет, тяжко звякнув металлом.
— Сходится, — помертвело сказала она, пересчитав, и глядя вокруг дикими глазами, — сподобил Господь…
— Гля-кось! — выдохнул восторженно маленький сынишка, ухвативший фотографическую карточку, также вытряхнутую из пакета, — Папка!
— В костюме, — выхватив фотографию, заблажила бабка, — почитай господском! С часами, ружжом, ну чисто наш пристав, тока лучше!
Сельчане, набившиеся в избу, молчали, не зная, што и сказать. Кхекнув, рябой Фёдор начал сворачивать самокрутку, и тишину разом прорвало… Начался гомон, споры, потом дочитывали всем скопом письмо, разбирая каждое словцо и буковку, пытаясь найти тайный смысл там, где его отродясь не было.
— А, ебись оно конём! — плешивый Кондрат остервенело шваркнул шапкой о пол, — Чем так жить, лучше там жить! Вы как знаете, а я пачпорт выправлять!
[i] Сеттельмент — особый район города, создававшийся в зависимых странах империалистическими государствами для проживания в нем их подданных.
